Волчья стая

Уже сходили краски осени и лес принимал унылый вид, темные воды реки поутру покрывались в заводях льдинками. На струге я делал обход плетёных водяных ловушек, проплывая мимо островков, повторяя причудливые изгибы реки, внимательно слушая звуки леса. Кто там может таиться? Вдруг прямо сейчас внимательно наблюдая за мной сквозь кустарник, по берегу крадётся хищный зверь или тати с натянутым луком, стоит отвлечься и пустят стрелу. Тихонько, почти сливаясь с плеском волны и шёпотом камыша, услышал слабый писк из высокой травы, покрывающей песчаную косу, соединённую с берегом тоненьким перешейком.

Подростковое любопытство повернуло лодку.

С опаской, оглядывая подступающую к воде чащобу, причалил в самое навершее косы. Искать не пришлось, как только я раздвинул посохом траву, показался маленький пятачок с утоптанной травой, посреди него лежала волчица – из её бока торчал обломок стрелы, а возле титек возились три пушистых комочка. Что же, безумие и жадность двигали мной. Я вытащил обломок из её раны, волчица была ещё жива, но шевелится и как-то реагировать уже была не в состоянии. Уложил её на мешковину и поволок к лодке, думая о шикарном, почти не попорченной шкуре. Кто пробовал поднять тело в бессознательном состоянии, понимает, каково кантовать 80 килограмм. Решил пока не разделывать трофей, чтобы лодку кровью не испачкать, потом вернулся и собрал в мешок волчат. Уже возле снеккара, когда выгрузил добычу на берег, чёрт дернул меня достать и погладить волчонка, глаза волчицы открылись, и я увидел в них взгляд моей матушки Милавы, переполненный тревогой и любовью. Сунул щенка прямо к носу, она облизала его и затихла. В общем сделал я выгородку на корабле своём и поселил там барышню болезную с детьми мохнатыми. Волчата постоянно пищали и барахтались, тревожа редко приходящую в себя мать. Волчица худела на глазах и угасала, несмотря на мои упорные попытки её напоить и сунуть в пасть маленькие кусочки мяса, конечно о кормлении потомства и речи не шло. Уже от безысходности назвал её Ракша, как у Киплинга было, чтобы как-то обращаться. Переехал к волкам, тщетно пытаясь согреть своим телом и напоить мясным бульоном слабеющую волчицу. Выкармливая волчат коровьим молоком под осуждающие возгласы девок, мол нельзя с волками жить.

Глава 4 Фрелаф

Лес и заводь давно укрылись белым одеялом, и по моим ощущениям приближался непонятный для местных праздник «Новый год». У меня на коленях безмятежно лежала здоровенная башка лютого хищника и наслаждалась почёсыванием уха. Девушки весело играли с окрепшими волчатами. Горел огонь в очаге, а я предавался праздности, ни о чём не думая и никуда не собираясь. Волчица повела ухом и резко вскочила на все четыре лапы, оскалилась, вздыбив шерсть на загривке. Казалось, что она видит что-то конкретное стоящее там, за деревянным бортом снеккара, и судя по направлению опасность в лесу. Я спешно натянул кольчугу, вооружился мечом, и выскочил в темноту, рядом встала Ракша.

Как только прихваченная палка в смоле добро занялась огнём, удалось разглядеть средь деревьев стоящего человека. Большой, запахнутый в длинную шубу с посохом, почти как у меня.

– Ну это точно Дед Мороз – подумал я.

Однако в слух крикнул:

– Кто ты путник и для чего пожаловал?

На удивление, голос старца прозвучал твёрдо, как бы не сто лет в обед собеседнику, а ухом кажется, что вещает муж средних лет:

– Воин, прошу тебя не откажи путнику в еде и ночлеге, обещаю отплатить за доброту, добром.

Расклад меня полностью устроил, ведь если преломить хлеба, то нельзя замыслить злого, так уж заведено в этом мире, иначе боги оставят тебя. Ну и конечно возможность избавиться от скуки, развлекаясь разговорами новым знакомцем, а то девицы других утех, кроме постельных, не ведали.

Я положил руку на загривок волчицы и поманил пришлого рукой за собой, подниматься на борт моего жилища. Ракша на удивление быстро успокоилась, не чувствуя опасности, и возле очага вновь восстановилась идиллия под мирную возню волчат.

Как мне и почудилось поперву, человек оказался настоящим старцем, с длинной седой бородой густыми бровями, гривой серебряных волос местами заплетёнными в косички. Вот только глаза его сильно отличались от крестьянских, уверенностью повидавшего многое воина, притом незлобливые, синие и необычно для возраста яркие, мудрые что ли. Да и статью он был не обижен, явно в годах солидных, а в плечах силушка богатырская играет. Ещё и чем-то потусторонним от него веяло, вон и Ракша за своего просто так приняла, а общинники сколь мясом не подкармливали все одно стороной держались.

Представился гость Фрелафом, волхвом их земли древлянской. Многие лета назад урождён был варягом на Ладоге, отсюда и имя такое. По молодости, ещё отроком безусым поступил на услужение воеводе киевскому Добрыне, с ним и в набеги ходил на земли хазарские, да татей гонял с дружиной княжеской. В одном из походов, под Плесковым, подлой стрелой сразило гридня Фрелафа, в полном беспамятстве выбрался с бранного поля и очнулся неведомо как на капище, кругом дубы стоят вековые с высеченными прямо на стволах ликами богов, напугался тогда до жути и сомлел. Выхаживал меня, почти от самой кромки отвёл, волхв Богумир, потому что увидел он во мне суть потаённую. Было ему видение, что придёт воин с глазами, как небо синими, станет он равным среди мудрых и будет от него защита великая, для лесов древлянских. Учение своё мне поведал, да к тайнам ведовским приобщать потихоньку стал.

Шли дни, я охотился и тренировался. Уже седмицу жил с нами Фрелаф и истории свои рассказывал, наполняя наши вечера разнообразием. Вот и сегодня, приняв кашу с мясом, расселись мы нашей компанией у очага. Ведун обратился ко мне:

– Не просто так я пришёл к тебе, Андрей, сын Любомира, знамение мне было, идти долго вдоль застывшей реки на восход солнца, пока не встречу отрока, что статью своей мужей многих превосходит, а в глазах его две жизни таятся. Вот и присматривался к тебе эти дни, ты ли тот самый, али ошибся я дурень на старости лет. Слыхивал ли ты про воинов Одина, их ещё берсерками называют? – сказал Фрелаф.

Ещё в своём старом мире, терзая всемирную паутину на предмет обращения со средневековым оружием, неоднократно натыкался на сказки о непобедимых воинах, впадающих в боевое безумие, крушащих на запредельной скорости врагов и не убиваемых кажется. Тогда я посчитал их необычные умения результатом воздействия галлюциногенных препаратов, может в купе со стимуляторами доисторическими, плюс тяга к преувеличению местными рассказчиками, ради красного словца. Примерно такую, адаптированную для понимания аборигеном версию, я и выдал.

– Неужели волхв ты меня за берсерка принял? – удивился я, вывертам местного мистического восприятия мира и моей причастности к подобному.

Фрелаф, ещё раз оценивающе окинул меня взглядом:

– Ты, Андрей, человек сразу двух миров, вижу, что тело твоё жило в этом мире, а сила пришла из другого, очень далёкого. И не берсерк ты вовсе, и в безумие боевое, как ты говоришь, никогда не впадать тебе. Руны мне показали путь к месту, где появится богатырь, способный сражать берсерков. Ученье тебе надо принять от меня, да не здесь, а в месте особом, чтобы власть иметь над Одиновым даром и понимание, как совладать с ним.

– Готов ли? – спросил старец.

– Силу ты мне предлагаешь нешуточную. А что взамен потребуешь, ведун? – поинтересовался я.

– Я ничего, боги сами давно решили для чего ты надобен – сказал Фрелаф.

– Не зря за тобою смотрел денно и нощно, хоть вижу людей сразу. На то и ведун я, что наперёд правду от кривды отличить могу, потому и волчица теперь с тобой, видит она поболи людского. До ледохода я премудростям тебя обучать своим стану, делу ратному, да в лесу как вести себя правильно.

На том и порешили.

Постоянный бой с тенью и лупцевание безответных деревяшек уходило в прошлое, у меня появился настоящий спарринг-партнёр, знающий, как управляться с боевым железом. Ведун закрывал серьёзные пробелы в моих знаниях по способам убийства, проворство, с каким он орудовал оружием, поражало. Думаю, в свои молодые годы мой нынешний учитель был знатным поединщиком. Фрелаф и по лесу двигался мягко и быстро, если не знать, что он старец, то можно подумать со мной элитный спецназовец в самом расцвете сил, а уж как он умудрялся отыскивать меня, то отдельная история. Порой уходил я ещё на рассвете, нарочно плутая по ручьям и прыгая с камня на камень, чтобы следов не оставить. Делал огромный крюк и залезал в покинутые звериные норы и всё ради того, чтобы получить от деда шестом по хребтине или словить обидную стрелу без наконечника в итоге, со словами:

– Ну и кто так прячется?

Сильно помог ведун с бронькой сладить, подогнали трофеи от Харальда Змееголового, шлем и латы добрые франкской работы, сами по себе стоили целое состояние, так ещё и оказались прочными и весьма удобными.

Вечерами науки от ведуна не прекращались, Фрелаф оказался тем ещё полиглотом, а может тут принято было так, учить он меня взялся языку и обычаям Ромеев и Нарегов – как не крути, а столкнуться придётся, и знание сие может жизнь спасти или от многих неприятностей избавить, грамотность статус опять же сильно повышает, ибо не может быть простолюдином учёный муж.

Вот думаю с этим Дражко мне подсобил знатно, языки чужие освоить, сколько себя помню, в школе английский не выше тройки, только когда сам по соревнованиям ездить начал и жизнь заставила, стал с грехом пополам разговаривать, а тут вишь за два месяца затараторил, не запинаясь и всё так аккуратно в голове по невидимым полочкам устроилось, аж вспомнил все слова, из ненужных сейчас, языков будущего.

Иногда мне становилось жалко, запертого внутри моего сознания мальчика и я пытался обратиться к нему, на что никогда не получал ответа, зато помощь от него приходила постоянно в виде быстрого запоминания всего нового. Порой я вспоминал вещи, которые лишь мельком видел или про которые доводилось слышать отрывочные упоминания, а сейчас они постепенно складывались и оформлялись в законченные и почти полные знания.

С весенним пригревом случилось сразу несколько событий, повстречали мы купца с Ладоги, старого знакомца Фрелафа и заключили с ним ряд на продажу снеккара и другого имущества. Ежели сам на торжище отправился, наверно больше в разы куш получился, да не досуг было, итак, стал с имуществом целого норманнского хирда весьма богатым.

Ракша ушла, вот так в один прекрасный день облизала мне лицо и потрусила в чащу, не оглядываясь, а за ней уже серьёзно подросшие волчата. Ждал их каждый день, подолгу вглядываясь в темноту чащи, даже по следам ходил, найти пытался. Пока ведун не остановил:

– Поверь, Андрей, так надо было. Всё правильно твоя волчица сделала, и вижу, что придёт она, когда Перун этого пожелает.

Женщины мои, так жёнами и не названные, в слезах и с мольбами о скором возвращении, собрали нас с ведуном в дорогу. Угрызений совести по этому поводу я лично не испытывал ни на грамм, оставлял им неимоверное богатство по-местному, много утвари и всю принадлежащую мне животину, а ещё обе на сносях были. Так что стоит мне за горизонт скрыться, и грустить им не дадут, с замужеством общинники точно не затянут.

Путь наш лежал на заход Солнца, в земли Древлян, науку свою Фрелаф и дорогою не оставлял, я же с опаской и с нетерпением ждал, когда доберёмся мы до капища. Там должно открыться то неведанное, что рассказами не передаётся, знания ведовские о будущем и сила особая, что берсерков повергнуть способна. Страшно было, вдруг не сладиться у меня с богами, если ошибся во мне Фрелаф – что тогда? Обидно подвести его, понравился мне дедок.

Глава 5 Городище Кучки

Ночи, проведённые у костра, сменялись днями, в течении которых мы охотились и продолжали двигаться в след за уходящим солнцем, шли через весьма дремучие леса, порой закладывая серьёзные круги, чтобы пройти валежник, пока не вышли на большое городище с деревянной крепостицей, оказавшейся вотчинной боярина Кучки. Так нам поведали в единственном трактире, где решили мы с Фрелафом пищи поснедать, с огородов собранной женской рукою сготовленной, да и обстираться давно надобно. Вдохнуть, так сказать, полной грудью цивилизации глоток, смешно, конечно, звучит, но сейчас, после блуждания по дремучим лесам и ночёвок под открытым небом – это именно оно и есть.

Сговорились на комнату, вещи сдали в обиход дочери трактирщика и устроились возле очага, приморившись от тепла и отсутствия комаров. Разбудила нас всё та же дочь трактирщика, накрывающая стол яствами, при том она успевала приветливо мне улыбаться.

– Вот за что это принять? Интерес женский или проституция? А может средневековый бонус от гостиницы? – размышлял я разумом, испорченным моралью будущего.

Минуло мне уже 14 и по местным меркам я считался уже вполне себе мужем, а если учесть стать богатырскую в купе с жизненным опытом, отразившимся в глазах и на внешности, то явно поматёрей большинства отроков. Вот юная куртизанка и избрала ко мне обращение – «дядька Андрей».

Поутру ведун Фрелаф с ехидцей подметил, что не подходит мне отдых в палатах:

– Вон как умаялся за ночь, чуть уста свои зевком не порвал. Может от того и не выспался, что дочь трактирщика больно громко стонала, бедняжка токмо с первыми петухами угомонилась.

– Не ведаешь, отрок, что за лихоманка с ней приключилась? – он мог так ещё долго потешаться, да три дружинника в трактир пожаловали и сразу на нас уставились, как будто мы тати какие. Старший из дружинников вплотную подошёл к нам и весьма неприветливо спросил:

– Кто такие? Зачем припёрлись?

Мой ведун, не обращая внимания на явно недружественное поведение всех троих гридней спокойным голосом ответил:

– Меня зовут ведун Фрелаф, а это хускарл Андрей Любомирович, путь мы держим в земли древлянские, на постой остановились вот. Сейчас поснедаем да в путь отправимся.

Для кучковского опоясанного гридня похоже этой информации оказалось недостаточно, или что другое изначально на уме было, и он решил продолжить:

– А ну, пойдём к боярину, пусть он судит, кто вы на самом деле, да куда путь вам держать следует.

Вот и лекарство от моей зевоты с утра пораньше подоспело, а главное ведун смотрит так весело, как будто на нас представитель власти сейчас не осерчал, а историю весёлую сказывает по дружбе закадычной.

Я решил поинтересоваться:

– Как звать тебя, и кто ты таков, друже?

Воин без лишних слов выхватил меч и собирался ткнуть им меня в грудь. Шест в руках ожил, и описав дугу, на мгновение быстрее действий старшего дружинника, одним касанием сбил его клинок в сторону, а вторым выбил из рук точно попав по навершию рукояти. Меч из руки гридня шустро вылетел и звонко воткнулся в стену, а его хозяин по инерции сиганул в след за оружием, пропахав лицом пол. Товарищи агрессора подскочили ко мне, но тут же остыли, наблюдая мою безмятежность, добрую броньку с оружием и явно лучшую подготовку поединщика:

– Э… ты чего… так нельзя, мы дружинники – замычали как телки, оба незадачливых воя.

Я окинул их взглядом:

– Отчего же нельзя? Ежёли первыми за железо схватитесь, то очень даже можно. Другой раз и поучать не буду, сам меч достану. Посрамлённый старший, вытащил своё оружие из стены, и чуть поколебавшись, решил всё-таки сунуть его в ножны.

Потом буркнул:

– Всё, ступайте, откель шли! – и вылетел из трактира, за ним поспешили и товарищи.

Щедро расплатившись с трактирщиком, мы по привычному отправились в сторону заходящего солнца. Пока мои мысли блуждали вокруг необходимости внедрения средневековой бейсболки или козырька к шлему для спасения глаз от яркого солнца, нас нагнал конный отряд из шестерых воев во главе с богато одетым всадником:

– А ну, осади! «Вздумали прилюдно моего человека обидеть и вергельд не заплатить?» —прокричал старший.

Похоже, нас нагнал сам боярин или воевода местный, как минимум, а это воинство его из ближников должно быть самых лучших. Ведун взялся за дипломатию:

– Никто твоего человека не собирался обижать, боярин, первым он железо выхватил да напасть удумал, видишь, ведь не простой я человек, потому перед богами могу поклясться в том. На железо же мы токма деревом ответили, и опять не задев его ни разу, а что сопатка в крови, то он сам упал, и в этом клянусь тебе Перуном молниеруким. Повисла пауза, кони под всадниками переминались и двигались по кругу, унимая пыл недавней погони. Всё выходило правильно, вот только потеря лица перед своей дружиной от каких-то пеших, а значит не очень знатных, не давала разойтись просто:

– Вы должны мне серебряную гривну.

Фрелаф безмятежно ответствовал:

– Нам вовсе не хочется покупать себе твоего человека, уважаемый воин. За такие деньги мы и получше сыщем.

– А это уже началось издевательство. Дальше оставалось делом техники, взглядом мой боевой дед указал цели. Рывок, и оттолкнувшись посохами от земли, мы синхронно взлетаем на коней, выталкивая наездников в свободный полёт с травмами. В этот момент произошло странное, как будто мир насытился яркими красками, а движение противников сделалось, как у мух в киселе, тягучее. Мне достался крикун, зато конь у него самый лучший, одновременно шестами начали получать по загривкам остальные. Все шестеро всадников мирно улеглись по обе стороны тропинки, контуженные ударом дубового шеста по затылку.

Тепереча мы с волхвом Фрелафом выглядели гораздо солидней, на добрых конях с двумя заводными, чинно продолжили путь на запад. Меня разбирало справиться у ведуна, что было то и как всё со стороны смотрелось, но я подключил битого опытом соревнований сорокалетнего тренера и решил, если будет надо, он сам расскажет, всё-таки он волхв. Так и случилось, к тому времени моя выдержка уже готова была дать трещину.

Фрелаф заговорил:

– Вижу сила в тебе, Андрей просыпается, двигаешься ты стремительно, глазу не заметить. Не зря я в Кучково городище завернул, там место особое, вот токма сложно там обряды нужные сотворить. Уразумел уже поди, для чего надобно нам в леса древлянские на капища, скрытые от люда праздного. А пока тебе придётся зверя внутри себя приручать, как получится, и звать его, когда туго, научится надобно.

Сколь ловко я не сигал на коня, да с него, а все равно привычку долго двигаться на средневековом байке надо вырабатывать. Потому бежал теперь рядом с транспортом, дорогою усваивая науку от Фрелафа, как другом стать коню, и верностью чтоб служил тот мне. Уже привычно на ночлег устраивались в лесу, стреножив наш небольшой табун. Ведун взялся кашеварить, попутно рассуждая:

– Завтра селение будет, там зерна надобно прикупить обязательно. Лошадки-то наши боевые привередливые, им травушки мало будет, лакомства подавай, через это и сдружишься пуще, а ещё расседлать, да в речке искупать, заботу проявить к ним и уважение.

На правах старца, Фрелаф первым остался бодрствовать у костра, оборонять наш лагерь, уже под утро предстояло мне. Лошади считаются лучшими сторожами, чуют они опасность загодя, порой лучше собаки, но на коняшку надейся, а сам не плошай, потому и несли мы дозор посменно.

Ночная кромешная чернота сменялась серостью предрассветных часов и наползающим от речки туманом, первыми трелями просыпающихся лесных птах. Зафыркали растревоженные лошади, с опаской поглядывая на подступающую с запада чащу. Я выхватил мечи и перебежал под прикрытие старого дуба. Если там лучник ворога, то пусть теперь ещё попадёт. Мои старания разглядеть опасность оказались тщетными, зато нос уловил запах – пахло зверем, пахло волком и мне показалось, что запах знакомый. Тихонько позвал:

– Ракша, это ты Ракша?

В глубине леса качнулись ветки кустов, и я ощутил пятым чувством, что явно не один зверь удаляется от нашей поляны. Мне очень хотелось знать, что это моя Ракша, что с ней и волчатами всё хорошо. Но я не увидел. Рассказ ведуну об утреннем происшествии не произвел на него ровно никакого воздействия, старый просто покивал, не прекращая кушать, как знал и без того.

Глава 6 Селище Прозора

С первыми лучами солнца мы выступили в путь и уже к полудню добрались в довольно крупное селище, почти такое же, а может и поболее моего прежнего. Стояла деревенька очень живописно, в излучине большой реки, с крепкими избами, окружённая пахотой и готовыми огнищами. Над долиной разносился умиротворяющий шум жизни, густо замешанный из криков детворы, мычания скотины и звона кузнечного молота. Селение влюбляло в себя с первого взгляда.

– Вот бы тут, на скале крепостицу поставить, чтоб с большой реки видна была, и вход в излучину стерегла, а за ней торжище аккурат до деревни. Построить пристань под ладьи да торговлишку наладить по реке с другими селеньями, а потом сидеть тихонько под защитой высоких стен и выдавать нагора разные изобретения. Дружину ещё можно собрать, обучить добро и заставить норманнов стороной обходить это райское место – понеслись в моей голове наполеоновские планы.

Ведуна тут знали и привечали, а меня сразу атаковали молодые девицы, не двусмысленно намекая на интересное продолжение знакомства. Мужики с некоторой опаской поглядывали на воя, в платье богатом, статью богатырской не обиженного. Принял нас на постой, в доме своем, староста Прозор выказывая этим нам особое уважение. Пока Фрелаф решал дела свои ведовские с общинниками, я скинул бронь с кафтаном, оставшись босым в одних портках, расседлал лошадей и повёл их на реку купать.

Как советовал ведун наводить дружбу с товарищами боевыми, четвероногими.

Коней порадовал, да сам наплавался под возбужденные возгласы общинников, на диво сие, как отрок по своей воле на глубину лезет и не топнет, даже старики любопытство проявили. Не спеша возвращаясь от речки, наслаждался ласковыми лучами вечернего солнца обсыхая на ходу и вообще решил немного на публику поиграть, демонстрируя спортивную мускулатуру. Благодаря хорошей теоретической подготовке и обильному питанию, за зиму мне удалось нарастить мышечную массу, так и шёл до коновязи, что возле Прозоровской избы под девичьи шепотки. Культурную программу для общинников продолжил упражнением с боевым шестом, исполняя комплекс японских приемов, абсолютно непонятный селянам, но жутко любопытственный. Зрители по старше прохаживались стороной и при этом тянули шеи смущаясь проявлять явный интерес. Огольцы же расселись по краям полянки, на которой я устроил свою гимнастику, громко пересказывали и потешались над моей придурью. Молодёжь заполнила промежуток между двумя лагерями, причём девицы встали особняком и в основном улыбались и строили мне глазки. По всему, девица с длинной светлой косой, оказалась самой смелой среди подружек и дождавшись, когда я закончу ратные забавы, подола мне холщовую тряпицу, чтобы обтереться.

Без лишних расшаркиваний она представилась:

– А меня Рута звать.

Девушка настоящая красавица, даже по меркам будущего, подошла близёхонько, да и пропал я от игривого взора синих глаз и улыбки нежной.

Вечером, в доме Прозора, за столом большим, собрались самые важные селяне, гостей дорогих потчевали всем лучшим. По принятому обычаю накушавшись до икоты, завели беседу. Сказывал Фрелав про диковины, которые сам ведал да от людей уважаемых слыхивал. Для местных общинников столько информации было темой для обсуждения на целый год и поводом завести разговор на торжищах с купцами заезжими.

Поведал голова общинный про напасть с деревней случившуюся.

– Объявились тати окаянные на дороге смоленской, купец давеча пропал с обозом и ватагой оружной. Сказывают, мол, не мужики там с дубьём, а дружинники бывшие князя черниговского. Чем-то они не по нраву пришлись и погнал тот их со двора своего. Окрест слух идет, собрались злодеи ватажкою, людом разноплеменным и нет им дороги к родичам своим. За главного дан Олаф-Косой, здоровущий и хитрый, как лисица. Дружинники самого князя смоленского Святослава Владимировича по дорожке хаживали, да не сыскали супостатов. Обезлюдил с тех пор тракт Смоленский, потому как лютуют они шибко, ладно просто грабили, так примучивают всякого без разбору роду и племени до смертушки.

Взялись уговаривать нас остаться в селище на зимовье, покудова тати сами не сгинут или не уйдут в другие земли. А пуще просили Фрелафа подсобить с ворожбой:

– Наслать бы погибель на них, окаянных. Любую жертву Перуну готовы от селения дать – обещал Прозор.

Уговорить ведуна свернуть от предначертанного в видениях, не состоятельно, да и виделось мне, что ушлый старик, не шибко то тех разбойничков-то и опасался.

Нам опять предстояла ночь в средневековой цивилизации, а до вечера следующего дня планировали уже быть на древлянском капище.

Да здравствует средневековье, с его упрощённым подходом к межполовым отношениям, и незамутнённый всяческими правилами поведения, разум. Синеглазка была прекрасна и изобретательна, мне «сносило крышу» от её громких криков, это я потом додумал – были они скорее для подружек, мол, «слушайте неудачницы». Под утро подарил Руте колечко из норманнских припасов и браслетик, за ночь волшебную, проведённую с ней на сеновале. Селянка оказалась ровесницей, но не по годам рассудительной, понимая разницу статусов, скромно предложила себя на будущее в холопки, ежели хозяйством решу обзавестись, и непременно родить мне богатыря пообещала.