Кокон

– Не знаю, – пожал плечами Билл, когда Джеймс задал ему этот вопрос. – Возможно, у них есть общие знакомые… Ну или они имели одинаковый род деятельности.

– Думаешь, наш маньяк охотится за проститутками? – задумчиво произнес Джеймс.

– Ты уверен, что это маньяк? – в голосе Билла сквозила озабоченность.

– Характер ран говорит сам за себя, – констатировал детектив.

– Просто обе жертвы внешне не очень похожи. Да и следов сексуального насилия, как и в случае Нелли Уильямс, не было…

Это замечание заставило Сэвиджа задуматься. А ведь и вправду – маньяки обычно предпочитали одинаковый типаж.

– Может, это какое-то ритуальное убийство? – продолжил рассуждения Митчелл. – Ты же знаешь, сколько сейчас в стране этих религиозных фанатиков. Все эти сатанинские культы, сектанты, готовящиеся к пришествию и Судному дню…

И опять Джеймс ничего не мог возразить. Удивительная, не свойственная напарнику проницательность сейчас была очень кстати, и предложенные им варианты точно не стоило отметать.

Джеймс склонился над телом, присматриваясь к ранам. Листья шуршали под ботинками Митчелла, который осторожно обходил место преступления, держа блокнот наготове.

– Ну, а ты что думаешь? – Митчелл остановился рядом, но не слишком близко. Он все избегал смотреть на тело, предпочитая фиксировать детали периферийным зрением. – Обычный психопат, который решил повеселиться?

Джеймс не поднял головы, продолжая изучать следы на шее жертвы. Он внимательно изучил лоскуты, в которые превратилась некогда нежная кожа. То, что поначалу ему показалось грубой неумелой работой, было таковым только на первый взгляд. Скорее это походило на то, как будто кто-то намеренно пытался скрыть, что хорошо орудует лезвием. Несмотря на месиво, сам срез выдавал преступника как человека, явно знакомого с разделкой и человеческой анатомией.

– Это не просто психопат, Билл, – ответил он тихо. – Посмотри на разрезы. Они ровные, почти хирургические. Здесь не было хаотичности. Это… – он замолчал, подбирая слова, – это осознанно.

Митчелл хмыкнул и вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Осознанно? Ты что, пытаешься сказать, что он анатом? Или, может, какой-нибудь ветеринар? – он сделал пару шагов назад, поднимая взгляд на деревья. – В любом случае, кто бы это ни был, он явно знает, как запутать нас. Убивать людей прямо в городском парке…

– Он не убивал ее здесь, – Джеймс наконец поднялся, жестом указав на следы у кромки травы. – Видишь? Широкие следы. Грузовик или что-то крупное. Он не убивал ее здесь, а привез уже мертвую.

– Точно так же, как с Уильямс? – уточнил Билл под утвердительный кивок детектива.

– Вопрос в том, зачем так рисковать? Парк не самое скрытное место.

Сержант остановился, посмотрев туда, куда указывал Джеймс. Он задумался, что для него было редкостью.

– Может, он не так уж и рисковал. Давай подумаем. Парк пуст ночью, если только не считать случайных бродяг. Свернул на боковую дорожку, припарковал машину. А дальше дело техники.

Джеймс согласно кивнул.

– Только не очень понимаю, зачем тогда оставлять тело так, чтобы его нашли. Понимаю еще лес. Думаю, если бы не те туристы из Ванкувера, останки Уильямс нашли бы только по весне.

– А если это не скрытность? – аккуратно предположил Джеймс. – А, например, выставка?

Митчелл неуверенно глянул на тело, но тут же вновь отвел взгляд, делая пометки.

– Возможно. Или ему плевать, кто найдет. Но если ты прав и это «выставка», тогда он будет повторять. Ему важно, чтобы его заметили.

– Он уже повторяет, – сказал Джеймс, скрестив руки на груди. – Это второе тело. Первое нашли в лесу. А теперь – парк. Все ближе к городу, к людям.

Митчелл нахмурился.

– Ладно, – пробормотал он. – Если это так, Джеймс, у нас проблема. Прямо серьезная. Но я тебе вот что скажу: пока ты копаешься в его почерке, я постараюсь выяснить, кто мог владеть такими машинами в округе. Грузовики в городском парке – не та вещь, которую сложно пропустить.

Джеймс слегка улыбнулся, впервые почувствовав, что Митчелл говорит дело.

– Хорошо, – сказал он. – Давай начнем с этого. Пожалуй, стоит поговорить с Бэннетом, чтобы нам выделили побольше людей. Теперь мы точно знаем, что Брукс непричастен и что преступник на свободе где-то в этом городе или округе.

На миг ему пришла мысль: если Билл присоединится, у двоих будет больше шансов при разговоре с комиссаром.

– О, я бы на твоем месте отложил эту беседу, – предупредил Билл, а затем пояснил, увидев недоуменный взгляд детектива. – Он сейчас крайне не в духе.

– Ну и? Мы потеряем драгоценное время. Мы уже его потеряли, пока пытались повесить дело на невиновного.

– Главное старику Чарли об этом не смей говорить, – напарник скривился. – На нас сейчас и так свалится много всего, ты же знаешь. Комиссар – наше лицо, нельзя, чтобы журналисты выставляли нас идиотами.

«Может, не так уж они неправы», – хмыкнул Джеймс про себя.

– Продолжай пока обследовать место преступления, – улыбнулся Джеймс, увидев, как перекосило лицо Билла от мысли, что ему придется провести с телом женщины еще какое-то время. – Если еще что-то обнаружится, обязательно сообщи мне.

Что же, и грязная работа сержанту не помешает. Не все же в офисе протирать штаны да патрулировать улицы.

Сам же Джеймс осторожно шагал сквозь небольшие заросли, которые уже были окружены предупреждающей желтой лентой. Хотя на улице уже успело стемнеть, фонари и свет от фар и мигающих огней машин отгоняли наступающую ночь. В этот раз их было куда больше, как и самих полицейских, которые пытались успокоить взволнованных прохожих и отогнать зевак.

Были и репортеры с местного телеканала, куда же без них. Джеймс вытер пот со лба, оглядывая суетящихся у ограждения журналистов. Смуглая женщина с микрофоном брала интервью у кого-то из офицеров. Калина Сантох. Ну куда же без нее…

Он терпеть не мог эту выскочку, всюду старающуюся просунуть свой любопытный нос. Сколько раз на памяти Джеймса желание Калины сделать «сенсацию» выходило им боком? Он даже вспомнить не мог. Однако же детектив понимал ее, наверное, лучше остальных: как и он, журналистка всеми силами старалась проявить себя.

Вдали мелькнуло знакомое лицо – комиссар Бэннет держался в стороне с таким видом, будто перед ним была не трагедия, а рутина. Кустистые брови Чарли сложились в прямую нависшую над глазами линию, напоминавшую грозовые облака.

Стоило Джеймсу приблизиться, комиссар косо глянул на подчиненного, словно тот был виновником происходящего.

– Все настолько паршиво, сэр? – спросил Джеймс, оглядываясь.

– Хуже некуда, – буркнул Бэннет, закуривая сигарету. Судя по едкому запаху, далеко не первую за последние несколько часов. – Как же я не люблю весь этот цирк, – он ткнул пальцем в сторону камер. – Мы тут не на шоу. Они лишь отвлекают от дел. Ничего другого эти журналюги и не умеют…

Джеймс ощутил, как холодный ком раздражения опустился в грудь.

– Ситуация неприятная, сэр, но ведь… – детектив запнулся, уловив холодную ярость в глазах Чарльза, а потому не произнес: «Я же говорил». Просто из соображений здравого смысла. – Теперь мы можем бросить на это все силы и легко раскроем дело. Мы имеем дело с серийным убийцей. Второе тело, тот же почерк. Если не начнем действовать сейчас, потеряем контроль.

Бэннет слегка наклонил голову, словно это неслыханное заявление стоило дополнительных раздумий.

– Серийный убийца, говоришь? – он насмешливо хмыкнул. – А может, просто пьяный псих? Ты это объяснишь этим ребятам, – он мотнул головой в сторону журналистов. – Или скажешь, что в городе завелся маньяк? Тогда уж убедись, что они знают, кто за это ответственный.

Джеймс стиснул зубы. Он знал, что комиссар старается заставить его отступить. Или же выставить крайним. Такое и раньше было, и мысли о том, как часто приходилось идти на попятную перед комиссаром, въедались виной и сожалениями. В этот раз детектив был уверен, что нужно стоять на своем до конца.

– Мы не можем позволить, чтобы еще одно тело оказалось на нашей совести, – сказал он твердо. – Нужно в конце концов дать развернутый комментарий, иначе люди не будут чувствовать, что нам можно доверять.

Бэннет раздраженно повел плечами. Окурок сигареты резким щелчком был отправлен в пасть темноты, и мерцающий красный огонек быстро поглотили сгустившиеся сумерки.

– Ладно, Джеймс. Ты хочешь быть героем? Будь им. Только помни: когда дело провалится, я буду первым, кто скажет, что ты сам вызвался его вести.

Он развернулся и уже было собирался отойти, как вдруг его окликнули:

– Комиссар Бэннет!

Джеймс услышал голос Калины еще до того, как увидел ее саму. Высокий, напористый, с нотками самодовольства, он пробивался сквозь общий гул и звуки вспышек фотокамер. Калина Сантох, как всегда, была в центре внимания.

Она ловко миновала полицейский кордон, игнорируя мрачные взгляды. Оператор тенью следовал за ней.

– Можно пару слов для «Бэйвью Дейли Ньюс»?

Бэннет вздохнул, на секунду потеряв весь свой надменный вид, но быстро собрался.

– Сантох, не время и не место, – бросил он через плечо в надежде, что этого будет достаточно. – Мы еще ничего не комментируем.

Калина, конечно, не собиралась отступать. Яркая журналистка тут же привлекла внимание остальных репортеров, и все устремились сюда, как будто притягиваемые гигантским магнитом. Фотокамеры, блокноты и записывающие устройства были готовы зафиксировать каждое слово комиссара, каждый жест.

– Пока рано судить, – нехотя начал Бэннет. Он как никто другой знал, что репортеров лучше не игнорировать и не держать в неведении, иначе это обернется бедой для всех. – У нас слишком мало данных, расследование только началось.

– А что вы скажете о мистере Бруксе? – спросил кто-то из толпы. – Не мог он стоять за преступлениями? Вы ведь выпустили его под залог несколько дней назад.

Джеймс лишь удивился, как быстро репортеры докопались до этого.

– Ларри Брукс находится под круглосуточным наблюдением, – сухо ответил Чарльз, которого не порадовал скрытый намек на собственную некомпетентность. – Если бы преступником был он, мы бы уже знали наверняка. Мы рассматриваем разные версии произошедшего, и мистер Брукс все еще остается подозреваемым.

– А вы не считаете, что, если бы сразу рассматривали все версии, этой смерти можно было бы избежать? – дерзко заявила Калина, подавшись вперед. Она явно не хотела отдавать свой момент славы конкурентам. – У Брукса было алиби на предполагаемые даты убийства первой жертвы.

Джеймс видел, как пульсировала жилка на виске комиссара. Чарли едва сдерживал гнев, чтобы не высказать нахальной журналистке все, что думает о ней.

– Жители Эйберсвуда хотят получить ответы! – продолжила свой напор Калина, ее тон становился все более требовательным.

Бэннет бросил быстрый взгляд на Джеймса. Он был явно раздражен, но что-то в его глазах говорило о том, что он уже придумал, как использовать ситуацию. Он улыбнулся Калине, но эта улыбка была холодной.

– Ответ вы получите, мисс Сантох, – сказал он, а затем поднял руку, указывая на Джеймса. – Это дело теперь ведет детектив Сэвидж. Он лучше всех разбирается в подобных делах.

Сам Джеймс поначалу просто опешил от такого заявления. Стоило бы испытывать радость от того, что комиссар, наконец, во всеуслышание решил признать его и дать шанс, если бы не едкое чувство тревоги и растерянности. Детектив пытался перебороть собственное удивление, особенно когда почувствовал, как взгляд репортерши устремился на него, словно прожектор, выхватывающий из тени. Он хотел возразить, но это было бы бесполезно. Калина тут же изменила свою позицию, нацелившись на него.

– Детектив Сэвидж! – она шагнула вперед, поднося микрофон прямо к его лицу. – Это правда? Теперь вы руководите расследованием?

Джеймс сглотнул, чувствуя, как все внимание собравшихся переключилось на него. Ему нужно было сказать что-то правильное. Что-то, что покажет его уверенность и успокоит жителей. Показать, что все под контролем.

– Да, – сказал он, стараясь говорить четко. – Я делаю все возможное, чтобы найти преступника. Мы не допустим, чтобы это повторилось.

– Как думаете, вы справитесь с таким громким делом? – спросил очередной репортер из толпы. Джеймс так и не разглядел его лица, лишь повернувшись в сторону голоса. – Ведь раньше за вами числились только квартирные кражи и мелкие преступления.

– Не стоит ли обратиться к кому-то из округа, чтобы подстраховать ваше расследование? – послышался очередной обеспокоенный голос.

– Что вы скажете семьям жертв? – Калина не собиралась отступать. – Они боятся. Люди боятся. Вы уверены, что сможете поймать убийцу?

Джеймс почувствовал, как сжимаются кулаки. Это был его шанс. Его момент.

– Я не успокоюсь, пока преступник не окажется там, где ему место, – сказал он твердо. – В камере смертников.

Тишина повисла на мгновение, затем вспышки камер засверкали еще ярче. Калина кивнула, будто получила то, за чем пришла.

– Вы услышали это сами, – сказала она, оборачиваясь к коллегам-журналистам. Она сияла в предвкушении. – Детектив обещает справедливость.

Бэннет, казалось, даже улыбнулся, наблюдая за тем, как Джеймс сам оказался в центре внимания.

– Отличная речь, Сэвидж, – прошептал он, когда Калина отошла к другим репортерам. – Теперь докажи, что стоишь этих слов.

Джеймс молчал, смотря вслед уходящей Калине. Ее слова и обещание, которое он только что дал, эхом отдавались в его голове.

Запись от 01.07.хххх

«Вчера случилось нечто странное. Сам я ничего не помню, но, со слов Джи, я ходил во сне. Никогда раньше такого не было. И это странно, потому что ходить мне до сих пор нелегко. Реабилитация, по заверению Джефферсона, идет хорошо с учетом моих травм, но Джи сказала, что я напугал ее до чертиков, когда она увидела, как я сначала стоял, глядя в окно, а затем, повернувшись к ней, когда она позвала меня по имени, просто пошел на первый этаж.

Она была перепугана, но не двинулась за мной. Насколько я знаю, это вроде как правильно – лунатиков будить нельзя. Но раньше я никогда не страдал никакими формами лунатизма. Обязательно нужно рассказать доктору на следующем приеме – может, это какая-то очередная побочка?

Попытался вспомнить, что мне приснилось. Вроде ничего особенного. Кажется, это был лес или парк, типа того. Помню очень смутно, все еще не привык к сновидениям. Наверное, это опять что-то из детства, потому что место было очень знакомым.

Однако сегодня днем решил прогуляться, как раз искал новые образцы. Между прочим, постепенно выходит все лучше. Несколько бабочек даже вполне удачно высушились. Приноравливаюсь потихоньку, думаю, смогу сделать отличную коллекцию. Хотя Джи говорит, что это очень странное увлечение.

Эйберсвуд я все еще не слишком хорошо знаю. Я практически не был за пределами центра города, который называют Даунтауном, и спального района Эджвуд. Как я понял, в восемнадцатом или девятнадцатом веке тут была усадьба какого-то предпринимателя, который вместе с местными занимался продажей древесины. Вроде как в честь семьи этих аристократов и назвали город. Но я, конечно, никогда особо не был силен в истории, да и не интересовался ей толком.

Сам город небольшой, но, на мой взгляд, в других районах делать особо нечего. Особенно в Пайнкрофт: там, как я знаю, и вовсе всякие маргиналы обитают. К природе я особо не тяготел никогда, как Брэндон, например, он никогда не упускает шанса выбраться с палатками на природу, если погода позволяет. Да если и не позволяет тоже.

В общем, не любитель я всего этого. Но тут… Решил прогуляться. Пайн-стрит действительно жутковатой оказалась, а Лейк-авеню и вовсе напоминает какую-то дорогу из хоррор-фильмов. Жутко. Городок, конечно, тихий, но на всякий случай много налички я с собой не брал. Только чтобы на такси хватило в случае чего. И все-таки, пока я бродил по разбитым улицам мимо обветшалых домов, меня не покидало странное чувство… Дежавю? Наверное, так это обычно называют.

Я вот иду мимо и прямо знаю, что за меня ждет за поворотом. Узнаю дома, узнаю места… Я даже помню эту тропку за шлагбаумом, который не позволяет подъезжать на машинах прямо к берегу озера. Испытывал смесь чего-то теплого и пугающего одновременно.

Я ведь не должен был знать. Так почему я помню? Можно было бы списать на то, что все такие города выглядят одинаково. Сам я родом из Невады. Мы переехали в Орегон, когда мне, кажется, было около тринадцати. Если еще в Орегоне я часто видел и подобные пейзажи, и такие полузабытые города, то пустынная Невада уж никак не подходит под эти воспоминания…

Все еще не понимаю.

Откуда я знаю этот адрес? Редвуд-драйв, 8… Я никогда там не был, даже не знаю, кто там жил и живет ли до сих пор. Почему же я так уверен, что именно этот дом и именно эту дорожку, ведущую к озеру, видел во сне?

Дом на Редвуд-драйв, 8 казался знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел. Это как будто оно было частью чего-то важного. Чего-то, что я забыл или пытался забыть. Это чувство не отпускает меня, как зуд, который невозможно унять.

Пока успокаиваю себя тем, что, вероятно, просто проезжали тут с Джи мимо когда-то. Может, во время переезда, пока искали наш адрес? Скорее всего. Должно быть у этого какое-то объяснение.

Попытался поговорить с матерью об этом очень аккуратно. Она и так иногда смотрит на меня, будто не узнает. Про мои детские увлечения, кстати, она сказала, что не было никогда такого. Сказала, что я никогда не интересовался бабочками. "Я бы помнила", – так она сказала, когда я упомянул стеклянные коробки и крылья, которые мы якобы собирали вместе. Но я помню их. Помню, как аккуратно раскладывал экспонаты, как склеивал крылья. Это не мог быть просто сон или фантазия. Но ее голос был таким уверенным, будто я все придумал. Кто из нас прав? Или я действительно теряю себя?

Иногда создается впечатление, что все это какое-то наваждение. Но почему-то такое реальное, что иногда не могу отличить, что было на самом деле, а что – плод моего воображения… Если, конечно, это воображение».

Глава 6

Работая полицейским, Джеймс редко о чем-то жалел по-настоящему. Он понимал, что выбранная им профессия всегда связана с определенными рисками. Никогда не знаешь, когда тебе попадется неуравновешенный псих с ножом или огнестрелом. Но, по крайней мере, к этому их готовили. А вот к работе с общественностью подготовить никто не мог.

Вернее было сказать, к тому, во что могут выливаться завышенные ожидания, когда ты сам произносишь во всеуслышание громкие слова. Особенно когда они стали заголовками газет.

– Ну что, как там наш великий детектив округа Оканоган4? – спросил зашедший в кабинет Билл. К удивлению Джеймса, из голоса напарника постепенно пропали насмешливые нотки, и последние пару недель Митчелл как-то внезапно посерьезнел. Теперь они все в одной лодке, и внимание уже не только жителей, но и всего округа было приковано к ним.

Лампа тускло освещала их погруженные в раздумья лица. Несмотря на то что утро уже грозило перерасти в полдень, город окутывал зимний полумрак, отчего дни сливались в одну бесконечно черную полосу.

– Пока без изменений, – вздохнул Джеймс, косо глянув на брошенную на стол газету. – Ты с патрулирования?

– Только что вернулся, – кивнул Митчелл, размял затекшие шею и руки. – Как же утомительно разъезжать по городу. Будто они и вправду верят, что убийца решит с ножом по улицам расхаживать…

Пока комиссар отказался от запроса о помощи, но давление, под которым оказалось все полицейское отделение, было невероятным. После объявления о том, что в городе произошли два убийства с одинаковым почерком, все без исключения поддались панике. Потребовали усилить патрулирование улиц, и теперь в городе почти на каждом углу виднелись темные полицейские машины.

Необходимость разрываться между расследованием и связью с журналистами мешала не только Чарли, но и самому Джеймсу. Теперь, когда он стал лицом этого дела, каждый хотел услышать его комментарий, его отчет, его оправдания о том, почему преступник до сих пор не пойман…

Все это свалилось на голову детектива резко и внезапно, словно на него обрушили плотину. Он был уверен, что открытость перед гражданами поможет в усилении мер безопасности и даст им необходимое спокойствие. Однако вышло наоборот. И кажется, комиссар не упускал напомнить об этом Сэвиджу каждый раз, когда наблюдал, как тому приходилось отдуваться перед репортерами. Этот снисходительный насмешливый взгляд будто говорил: «Ну что, добился того, чего хотел?»

– Уже видел последние новости? – усмехнулся Билл, увидев, как напарник поглядывает на принесенную газету. – А хотя куда там, ты же тут теперь ночуешь.

Он пренебрежительно бросил ее, разметав тем самым записи судмедэкспертов, которые детектив сверял до прихода напарника. Раздраженный, с неким обречением и страхом, Джеймс резким движением развернул ее. Глаза забегали по строчкам.

– «Ловля бабочки затягивается»? – прочитал вслух Джеймс, даже не стараясь умерить скептический тон. – «Мотылек ускользает из рук офицеров! Полиция не в силах уберечь город перед надвигающимися праздниками»?.. Это еще что такое?

– О, ты не знал, – Билл шумно хлебнул остатки холодного кофе из кружки, – что журналисты дали нашему убийце прозвище?

– Мотылек? – Джеймс негодующе фыркнул. – Неужели у них фантазии на что-то получше не хватило?

Митчелл гоготнул.

– Ага, я тоже их креативность оценил, – Билла, кажется, это скорее забавляло. – Правда, почему Мотылек, я так и не понял. Уж если они хотели намекнуть, что обе жертвы были проститутками, могли бы и другое имя подобрать… Ультрафиолетовая лампа, например?

Билл снова усмехнулся своей шутке. Джеймс лишь бросил газету на стол, словно она обжигала пальцы. Прозвище «Мотылек» звучало почти издевательски. Это не просто имя, это ярлык на его неспособности поймать убийцу. Он ощутил, как холодный ком поднимается из груди к горлу, но подавил это чувство. Сейчас нельзя показывать слабость.

– Ладно, перестань уже хмуриться, Джимми, – добавил Билл. – Пусть себе развлекаются, в кои-то веки им такое веселье перепало.

– Если бы только не мешались под ногами… – Джеймс пропустил мимо ушей несмешливое сокращение своего имени. – Есть какие-то подвижки с поиском машины?

– Кроме того, что мы выяснили, что, скорее всего, это был пикап, ничего. Но сегодня пришли данные: следы в лесу и у парка совпадают.

Он показал результаты экспертизы Джеймсу, но тот был слишком уставшим, чтобы вникать в это, а потому лишь пробежался глазами по листкам.

– Ну а у тебя что нового?

Вопрос вызвал у Сэвиджа закономерный тяжелый вздох. Детектив протер глаза пальцами, прогоняя сонливость. Бессонные ночи уже сильно сказывались на нем, и никакой кофе не помогал держать его в тонусе.

Вторая жертва, Шерил Мэйн, на первый взгляд, никак не была связана с Нелли. Но правда о ней вскрылась куда быстрее, чем о мисс Уильямс. В отличие от последней, Шерил, более известная как Энджил, не скрывала своего рода деятельности. Родственников в Эйберсвуде у нее не было, кроме старой бабки, за которой Шерил ухаживала. Стоило миссис Мэйн узнать печальные новости о судьбе ее единственной внучки, у старушки прихватило сердце, и последние две недели она провела в больничной палате.

Было решено оставить женщину под наблюдением врачей, учитывая, что возвращаться ей было не к кому, а сама она, хотя и выглядела достаточно крепкой для своих семидесяти пяти, уже была не в состоянии обслуживать себя. Она и передвигалась-то с трудом…

– Шэри была такой милой, такой доброй девочкой… – плакала старушка, когда Джеймс и Билл пришли допрашивать ее. – Какой изверг забрал ее у меня… Пусть Господь покарает это чудовище. Как же я буду без нее, я растила ее как дочь…

– Вы знаете, кем работала Шерил? – осторожно спросил Билл.

– Конечно, – уверенно заявила она, протирая влажные глаза платком. – Она подрабатывала в круглосуточном магазине на Ривер-стрит. Тот, который в старом индустриальном районе, за рекой.

Офицеры переглянулись и едва заметно кивнули друг другу. Пожалуй, лучше пожилой женщине не знать правды о собственной внучке. Такого она может и не пережить…

Как и Уильямс, Шерил бо́льшую часть времени проводила в «Норсвуд плейс». Мотель был будто живым воплощением того, как далеко может зайти человеческое отчаяние. Облупленные стены и грязные окна были лишь дополнением к маленьким обшарпанным комнатам, которые, казалось, никогда не убирали. Все здесь было пропитано запахом ошибок, которые больше не исправить.

Администратор отеля мадам Гонзалес, пышная женщина средних лет, как знал детектив, была и хозяйкой борделя, который она устроила в стенах «Норсвуд плейс». Разумеется, будь у полиции официальные доказательства ее причастности, она давно оказалась бы за решеткой. Но косвенные улики и наличие залога позволяли этой женщине спокойно разгуливать на свободе и продолжать свою незаконную деятельность.