Волчья стая

Со следующего дня, начались будни, и дружина поделилась пополам на тех, кто стал приветствовать меня, как старого друга, и явных ненавистников. Невзлюбили все, кто не мог пройти полосу и до середины. Воевода лично командовал, промахнувшемуся мимо мишени или свалившемуся с препятствия:

– А ну вертайся в зад и по новой.

Пришлось организовать тренировочные занятия и лично объяснять, как двигаться надо, некоторых приходилось учить не токма на стену взбираться, а и кувырку обычному, особливо если пузо мешается.

Умаслил Синеуса, сказав, что нарекаю полосу «Варяжская ратная забава», от чего выкрашенные басмой усы варяга на долго расплылись в неконтролируемой улыбке.

На Перунов день Воевода объявил праздник воинской удали, вся дружина от детских до старшей гриди проходила мою полосу препятствия. До золотого перстня никто так и не сподобился добраться, что неслабо раззадорило старшую гридь. Вячко с Бориславом получили свои серебряные. Троих отроков, так и не дошедших до «захвата крепостицы» в назидание остальным, погнали с дружины. Потому как были они ленивы, и только смуту разводили, крича что бестолковщину удумал этот безродный Андрей.

Князь Святослав, по случаю праздника, выкатил три бочонка с вином и лично решил со мной пообщаться:

– А ловок ты, отрок, в ратном деле сказывают и удумывать диковины разные. Может накумекал чего ещё?

– Дозволь, Княже, говорить? – начал я.

– Есть идея. Измыслил давеча «Варяжскую ратную забаву» для хирда, чтоб десятком проходить союзно, защищая спину щитами, да атакуя при том, а в довершение крепостицу взять. Там условие важно, чтоб весь хирд целиком до победы дошёл, по последнему и мешочек с песком отсечь. Князь задумчиво покивал:

– Любо мне сладить таку забаву, место подыщите за стеной, а то во дворе скоро не пройти будет.

Мой спортзал потихоньку прирастал средневековыми аналогами тяжелоатлетических тренажёров, ну конечно, с турниками и брусьями. Скорая карьера от воя из детских до опоясанного гридня могла вскружить голову любому юноше, хорошо, что моим телом в основном управлял сорокалетний тренер-циник, сдерживающийся от необдуманных поступков. Один Перун мне свидетель, чего стоило удержать Андрея от демонстрации супер-скорости, а чувство, что вот сейчас могу…, несколько раз подкатывало. Сразу бы отбил желание и мотивацию получить золотой перстень, а так хотелось утереть нос недругам и дать понять, нечего и пытаться меня задирать.

Индульгенция от светлейшего князя и воеводы на производство диковин для ратных тренировок, позволила лазить по всему Смоленскому полюдью, вызнавая, как устроено всё, с ремесленниками дружбу водить стал. Дражко в моей голове трудолюбиво укладывал знания по полочкам, теперь его не могли напугать или обидеть, и он радовался. Я чувствовал, как моя вторая сущность ликует оказаться в лучшем для себя из миров.

Пока было не понятно, откуда мне мистическое досталось.

Фрелаф давно ушёл по своим ведовским делам, оставив мне на попечение всё наше имущество, схороненное на подворье Путяты. В моей голове роились множество замыслов, а почему, собственно, не обзавестись мне собственным подворьем, средств и с собой взятых хватает, и на капище сходить можно за добавкой. Рассудительный мужик внутри, отметал сие, как глупость несвоевременную. Но всё больше и чаще, особенно перед сном, приходили мысли устроить своё собственное поселение, где мне никто не указ.

– Сделаю немного по-другому, правильно. Будет скот жить и множится, то бишь население и имущество прирастать, ремесло развиваться разное – мечтал я.

Дражко уже наворошил в моей памяти, отряхнул от пыли забвения школьные знания, которые Андрей слышал, но не придавал им значения. Откуда было знать, что когда-то ему пригодиться устройство доменной печи или как деготь добывают. Оставалось только придумать, как оборонить своё и где найти такую прорву народу, чтобы все хотелки осуществить.

Глава 10 Десятник

Когда десятником назначили, сразу подтянул к себе в ближники Вячко с Бориславом, да чего говорить, вся ватажка наша подобралась не из родовитых. Тут мне можно сказать сильно повезло, наверно стоило благодарить опять какие-то высшие силы. Без стенаний и попыток отлынивать мои парни с особым тщанием принялись выполнять все поручения, доводя себя до полного изнеможения на тренировках и принимая всё сказанное мной, за истину. Каждый отрок был в том уверен, что со мной его ждёт удача и возможность вырваться высоко на верх.

Со своим десятком и большую тренировочную поляну сделал для слаживания боевых действий, малой дружинной ватагой. Гонял своих больше прочих, понову показывая премудрости союзной защиты и атаки, я же знал ещё непридуманные или не распространённые тактики боя, подходящие для этого времени.

– Мы должны стать непременно лучшими, с тремя-то перстнями в одной ватажке от княжьей милости, а потому слушать меня и не роптать – повторял я своим.

И ещё один момент был в то время мне не совсем понятен и его я отнёс к проведению высших сил.

Воевода наш Синеус, во всём мне потворствовать стал и как есть у него время свободное, так сидит и поглядывает за тренировкой моего десятка. Особливо старшему нашему нравилось, как я с шестом своим дубовым управляюсь ловко, ухваткам особым отроков учу.

А потом я понял, чего он дожидался.

****

После листопада, аккурат на Покров, в гости пожаловал великий князь киевский Владимир с малой дружиною, в городище стало оживлённее, купцы предполагали расторговаться, ежели вои по пьяному делу так не заберут, ну так князь заступиться, девки рассчитывали глянуться парням удалым, авось и подарочки получить сложится. На полюдье варили пиво и медовуху, пироги пекли да мясо запасали.

Сложно было не приметить дивные сооружения на княжеском дворе, «Варяжская ратная забава» – так гостям досужие отроки пояснили. Киевские сразу полезли пробовать да падать постоянно, а смоленские взялись шустрить, хвастаясь своей удалью. Настоящий накал страстей случился, когда поведали про «мешочек воителя». Мало кто прошёл «Варяжскую ратную забаву» чтобы не свалился ни разу, а тут ещё и рекордное время оказывается есть.

Историю отроки смоленские сказывали, что в дружине лишь те остались, кто прошёл её до конца и не оплошал не разу,

– «А коль не сдюжишь, со двора вон» – говорили с особой гордостью.

С непривычки у гостей получалось не важно, а порой смешно. Принялись тогда киевские гридни хвалиться походами и подвигами своими, да потешатся над глупостью бесполезной, больше их веселило, что отроком из детских замыслено сие. Постепенно ругань усиливаться начала и за грудки принялись таскать, а кому и кулаком в глаз зарядили.

Достали Синеуса знатно.

Варяг, вспыхнув ответствовал одному из сотников киевских из особо крикливых:

– Так давай выясним, что же в Киеве длиннее – мечи али языки. Вот он – Андрейка стоит, выдумщик забавы, ставь супротив него отрока своего, на деле и выясним, а то метут вечно языками, как бабы подолом! – оскорбив, сравнивая дружинников киевских с бабами, Синеус решил так добивать противника.

Пока вои Владимировы переваривали и думали, чем ответить, наш воевода принялся за историю:

– Отрока Андрея еле живым, железом всего посеченным, волхвы выхаживали на капище, а потом вот прямо тутова, я самолично его всем премудростям ратным и обучил! – сказывая для киевских дружинников.

Хоть выкинул воевода из моей биографии почти два года жизни, ну да и я ему не всё, по правде, рассказывал.

– А как удумал мой Андрейка, забавы ратные, так стала дружина смоленская гораздо сильнее делу воинскому обучена, чем многие другие… – продолжал Синеус поднимать градус противостояния.

Это он так подавал, чтобы глупость выделить брехунов, пользы не понимающих от «Варяжской ратной забавы».

Слушавший все перепалки, до этого времени молча, воевода киевский Ратибор, поманил меня рукой:

– Готов ли ты, Андрей, в честном поединке сразиться с моим отроком? Мечи будут потешные.

Я согласился, только оружием выбрал свой дубовый шест. Синеус кивнул мне одобрительно, усы принялся разглаживать предвкушая, что сейчас потешиться над гриднями Ратиборовыми.

Вышел я первым и встал средь двора с закрытыми глазами, покудова Ратибор выбирал мне отрока посноровистей. Уж очень не хотелось ему, даже в малости Синеусу уступить, а тут потешный, но всё-таки поединок.

Стоял я, долго изображая столб, даже когда киевские определились со своим поединьщиком. Пока отрок кружил, примеряясь, как половчее приложить меня наглого. На подворье поднялся сильный шум, зрителей охватило возбуждение от невиданного до селя зрелища, всяк принялся подсказывать и потешаться.

Первым решился на атаку гость, и я всё почувствовал…

Мы этот финт с Фрелафом много раз отрабатывали – с завязанными глазами стоял на поляне, а он вокруг ходил да шишками в меня кидался. После той ночи на жертвеннике мне и смотреть не надобно стало, откуда нападение будет замыслено, будто ветерком заранее хлестало.