Искры во тьме

Анна Дэй

Искры во тьме

Глава 1

Воздух ворвался в лёгкие едкой гарью, спровоцировав новый приступ кашля, рвущего грудь изнутри. Слёзы, смешиваясь с копотью, жгли глаза, превращая мир в размытое месиво ужаса. Крики. Плач. Предсмертные хрипы. Они висели в раскалённом воздухе, сливаясь с грохотом рушащихся перекрытий и треском ненасытного пламени, пожиравшего мой дом, моё детство. Весь замок Асгертов был погребен под алым саваном огня.

Босые ноги скользили по полу, усеянному острыми осколками стекла – осколками разбитой жизни. Каждый шаг оставлял кровавый след. Сквозь пелену дыма и слёз я пробивалась к родительским покоям, перепрыгивая через рухнувшие, почерневшие балки, похожие на кости гигантского сожжённого зверя. Стены, некогда сиявшие гобеленами и резьбой, были покрыты сажей и глубокими трещинами. Окна зияли чёрными провалами, исторгая новые волны дыма.

Боль. Она горела в лёгких, как расплавленное стекло. Пылала в ступнях, изрезанных осколками. Но страх за них гнал меня вперёд. Я влетела в знакомый коридор – и наткнулась на закрытую дверь. Дверь моих родителей. Из-за неё доносились не крики, а душераздирающие вопли отца и жуткий, протяжный стон матери, обрывающийся на самой высокой ноте.

«НЕТ!» – хрип вырвался из пересохшего горла. Я бросилась на дубовую громадину двери, отчаянно налегая всем своим маленьким весом. Ноги скользили по чему-то липкому и тёплому – крови. Ладони коснулись железной вставки двери – резкая боль. Я отдернула их, увидев пузырящиеся волдыри на нежной коже. Кулачками, уже покрасневшими и все в саже, я забарабанила в дверь, крича их имена. Но горло было как наждак, выдавая лишь хриплый шёпот. И вдруг… тишина. Жуткая, всепоглощающая тишина за дверью смела хаос звуков. Мольбы, крики – всё стихло. Я опоздала.

«Легион! Артемис!» – мысль пронзила голову, ледяной иглой. Хотя бы их спасти! Я оттолкнулась от страшной двери, оставив на ней кровавые отпечатки маленьких ладоней, и побежала, спотыкаясь, к комнатам братьев. Руки, истерзанные о шершавый, раскалённый камень стен, оставляли на нём следы плоти. Некоторые волдыри лопнули, обнажая розовое мясо. Боль ослепляла, но ноги сами несли вперёд.

Треск. Неистовый, сухой. Дверь в покои братьев была объята пламенем. Я замерла, вглядываясь в адское сияние за её щелями. И вдруг она с грохотом распахнулась! Стена огня, живая и яростная, ринулась на меня, пожирая воздух. Жар обжег лицо, запах палёных волос ударил в нос. Я метнулась назад. Двери вдоль коридора взрывались одна за другой, из каждой вырывался новый огненный демон, отрезая пути к отступлению. Пламя смыкалось, как челюсти чудовища.

Я рванула к парадной лестнице, перепрыгивая через ступени, падая, царапая обожжённые колени. Гигантский зал с шестью колоннами. Некогда гордость Асгертов. Теперь – преддверие преисподней. Колонны пылали, как гигантские факелы, потолок дышал жаром и дымом. Огненные языки лизали гобелены, превращая гербы династии в пепел. Я проскочила сквозь этот котел, чувствуя, как плавится рубашка на спине.

Внутренний двор. Холодный ночной воздух ударил в лицо – короткая, обманчивая передышка. Ни души. Лишь горы обугленных тел и… они. Пять огненных силуэтов, стоящих неподвижно под гигантским Дубом Асгертов. Дуб, символ королевства, горел неестественным, чёрным пламенем, пожиравшим листву и кору, но оставлявшим ствол зловеще целым. Силуэты повернулись ко мне. И заговорили. Голосами отца. Матери. Легиона. Артемиса. И даже Джестис.

«Беги… Далеко… Сестра… Спаси…» – слова тонули в шипении чёрного пламени, в грохоте рушащегося замка, в звоне собственной крови в ушах. Но последние два ударили, как нож: «Оно близко».

Я оцепенела. Ноги стали ватными. Руки бессильно повисли. Нельзя было пошевелиться, нельзя было крикнуть. Можно было только смотреть. Смотреть, как чёрный дым, клубящийся над горящим Дубом, сгущается, формируясь в громадную, зыбкую фигуру. Бесформенную и вселяющую ужас. И в этой дымовой массе проступили глаза. Чёрно-фиолетовые. Без белка. Гипнотические пустоты, в которых горел лишь крошечный, невыносимо яркий сверкающий первородный огонь в самом центре зрачков. Оно смотрело. Прямо на меня. И этот взгляд замораживал кровь, парализуя последнюю волю к бегству.

Я резко открыла глаза, мои руки, будто поленья в камине, горели ярким пламенем, моргнула, огонь исчез, его не было, это был сон. Но крики родных никуда не делись, они стояли в ушах. Рубашка промокла от пота, волосы спутанными прядями прилипли к вискам и шее. Сердце рвалось наружу в бешенном ритме. Я окинула комнату взглядом, никакого огня, копоти и дыма, лишь темнота, слегка освещённая лунным светом из большого окна. Выбираясь из измятой постели, я подошла к окну и открыла его, впуская холодный ночной воздух осени, пахнущий влажной листвой и землей после дождя.

Прогоняя образы из кошмара, я подошла к небольшому столику слева от окна. Возле красивого букета цветов из маминой оранжереи стоял серебряный кувшин с водой и кубок. Осушив два кубка, утоляя жажду и сухость в горле, больном от крика, я легла на сухую сторону кровати и попыталась уснуть. Этот кошмар преследует меня с самого детства. За столько лет я должна была бы к нему привыкнуть, но из раза в раз что-то в нём меняется: то расположение обезображенных тел, то мои действия или место, где я нахожусь. Неизменным остается внутренний двор с горящим Дубом, слова родных и ужасающие глаза.

***

Утром служанки дольше обычного трудились над моим образом: спутанные волосы после кошмара и ванны потребовали больше внимания, как и тёмные круги под глазами. Стоя перед зеркалом в гостиной своих покоев, ожидая прихода Джестис, моей фрейлины и лучшей подруги, я была благодарна Люсии и Марии за их проделанную работу.

Волосы, цвета пылающей меди и живого пламени, ниспадали тяжёлыми волнистыми прядями до середины спины. Левую прядь сдерживал искусной работы серебряный гребень, словно сплетённый из лунных лучей и усеянный крошечными изумрудами, мерцавшими, как глаза лесных духов из сказок. Гребень отводил волосы, открывая изящную линию скулы и ухо, украшенное длинной серебряной серьгой. Тонкое серебро спускалось каскадом, подобным бриллиантовой росе, увенчанной у мочки крупным, глубоким изумрудом.

Лицо, с фарфорово-светлой кожей, было усыпано россыпью золотистых веснушек, особенно заметных на переносице и щеках. Глаза, цветом весенней листвы, казалось, меняли оттенок с каждым поворотом головы – от яркого травянисто-зелёного до гипнотического изумрудно-чёрного.

Платье из ткани цвета молочной пены струилось по изящной, но не лишенной женственных изгибов фигуре, подчёркивая тонкую талию и плавные линии груди. Приталенный лиф с глубоким U-образным вырезом был отделан затейливым кружевом, напоминающим морозные узоры. Рукава, собранные в нежные фонарики на локтях, позволяли видеть тонкие запястья с серебряными браслетами, под стать гребню. Правая пола платья была аккуратно разрезана до середины бедра, обнажая стройную ногу и практичный кожаный ремень, туго обхватывающий бедро.

На ремне покоился серебряный кинжал, утяжелённый для метания клинок. Его рукоять, покрытая изысканной резьбой с узорами виноградной лозы, заканчивалась кабошоном из того же тёмного изумруда, что горел в ожерелье и серьге. Он лежал в набедренных ножнах не только как украшение, но и как предупреждение и обещание.

Высокая дубовая дверь открылась, в комнату лёгкой походкой впорхнула Джестис Крофтир. Отец Джестис – мастер Тобиас Крофтир – был выдающимся астрономом и инженером, создавшим королевству систему оборонительных маяков на Севере. Он погиб при испытании своего изобретения. А мать – Леди Сильвия Крофтир – была знатоком древних языков и часто помогала мужу. После его смерти они остались без средств, мой отец, благодарный за службу мастера Тобиаса, пожаловал его вдове небольшую пенсию и пригласил на работу в библиотеку, а восьмилетнюю Джестис определили во дворец, как «ровню по уму» для меня. Это была честь для Джестис и её матери – воспитываться рядом с наследницей, а позже стать её официальной компаньонкой и близкой подругой.

Густые, тёмные волосы Джестис, цвета воронова крыла, были уложены в сложную, но элегантную причёску с плетёными элементами и небольшими завитками у щёк, что добавляет лицу мягкости, отливающей на солнце глубоким синеватым цветом. Большие, выразительные глаза цвета тёплого ореха, по которым рассыпаны мелкие изумрудные крапинки, особенно заметны при ярком свете. Взгляд умный, внимательный, с лёгкой грустью в глубине. Ресницы длинные, тёмные. Светлая, гладкая кожа цвета слоновой кости, без веснушек, легко розовеет на морозе или от смущения. Овальное лицо с изящным подбородком. Высокие, но мягкие скулы. Аккуратный прямой нос. Губы естественного розового оттенка, чуть полнее нижней, придают лицу трогательную беззащитность.

Красивое полуприталенное платье из тёмно-синего бархата, с закрытой линией декольте и длинными рукавами со скромной серебряной вышивкой, подчёркивало её стройную фигуру. На первый взгляд она была воплощением ангельской скромности и спокойствия: все её движения были плавными и грациозными, а поступь тихой, будто она всегда ходила по лесному мху. Но наедине с принцессой она могла расслабиться, рассказать все слухи, долетавшие до её чутких ушей, делиться тревогами или обсуждать потенциальных назойливых женихов, которых Джестис отваживала от меня во время приемов.

– Доброе утро, Рин, – говорит Джестис, подходя ко мне и беря за руку. Её приветливое лицо меняется на обеспокоенное.

– Снова эти кошмары?

– Как ты…– начала я, но она перебила меня.

– Слишком много пудры, – хихикнула Джестис. – Люсия хорошо постаралась, но каждый раз, когда на тебе такое количество косметики, легко понять его причины.

– Да, верно, – со вздохом сказала я, поворачиваясь к окну, всматриваясь в даль, – Очередной огонь, крики, паника. Дуб. И глаза… Джестис, я уже ненавижу эти глаза и свою слабость перед ними. Я хочу что-то сделать, но стоит мне посмотреть на них, я замираю как вкопанная.

– Это просто дурной сон, Рин, – она обхватила меня руками сзади и положила подбородок мне на плечо. – Я за тебя переживаю, ты продолжаешь пить успокоительное на ночь?

– Да, конечно, – я склонила голову, касаясь её виска, и тихо добавила. – Как видишь, не сильно помогает.

В дверь покоев постучали. Джестис разжала объятия и отступила на шаг от меня, опустив руки вдоль тела и выпрямив аристократическую спину. Я разрешила войти. Молодой гвардеец, примерно моего возраста, который охранял мои покои, вошёл, низко поклонившись. Светлые волосы, сверху были длиннее, чем по бокам и на затылке, лёгкой волной нависали над его лбом.

– Доброе утро, принцесса Эларинн, – произнёс гвардеец, выпрямляясь. – Все уже собрались в парадной столовой, Вас ожидают.

– Благодарю, Ролан, мы уже идем, – я кивнула и направилась к дверям.

Мы вышли в широкий, залитый светом коридор. Воздух здесь был прохладным и неподвижным, пахло полированным камнем и едва уловимыми нотами воска. По стенам, словно застывшие звёзды, горели небольшие лампы – изящные бронзовые чаши, где мерцали и переливались самоцветы-светильники: сапфировые сияли холодным голубым, топазовые – тёплым золотом, изумрудные отбрасывали на мрамор призрачно-зелёные блики. Их мягкий, но уверенный свет превращал гладкий пол из светлого мрамора в настоящее белое зеркало, в котором двоились наши отражения и скользящие тени слуг. Каждый наш шаг отдавался тихим, но четким эхом под высокими сводами.

Дойдя до конца, мы свернули направо – и перед нами развернулась парадная лестница. Она была застелена толстым тёмно-зелёным ковром, цвета королевского герба, его ворс глушил наши шаги. Лестница уходила вниз двумя широкими маршами, разделенными массивными каменными балюстрадами, украшенными резными дубовыми листьями и желудями – символами династии. Гвардейцы в синих с серебром мундирах, стоявшие у перил, замерли, как изваяния, склонив головы в почтительном поклоне. Придворные в шелках и бархате, застигнутые нашею процессией, поспешно приседали в глубоких реверансах, их взгляды – любопытные, почтительные, оценивающие – скользили по нам, особенно по мне. Я чувствовала их внимание, как лёгкое покалывание на коже, и старалась держать голову высоко, подражая отточенной уверенности матери.

Спустившись, мы ступили в сердце замка – Гербовый Зал. Его размеры восхищали: высокий, двухсветный, он уходил ввысь, теряясь в полумраке сводов. Воздух здесь был другим – прохладнее, пахло старым деревом, пылью веков и слабым ароматом ладана, что курился где-то в нишах. По обе стороны, словно древние стражи, выстроились семиметровые деревянные колонны. Каждая была уникальным шедевром резца: на одних, как на страницах гигантских книг, были вырезаны батальные сцены прошлых веков – всадники с копьями, осады замков, триумфальные шествия. На других оживала флора и фауна королевства: причудливые виноградные лозы с тяжёлыми гроздьями оплетали стволы, меж листьев прятались резные белки и птицы, у подножия каменели в вечной охоте волки и олени. Свет из высоких стрельчатых окон падал узкими пыльными лучами, выхватывая из полумрака то гордый профиль короля-основателя на капители, то клык резного вепря.

Наши шаги гулко отдавались в торжественной тишине зала. Я ловила себя на том, что вглядываюсь в знакомые с детства резные истории, надеясь увидеть в них утешение, но сегодня они казались лишь немыми свидетелями былого величия, неспособными помочь. Джестис шла рядом, её плечо иногда слегка касалось моего, подобно молчаливой поддержки.

Наконец, мы свернули направо, в более узкий, но не менее величественный проход, и остановились перед главными дверями в Парадную Столовую. Они были монументальны – из тёмного дуба, тяжёлые, с массивными железными петлями и накладками. Резьба на них изображала пиршество Богов и обильные дары земли – гроздья винограда, спелые колосья и дичь. Два гвардейца Королевской Стражи, в латах и с алебардами, стояли по стойке «смирно». Их лица под шлемами были непроницаемы. Увидев нас, они синхронно, с глухим лязгом доспехов, отсалютовали – не поклон, а именно «салют», поднеся правые ладони к вискам в знак высочайшего уважения к королевской дочери. Затем, с хорошо слаженным усилием, развернулись и распахнули массивные створки. Двери открылись беззвучно, несмотря на свой вес, и из щели между ними хлынул поток тёплого воздуха, смешанного с аппетитными запахами жареного мяса, свежего хлеба и сладких фруктов – и гул приглушенных разговоров.

Глава 2

Парадная столовая была поистине грандиозна – размер комнаты, почти в сто двадцать метров, десятки позолоченных канделябров и люстр со светящимися самоцветами ярко освещали пространство мягким тёплым светом, придавая помещению необыкновенный уют. Деревянные панели с искусной резьбой, подобно Гербовому залу, на стенах, эркеры и оконные рамы придавали комнате деловую атмосферу. Рисунок потолка, отделанный деревянным каркасом с перекрещивающимися ребрами, напоминал большую звезду.

На высоком, длинном камине, между двух канделябров стоял букет из бледно-розовой астильбы, розовых гортензий и несколькими веточками хелеборуса из маминой оранжереи, дополняя аромат яств. Такие же прекрасные, пышные букеты стояли в изящных белых вазах на длинном столе, накрытом белоснежной скатертью с тонкой золотой вышивкой, ножки стола из красного дерева были похожи на звериные лапы. Приборов и стульев было подано на десять персон.

Король Элларион восседал во главе стола. Ему было под пятьдесят, но преобладающая седина в его коротких, тёмно-коричневых волосах и короткой, густой бороде делала его старше, окутывая ледяной аурой прожитых зим и принятых решений. Чёткие черты лица – резкие скулы, волевой подбородок, прямой нос с лёгкой горбинкой – казались высеченными из гранита. Но главное – глаза. Карие, глубокие, они обладали проницательностью сокола, высматривающего добычу. И сейчас этот взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по присутствующим, словно выискивая слабость.

На его широких плечах лежала тяжёлая накидка из шкуры северного волка, добытого им в далёкой юности. Грубая бело-серая шерсть была скреплена на груди массивной золотой пряжкой в виде могущественного дуба – герба династии. Из-под накидки виднелся тёмно-зелёный камзол из плотной шерсти с простыми стальными застежками. Его рука, украшенная громадным перстнем с изумрудом, лежала на рукояти старого полуторного меча, как напоминание, что этот король знает цену власти не только по церемониям. От него пахло морозом и сталью, и веяло непоколебимостью.

Разговоры смолкли. Джестис отступила на шаг за мою спину и присела в глубоком реверансе. Мужчины, стоявшие вокруг короля, низко поклонились, лишь Легион, мой старший брат, склонил голову в лёгком поклоне. Я поприветствовала короля и королеву как полагается. Королева Мелисса, сидевшая напротив короля через длинный стол, лучезарно улыбаясь, подошла ко мне и заключила в тёплые объятия.

Её светло-рыжие волосы, цвета последних осенних листьев, озарённых солнцем, были собраны свободным узлом, из которого выбивались мягкие золотистые пряди на висках. В них бледно-голубая шёлковая лента и несколько крошечных живых васильков, словно она только что вышла из оранжереи. Но больше всего завораживали её глаза. Глубокие, как морская даль, они переливались оттенками аквамарина и серой дымки – настоящий морской мираж во плоти. Взгляд её был спокоен, проницателен и невероятно добр, словно она видела не только лица, но и сокровенные тревоги сердец.

Мягкость линий лица и фигуры в струящемся платье цвета пыльной розы подчёркивали её красоту. Тонкий шёлк, расшитый серебристыми нитями в виде листвы и полевых цветов, мягко шуршал при каждом движении. На плечах лежала лёгкая шаль из дымчатого шифона. Она не носила тяжёлых корон, лишь тонкую диадему из лунного камня, которая едва заметно сверкала в её волосах. От королевы Мелиссы веяло свежестью весеннего ветра, лавандой и теплом.

– Ты прекрасно выглядишь, милая, – мягким голосом сказала мама. – Как тебе спалось? Хорошо себя чувствуешь?

– Мелисса, дорогая, – начал отец с нежностью в твёрдом голосе, – У нас гости, может, мы уже приступим к трапезе?

– Конечно, дорогой, – ответила она королю и перешла на шёпот, – У нас в гостях симпатичный посол из Закатных земель, такой обаятельный.

Все мужчины, кроме короля, стояли у своих мест, ожидая, пока мы сядем за стол. Я села рядом с Легионом, старшим братом, сидевшим слева от нашего отца. Джестис заняла место между мной и мастером Астериусом Лонгстредом – главным архивариусом. По правую руку от короля сидели: лорд Эдвард Вейл – десница короля, посол Закатных земель, чьего имени я пока не знала, генерал Леонард Геронд – командующий королевской армией и сэр Годрик Брандт – глава тайной службы.

– Раз все в сборе, можем начинать, – произнёс король, тихо хлопнув руками. – Посол Даарио из Закатных земель почтил нас своим присутствием. С моей женой, королевой Мелиссой, и старшим сыном, принцем Легионом, вы знакомы, позвольте представить мою среднюю дочь, принцессу Эларинн. – Отец слегка наклонил голову в мою сторону.

– Для меня честь быть приглашённым к Вашему двору, Ваше Величество, – поднявшись с места, сказал посол, прикладывая ладонь к сердцу и склоняя голову. – Моё почтение, принцесса Эларинн. Я ждал возможности познакомиться с Вами, – его внимание переключилось на короля. – Рад, что смог встретиться со старшими детьми, но где же юный принц?

– Ах, да, – протяжно выдохнул отец, потирая бороду. – Принц Артемис находится на обучении в Академии Стилгейт на Севере, он будет там ещё два года. Принц Легион тоже обучался там в своё время, уехал юношей, а вернулся закалённым мужчиной, – глаза короля светились гордостью. – Знаю, в ваших краях тоже есть Академия, не так ли?

– В Закатных землях у нас всё немного иначе, Ваше Величество, – начал посол, промочив горло вином. – Любой желающий, будь то мужчина или женщина, может пройти обучение владением оружия, оттачивание мастерства происходит в Институте Сендвинд, где студенты готовятся к испытаниям в нескольких регионах. Первое испытание проходит в Море Песков. Студентам нужно выжить в раскалённой пустыне, где температура днём настолько поднимается, что можно приготовить яичницу на песке за минуту, а ночью падает так низко, что изо рта выходит пар, а песок покрывается инеем. Второе испытание проводится на территории тропических лесов Рейн. Там обитают опасные животные и растения, да и сам воздух в некоторых зонах этого леса опасен ядовитыми испарениями и дурманом. Заключительный этап проходит в горах Форгеафаар, чья вершина всегда скрыта за облаками.

– Впечатляет, – сказал отец, отпивая вино из кубка. – Может, и нам отправлять своих студентов к вам?

– Если не боитесь не досчитаться нескольких смельчаков, милости просим, Ваше Величество, – ответил посол.

За столом воцарилась мёртвая тишина, перестали звенеть приборы о тарелки, смолкли звуки глотков и песни хрустальных кубков с серебряной окантовкой. Все взгляды метались от посла к королю, я не могла поверить, что посол это сказал. Моя спина вытянулась в прямую нить, словно струна музыкального инструмента, а рука замерла возле кубка, к которому потянулась.

Лицо короля было суровым, а глаза насквозь прожигали гостя, который мягко улыбался в ответ. И вдруг раздался громогласный хохот, король рассмеялся, стукнув рукой по столу. Я почувствовала всеобщее облегчение, остальные присутствующие подхватили королевский смех, но я лишь слегка улыбнулась.

Я по-новому взглянула на посла Даарио. Он был воплощением чужой власти. Высокий красавец с бронзовой кожей. Длинные, тёмные волосы цвета мокрого дерева были туго стянуты у затылка чёрным кожаным шнуром, закреплённым бронзовым зажимом в форме стилизованной головы пустынной совы – герба его империи. Несколько прядей ниспадали ему на лоб, частично прикрывая густую тёмную бровь. Высокие и широкие скулы. Чёткие, высеченные скульптором, идеальные губы и аккуратный прямой нос.

Вместо ожидаемых пышных одеяний на нём был тёмно-синий, почти чёрный кафтан из тяжёлого шёлка, отливающего глубоким блеском при движении. По воротнику-стойке, обшлагам и заострённым полам шла сложная, золотая вышивка переплетающихся узоров. Кафтан подчёркивал широкие плечи и узкую талию, застёжки – позолоченный ряд пуговиц острых, как когти. Практичные штаны из тёмно-серой плотной ткани, заправленные в высокие сапоги из матовой кожи. На широком кожаном поясе с массивной пряжкой-печатью висел лишь изящный кортик в ножнах, покрытый тёмной чешуей неизвестного зверя.

Окончательно расслабившись после неловкой ситуации за столом, я потянулась за кубком, но моя рука коснулась руки Легиона, и тот окаменел.

– Прости, – тихо произнесла я, отдёргивая руку.

Легион мгновение сидел каменным изваянием. Придя в себя, он коротко кивнул и переключился на разговор отца и десницы, продолжая трапезу. В детстве мы со старшим братом были очень дружны, несмотря на нашу разницу в возрасте в четыре года. Это не мешало нам проводить время вместе и находить темы для разговоров. Легион был добрым и заботливым братом, оберегал меня, особенно от своего друга Локвуда, сына генерала, который часто пытался меня поддразнить, напугать или обидеть. Но однажды, после нашей с ним детской ссоры, всё изменилось. Брат отстранился от меня, стал избегать, и наше общение сошло до минимума, окутывая напряжением.

Воспоминание о той нелепой ссоре нахлынуло на меня подобно волне. Он должен был ехать с Локком на охоту, а мне так хотелось поехать с ними. Тогда мне было девять лет. Я шла за братом по открытому коридору внутреннего двора, где в центре растёт наше живое воплощение герба – могущественный Дуб Асгертов. Легион не хотел меня брать, и наш разговор перерос в ссору. Мы кричали друг на друга, и в какой-то момент лицо Легиона исказилось.

Он взял вазу со столика и окатил меня водой, а после схватил и начал трясти за плечи. Я вырывалась, обхватив ладонями его предплечья. Лицо Легиона перекосилось гримасой ужаса и отвращения, и он толкнул меня на пол. Я была так ошарашена, слёзы катились градом по лицу. Мои ручки потянулись тогда к нему, но он лишь отскочил от меня и убежал прочь. После этого всё и изменилось. Я пыталась извиниться перед ним за своё поведение и истерику, но его глаза смотрели на меня уже совсем иначе. В них не было того братского тепла и любви, лишь тихая холодная ненависть.

Я почувствовала на себе чей-то взгляд. Оглядев остальных, я остановилась на после Даарио. Его глаза светло-коричневые с рыжевато-красными крапинками, будто россыпь маленьких спессаритов пристально смотрели на меня из-под длинных ресниц. Наши глаза встретились. Моё лицо залилось краской, когда я поняла, что он стал свидетелем сцены с Легионом.

Но я почувствовала ещё что-то, словно множество маленьких иголочек пробежали по всему телу, покалывая кожу изнутри. Я напряглась, не смея увести взгляд от его зачарованных глаз. На краткий миг молодое и красивое лицо посла приняло удивлённое выражение. Оно столь быстро пропало, как и появилось, оставшись незамеченным для всех остальных. Я физически ощущала его взгляд, как он касается моих волос, щёк и губ, спускаясь ниже… Смутившись, я невольно начала теребить ожерелье.