Искры во тьме

В центре дальней стены, напротив входа, король сидит спиной к большому окну так, что свет падает на посетителя, оставляя лицо короля в лёгкой полутьме. Громадный, тяжёлый стол с толстой столешницей, покрытой идеально отполированным, почти чёрным деревом с глубоким, живым рисунком. С инкрустацией из светлой кости в виде дубовых листьев и желудей по краю. Несколько стопок документов аккуратно разложены по важности и срочности. Тяжёлые, практичные письменные принадлежности, чернильница из горного хрусталя, гусиные перья и королевская печать. Ничего лишнего. Старинный, сложный хронометр в углу, созданный мастером Тобиасом, тикал, подчёркивая тишину. На самом видном месте – карта королевства и сопредельных земель. Высокая спинка стула вырезана из дубового, того же чёрного дерева, что и стол. Жёсткое, не предназначенное для долгого расслабления. Обивка из тёмно-зелёного плотного бархата. Всё это подчёркивает статус, но не комфорт.

Стены обшиты тёмными дубовыми панелями до середины, выше – оштукатурены и покрыты строгими фресками с сюжетами справедливого суда над Тёмным Богом, аллегориями Мудрости и Силы. Никаких сентиментальных пейзажей. По другую сторону стены – один устрашающе точный портрет самого короля Эллариона в молодости, в доспехах. Основной свет идёт от камина и тяжёлых бронзовых канделябров с неярким сиянием самоцветов на столе и по углам. Тени глубоки, углы комнаты тонут в полумраке, что создаёт интимность и усиливает власть того, кто сидит в световой зоне стола.

– Ваше Величество, вы посылали за мной, – промолвила я, заходя в кабинет.

– Да, дорогая, – мягким, но твёрдым голосом сказал отец. – Входи, тут только ты, я и Легион.

– Легион? – удивилась я, оглядывая тускло освещённое пространство.

– Я здесь, – произнёс брат, выходя из-за выступа камина возле стола отца.

Легион уже переоделся в чистую повседневную униформу. Его тёмно-синий мундир, оттенка полночной грозы, сидел на мощном торсе и широких плечах как влитой. Золотые швы мерцали при свете минералов сложным узором по строгому стоячему воротнику и обшлагам. На лацканах горели позолоченные пуговицы-звёзды. Поверх золотых эполет наследника лежали чёрные стальные наплечники, украшенные лиственным узором и увенчанные такими же звёздами. Широкая чёрная перевязь с массивной золотой пряжкой в виде восьмиконечного светила стягивала его талию, поддерживая ножны двух длинных клинков, вторая перевязь уходила через плечо.

– Я решил рассказать отцу о твоих успехах на тренировке, – сказал Легион, подходя к столу.

– И я был рад узнать, как ты преуспела, – перебил его отец, чье лицо скрывали тени. – Помню, как ты возражала, когда я настоял на данном обучении. А сейчас, смотри, победила кронпринца, обученного генералом и Академией Стилгейт. Браво.

– Она не совсем выиграла, отец, – возразил Легион, – Я ведь…

– В честном поединке она тебя победила, сын. Не отрицай, – оборвал со смехом его возражения отец.

Мне было приятно одобрение короля, чувство теплоты разлилось по всему телу, нежно согревая, но ещё больше было важно то, как он это сказал. Показалось, будто сама комната стала теплее, а освещение мягче. Я услышала не только слова своего короля, но и почувствовала искреннюю радость отца за дочь. Это было ценно в стократ. Не важно, что Легион считает себя победителем, наш отец признал победу за мной.

– Благодарю, папа, – тихо произнесла я, склоняя голову.

– Да, раз с этим мы разобрались, – продолжил король. – Перейдём к делу. Как вы уже знаете, у нас находится посол из Закатных земель. Мы ранее обсуждали укрепление наших государств, торговли и военных союзов.

– Прости, что перебиваю, отец, – Легион слегка склонился к королю. – О каком укреплении военных союзов идёт речь?

– На севере что-то происходит, – ответил король Элларион. – Люди из нескольких городов и деревень начали пропадать чаще, чем обычно. Речь о тех, что находятся ближе к горам, – он указал места на карте. – Конечно, люди и до этого пропадали, кто-то мог выйти в лес на охоту и не вернуться, что уж говорить про горы, где таятся не только опасные звери, но и жестокие погодные условия. Только вот люди стали судачить о странных существах, напоминающих людей, чьи руки длинные с острыми когтями, а глаза белые, как туман.

Меня пробила ледяная дрожь, я обхватила себя руками, пытаясь успокоиться или согреться одновременно, подавляя нахлынувшие образы из детских страшилок и легенд, которые нам читали няни, а после и мы с Джестис самостоятельно. На тех картинках действительно было что-то отдаленно напоминающее человека, но тело ссохшееся, вытянутое и тонкое, кожа серая, как у мертвецов, лицо – хотя ту жуть и лицом назвать нельзя – без носа и губ, с безобразными острыми клыками вместо зубов, а глаза белые и пустые, будто не видящие.

– Люди всегда судачат, отец, – голос Легиона вырвал меня из образов. – Разве стоит разводить панику из-за сказок нескольких пьяниц?

– Во-первых, это наш народ, будь то пьяницы, блудницы или бездомные, – голос отца был строг и холоден. – Во-вторых, я не сказал, что мы в панике. Я лишь поделился с тобой делами королевства. В Закатных землях тоже были случаи исчезновения народа, возле гор, между прочим.

– Я понимаю, но… – начал Легион.

– Я спрашивал твое мнение относительно дел короны сейчас? – перебил король, повысив голос. – Или ты хочешь поспорить со мной, принц Легион?

– Нет, Ваше Величество, – поклонившись, он отступил от короля и встал рядом со мной. – Прошу меня извинить.

– Ваше Величество, – аккуратно начала я, подбирая слова. – Если на Севере участились подобные случаи, стоит ли нам беспокоиться о принце Артемисе?

Я чувствовала, как пылающий взгляд Легиона прожигает дыру в моей макушке, но мелькнувший огонёк в глазах отца, скрытых в полумраке освещения, завладел вниманием. Я ждала ответа короля, но мысли вихрем проносились в моей голове, оставляя слабое эхо возможного ответа. Ещё несколько секунд, и я захочу откусить себе язык за то, что влезла в этот разговор.

– Артемис, – протянул отец, и моё сердце бешено забилось. – Находится в хорошо охраняемом учреждении, Эларинн. К тому же, я знаю, что он хорошо себя показывает. Ему ничего не грозит.

– Слава Богам, – вздохнула я.

Сердце колотилось, как птица в клетке, не находя выхода. Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Легион стоял неподвижно, словно высеченный из гранита. Его взгляд, острый и пустой, был устремлен куда-то сквозь отца, в окно за его спиной, а может, и дальше, в самые дальние уголки мира. Я робко подняла на него глаза. Его суровое, привычное лицо было лишено даже намёка на эмоцию. Ни сжатых губ, ни нахмуренного лба, ни сведенных бровей. Абсолютная, леденящая пустота.

– Вернёмся к тому, на чем остановились, – голос отца, низкий и властный, разрезал тягостное молчание. – Хватит ходить вокруг да около. Как я и говорил, у нас находится посол Даарио. Но помимо государственных дел, он здесь не как гость. Он – сопровождающий.

Отец замолчал, дав паузе повиснуть в воздухе тяжестью от невысказанного. Он явно ждал вопросов. Но Легион оставался немым изваянием. В моей же голове проносились имена правителей Закатных земель, титулы, родословные. Кого мог сопровождать посол такого ранга? Если бы с ним прибыл кто-то из правящей семьи, весть облетела бы весь замок за дни до их приезда! Но я узнала о Даарио лишь сегодня утром, за завтраком.

– Раз вы молчите, я продолжу, – отец сложил руки в замок, костяшки его пальцев побелели. – Он будет сопровождать… тебя, Эларинн. В Закатные земли, – его голос, обычно железный, дрогнул на мгновение. – Это решение… далось мне нелегко. Оно зрело годами. Во имя политического союза. Во имя укрепления наших корней, – он сглотнул, будто пытался протолкнуть камень в горле. – Эларинн Асгерт выйдет замуж за Правителя Закатных Земель.

Глава 5

Словно гигантский камень обрушился мне на грудь. Воздух вырвался из лёгких с тихим стоном. Я заморгала, растерянно, часто, мир поплыл перед глазами. В горле встал ком, горячий и колючий, перекрыв голос. В ушах застучал бешеный пульс, заглушая всё. Бам. Бам. Бам. Словно молот по наковальне.

Сквозь пелену я увидела, как Легион резко шагнул вперёд, широко раскинув руки, заслоняя меня своим телом от отцовского взора. Но его крик, гневный и хриплый, доносился до меня как сквозь толщу воды. Отец вскочил с кресла, его лицо, багровея, искажалось яростью, пальцы впились в край стола. Они кричали друг на друга, Легион яростно жестикулировал в мою сторону, отец сотрясал кулаком.

Меня продали. Слово ударило в мозг, острое и обжигающее. Продали. Как вещь. Как скот на ярмарке. Решение принято годами назад, а я – дура! – и не ведала. Просто жила, как кормовая свинья перед убоем. Разменная монета. Пешка. На доске чужой игры. За корову платят золотом, а за меня? За меня – лишь холодное «укрепление союза». И даже лица своего владельца не удостоилась увидеть. Горячие, солёные слёзы хлынули по щекам, а за ними поднялась волна слепой, всепоглощающей ярости. Она клокотала в жилах, требовала выхода, разрывала меня изнутри.

– Всё это время… – мой голос прозвучал тихо, хрипло, чужим, но он прорезал грохот спора, как нож. – Я была лишь пешкой?

Голоса отца и Легиона оборвались на полуслове. В комнате воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только треском дров в камине и моим прерывистым дыханием. Две пары глаз – одна буря гнева и боли, другая ледяная пустота – уставились на меня. Король медленно, словно под невыносимой тяжестью, опустился в кресло. Запрокинул голову на высокую спинку, закрыв глаза. Его лицо было серым от усталости. Легион развернулся ко мне всем корпусом. Его рука резко дернулась в мою сторону. Жест защиты? Утешения? Но он замер на полпути и бессильно опустил руку вдоль бедра. В его глазах, казалось, на миг мелькнуло что-то кроме пустоты, но это лишь подлило масла в огонь.

– Я, – каждое слово я высекала из камня обиды, вкладывая в него всю боль. – Для, – смотрела прямо в потемневшие глаза отца. – Тебя, – сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. – Пешка?

– Нет, Рин, конечно нет! – отец резко открыл глаза, в его голосе прозвучала мольба, но я уже не верила. – Так нужно! Ты пока не можешь понять, но это нужно… всем нам! Ты станешь их Королевой!

– Их Королевой? – я заставила себя рассмеяться, и звук вышел горьким, истеричным. – Я хочу этого? Я ЕГО даже не знаю! – голос сорвался в крике.

– Пока не знаешь, – поправил он, и эта поправка прозвучала как последняя капля. – Это во благо. Ты не пешка, пришло время…

– Пришло время ПРОДАТЬ МЕНЯ ПОВЫГОДНЕЙ?! – мой крик оглушил даже меня. В нём была вся накопившаяся горечь, унижение, ярость. – Как последнюю СКОТИНУ на базаре?!

– Не смей так го… – начал король, но не закончил.

Взрыв. Не в моей голове – в камине. Столб ослепительного пламени с рёвом вырвался из очага, лизнув потолок. Воздух в комнате стал раскалённым, густым, невыносимо душным. Светильники с самоцветами взбесились – их мягкое сияние сменилось бешеным, прерывистым миганием, бросающим на стены пляшущие, пугающие тени. Камни в стенах, казалось, застонали от натянутой энергии, воздух затрещал, наполнившись запахом палёного. Слепая ярость вырвалась на свободу. Слёзы гнева и обиды жгли лицо. Я видела, как отец и Легион в ужасе отпрянули от меня, их взгляды, полные невероятного шока и страха, метались между беснующимся камином и мной. Чудовище. Во мне проснулось чудовище. Не в силах вынести их взглядов, я закрыла лицо ладонями и бросилась прочь от этого места, из комнаты, где рушилось моё будущее и моя вера в семью. Дверь захлопнулась за мной с оглушительным грохотом.

Пешка. Фигура на игровой доске. Товар. Мысли ломились в мою голову и сплетали свои узлы горести, ярости и обиды. Как же больно. Моё сердце разрывается на куски, нет, оно уже разорвалось. Я чувствую острую боль в груди, меня предала собственная семья, мой отец. А матушка? Она тоже обо всём знала и даже не сказала мне, вот почему её не было в кабинете, она не захотела даже заглянуть в мои глаза, полные боли, не хотела быть моей поддержкой. Предатели. Нет, нельзя так думать. Она могла и не знать. Мне нужно убежать подальше, нужно побыть одной.

Я не придумала ничего лучше, как убежать в конюшню, где могла бы уединиться, побыть в одиночестве и успокоиться. Артемису там становилось легче, возможно, и мне поможет это место. Пока никто не спохватился, я пересекла внутренний двор, длинное платье мешало бегу, поэтому я приподняла подол до колен и со всех ног помчалась в сторону тренировочного поля.

Добежав до конюшни, я приоткрыла дверь и протиснулась внутрь слабоосвещённого помещения. Из плетёной корзины, что стояла возле двери, я взяла несколько свежих яблок, чей сладкий аромат приятно разлетался в пространстве, смешиваясь с запахами тёплого свежескошенного сена и конной утвари. Дымка и Аргенто уже были в стойлах, угостив каждого яблоком, я подобрала деревянную щётку для лошадей с жёсткой щетиной и принялась аккуратно расчёсывать шею своей Дымки, выпуская слёзы наружу. Это был не водопадное безудержное течение от гнева, как в кабинете короля Эллариона, а горячие ручейки предательства и обиды, обжигающие глаза и щёки.

Я услышала чьи-то низкие голоса возле конюшни, когда уже вычёсывала серебристую шею Аргенто, выплакав всё досуха. Не имея желания быть замеченной, я приоткрыла пустое стойло и спряталась в загоне, сев в угол за поилкой и кормушкой. Дверь конюшни открылась, и кто-то вошёл, я понимала, что меня уже ищут, за небольшими окнами под потолком начало смеркаться, я пропустила обед, но время уже шло к ужину. Живот недовольно заурчал, и я надавила на него руками, словно могла заглушить его требовательный тон.

– Здесь её нет, – сказал низкий возрастной голос. – Нужно искать дальше.

– Хорошо, – отозвался человек тёплым молодым тоном.

Звуки шагов удалялись от стойла, в котором я пряталась, лёгкий скрип петель и глухой стук двери говорил о том, что стража ушла. Остались только звуки копыт, ступавших по сену, фырканье коней, словно они вели беседы, и периодические стуки по стойлам. Но я решила ещё какое-то время посидеть в своем укрытии, чтобы убедиться, что нахожусь здесь только я и лошади. С каждой минутой темнота за окнами просачивалась в конюшню, накрывая её покрывалом ночи.

– Долго ещё будете там прятаться, Ваше Высочество?

Тишину нарушил тёплый молодой голос человека, который, как я думала, ушёл с другим стражником. От неожиданности по моему телу пробежала холодная волна дрожи, поднимая волоски дыбом, оставляя после себя гусиную кожу. Я не знала, проверка ли это со стороны говорящего, поэтому осталась сидеть на своем месте. Послышались приближающиеся шаги, отзывающиеся эхом от стен, сено похрустывало, поступь была твёрдой, но не тяжёлой. Человек остановился возле стойла, где я пряталась, послышался щелчок и скрежет тяжёлой задвижки, дверь медленно начала открываться и в моё укрытие вошёл высокий, широкий человек с собранными волосами на затылке.

– Если Вы играете в прятки, – тихо и довольно, подобно коту, начал полос. – То я Вас нашёл.

– Поздравляю, – буркнула я, но осталась сидеть на месте. – Можете в награду взять яблоко из корзины у двери.

– Обязательно, – он лукаво улыбнулся, прислоняясь к стене стойла. – Вы же понимаете, что не можете сидеть здесь вечно?

– Не хватало мне ещё Ваши нотации выслушивать, – я прижала колени к груди и обхватила их руками. – Я бы хотела побыть одна.

– Я Вас чем-то обидел? – искренне удивился посол. – Если Вы из-за того, что я наговорил за завтраком, то я…

– Нет, не из-за этого, – я посмотрела ему прямо в глаза, хоть нас уже скрывал полумрак, и презрительно добавила. – Вы – мой надзиратель.

– Я бы не стал так себя называть, – со вздохом сказал Даарио, поняв о чём я. – Я посол, сопровождающий, но не надзиратель.

– Для кого как, – с тем же презрением начала я, поднимаясь на затекшие ноги. – Для короля вы посол, но не для меня. Я пару часов назад узнала, что меня продали Вашему Правителю, а вы будете везти ему купленный товар, – я показала на себя руками.

– Звучит довольно грубо, – посол опустил голову. – Мне жаль, что Вы так это восприняли.

– Ах, Вам жаль, – я вновь начала закипать изнутри. – Ваша жалость для меня пустой звук, не стоящий даже медной монеты, она вообще ничего не стоит, – я подошла к послу на расстояние вытянутой руки и задрала голову, глядя ему в глаза. – Ваша жалость – пустышка, мимолётный ветерок в знойную жару, который и облегчения-то не приносит. Посол, сопровождающий, надзиратель, тюремщик, кем бы Вы ни были, можете катиться в преисподнюю со своей жалостью и Вашим Правителем!

Беспечная маска на лице посла мгновенно сползла, сменившись искренним удивлением. Но, прежде чем я успела этим насладиться, удивление исказилось в раздражении. Его медовые глаза зловеще сверкнули. Внезапно его руки, сильные и неумолимые, впились мне в плечи. Он грубо развернул меня, прижав спиной к холодной стене конюшни. Лопатки пронзительно заныли от удара о грубое дерево, выбив из меня стон.

Он казался ещё выше в полумраке, подавляя своей близостью. Красивые черты его лица искажала ярость, смешанная с чем-то незнакомым и опасно пылающим. Красноватые крапинки в его глазах ярко вспыхивали, словно тлеющие угли, даже в скудном свете восходящей луны, проникавшем сквозь щели. Сердце колотилось так бешено, что, казалось, посол слышит каждое эхо его удара. Страх сжимал горло, но под ним клокотало неистребимое любопытство.

Ладони посла, всё ещё лежащие на моих плечах, жгли сквозь тонкий шёлк платья. Жар растекался по телу волной, заливая щёки румянцем и иссушая губы. Его взгляд, тяжёлый и пристальный, полз по моему лицу, выискивая каждую золотистую веснушку, замеряя изгиб губ, впитывая цвет моих глаз, считая ресницы. Он изучал меня, как бесценное украшение, запоминая каждый миллиметр с болезненной тщательностью.

Его правая рука прислонилась к стене, закрывая мне путь отхода. Там, где она лежала, тут же стало холодно от контраста с его жаром. Левая же рука медленно поползла вверх по моему плечу. Грубая кожа его пальцев цепляла нежный шёлк, оставляя за собой жгучую полосу на моей коже. Мозоли нежно царапались, вызывая мурашки. Ладонь достигла шеи, и меня окатила волна незнакомого желания. Воздуха не хватало. Губы беспомощно приоткрылись, дыхание сорвалось на частые, мелкие вдохи. Рука замерла у меня на затылке, под тяжестью волос. Большой палец принялся медленно водить по моей щеке, столь нежный жест посреди этой грубости.

Он придвинулся вплотную. Между нами почти не осталось расстояния. Сделав глубокий вдох, моя грудь коснулась его горячего твёрдого торса. Он склонил голову, и пряди его волос нежно щекотали мой лоб и щёку. Наши губы оказались в опасной, дразнящей близости. Его горячее дыхание пропитало воздух пряным, дурманящим ароматом корицы и сладким, пленяющим, лишающим воли кардамоном. Каждая мысль расплывалась и ускользала. Тело отказывалось слушаться, застыв в этом мучительном ожидании. Весь мир сжался до этого угла конюшни, до его жгучего взгляда, до манящего тепла его тела, до пульсирующего пространства между его губами и моими. Только он, я и эта невыносимая, сладкая пытка близости.

– Довольно колкие слова срываются с этих нежных губ, – прошептал посол, обдавая мои губы жаром. – Если так и продолжите, то мне придется заставить Вас замолчать.

– Вы не посмеете, – хриплым голосом произнесла я, боясь сделать лишнее движение. – Я – принцесса.

– Раз мне предстоит спуститься в преисподнюю, – его губы задели мои в лёгком прикосновении. – То я бы предпочел уйти с приятными воспоминаниями.

– Ищи себе кого-нибудь другого, посол, – сквозь зубы прорычала я.

Едва слова сорвались с моих губ, его реакция была молниеносной. Твёрдая ладонь впилась в мои волосы у затылка, запрокинув голову с почти болезненной силой. И, прежде чем я успела вдохнуть, его губы прикоснулись к моим в обжигающе требовательном поцелуе. Из моей груди вырвался глухой, захлёбывающийся стон, мгновенно поглощённый его ртом.

Глаза широко распахнулись от шока, но губы предательски ответили. Они открылись под его натиском, впуская поцелуй, который был не просто прикосновением, а целой бурей. Как долгая разлука, вырвавшая крик тоски. Как трепетная встреча, полная невысказанных слов. Как жаркое воссоединение, сжигающее все преграды. Пылкий, жадный, всепоглощающий. Мир сузился до точки соприкосновения.

Одна его рука железным обручем сомкнулась на моей талии, притягивая бёдра вплотную к его телу. Волны покалывающего импульса хлынули от этого властного прикосновения, распространяясь на грудь, живот, спускаясь ниже… Другая рука всё ещё держала в плену мои волосы, пальцы впивались в корни, смешивая легкую боль с невыносимым наслаждением. А его язык… О, его язык! Настойчивый, уверенный, он исследовал каждый уголок моего рта, требуя ответа, который моё тело отдавало безропотно.

Разум тонул в густом тумане желания. Мне нужно больше! Больше его прикосновений, больше этого опьяняющего жара, больше поцелуев, выжигающих стыд дотла. Пожар, разожжённый им, бушевал во мне, сосредоточившись в тлеющем очаге между бёдер, требуя, чтобы его руки потушили эту муку или раздули до небес. Каждая клетка тела рвалась к нему, выгибая спину навстречу.

Но сквозь туман прорвался ледяной клин здравого смысла. Неправильно! Неподобающе! Вульгарно! Ты принцесса! Он посол! Это ловушка!

Собрав последние крохи воли, я резко оттолкнула его, разрывая поцелуй. Воздух с шумом ворвался в лёгкие. Его губы исчезли, но их зудящий отпечаток всё ещё пылал на моих, пульсируя памятью о его вкусе.

Прежде чем он успел опомниться, моя ладонь, движимая яростью, стыдом и предательским остатком желания, взметнулась и со всей силы врезалась в его прекрасное, высокомерное лицо.

– Подонок! – яростно вырвалось у меня, когда я побежала к двери.

– За эти слова я тоже возьму плату, лисичка, – бросил мне в след посол, потирая красный след на щеке.

Глава 6

Я летела сквозь сгущающийся сумрак, ноги сами несли меня по знакомой каменной дорожке к спасительным стенам замка. Холодный ночной воздух, как ледяные иглы, впивался в разгоряченную кожу, контрастируя с пожаром, бушевавшим внутри. Дыхание сбилось, сперва от поцелуя, этого дерзкого, нежданного вторжения, а теперь от бега, где каждый вдох обжигал лёгкие острой болью. Но куда невыносимей было предательское томление в теле, ноющая, навязчивая пульсация глубоко внизу живота и в налитых тяжестью грудей нашёптывала безумие. Вернись… вернись к нему…

Ворвавшись в свои покои, я захлопнула массивную дубовую дверь спиной, с силой прижавшись к прохладной, твёрдой древесине. Воздух врывался в пересохшее горло прерывистыми, хриплыми глотками. Сердце колотилось так, будто рвалось наружу, смешиваясь со стуком крови в висках.

Что это было?! Боги, что это было?!

Гнев вспыхнул жгучей волной, сжимая горло. Как он посмел? Как посмел прикоснуться? Как посмел… поцеловать?! Я – невеста его Повелителя! Я – принцесса Гилдмура! А он… он всего лишь посол, сопровождающий! Должен был охранять, а не… не осквернять!

Но почему тогда моё тело предательски отозвалось на его прикосновения сокрушительной волной тепла? Почему колени подкосились, а воля растворилась в тот миг, когда его губы коснулись моих? Это тёмное, незнакомое, всепоглощающее желание… откуда оно? Оно пугало своей силой и чуждостью.

И этот поцелуй… Мой первый поцелуй. Нежный и дерзкий, пьянящий и крадущий разум. Он не был дарован, не был вымолен. Он был украден. Украден послом Даарио в сумраке конюшни, как вор крадет самое драгоценное. Ощущение его губ всё ещё жгло, как клеймо позора и… чего-то ещё, стыдного, но сладкого.

– Каков наглец, – возмутилась я вслух, отходя от двери.

– Кто наглец? – голос Джестис эхом отозвался от стен комнаты.

Страх окатил меня подобно ледяным брызгам воды в реке Лоун. По спине побежали мурашки, волосы на затылке встали дыбом, а сердце, сперва замершее, заколотилось с такой бешеной силой, что дыхание перехватило. Ей ни в коем случае нельзя рассказывать, что произошло между мной и послом. Пока. Я должна была вести себя так, будто ничего не случилось, ни этой близости, опаляющей стыдом, ни этого предательского трепета под грудью, ни того поцелуя… того поцелуя, что всё ещё жжёг губы.

– Милостивые Боги, ты меня напугала, – честно произнесла я, вглядываясь в силуэт Джес, сидевшей в кресле спиной к окну. – Почему ты в темноте?

– Тебя ждала и слегка задремала, – она поднялась и подошла к письменному столу, несколько раз ударив по лампе с самоцветами, отчего по комнате разлился тусклый свет. – Вообще-то это ты всех перепугала. Где ты была? Тебя искали несколько часов.

– Плохо искали, значит, – решила я пошутить, садясь в кресло, но Джес испепеляла меня взглядом. – Я была в конюшне. Пыталась успокоиться, как это делал Артемис. Нужно было побыть одной и всё обдумать, – я следила за реакцией Джестис, она прищурила глаза, будто пыталась поймать меня на лжи.