
Полная версия
Соблазн
После обхода – завтрак, вполне приличный для такого рода заведений, и наконец, если нет процедур, – свобода. Я мог отправиться в город – красавица Ялта раскинулась в пятистах метрах ниже по склону горы. Я любил пешие прогулки, тем более спускаться по асфальтированному серпантину было в кайф. Гулял по набережной, кормил чаек хлебом с руки, предварительно запасшись парой кусков в столовой за завтраком. Туристы, да и местные жители делали то же самое. Это был своего рода аттракцион. Возвращался к обеду обычно на автобусе – маленьком ПАЗике. После обеда тихий час, затем снова уколы, ПАСК, и после этого мы шли играть в настольный теннис.
В первый же день, бродя по парку, я услышал бойкий стук теннисного мячика о стол. Вскоре стоял у стола, где двое ребят примерно моего возраста довольно лихо гоняли мячик. Один – черноволосый, с курчавой шевелюрой и задорными весёлыми глазами – был в тёмно-бордовом спортивном костюме и белых кроссовках. Второй – видимо, лет на пять постарше, с взглядом умудрённого жизнью человека – носил русые коротко остриженные волосы. На нём были шерстяной синий с белой полосой, модный в то время спортивный костюм и белые теннисные туфли. Перед подачей мяча он имел привычку как бы слегка плевать на пальцы. В его манере держаться, даже в такой непринуждённой обстановке, чувствовались уверенность и лёгкое превосходство. На лавочке около стола сидела, наблюдая за игрой, чернобровая и черноволосая девушка с карими глазами. Мы познакомились. Это оказались отличные ребята: Рома Каюмов из Москвы (он был в бордовом) и Славик Пронин из Харькова. Девушка оказалась женой Ромы Олей, но Ромка всегда называл её Олешей. Мы подружились и пронесли эту дружбу через много лет, до смерти Ромы, который рано ушёл из жизни. Сахарный диабет и туберкулёз – эта «пара гнедых», остановить которую очень непросто.
Ребята находились здесь уже более двух месяцев и здорово сыгрались. Были они совершенно разные: Ромка – коренной москвич, работавший в «почтовом ящике», часто выезжавший в Ахтубинск на испытания очередного «изделия». Ольга работала вместе с ним и, как правило, сопровождала его в поездках. Ромка приехал сюда для профилактики пролеченного туберкулёза и особенно для контроля лечения сахарного диабета, который был у него в тяжёлой форме. Харьковчанин Славик был действительно славным парнем. Ему сделали резекцию лёгких на обеих половинках. В правом лёгком ему «отхватили» почти половину, в левом – одну треть. Он перенёс бронхоскопию, сейчас тоже прибыл на профилактику. Дышал он трудновато, с одышкой – всё-таки значительной части важного органа недоставало. Он старался беречься, следил за сквозняками, ведь дома его ждали жена и семимесячная дочурка.
Дни летели за днями, недели за неделями, сентябрь сменился октябрём, пришла очередь ноября. Уколы, уколы, уколы… Мы их сотнями безропотно принимали. Они вошли в нашу жизнь, как еда и воздух. Наши «мягкие места» давно превратились в решето с нерассасывающимися шишками – не помогали ни грелки, ни йодистые сетки. Но мы уже привыкли и старались не обращать на это внимания, не хныкали, хотя порой сидеть было больновато, да и не только сидеть. С начала моего лечения прошло уже более полугода. Но результат начал ощущаться: я стал легче дышать, сил прибавлялось, я мог держать более серьёзную физическую нагрузку.
Вечера стали прохладнее. Днём мы стали играть не только в теннис, но и в волейбол. Приехал новый пациент из Питера – худой, высокий, жилистый и мускулистый Саня. Он занимался волейболом, даже играл в какой-то известной питерской команде. Санёк быстро втянул нас в эту тему, благо волейбольная площадка в парке была, но постоянно пустовала. Мы быстро собрали три смешанные команды – мальчики-девочки – и устраивали игры на вылет.
Однажды мы втроём – Ромка, Ольга и я – решили прогуляться по набережной Ялты. Было начало ноября. Через три дня мои друзья возвращались в Москву – они захотели в последний раз покормить чаек. Денёк выдался солнечным, ветра с моря почти не было. Мы не спеша дефилировали по красивейшей приморской набережной протяжённостью всего один километр, построенной в 1886 году, украшенной пальмами со стороны города и знаменитыми фигурными фонарями. Здесь в своё время фланировали Чехов и Некрасов, Бунин и Горький, Айседора Дункан и Есенин. Я уже не помню: то ли Ромка не позавтракал, то ли съел то, чего ему не полагалось, но вдруг моему другу стало плохо: он побелел, сильно вспотел, присел на корточки, а потом разметался по красному граниту, которым была вымощена мостовая; начались судороги, он потерял сознание. Изо рта начала пузыриться пена. Зрелище было не для слабонервных. Я заметался в поисках ближайшей телефонной будки, чтобы вызвать скорую. Но Ольга меня остановила:
– У него гликемическая кома.
Я ещё не знал тогда, что от этого умирают. Жена товарища открыла сумочку, вытащила стальной цилиндрический футляр, отвинтила плотно пригнанную крышку. Сосуд оказался заполнен спиртом, в нём находились три иглы и шприц. Как я потом выяснил, этот мини-стерилизатор Ромке изготовили на его «почтовом ящике», ведь одноразовых иголок и шприцев тогда ещё не существовало. Ольга со знанием дела собрала всё для инъекции, вскрыла флакончик с инсулином, наполнила шприц, закатала Ромке рукав рубашки до плеча и ловко уколола его в предплечье, как заправская медсестра. Через пять минут его лицо порозовело, он открыл глаза, приподнялся на локте. Затем достал из кармана кусочек сахара-рафинада и положил в рот.
– Ну ты и напугал меня, чертяка! И часто такое у тебя бывает? – спросил я.
Видимо, Рома ещё не пришёл окончательно в себя, поэтому жена-спасительница пояснила:
– Всегда, когда этот дуралей нарушает режим.
Тогда мне стало понятно, почему Ольга сопровождает Рому во всех поездках и вообще не отпускает его от себя. Через три дня я с сожалением простился с друзьями – обменявшись со мной координатами, они укатили. Мы остались со Славиком вдвоём коротать наше вынужденное существование в этом заведении.
Во второй декаде ноября в горах стало холодать. Мой день рождения, 21 ноября, я решил отметить в очень узком кругу в кафе в Ялте. Туристический сезон закончился, большинство приличных заведений закрылись. Я заказал столик в самом уютном заведении, которое ещё функционировало. Нас было четверо: Славик, мой сосед Кэп, я и Валя Лутова. Я долго сомневался, приглашать её или нет. Боялся отказа. Но она с радостью согласилась. Правда, я успел заметить какую-то неуловимую тоску в её прекрасных глазах.
Мы сидели вчетвером в практически пустом кафе. На лечении не пили, но сегодня решили нарушить традицию и взяли триста граммов водки, ну и, конечно, всевозможные закуски. Потихоньку выпивали, закусывали, ребята говорили тосты. Позже заиграла музыка, и певец, подражая Валерию Золотухину, запел песню из кинофильма «Земля Санникова»: «Есть только миг, за него и держись…». Пел он довольно прилично. Вдруг в середине исполнения Валюха в рыданиях бросилась мне на грудь, в буквальном смысле слова заливая мою рубашку слезами. Я был в недоумении, пытался как мог её успокоить, выяснить причину такого поведения. Она не унималась. Я почти насильно влил в неё рюмку водки и отпаивал водой. Когда мои смущённые ребята оставили нас объясняться, всё стало ясно. Она была больна – туберкулёз, – и давно. От осмотров уклонялась, боясь потерять работу, но вчера был плановый осмотр, который контролировал непосредственно главврач, – он дал указание найти её и доставить на обследование. Диагноз был ужасным. Неизлечимая, четвёртая, слишком запущенная форма ТБЦ. Жить осталось недолго. Я был в ступоре: девочке двадцать два года, её жизнь, которая фактически только началась, может оборваться в любой момент! Мероприятие закончили в молчании. Пацанам я ничего не сказал, но они догадались: произошло что-то неординарное.
Через месяц Валюши не стало. Этого светлого человечка с необъятной отзывчивой душой и искрящейся улыбкой. Она была реальным стоиком и умерла на боевом посту. На следующий день после её ухода приехали родители и забрали тело, чтобы предать его земле где-то в глухой деревеньке под Ростовом. Мы не смогли даже проститься по-христиански.
Мир для меня померк. Первый человек, которого я встретил по прибытии сюда, первый человек, у которого оказалась родственная душа, ушёл навсегда из жизни. Своей и моей. Это серьёзно отразилось на моём нервном состоянии, тем более что и Славик, моя опора всё это время, через месяц вынужден был вернуться в Харьков. Я погрузился в глубокую депрессию с размышлениями о смысле жизни и её справедливости.
Много лет спустя я смотрел по телевизору интервью Андрея Караулова, которое он брал у первого президента Азербайджана Гейдара Алиева. Последний в советские времена возглавлял КГБ союзной республики, был её первым секретарём ЦК Компартии, президентом, встречался с ведущими мировыми лидерами, включая президентов США. Являлся членом Политбюро ЦК КПСС, был обласкан правящей властью и так далее. На вопрос А. Караулова «Гейдар Алиевич, что вы думаете о жизни?» Гейдар Алиевич медленно мешал ложечкой чёрный чай в стакане с подстаканником, устремив взгляд на этот процесс, выдержал долгую паузу.
– Эх, Андрюша, жизнь несправедлива.
Я был удивлён. Прошли долгие годы, много испытаний преподнесла мне жизнь, немало было и хороших моментов, но только спустя десять лет я постиг глубинный смысл слов, сказанных Гейдаром Алиевым.
Сейчас же, оставшись один на один со своей болезнью, понеся первую утрату близкого мне человека если не по крови, то по духу точно, я растерялся. Мысли роились в моей голове день и ночь. Мысли и уколы. Уколы и мысли. Как-то под утро, проснувшись от храпа моего соседа Кэпа, я лежал и размышлял, как же мне разорвать этот замкнутый круг. И решил: начну с ходьбы. Я, вообще, по жизни ходок, причём во всех смыслах. Но в данном контексте речь шла о реальной ходьбе. Вниз, в город я уже ходил регулярно, но это была не ходьба, а прогулки – нагрузки не было. Я же всегда понимал ходьбу как вид спорта, то есть как спортивную ходьбу. При нагрузке, которую она даёт, моё «серое» вещество начинало генерировать идеи – приходили правильные мысли, даже пара озарений случились.
Глава 12
Стоики. Вторая попытка
На следующее утро в пять часов я оделся и вышел из корпуса, но повернул не вниз, в сторону города, а вверх. Вспомнил слова из песни моего любимого певца В. Высоцкого, звучащей в кинофильме «Вертикаль»: «Вперёд и вверх, а там… Ведь это наши горы – они помогут нам».
Эти слова придали мне уверенности. Вверх шла асфальтированная однополосная дорога, извивавшаяся среди гор. Я ещё не ходил по ней, но теперь, когда здоровья прибавилось, «двинул». Было ещё темно и довольно прохладно, поэтому я ускорился. Дорога петляла среди возвышенностей, иногда круто уходя вверх, иногда шла более полого. Пройдя примерно километр, я начал потихоньку уставать, появилась одышка, потливость. Я немного сбросил скорость, но продолжал шагать. Пройдя ещё с километр, уже было решил, что на сегодня хватит. Хотя будучи здоровым, мог семерик вёрст отмахать в высоком темпе. Сейчас же каждый вздох давался с натугой, но тут я увидел табличку: «Ялтинский горно-лесной природный заповедник – 700 м», а ниже – описание: «Заповедник протянулся по горам всего Южного берега Крыма от Гурзуфа до Фороса, в нём в естественных условиях обитает более 2000 видов живых существ. 8 % живых существ – эндемики (встречаются только здесь). Площадь заповедника 14 523 га», и ещё табличку «Вольеры с животными». Это меняло планы, прибавляло сил. Немного постояв и отдышавшись, я двинулся с удвоенной энергией вперёд.
Когда я достиг цели, небо начинало светлеть, изредка чирикала какая-то птаха. Миновав шлагбаум (это был один из проходов в заповедник, никакой охраны не было и в помине), я подошёл к первому попавшемуся вольеру и без сил рухнул на скамеечку около него. Не считая чириканья птички, стояла тишина. Вдруг я услышал сопение и скрежет когтей об ограждение вольера. Встал и вплотную приблизился к клетке, но в сумерках не рассчитал дистанцию и схватился руками за ограждение. Медведь средних размеров стоял на задних лапах напротив меня через ограждение и вдруг начал лизать своим шершавым, горячим и влажным языком пальцы моих рук. Я вздрогнул, но быстро сообразил, что если бы у него были агрессивные намерения, то я бы уже как минимум остался без пальцев. Я убрал руки со словами: «Что, бродяга, есть хочешь? Пора завтракать? Прости меня, я новенький, в следующий раз с меня причитается».
Постояв и отдышавшись, я двинулся в обратный путь, оставив на потом осмотр других вольеров. Теперь я знал: у меня есть маршрут для тренировок и размышлений, и был уверен, что приведу своё моральное, а тем более физическое состояние в норму. Оптимизм возвращался ко мне.
Вернулся я как раз вовремя: отделение выстроилось в коридоре в очередь на уколы. Я встал в конец очереди. Колола новая медсестра, Катюша – качественно, но по традиционной схеме через кушетку. Не было в её глазах задора и оптимизма, который излучали искрящиеся глаза Валентины, а были в её взоре один профессионализм и рутина. Дело двигалось теперь медленно. Я опять сник. Реальность не отпускала, но надежда умирает последней.
Минул декабрь. Месяцы утекали как песок сквозь пальцы, так же происходила и смена постояльцев заведения. Отбыл в Питер Санёк-волейболист, а без предводителя и смены составов наши игры прекратили существование. Празднование очередного Нового года было скучным и коротким: в час ночи мы с Кэпом уже лежали в своих кроватках. Скромные кулёчки с подарками от администрации заведения стояли на наших тумбочках. Мы уснули. Но жизнь продолжалась.
Теперь я ежедневно через час после завтрака уходил в горы к заповеднику – пообщаться с животными в вольерах. Кроме двух медведей там были косули и олени, кролики и зайцы, другая живность. Но я ходил к «моему» косолапому бродяге, и всегда у меня с собой было какое-то лакомство для него. Он меня узнавал, издавал радостный (так мне казалось) рёв при моём появлении. Когда поднимаешься вверх по дороге, ведущей к заповеднику, то с левой стороны дороги находятся горы, уходящие вверх, а с правой – спуск вниз, иногда обрывистый. Примерно в середине пути справа деревья расступаются и открывается прекрасный вид на красавицу Ялту. Здесь образовался естественный пятачок, где можно постоять и полюбоваться открыточными видами города.
Наступил март. Я чувствовал себя всё лучше. В один из моих походов поднимался вверх, а сверху мне навстречу, спускалось ОНО. ЯВЛЕНИЕ! Я остановился, раскрыв от восхищения рот. Она была высока, стройна, одета в длинное голубое пальто из плотного мохера, тонкая талия окантована красным поясом. Роскошные каштановые локоны выбивались из-под голубой с жёлтыми подсолнухами косынки, а вот глаз видно не было. На ногах красные кроссовки Adidas – голимый дефицит. Она была в очках, но не в солнцезащитных, а с диоптриями – таких я ещё не видел. Обычные прозрачные стёкла, но когда на них попадал лучик солнца, то создавалось впечатление, будто капля бензина плавает по воде, растекаясь и переливаясь радужными бликами. Денёк выдался солнечный, поэтому в обеих линзах плавала, переливалась эта красота. Как потом я узнал, очки были штучные, изготовлены по спецзаказу на знаменитом предприятии ГДР «Карл Цейсс» (Carl Zeiss AG), основанном в 1846 году Карлом Цейсом. Когда она со мной поравнялась, мой ступор продолжался.
– Закрой рот, всяк меня встречающий! – изрекло явление.
Я был воспитан в интеллигентной семье, старался придерживаться хороших манер, но когда на меня вот так, с ходу наезжают, отвечаю тем же.
– За завтраком съел что-то не то, и оно прилипло к нёбу. Вот, пытаюсь избавиться.
– А вы за словом в карман не лазаете. Меня зовут Алёна.
– Так вот где я вас видел! На обёртке шоколадки! Я Гарик.
– А вы самоуверенный в себе молодой человек.
– Это не самоуверенность, мадам, а спокойная уверенность в собственных силах, – выдал я очередной «перл».
Мы не спеша стали спускаться по дорожке. Через час уже многое знали друг о друге. Странно, что я её раньше не встретил на территории санатория, – она приехала неделю назад из ГДР, где её папа – генерал-полковник, один из заместителей командующего нашей Западной группой войск, расквартированной в ГДР. Алёна заболела ТБЦ два месяца назад, но поскольку она проживала в развитой стране, то его сразу обнаружили на самой ранней стадии. Качественно пролечили, и папа отправил её окрепнуть после лечения в это уникальное по своим свойствам климатическое место. Поселили в люксе на втором этаже в нашем корпусе. Но ей здесь ничего не нравилось: ни совковая мебель в палате, ни питание, ни контингент. Только от природы она получала удовольствие. Сказала, планирует в скором времени уезжать, чем меня сразу расстроила. Я, конечно, не подал виду, но про себя подумал: «Ну вот, только госпожа Удача подкинула мне такого человека – и уже намерена отобрать! Поборемся, ещё увидим, чья возьмёт!»
Мы дошли до нашего корпуса и договорились, что завтра опять пойдём к зверятам. Я был уверен, что «соловья баснями не кормят»: чтобы заполучить такую девочку, как Алёна, одних слов, знаний и опыта недостаточно. Необходимы «бабосы», которых у меня кот наплакал. Поэтому после обеда я рванул в город на междугородний телефонный пункт – звонить Ромке в Москву. Дело в том, что на следующий 1975 год планировался совместный полёт в космос Apollo-Soyuz – «рукопожатие в космосе» наших космонавтов на «Союз-19» и американских астронавтов на «Аполлоне», с последующей стыковкой в космическом пространстве. Программа была утверждена 24 мая 1972 года Соглашением между СССР и США о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях. Это было историческое событие для всего человечества. К такому событию решено было выпустить совместные сигареты «Союз – Аполлон». И они уже выпускались, но пока не продавались. Неделю назад Ромка сказал мне, что к ним в «почтовый ящик» должны завести пробную партию для своих, а зам. по снабжению его конторы был его кореш. Тот предупредил, что товар поступит со дня на день, и если у Ромы «тяма варит», то надо быть готовым. У меня, в свою очередь, был знакомый Серёга Секоев, который работал барменом в валютном баре в гостинице «Интурист», – на него у меня была вся надежда. Я три дня назад «перетёр» с ним эту тему.
– Гарик, тащи товар. Толкану любое количество мгновенно. Весь интурист только эту тему и мусолит.
Я заказал разговор с Москвой и присел в ожидании на дерматиновый стул у окна с одной-единственной мыслью в голове: чтобы Ромка был в Москве, а не в Ахтубе на испытаниях пусков новых ракет. Посетителей сейчас кот наплакал. Через пять минут в трубке я услышал знакомый и бодрый голос:
– Привет, старик. Как успехи «в труде и в бою»? Дать табачку закурить? Я готов.
– Я тоже готов, my friend.
– Могу сделать коробку, практически по госцене. Давай скидываться фифти-фифти.
– Рома, ты забыл: я же не работаю, живу на «пособие от предков»!
– Гарик, сделаем так: я щас за всё «забашляю», а когда скинем партию, то вычтем мои расходы. Завтра оттараню ящик на почту. Жди квитанцию. Жму лапу.
– Спасибо, братишка. До скорого.
Я вышел на воздух из душного зала переговорной. Заканчивался март, на носу апрель. Потихоньку оживала природа, деревья и кусты готовились нарядиться новой листвой. Солнышко пригревало. Голубые облака неспешно проплывали в направлении, известном только им. Итак, совсем скоро я смогу обеспечить достойную программу пребывания Алёнки на Черноморском побережье. Жизнь была прекрасна, за редким исключением!
На следующий день мы, как и планировали, пошли на прогулку в заповедник. Солнышко сегодня запаздывало с появлением. Это меня радовало: «бензиновых» бликов на очках не было, и я мог любоваться её прекрасными глазами изумрудного цвета. Да, Алёна действительно была хороша.
– Ты манекенщица?
– Что ты, это не мой уровень! Я пишу диссертацию по архитектуре и дизайну. Буду создавать форму и красоту зданий, внутренние интерьеры. Я ведь окончила Сорбонну в Париже в прошлом году. А теперь на кафедре в универе Берлина.
Я прикинул, что она старше меня лет на пять, но выглядела просто потрясно – значительно моложе своих лет. Мы шли, болтали, расспрашивали друг друга о моментах биографии, и тут я заметил, что у неё из кармана пальто выглядывает журнал «Иностранная литература». Это был жесточайший дефицит, издававшийся тогда у нас в стране. Только в «ИЛ» можно было прочитать последние новинки модных западных писателей, современных и классиков, быть в тренде, что происходит в мировой литературе. В СССР книги вообще были в дефиците. Люди сдавали макулатуру, получали за это талоны и потом пытались обменять их на книги в букинистических магазинах. Иностранных же авторов практически не издавали. Мы ведь жили за «железным занавесом», с жёсткой цензурой на всё, что поступало из «загнивающего» Запада. Я поинтересовался у девочки:
– Откуда журнальчик?
Она совершенно равнодушно ответила:
– Из местной библиотеки.
Я был удивлён: я, фанат книг, живущий здесь уже более восьми месяцев, не догадался поинтересоваться о наличии библиотеки в санатории!
Забегая вперёд, скажу: благодаря этой встрече я познакомился с творчеством Ремарка, Бёлля, Сэлинджера, Стоуна, Хемингуэя, Фицджеральда, Эдгара По и многих других. Оказывается, в нашей библиотеке сохранилась полная подписка «Иностранки» за десять лет. Я стал брать журналы в палату, читал запоем по несколько часов подряд, был очень благодарен Алёне за это маленькое открытие.
А пока мы поднимались к зверушкам, обнаружили, что у нас есть тема, которая нам интересна и нас сближает. Она тоже была фанатом качественной литературы, была поражена моими познаниями и начитанностью.
Два следующих дня мы провели вместе: кормили чаек на набережной, сидели в кафе, неспешно беседовали, гуляли по нашему парку, кормили белочек, которые ели с рук. На третий день она сказала, что завтра приезжает её папа, они поедут в Севастополь – у отца там дела. Город закрытый, и ей очень хочется посмотреть на знаменитую бухту, где стоит наш флот. Это было мне на руку: накануне вечером мне пришла квитанция на посылку от Ромы. Я должен был поскорее её получить и ехать в Гурзуф, в бар, где работал Серёга Секоев.
На следующий день Алёна укатила, а я чудненько провернул своё дельце, получив хорошую продажную цену на сигареты. Оставалось только ждать, когда Серый их «скинет». Он пообещал максимум три дня.
Оставшееся до получения «бабулек» время мы провели с моей подругой по предыдущему сценарию, причём я всё больше увлекался Алёной, мне казалось, что и она ко мне «неровно дышит». В основном наши разговоры крутились вокруг литературы, которую мы оба обожали. Теперь в наших диспутах мы дошли до философии: Кант, Гегель, Макиавелли, Пруст. Нам всё было интересно. Красотка удивлялась, как я, живущий вдали от цивилизации, в казахстанских степях, успел в свои неполные двадцать четыре года «нахвататься» всей этой «чертовщины». Я скромно опускал свои очи долу. У Алёны оставалась неделя пребывания в санатории – её отец заканчивал свои дела в стране и забирал дочь с собой на своём служебном самолёте в ГДР.
Наконец Серый позвонил:
– Двинул всё. Тема закрыта – забирай своё и тащи новую партию.
Я предложил моей пассии:
– Лучик мой золотой, мне надо завтра в Гурзуф по делам, поехали со мной. Потом возьмём там «мотор» и двинем осматривать красоты Крыма дня на четыре.
Она колебалась не более пяти секунд.
– О’кей, мой повелитель. Только как ты будешь решать свой вопрос с уколами – я ведь уже «отстрелялась»?
– Это мои проблемы.
Уезжая, Ромка оставил мне свой стальной несессер, сказав, что в Москве у него есть ещё пара запасных. Утром мы тронулись.
В Гурзуфе, когда Серый передавал мне «капусту», я сделал так, чтобы моя девочка увидела этот трогательный момент. Она была совершенно ошарашена.
– Гарик, откуда дровишки?
– «Из леса, вестимо».
– Ты что, фарцовщик к тому же?
– Просто хочу тебе устроить достойный отъезд. Чтобы помнила, что в провинции обитают не одни чухонцы.
– Так это что, всё ради меня?
– Of course, my darling.
– Вот так сюрприз! Я поражена! Ты умеешь произвести впечатление на слабый пол!
И мы покатили: Знаменитое «Ласточкино гнездо». В 1911 году для немецкого барона Штейнгеля был построен этот дворец в неоготическом стиле, затем дворцовый комплекс «Ливадийский дворец», где в феврале 1945 года проходила Ялтинская конференция: Сталин – Черчилль – Рузвельт. Музей-заповедник «Воронцовский дворец» у подножия горы Ай-Петри в Алупке был построен в первой половине XIX века для графа Михаила Воронцова, также в конце XIX века для семьи Воронцовых был построен замок с элементами стиля Людовика XIII «Массандровский дворец» – бывшая резиденция крымских ханов «Ханский дворец» в Бахчисарае, возведённая в XVI веке. Наш водила спрашивал меня: «Куда вы так спешите?»