РУНА. Песнь двух миров

– А вон ту… как зовут? – спросила она, указав в самый конец конюшни.

Там, в отдельном, тёмном стойле, стояла белоснежная лошадь. Её карие глаза с густыми ресницами смотрели не на людей, а куда-то вдаль – за пределы манежа, как будто душа её блуждала в других землях. В ней было что-то величественное. Один взгляд – и дыхание перехватывало.

– Я зову её Эйд, – тихо ответил он, и в голосе его послышалась тень. – Только не подходите слишком близко, госпожа. Она… непростая.

– Почему?

– Говорят, её привезли из поселения, которое недавно сожгли. Хозяина убили, а её забрали. Асгейр приказал держать в тесном стойле. Не кормить, пока не станет послушной.

Он замолчал, опустив взгляд, словно стыдясь чужого приказа. Руна сжала губы. Страх лошади был ей понятен. Она сама ощущала себя так – загнанной, запертой, лишённой права на бунт.

Руна подошла ближе. Эйд напряглась, фыркнула, поводила головой, будто предостерегая.

– Ну же, девочка… – мягко проговорила она.

На секунду лошадь даже прислушалась. Но внезапно резко встала на дыбы и издала пронзительный визг. Руна отступила назад. Эйд хлестнула копытом по доске стойла и недовольно мотнула гривой. Упрямая, гордая. Такая же, как и она.

– Невероятное животное, – прошептала Руна, глядя на неё.

Издали вдруг раздался голос – нервный, громкий, почти панический:

– Ру-у-на! Дитя моё! Где же ты?

Она обернулась и увидела Кэйу, торопливо приближающуюся к ним, прижимая плащ к груди.

– Вот это встреча, – улыбнулся мужчина. – Кажется, сегодня здесь людно как никогда.

– Руна, милая! Ты ушла ни свет ни заря, а я обыскалась. Пойдём, скорей.

Кэйа уже тянула её за руку, суетливо причитая, будто случилось великое несчастье. На выходе Руна вдруг остановилась, вспомнив:

– Подождите… – обернулась она. – Как вас зовут?

Мужчина посмотрел ей в глаза, и в его взгляде снова отразилось то тихое, искреннее тепло.

– Эспен, госпожа.

Руна кивнула – почти с благодарностью. И, уходя, всё ещё чувствовала, как внутри неё греется это утро, словно свет от угасающего огня.

Ярл уже ожидал её за длинным, добротно вырезанным столом. Комната была наполнена ароматами еды и едва заметным запахом дыма от погасшего камина. Воздух был тёплым, но неуютным – слишком много мрачных теней ползало по стенам в этом доме. Свет тускло пробивался сквозь узкие оконные проёмы, и всё в помещении казалось окрашенным в оттенки золы.

Асгейр сидел в полоборота, склонившись над миской с тушёной курицей, капустой и толчёной репой. Он ел молча, не удостоив её даже взглядом. На его лице не было ни интереса, ни раздражения. Он казался чужим – почти как тогда, в первый день их встречи, только теперь Руна уже знала, на что он способен.

Она тихо села напротив, отодвинувшись чуть в сторону, будто пытаясь создать хотя бы призрачную границу между собой и этим человеком. Взяв ложку, безразлично ковырялась в еде, не чувствуя голода. Молчание повисло между ними плотным серым покрывалом. Лишь стук посуды и шорох пламенеющих поленьев в очаге нарушали тишину.

Первым заговорил Асгейр.

– Не рановато ли ты поднялась для прогулок? – спросил он безо всякой строгости, словно просто констатировал факт.

– Вовсе нет, – коротко ответила Руна, не поднимая глаз.

– Как скажешь, – сдержанно бросил он и вернулся к трапезе.

Он всё ещё не смотрел на неё – и именно это её тревожило. В его молчании было больше давления, чем в привычных угрозах. А в мыслях Руны всё ещё звучал голос Эспена. Она видела перед собой не тарелку, а белоснежную лошадь, чьи глаза – такие тёплые и гордые – смотрели сквозь решётки стойла, как будто туда, где она была по-настоящему свободной.

Наконец, она решилась:

– Могу ли я попросить вас о милости? – произнесла она, медленно, с осторожностью, как будто слова могли сорваться и рассыпаться на пол, как глиняная посуда.

Асгейр замер на миг. Он отставил бокал, вытер губы грубым платком и, чуть откинувшись на спинку массивного кресла, внимательно посмотрел на неё.

– Ну? Я слушаю, – голос был всё таким же спокойным, но в глазах появилось живое любопытство.

Руна выпрямилась. Она говорила не с раболепием, но и не дерзко – в её голосе звучала твёрдость, выросшая не из уверенности, а из внутренней необходимости.

– С детства я люблю лошадей. Этим утром я была в вашей конюшне. Там есть одна, которая мне особенно приглянулась.

– Ты пришла просить о лошади? – приподнял бровь Асгейр.

– Я прошу разрешения учиться верховой езде именно на ней.

Асгейр чуть прищурился.

– На какой именно?

– Белая, – ответила она, не отводя взгляда.

На лице ярла промелькнуло выражение, похожее на то ли усмешку, то ли удивление. Казалось, он не ожидал, что она поднимет этот вопрос – и уж тем более в такой форме.

– Белая… – протянул он задумчиво.

Он опёрся локтем о стол, постукивая пальцами по бокалу. Несколько долгих секунд молчания.

– Ты выбрала неудачно, – наконец заговорил он. – Эта кобыла упряма, как пьяный ярл, и опасна, как волчица, что потеряла детёныша. Она не признаёт никого, не ест, не даёт к себе приблизиться. Я велел держать её взаперти, пока не станет сговорчивей. Если станет вообще.

– И всё же, – спокойно, но твёрдо сказала Руна, – я прошу позволения попробовать.

Асгейр вдруг громко расхохотался. Смех был хриплый, почти дикий, как у человека, которого развеселила не просьба, а сама её нелепость.

– Ты весьма самоуверенна, девочка, – сказал он, вытирая уголок рта. – Повеселила меня.

Он поднялся с места, налив в бокал ещё вина. Поднёс его к губам, но не пил – просто глядел на неё, словно оценивая.

– Ладно. Пусть будет так. Если сумеешь укротить эту тварь – она твоя. Хочешь кататься? Катайся до смерти. Но если нет… – он медленно подошёл к ней, склонившись чуть ближе, – если она сбросит тебя, лягнёт или просто не станет слушаться – я лично распоряжусь пустить ей кишки и подать её тебе к столу. Может тогда у тебя появится хоть капля аппетита.

Он выпрямился, громко рассмеялся снова и направился к выходу. Уже у дверей, обернулся через плечо:

– Надеюсь, ты любишь конину, Руна.

Дверь захлопнулась с глухим стуком. В комнате снова стало тихо, но на этот раз – гнетуще. Руна сидела неподвижно, чувствуя, как в груди медленно нарастает волнение, смешанное с упрямой решимостью. Она не знала, удастся ли ей подчинить Эйд. Но знала одно точно: в этом доме – это единственное существо, с которым она чувствует родство. И если кому-то из них суждено сломаться – это будет не она.

После слов ярла Руна больше не смогла прикоснуться к еде. Она встала почти молча, будто освобождённая от груза, и устремилась к конюшне. Сердце билось дрожью предвкушения: наконец-то всё начинало приобретать смысл, и в её жизни появился свет. В столь тёмном мире это казалось маленьким чудом – ощущать, что твоя роль имеет значение.

Она вошла в манеж. Эспен, едва не уронил седло. Его лицо просветлело – он явно не ожидал увидеть её снова так скоро.

– Эспен, я вернулась, чтобы покормить воон ту особу, – Руна чуть прищурилась, указав на стойло. В её голосе звучала уверенность, которая прежде редко ей принадлежала.

– Госпожа… – начал он, растерявшись, – господин Асгейр не велел…

Но Руна улыбнулась тихо, гордо:

– Он мне даровал лошадь. Значит, кормлю её я.

Эспен вздохнул с облегчением – и Руна прочла в этом вздохе нечто большее, чем просто знак понимания.

– Справедливо, – сказал он, указывая на мешок с овсом. – Пусть первую горсть вы дадите ей сами. Как вы назовёте её?

– Её имя Эйд. Прекрасно ей подходит.

Эспен тепло улыбнулся.

В руке Руны завибрировали зерна – тепло земли, надёжное и простое. Она медленно шагнула к стойлу Эйд. Кобыла фыркнула – громче, чем в прошлый раз. Но Руна не отступила: детский страх слабел перед желанием понять.

Она протянула руку. Эйд недоверчиво понюхала. В глазах – сомнение, почти обвинение. А потом, осторожно, словно впервые, лизнула зерна с человеческой ладони.

Эспен стоял в стороне, и его глаза блестели изумлением – не столько чудом, сколько переменой. Руна повернулась к нему, и её голос прозвучал мягко, по-настоящему:

– Человека нельзя не любить только за плохой характер. Иногда он плох только с виду. Страх заставляет склониться, но это не то подчинение, что рождается из взаимного доверия.

Теперь Руна была счастлива. Глубоко, не в словах, а в сердце: видеть, как в ком-то пробуждается доверие… это наполняло смыслом.

Прошло несколько недель.

Всё это время Руна ежедневно приходила в конюшню – сперва как наблюдатель, потом как ученица. Асгейр настоял, чтобы она сначала тренировалась на Далле – смирной, спокойной лошади, что годилась бы даже для юных всадников. Эспен сдержанно наблюдал за её прогрессом, лишь изредка давая советы, и со временем его молчаливое одобрение сменилось заметным уважением.

Сначала тело отказывалось вспоминать: мышцы ныли, руки дрожали, а бока Даллы казались слишком широкими, чтобы удержаться. Но память – упругая вещь. Где-то в глубине жили старые движения: как держать спину, как чувствовать ритм, как слушать лошадь. И день за днём, круг за кругом, Руна вновь стала всадницей – не смелой, но внимательной.

Она не приближалась к Эйд слишком близко – лишь наблюдала и кормила. Каждое утро, встречаясь с ней взглядом через прутья стойла, Руна чувствовала, что граница между ними становится тоньше.

Солнце, сквозь тонкий шёлк облаков, мягко освещало мир, а ласковый ветер шуршал в лиственничных вершинах. Часы клонились к полудню, и Руна уже не скрывала улыбку: каждый шаг к конюшне наполнял её душу тихой радостью – словно в жизни наконец появилась нить, ведущая к чему-то живому и настоящему.

– Добрый день, госпожа, – сказал он, гладя шею лошади, а затем кивнул в её сторону. – Эйд сегодня в прекрасном настроении. Думаю, готова к прогулке.

Руна вздохнула, и её глаза засветились.

– Ах… отчего же внутри так волнительно. Она такая спокойная сегодня… даже не верится, – шепнула она, словно сама не ожидала, что это почувствует.

– Это действительно волнительно, – улыбнулся Эспен. – Даже для меня. Видно, настал день, когда вы можете показать Эйд: доверие сильнее любого страха. Животные чуют сердце лучше большинства людей.

Руна подошла и протянула ладонь к морде лошади. Эйд сначала насторожилась, но потом осторожно опустила голову – и их прикосновение стало мостом, сотворённым без слов.

– Ну что, девочка… – тихо сказала она. – Пройдёмся немного?

Ветер, играя косой Руны, словно благословил этот миг. Седлать лошадь впервые ей было одновременно странно и правильно – как будто это было её призванием, а не испытанием. Эйд стала послушной – шагая уверенно, спокойно, словно зная: сейчас она снова обретёт свободу.

Эспен ехал за ними чуть позади. Он не произнёс ни слова, лишь следил, как лошадь двигается под Руной, как она держит поводья.

– Эспен? – тихо позвала Руна.

– Да?

– Мы ведь сами загоняем себя в рамки? – спросила она.

Эспен кивнул со сдержанным вниманием:

– Да, госпожа. Всё в голове.

Она опустила глаза на собственные руки – сжимающие поводья чуть крепче – и, не раздумывая, дернула лошадь в рысь.

– Ха-а! – вырвалось у неё, когда земля застучала под копытами. Пыль поднялась вокруг, словно приветствуя её. Эспен застыл на мгновение – а потом кинулся за бегущей парой, переполненной свободой.

– Госпожа! Пожалуйста, остановитесь! – слышался его крик за пылью, но она уже растворилась в ветре и свете – тая в мир, который впервые стал ей по-настоящему родным.

Она смеялась. Беззвучно, со слезами ветра в глазах и губами, расплывшимися в искренней, редкой улыбке. Её руки крепче сжали поводья, грудь тяжело поднималась от каждого вдоха. Горло сжимало, но не от страха – от счастья. Настоящего. Огненного.

Словно пламя, до сих пор скрытое под пеплом, вырвалось наружу. Адреналин жёг по венам, заставляя сердце колотиться так, будто оно хотело вырваться из груди, вырваться в небо, как и она – в этот порыв свободы.

– Давай, Эйд! Быстрее, девочка! Ещё! – выкрикнула она, и её голос растворился в потоке воздуха, как песня.

Всё то, что гнило внутри неё, что копилось – сжигалось сейчас, будто в священном огне. Каждая обида, каждый крик, каждая ночь, когда она не знала, кто она такая, и есть ли у неё завтрашний день – всё уходило в пыль под копытами.

Лошадь неслась, не щадя себя. Вестмар, этот тёмный, холодный бастион, таял позади, превращаясь в смазанное пятно на горизонте. Ветер хлестал по лицу, раздирал волосы, бил по глазам. Но Руна не останавливала Эйд. Не могла. Не хотела.

Деревья начали сгущаться. Кроны смыкались над головой, и зелёная поляна выросла перед ними, как тихая гавань. Руна дёрнула поводья – раз, другой – тщетно. Эйд, будто ослеплённая свободой, не слышала её. Животное шло в полный разнос. В груди начало сжиматься тревожное предчувствие.

Она вспоминала, что говорил Эспен. Каждое движение, каждую технику. Но теперь всё казалось бессмысленным. Эйд не подчинялась. Она будто несла её не куда-то – а откуда-то.

– Тише… Эйд, стой… – выдохнула Руна, прижимаясь к шее лошади, – пожалуйста…

Слёзы от ветра и страха текли по лицу, она едва удерживалась в седле. Мир вокруг превратился в расплывчатую линию – сосны мелькали, как воины в карауле.

И вдруг – словно в провале тишины – она закрыла глаза.

– Var ödmjuk och lydig… – еле слышно прошептала она.

Повторила ещё раз, и ещё. Как мантру.

Эйд резко всхрапнула, пронзительно. Взвилась на дыбы, задние копыта с глухим стуком ударили землю. Руна чудом не сорвалась, крепко вцепившись в гриву. Её дыхание сбилось, сердце колотилось, но лошадь… остановилась.

Мир вновь наполнился звуками.

Поляна встретила их покоем. Всё вокруг, словно выдохнуло вместе с ней. Эйд дрожала, тяжело дышала, но больше не металась. А Руна, уткнувшись лбом в её шею, обнимала её, будто старую подругу.

– Спасибо… – прошептала она.

Старый дуб стоял рядом – тот самый, в кроне которого она когда-то искала укрытие от мира. Его ствол, будто каменная стена, снова стал для неё опорой. Руна осторожно сползла с лошади, прислонилась к стволу и осела на землю. Сняв перчатки, коснулась ладонью шершавой коры.

Тишина.

Приятная пустота внутри – как будто впервые за долгое время ей позволили просто быть.

Она прикрыла глаза, прислонившись затылком к дереву, и стала ждать. Эспен наверняка уже рядом. Он ведь не мог быть далеко.

Но вдруг…

Хруст веток.

Руна вздрогнула, рефлекторно оглянулась.

– Эспен?.. – позвала она почти шёпотом.

Но звук доносился не с той стороны. Не с тропинки, а из глубины леса. Совсем с противоположной стороны. Руна замерла, взгляд её стал острым.

Хрусты стали громче. К ним присоединились глухие, но решительные голоса. Кто-то приближался.

Она резко отпрянула и метнулась за ствол, прижавшись спиной к дереву. Сердце застучало вновь, но теперь не от восторга, а от тревоги. Голоса нарастали. Не было ни Эспена, ни уверенности в том, что это безопасно.

И вот – голос. Приказной. Чужой.

– Обыщите здесь всё! Она где-то рядом!

Холод пробежал по позвоночнику. Они знают, что она здесь.

Руна пыталась уловить в голосе хоть что-то знакомое – ища в интонациях след Асгейра. Но нет. Эти люди пришли не из Вестмара. Они прибыли с другой стороны.

Северяне? Но… говорили они на её языке. Чисто, без акцента.

Зачем им она? Кто они?

Любопытство, не раз приводившее её к беде, вновь толкнуло голову вперёд. Она осторожно выглянула из-за дерева.

Между стволами мелькали силуэты – всадники, несколько человек, все при оружии. Один из них подъехал ближе. Его лицо на мгновение стало видно.

Незнакомец. Она никогда не видела его раньше. Но от этого не становилось легче.

На краю поляны, над изгибом ручья, словно вырезанный из света и тени, появился всадник. Он восседал на статной белой лошади, которая ступала уверенно и почти бесшумно. Руна замерла, сливаясь с корой старого дуба, и наблюдала.

Мужчина был молод, но что-то в его выправке, в строгости взгляда и собранности движений выдавало опыт, дисциплину. Кожаная рубаха с круглыми металлическими вставками точно облегала плечи и грудь, подчеркивая силу, но не показную, а сдержанную, словно он знал цену каждому движению. Русые волосы едва касались плеч, а светлые глаза скользили по лесу, как у хищной птицы, готовой выхватить добычу из самой чащи.

Руна затаила дыхание. Этот человек не выглядел похожим на грубоватых вестмарских воинов – в его лице не было звериной жестокости. Только настороженность, холод и внутренняя тревога. Он что-то искал. И искал всерьёз.

«Он красив», – почти неосознанно мелькнуло у неё в голове. Но тут же внутри вспыхнуло сопротивление. Красота – не гарант благородства. И в её жизни это уже не раз подтверждалось.

Она тихо отпрянула, едва коснувшись ствола дуба плечом.

– Нужно убираться отсюда… – прошептала себе под нос, взглядом нащупывая Эйд. Лошадь, словно нарочно, медленно щипала траву, даже не подозревая о нависшей угрозе.

Руна начала осторожно продвигаться к ней, пригибаясь, выбирая каждую тень и корягу, будто танцуя с лесом. Стук её сердца казался ей оглушающим, но шаги – были почти невесомы. Местность она знала как свои ладони, и пока всадники рыскали в другой части, у неё оставался шанс.

Добравшись до Эйд, она накинула поводья на шею лошади, гладя ту по бокам.

– Тише… пожалуйста… не сейчас, – прошептала она, тревожно озираясь.

Но Эйд дернула головой, недовольно фыркнула.

– Ну же, милая… идём, – прошептала Руна с отчаянием, уже чувствуя, как срывается всё, как время утекает между пальцами.

Лошадь топталась, фыркая и вслушиваясь в звуки. И в этот момент, раздался шорох за спиной.

Руна резко обернулась.

Из-за деревьев появился он – тот самый всадник. Его лошадь оставалась на месте, а сам он, оторвавшись от седла, стоял на ногах, сжав кулаки. Он смотрел прямо на неё.

Капюшон Руны затенял лицо, и мужчина явно пытался разглядеть, кто она. Видел только край щеки, непокорные тёмные локоны, выбившиеся наружу. Он замер.

Руна не ждала. Вскинулась в седло в один рывок.

– Чёрт… – выдохнула она.

– Стой! – рявкнул он. Голос был твёрдым, но без ярости.

– Как бы не так, – прошипела Руна, срываясь с места. Эйд рванула вперёд, как натянутая тетива.

Мужчина попытался броситься следом, но сухие кусты, в которые он попал, цеплялись за ноги и мешали добраться до своего коня.

– Глупая девчонка… пропадёт, – процедил он сквозь зубы, хмуря брови.

Он поднял руку, бросая короткий приказ:

– Йорг! Дьярви! Пролесок! Отрежьте путь! Быстро!

По лесу разнеслись их крики, срываемые ветром, и тяжёлые удары копыт. Стая двинулась за ней. Но Эйд, разъярённая и распалённая, летела, будто в ней возродился сам буревестник.

Руна вжималась в её шею, молясь, чтобы хватило дыхания. Она в панике искала глазами Эспена. Где он? Где его лошадь? Он бы не оставил её. Или?..

Сомнение, как яд, стало впиваться в разум. Он – предал? Оставил? Или… что-то случилось?

И в этот миг – из-за поворота мелькнул силуэт. Эспен. Он смотрел в чащу с напряжением, как будто искал воздух. Увидев её – его лицо изменилось. Гнев и облегчение боролись в нём одновременно.

– Поворачивай, Эспен! За мной! – выкрикнула она.

Он кивнул и развернул коня, бросаясь следом.

– Госпожа! Что происходит?!

– Потом! Сейчас – просто едь!

Копыта били землю, сухие ветки хлестали по бокам. Лес расступался, как испуганный зверь. И вот – простор. Открытие. Выход. Они вырвались из леса. Позади остались голос и шаги.

Руна обернулась – и увидела, как преследователи остановились у кромки. Около десятка человек, все смотрели им вслед. Она была полна недоумения, но наряду с этим, ликовала от столь разгромного поражения мерзавцев.

Мужчина, отдававший приказы, наблюдал с раздражением и интересом.  Бордовый плащ, волнами растекающийся по ветру, оставил его далеко позади. Тайная ухмылка беглянки красовалась прямо перед его лицом, хотя была верстах в двух от него.

˗˗ Чудная какая-то…,˗˗ вполголоса произнёс он, жестом указывая остальным на дорогу к Вестмару.

Они с Эспеном уже спешились и находились во внутреннем дворике конюшни. Воздух был густ от запаха влажной соломы, пота лошадей и ещё не улетучившегося напряжения. На губах Руны всё ещё играла лёгкая, нервная улыбка – ей казалось, что так она сможет разрядить обстановку. Но Эспен не разделял её веселья.

Он молчал, сосредоточенно снимая сбрую с Эйд. Его движения были точны и резки, будто в каждом – скрытая досада. В глазах – тяжёлое, но не жестокое неодобрение. Сдержанное. Почти отцовское.

– Эспен… – тихо начала Руна, чувствуя, как с каждым словом в ней нарастает ком вины. – Пока ты ничего не сказал… я хочу… прости меня. Мне жаль, что ты волновался. Это… это не было частью какого-то плана. Всё вышло само собой. Я не думала, что так обернётся…

Он поднял на неё взгляд – долгий, спокойный, но будто бы обнажал её душу. Потом тяжело вздохнул, опуская ремень.

– Госпожа, – начал он, медленно и сдержанно, – ради всех богов… молю вас: никогда больше так не поступайте. Вы могли покалечиться. Или – хуже того – погибнуть. И тогда уже ничья воля, ни чья защита не имели бы смысла. Не путайте храбрость с безрассудством.

Руна опустила глаза. Тёплая стыдливость пробежала по коже. Он был прав. Безусловно. Её порыв был не свободой – а побегом от самой себя.

В конюшне воцарилась неловкая тишина. Сквозь приоткрытые ворота доносилось далёкое ржание и лай, а в воздухе повисло напряжение. Эспен завёл лошадей в стойла и аккуратно захлопнул дверцу, будто эта рутина помогала ему не наговорить лишнего.

Руна переминалась с ноги на ногу, украдкой наблюдая за ним. Её взгляд искал прощения, хотя бы намёк – но он был всё ещё сдержан.

– Эспен? – позвала она тихо.

Он обернулся.

– Да?

– Те люди… – её голос стал тише, серьёзнее. – Они искали меня. Я уверена. Кто они?

Он замер, взгляд стал внимательным. Лицо слегка напряглось.

– Вы уверены? Может… почудилось? Лес, бегство, напряжение… всякое бывает…

– Нет, – твёрдо ответила она. – Один из них – тот, что ехал впереди – он увидел меня. Мы встретились взглядом. Он пытался остановить меня. Не было ни тени сомнения – он знал, кого ищет.

Эспен нахмурился. В его взгляде что-то мелькнуло – подозрение, тревога… память?

– Я не понимаю, зачем им это. Кто они такие? – спросила она с нажимом. – Это могли быть люди Асгейра?

Он покачал головой.

– Вряд ли. Ярл не направлял бы за вами вооружённую дружину – по крайней мере, без причины. Он, конечно, может быть резок… но не глуп. Однако, – он замолчал, переводя взгляд в сторону, – его действия в последние месяцы вызвали гнев далеко за пределами полуострова. Женитьба на вас – политический шаг. И у него достаточно врагов, которым это не по вкусу. Может, кто-то из них…

– Они говорили на нашем языке, Эспен! – резко перебила она. – Без акцента. Чисто. Это были наши люди.

Он сжал губы, размышляя.

Это меняло всё. Вражеский отряд, чужеземцы, мстители – было бы понятнее. Но когда свои идут по следу… это значит, что угроза ближе, чем они думали.

Со стороны дома ярла донёсся шум голосов. Глухой рокот толпы, прерывистые возгласы. Руна и Эспен мгновенно насторожились и переглянулись.

– Они явились сюда?.. – спросила она почти шёпотом.

– Спокойно, – ответил он, подходя ближе, чтобы быть между ней и источником шума. – Здесь вам ничего не грозит. Вы – супруга ярла. Никто не посмеет поднять руку.

– Я не позволю им просто войти сюда, будто ничего не случилось! – рвано выдохнула она и бросилась в сторону дома.

– Ох, боги… – пробормотал Эспен, закатив глаза, и пошёл за ней.

У дома собралась толпа. Кто-то смеялся, кто-то приветствовал всадников. Люди тянулись взглянуть на гостей. Руна металась взглядом, пытаясь разглядеть, кто прибыл. И тут услышала голос. Тот самый. Холодный, спокойный. Уверенный.

Она побледнела.

– Ну уж нет… – прошептала девушка, сжав кулаки. – Кто он вообще такой? Кем он себя возомнил?

Не дожидаясь Эспена, она юркнула в толпу, расталкивая зевак локтями.

И тогда увидела его. Мужчина, тот самый – на белой лошади, с пронизывающим взглядом и ровным голосом. Он спрыгнул с седла с безупречной грацией и направился прямо к Асгейру. Вокруг затихло. Встреча была напряжённой… но вместо конфликта – рукопожатие. Показное. Плотное. Театральное.

Руна застыла.

– Он ещё и улыбается! – процедила она, вскидывая капюшон и выходя вперёд.

Эспен, заметив, что она срывается, метнулся к ней, чтобы остановить, схватить за руку – но она вырвалась.

– Недостаточно тебе было устроить на меня охоту в лесу, так ты… ты ещё и смеешь явиться сюда?! – воскликнула она, громко, с отчаянной дрожью в голосе.