Лихо. Игла из серебра

– Трактирщик сказал, о нас спрашивали двое мужчин. Днём. – Ольжана обняла себя за локти. – О монахе в кибитке и девице с ним. Трактирщик тогда нас не знал, но, с его слов, незнакомцы подробно нас описали.

Лале приподнял брови.

– Что за люди?

– Какие-то южане. Душегубского вида.

Лале задумчиво побарабанил по столешнице.

– Они сейчас здесь?

– Трактирщик сказал, уехали сразу, как узнали, что он нас не видел. – Ольжана вздрогнула. – Что это вообще такое? Зачем мы кому-то понадобились?

Лале погладил заросшую щёку и ничего не ответил.

– Мало нам чудовища… – Ольжана облокотилась о стол и подпёрла лоб кончиками пальцев. – Что лучше сделать? Вернуться в Тержвице?

– Не думаю.

– Я не смогу передать колдовское послание Кажимере, но сумею послать ворона Юргену. Драга Ложа ведь ещё должна быть в Тержвице…

– И что они сделают? – спросил Лале резко. – Нет, не нужно никому ничего передавать.

Ольжана удивлённо на него посмотрела.

– Мы уже встречались с душегубами. Предпочту не встречаться снова.

– Я понимаю. Но это не значит, что нам нужно спешно наломать дров. – Лале угрюмо оглянулся. Потянулся к Ольжане и сжал её руку. – Не бойтесь. Я что-нибудь придумаю.

Но это произвело на неё совсем другое впечатление.

– Да что вы придумаете? – поразилась она. – Лале, вы в себе? За нами идут головорезы. Не время играть в самостоятельность.

Его глаза потемнели.

– А много вам Драга Ложа помогла за последние месяцы? – спросил он сухо. – Мне казалось, вы спасаетесь благодаря моей кибитке, а не их покровительству. Что они вообще сделали для вас хорошего, раз вы в них так верите?

Ольжана затрясла головой.

– Дело не в этом.

– Ольжана. – Лале так и не выпустил её руку. – Успокойтесь. Поешьте. Поспите. Обсудим всё завтра. Я увожу вас от чудовища – думаете, от душегубов не увезу?

Рассуждения Лале были в корне неправильными, и Ольжане стоило больших усилий уцепиться за эту мысль, а не купиться на мягкий тон и тёплое поглаживание: большой палец Лале скользил по тыльной стороне её ладони.

– Нельзя сравнивать чудовище и душегубов, – сказала Ольжана твёрдо, забирая руку. – В отличие от него, душегубы разъезжают днём и расспрашивают о нас. Они могут быть в дороге почти все сутки и наверняка ездят верхом. Явно быстрее кибитки. – Ольжана настороженно осмотрела трактирный зал. – Сколько дней до Тержвице напрямую? Не верите в Драга Ложу – ладно. Я могу позвать Юргена. Он сильный колдун, и с двумя ублюдками точно справится. В отличие от нас с вами. – Глянула на Лале и быстро добавила: – Без обид, но это правда.

Лале криво усмехнулся.

– А с чего вы решили, что их двое? Двоих видел трактирщик, но за порогом могли ждать их дружки. Каково вам будет, если заманите Юргена в ловушку?

Ольжана помертвела.

– Тем более, – зашептала она. – Мы не можем оставаться и с этим один на один!

– Ольжана. – Лале наклонился к ней. – Хватит. Нет смысла рассуждать об этом сейчас. Вы ведь здравомыслящий человек… Давайте поговорим завтра, на свежую голову. А до этого не стоит рваться и кому-то жаловаться.

Ольжана с сомнением покусала губы.

Тогда она согласилась, что рубить сгоряча – не лучшая затея, но даже не представляла, сколько ещё споров по этому поводу будет у неё с Лале.

Следующие пару дней он только и делал, что её удивлял. Он всё так же убеждал её в том, что им не нужно просить помощи у Драга Ложи: мол, даже если чародеи и захотят что-то предпринять, всё равно не успеют, с их-то скоростью решения вопросов… И хуже будет, если на послание всамделишно отзовётся Юрген. Ещё Лале перестал носить подрясник и чёрное железо – душегубы ведь ищут монаха. Ольжана не верила, что их спасёт это неказистое переодевание: у Лале оставались узнаваемые шрамы, хромая нога, кибитка и девица рядом. Но последним, из-за чего Ольжана с Лале разругалась вдрызг, стал выбор ночлега – теперь Лале нарочно останавливался не на постоялых дворах, а в лесах.

– Это неправильно, – заявляла Ольжана чуть не плача. – Зачем вы так делаете? Наоборот, нам нужно ночевать в людных местах, и чем люднее, тем лучше. Если на нас нападут, мы сможем позвать на помощь.

Лале был непреклонен.

– Матёрые головорезы выждут время, – объяснял он ледяным тоном. – Устроят засаду на подъезде к постоялому двору. Или застанут у конюшни или в пустом трактире. А может, как тогда, прямо на большаке… Возможностей – море. К тому же, чем больше народа нас видит в этих «людных местах», тем легче нас выследить.

Ольжана спрятала лицо в ладонях. Она сидела у костра – вечерело, и Лале только ей сказал, что и сегодня они не поедут до очередного борожского местечка, а заночуют в кибитке.

– О чудовище вы забыли? – спросила Ольжана зло. – Мы ведь давно согласились: мне безопаснее останавливаться в доме с порогом и крышей. Сколько нужно таких ночёвок, чтобы на меня опять напали?

– Завтра доедем до лесной хижины, – пообещал Лале. – Я знаю одну, как раз день пути отсюда.

Ольжана сжала губы.

– Вы как будто нарочно делаете всё наоборот, – сказала она. – Вам нравится выставлять меня дурой? Я хочу послать весть в Тержвице – вы убеждаете, что это бесполезно. Я прошу быть поближе к людям – вы увозите меня в леса.

Ольжана обвела округу широким жестом. Они уже давно путешествовали по юго-западу Борожского господарства, и хоть когда-то Ольжана жила на его севере, кое-что во всех частях этих земель оставалось неизменным.

– Здесь полно глухих чащ, и знаете, что? Нет места более удачного для того, чтобы зарезать монаха и изнасиловать его спутницу.

Но хуже всего: когда Лале спорил с ней, Ольжана начинала ему верить – слишком обстоятельно и убедительно он звучал. А потом снова ловила себя на мысли: да какого ж нечистого?.. Поэтому просто терялась и сердилась, но так ничего никому и не сообщила: вдруг – действительно! – пока чародеи Драга Ложи будут размышлять, чем им помочь – если они правда до сих пор в Тержвице, – Юрген уже примчится и поплатится за это головой.

Лале стоял напротив. Он был одет как обычный господарский мужчина, в порты и рубаху, и раньше Ольжана думала, без облачения башильера он понравится ей ещё больше – недаром давным-давно шутила, что ему стоит одеваться не в подрясник, чтобы сойти за её мужа. Но вышло наоборот: Лале ещё никогда не вызывал у неё такого отторжения – точно с башильерской одеждой он снял с себя нечто тонкое и нежное, что она любила.

– Ольжана, – произнёс он тихо. – Клянусь, если вы меня послушаете, никто не причинит вам вреда.

– Вы берёте на себя слишком много, – огрызнулась Ольжана. – Как и раньше, но сейчас уже вообще ни в какие ворота… Что вы сделаете, если нас найдут?

Она поняла, что слишком повысила голос, и это было зря. Кто знает, где сейчас те, кто их преследует? Поэтому следующие слова Ольжана проговорила сдавленно, сквозь зубы:

– Если у вас получилось договориться с прошлыми ублюдками, совсем не значит, что получится сейчас.

Лале подошёл к ней ближе.

– Я не собираюсь ни с кем договариваться. – Он сел рядом с ней у костра. – И я всё ещё надеюсь, что мы сможем от них оторваться.

– Надежда – прекрасное чувство, но…

Она стиснула переносицу пальцами.

– Жавора… Ладно. Ладно. Довольны? Я всё равно не знаю, как поступить, и я ужасно устала с вами ругаться.

– Так не ругайтесь. – Он потянулся к ней. – Вы устали, вы напуганы. Сейчас я оцениваю происходящее лучше вас.

Ольжана сморщилась.

– Правда, что ли?

Лале коснулся губами края её нижней челюсти, и в животе у Ольжаны защекотало.

– Кибитка оставляет следы, – пробубнила она упрямо. – Кусты ломает. Нас и в лесу легко найти…

Лале принялся целовать её в шею. Ольжана часто задышала – отторжение к нему прошло, но удивление осталось.

– Да что с вами происходит…

Не отвечая, Лале бережно уложил её на плащ. Костёр, напомнила себе Ольжана, тоже привлекает лишнее внимание – и она лениво махнула рукой, приглушая языки огня. Лале что-то бормотал ей на ухо, но слов Ольжана не разобрала – может, это даже был не господарский. Она рассеянно гладила его голову, пропуская короткие пряди между пальцами, а Лале расслабил ворот её рубахи и теперь скользил губами по её ключицам. А потом он целовал её в губы, и Ольжана не знала, будет ли хоть кто-то на свете целовать её так же жадно и горячо, – и сможет ли она когда-нибудь трепетать от чьих-то прикосновений так же, как сейчас. Она сама распустила свою безрукавку, дёрнула за пояс, и голова у неё пошла кругом, когда ладонь Лале легла ей на живот под рубахой.

Ольжана нетерпеливо хныкнула, поймала запястье Лале и провела его руку выше, к своей груди.

Никогда в жизни она не делала ничего настолько безрассудного. И не потому, что с Лале – этого-то она давно хотела; а вот валяться на земле, когда к ним неизвестно кто мог заявиться… уже чересчур.

Лале отстранился.

– Серьёзно? – Ольжана приподнялась на локтях. – Ты издеваешься?

Лале промолчал.

– Что не так? – Ольжана задохнулась от досады.

– Всё так, – ответил Лале хрипло. Он протянул к ней руку и прикрыл рубахой её живот.

– Я тебе настолько не нравлюсь?

– Не глупите. – Он откинулся и сел у огня. – Просто сейчас… не время.

«Ты сам меня целовал!» Видно, Ольжану перекосило настолько, что Лале понял всё без слов.

– Да, – признался он, – да… Я непоследователен во всём, что касается вас. Простите. Но…

Он заправил ей за ухо короткую кудряшку.

– Как решим дело с теми, кто нас ищет… Будет всё как вы захотите. – Отвернулся. – Если захотите.

Ольжана почувствовала, что кровь хлынула к её щекам.

Лале приподнял ладони в защищающемся жесте.

– Не оправдываюсь, – сказал он тихо. – Пожелаете меня ударить или убежать в сердцах – пожалуйста.

Добавил мягко:

– Только, прошу вас, не уходите далеко.

Лесная хижина оказалась добротным бревенчатым домиком, хоть и ожидаемо неухоженным, – Ольжана была счастлива наконец-то заночевать не в кибитке. Хижина стояла на поляне, густо окружённой деревьями, и закатное солнце красиво золотило её крышу. Ольжана рассеянно размышляла об этом, когда шла выливать из сковороды остатки грязной воды, – бытовое дело, не стоящее больших усилий, – и хоть Ольжана обычно вздрагивала от каждого шороха, сейчас её мысли были далеко. Наверное, поэтому её так легко получилось застать врасплох.

Ольжана ведь не была воительницей, и её тело не привыкло ловко отпрыгивать и защищаться. Из-за куста выбрался человек и проворно ухватил её повыше локтя. Ольжана не разглядела его лица – только длинные светлые волосы, сваленные в космы, да брешь на месте переднего зуба, потому что мужчина ухмылялся во весь рот.

Опешив, Ольжана выронила сковороду и подумала с запозданием: лучше бы швырнула в него.

Мужчина был дурно одет, и пахло от него потом, дорожной пылью, трактирным угаром, и Ольжану сразу же затошнило. Она отшатнулась, но чужие пальцы впились в её руку, как раковые клешни. А ещё ей, конечно, нужно было бы закричать, но Ольжана, ругая себя на чём свет стоит, поняла, что словно язык проглотила. Она постаралась обернуться – там, у крыльца хижины, оставался Лале, и расстояние до него – шагов двадцать, не больше, потому что вот уже несколько дней он настаивал, чтобы Ольжана не уходила туда, где он не смог бы её увидеть.

Второй незнакомец оказался коренастее, чем первый, – темноволосый, в такой же латаной-перелатаной одежде, – и сейчас он стоял прямо перед Лале, держа в руках топор.

Ольжана мысленно завопила. Она ведь знала, что всё так будет, с первого мгновения знала – почему она пошла у Лале на поводу?..

– Кто вас послал? – спросил Лале.

Мужчина, державший Ольжану, погрозил ей кривым ржавым ножом, но при этом не переставал улыбаться.

– Нахрен иди, – сплюнул тот, что с топором. – Не твоё дело.

Приди в чувство, велела себе Ольжана. Она не сможет переброситься, пока не освободится, но в конце концов, у неё оставалась ещё одна рука. Только Ольжану колошматило так, что собрать разрозненные мысли было даже сложнее, чем перед мордой чудовища, – что ей сделать? Заклясть солнечный свет и резануть душегуба по глазам? Разозлится и заколет её. А если использовать свет так, как учили книги Лале, – переломить сквозь себя луч и укрепить его, чтобы огрел наверняка?.. Тяжело.

Ольжана рвано вздохнула и ощутила кожей солнечное тепло. Вызвала дребезжащую щекотку у себя в животе…

Мужчина, который её держал, внезапно завизжал. Он выронил нож и упал сам, принялся кататься по земле. Ольжана удивлённо отступила на шаг и почувствовала, как ей на грудь легла странная колдовская тяжесть. Неужели получилось?.. Мужчина выл и прижимал к себе руку, которой только что стискивал Ольжанин локоть: та усохла и почернела и теперь напоминала костлявую куриную лапу.

Ольжана увидела, что по её рубахе расползлось странное сажевое пятно. Может, она случайно сотворила заклятие, которое задело и её саму?.. Двигаться стало ещё тяжелее, чем раньше, и Ольжана поняла: она всё равно не сможет перекинуться и улететь.

За спиной закричали.

Второй головорез опустился на колени и криво завалился набок. Живот и грудь у него тоже почернели – одежда лопнула, а плоть забугрилась, как вспаханная земля. Топор упал где-то рядом, и Лале отпихнул обух ногой.

Ольжана совсем перестала понимать происходящее.

– Тогда спрошу тебя, – сказал Лале, подходя к мужчине с иссохшей рукой. – Кто вас послал?

Лицо у того раскраснелось и намокло от слёз.

– Т-тачератец, – выдавил мужчина, и даже сейчас Ольжана различила у него южный говор. – Какой-то пан.

– Как выглядел? – спросил Лале устало.

– Молодой. – Мужчина свернулся калачиком, баюкая у груди чёрную лапу. – С рыжими усами. Много смеялся… Он не говорил, что ты колдун. Он говорил, что ты монах.

Какой же Лале колдун, поразилась Ольжана. Это ведь она – колдунья.

Лале наклонился к головорезу.

– Что нужно было сделать с девушкой?

– Он не говорил… не говорил… Про тебя только… – Громкий хрюкающий всхлип. – Что сначала тебя… а потом – всё что угодно…

Лале провёл над ним ладонью, и чернота с руки проползла выше, к горлу. Мгновение, и вся шея головореза тоже потемнела и забугрилась. Мужчина заметался на земле, взбрыкнул ногами и постарался ещё что-то сказать, но вскоре затих.

Ольжане было трудно дышать. То ли от ужаса, то ли от того, что грудь по-прежнему сдавливало.

Лале встретился с ней глазами.

– Простите, – сказал он. – Видит небо, я пытался откладывать этот разговор как можно дольше.

Во рту у Ольжаны пересохло. Она перевела взгляд с двух мужчин – видимо, уже мёртвых? – на Лале, но перед глазами зарябило, и разглядеть что-либо стало совершенно невозможно. Она с усилием протёрла глаза и больше услышала, чем рассмотрела, как из-под земли вздулись корни; они оплели трупы и с мягким чваканьем утянули их в почву. Не до конца, правда, – даже за мутной пеленой Ольжана могла различить очертания их туловищ, присыпанных травой и чернозёмом.

Это природное колдовство. Колдовство Дикого двора.

– Я не понимаю, – выдохнула она. – Я ничего не понимаю.

Лале протянул к ней руку, и тяжесть на груди уменьшилась. Ольжана осознала, что может сдвинуться дальше, чем на шаг, – но только вперёд, к Лале и хижине.

– Я вам всё объясню.

Ольжана не хотела никуда с ним идти, но сопротивляться сил не было. На кособоком столе в хижине уже лежали их вещи, и запах стал напоминать тот, что был в кибитке, – травяной и немного пыльный, и от этого Ольжане захотелось зарыдать. Как же может пахнуть так знакомо, если всё перевернулось с ног на голову?

– Ты чародей, – сказала Ольжана глухо и опустилась на лавку у стены.

Лале остановился у стола.

– Да.

Он развернулся и махнул рукой. Дверь захлопнулась.

У Ольжаны холод пробежал по позвоночнику.

– Длани, Ольжана… – Лале сел на лавку напротив. Нахмурился. – Вы не должны меня бояться. Я же вас и пальцем не трону.

Ольжана не жалела головорезов, но чернота на плоти и иссохшая рука… Страшное зрелище.

– Я не знаю, – выдавила она, – тронешь ты меня или нет. Что я вообще о тебе знаю?

Этот ли Лале – тихий вежливый башильер, которого она любила? Сейчас он сидел перед ней, чуть вытянув больную ногу, и с досадой теребил ворот льняной рубахи.

– Ты же носил чёрное железо… – Ольжана тут же поняла, какую глупость ляпнула.

Дахмарзу. Лале ведь сам ей всё рассказал.

– Дура. – Ольжана спрятала лицо в ладонях. В голове завихрились воспоминания об их путешествии – как Лале читал ей колдовские книги, как размышлял о чародействе, как… – и Ольжана изумилась, скольким же вещам она не придавала значения. – Это ведь было очевидно, правда? – Вскинула голову. – Всё это время…

Она запнулась.

Лале внимательно на неё смотрел.

– Перво-наперво, – сказал он тихо, – я должен извиниться. За множество вещей, но из последнего… Я бы не стал пререкаться с вами и увозить вас от людных мест, если бы не был уверен, что смогу справиться с нашими преследователями.

Мысли путались, и внезапно на язык попала одна – особо бестолковая.

– Значит, ты мог убить и тех ублюдков с большака? – Ольжана положила руку себе на грудь, хотя и не знала, зачем. Дышать легче не стало. – Которые тебе нос сломали?

Лале дёрнул плечом.

– Мог.

У Ольжаны затряслись губы. Тех душегубов она тоже не жалела, но ведь дело было совсем не в них.

– В кого ты превращаешься? – спросила она требовательно. – И нет, нет… Ты опять солжёшь. – Выпрямила спину. – Обратись. Обратись сейчас же, или разговаривать нам больше не о чем. Можешь и меня во дворе закопать, мне всё равно.

Лале наверняка нашёл бы, как на неё надавить: он был собран, а Ольжана – ошарашена и потеряна. Много ли надо, чтобы напугать её и уйти от ответа? Однако в этот раз Лале не спорил. Он развернулся, покопался в сумке. Достал один из ножей, которым они готовили еду, и встал. (Ольжана понимала, что, если бы он захотел что-то с ней сделать, нож бы ему не понадобился – но всё равно вздрогнула.)

Лале закатал рукава и воткнул нож в лавку. Ссутулился, глянул на Ольжану мельком, и та подумала с сожалением: как же она любила и его руки, и спину, и глаза – чёрные, глубокие, печальные… Что же ей любить сейчас?

Она не знала, когда именно всё поняла и какую оборотничью форму ждала увидеть. Может, всё было ясно с самого начала, только дошло не сразу. Накатывало волнами, как любое большое горе.

Из-за лавки на неё смотрел серый волк.

– Такого не может быть. – Слёзы не шли, хотя в горле першило. – Ты родился в господарствах. В одних землях не может быть чародеев, превращающихся в одинаковых животных. По какому-то глупому колдовскому закону. Я не знаю.

Волк накренился вбок, несильно ударился об пол.

Лале прочистил горло. Снова сел на лавку и повернулся к Ольжане изуродованной щекой.

– Это от медвежьих когтей, госпожа Ольжана.

Он ужасно давно не называл её «госпожой» – раньше Ольжане казалось, это значило, что она стала ему достаточно близка. Сейчас мысль об этом казалась далёкой и глупой, а в голове перекатывались мысли поважнее.

Волк. Шрамы от медвежьих когтей. Колдовство Дикого двора.

«Он не давал мне отправить послание в Тержвице, потому что не хотел вмешательства Драга Ложи».

Ольжана скрючилась, как от боли. Она по-прежнему не плакала, но, обняв себя руками, издала странный звук, похожий на грудной вой.

– Это ты создал чудовище, да?

Лале медленно кивнул.

Ольжана зажала себе рот руками, чтобы не взвыть снова.

– Дело не в вас, – заговорил Лале быстро. – Конечно, не в вас, и никогда не было… Всё – чтобы низвергнуть Йовара. – Покачал головой. – Посмотрите, что он со мной сделал.

Ольжану затрясло.

– Посмотри, что ты со мной сделал!

Она жадно хватанула воздух, как рыба. Захотела закричать – посмотри, посмотри!.. У неё остриженная коса и десяток новых шрамов. Её ногти обломаны, а кожа вокруг них исковыряна до мяса. Она уже несколько месяцев не спала спокойно. Для матёрых учеников Драга Ложи она – посмешище, а для их наставников – нелепая девка, чья жизнь дорога лишь потому, что без Ольжаны будет труднее загонять чудовище в ловушку и на суд.

Лале приподнялся.

– Ольжана…

– Не смей! – рявкнула она. – Не смей ко мне подходить! Останови всё это сейчас же. – Затрясла головой. – Пусть оно исчезнет. Пусть всё станет как раньше.

Хотя понимала: ничего не станет. Жертвы чудовища не оживут. К ней самой не будут относиться уважительнее.

– Нет, Ольжана, – ответил Лале безрадостно. – Я не могу это остановить. Даже ради вас.

– Не можешь, – уточнила Ольжана резко, – или не хочешь?

Лале тоскливо посмотрел в сторону.

– Ах ты… – «Ах ты сука». Ольжана хотела сказать именно это, но зачем-то сдержалась.

– Для вас всё самое страшное уже позади. – Лале развёл руками. – Раз мне теперь не нужно скрываться, я и близко к вам чудовище не подпущу. Я могу управлять им, только… если кратко…

– Когда ты не дахмарзу.

– Да. – Его взгляд был отрешённым. – Да, когда я не дахмарзу.

Он рассказал ей, как над ним расправился Йовар и как потом его подобрала Нимхе – мол, назвал бы себя «полумёртвым», но мёртв был явно больше, чем наполовину. Потом рассказал про встречу с башильером, предложившим ему вступить в орден, и про то, как бежал в Хал-Азар от Драга Ложи… В общем, всё, что наконец-то сделало его историю полноценной. Не такой, какой хватило для неё, деревенской дурёхи, – Ольжана кляла себя на чём свет стоит.

– Надо же. – Она впилась ногтями себе в ладони. Она не представляла, как раньше могла столького не замечать. Всё всегда лежало на поверхности. – Наверное, тебе было очень забавно за мной наблюдать.

– Нет, – возразил Лале. – Забавно мне не было.

Ольжана почти перестала ощущать тяжесть в груди. Привыкла. А может, чары просто прожгли её насквозь – всё равно внутри ничего не осталось.

(Спросила себя: почему она не плачет? Лучше заплакать, иначе совсем страшно.)

– Ольжана…

Она зажала уши ладонями. Хотела завопить: перестань! Перестань произносить её имя – вкрадчиво, с хрипотцой, так, как раньше, когда она думала, что дорога ему.

– На вас мои чары. – Лале кивком указал ей на грудь. – Мне… не хотелось бы, чтобы вы убежали. Сами понимаете…

«Почему я должна тебя понимать?!»

– Я сниму их. Вам станет легче. – Он раскрыл ладонь, и между пальцами зазмеились блестящие нити колдовства. – Я не собираюсь привязывать вас к себе чарами, как собаку, но при этом не могу допустить, чтобы вы сообщили обо мне Драга Ложе. Поэтому – простая клятва. Безболезненная.

Прошлая клятва стоила Ольжане восьми лет жизни.

– Поклянитесь, – попросил Лале, – что никому не расскажете и не напишете обо всём, что сейчас услышали от меня. Колдовское послание тоже не пошлёте. И никак не дадите знать, что я связал вас этой клятвой.

Ольжана ощерилась.

– Что, если не соглашусь?

Лале вздохнул.

– Мне нужно покончить с Йоваром, и всё. Осталось совсем немного. Потерпите меня чуть-чуть – и вы будете свободны… Улетать вам, конечно, не советую: иначе не смогу защитить вас от чудовища. Да и раскрыть меня вы не сможете.

– Что, если не поклянусь? – повторила Ольжана с неожиданным вызовом. – Ты убьёшь меня? Отдашь своей клыкастой твари?

– Ольжана…

– Или заставишь мои конечности иссохнуть? – Сцепила пальцы. – Зачем тянуть?

– Конечно, я вас не убью. – Лале поднялся. – Я сожалею обо всём, что произошло с вами. И… – Прикрыл глаза. – Это прозвучит странно… Особенно сейчас. Но вы ведь понимаете, что я к вам неравнодушен. Я не хочу, чтобы вы мучились эти последние недели. – Указал на пятно у неё на груди. – А с такими чарами вы точно будете мучиться.

– Чтобы я не мучилась, тебе достаточно самому всё закончить.

– Ольжана… – Он наклонился к ней. – Всё зашло слишком далеко. Вы ведь знаете Йовара. Вы знаете, на что он способен – хотя, может, и не так хорошо, как я. Он заслуживает смерти. – Помедлил. – Впрочем, я тоже. Но не раньше, чем доведу дело до конца.

Махнул в сторону двери.

– Всё вообще не слишком просто. Вы поняли, кто послал этих ребят?

– Какая теперь разница? – буркнула Ольжана. – Какой-то тачератец.

– Это пан Авро. – Лале ловил её взгляд, но теперь Ольжана старательно на него не смотрела. – Он догадался, что я – это я.

– И захотел тебя убить.

– Вряд ли. – Лале принялся ходить перед ней в одну сторону и другую. Ольжана сравнила: как рыскающий волк, припадающий на калечную лапу. Почему же она раньше не замечала, сколько в нём волчьего? – Думаю, пан Авро понимает: чтобы убить меня, нужно потратиться больше, чем на двух дурно вооружённых наёмников.

Ольжана угрюмо молчала.

– Он хотел, чтобы я раскрыл себя, – продолжал Лале. – Собственно, что и произошло. Но только вы увидели, как я колдую… Конечно, могло быть больше свидетелей.