Мне нужен герой! I NEED A HERO!

И вот, устроившись на мягком коврике перед низким журнальным столиком, ребята уже разливали вино по бокалам в интимном полумраке, а я выставляла на тарелки аппетитные суши, привезенные доставкой.

– Блин, а можно я иногда у тебя ночевать буду? – Лиля, словно встревоженная птичка, все еще вертела головой, осматривая студию.

– И я, – Даня хохотнул, разливая рубиновую жидкость по бокалам.

– Тогда это будет уже не студия, а коммуна, – улыбнулась я, расставляя кухонные приборы на прозрачном стеклянном столике и устраиваясь на ковре.

– Точно! Как в американских фильмах! Нужно придумать какое-нибудь крутое название, – загорелся Даня, задумчиво покручивая фужер в пальцах.

– Ну что, выпьем за твою прекрасную обитель, в которой, я надеюсь, мы еще не раз соберемся и проведем ни одну незабываемую и веселую ночь! – провозгласила Лиля, торжественно вскинув бокал. – Кстати, а кто у тебя соседи?

– Пока соседей у меня нет, еще не все заселились.

– Тогда точно веселую ночь! С новосельем! – мы дружно рассмеялись, и, когда наши бокалы уже готовы были соприкоснуться в радостном звоне, комнату оглушил настойчивый трезвон входящего вызова.

– Сейчас, ребят, секунду, – извинилась я, отставляя бокал и поднимаясь, чтобы взять телефон с письменного стола. Звонил отец.

– Привет, пап!

– Привет, доча! Ну, как ты там? Устроилась? – в динамике зазвучал бодрый голос отца.

– Да, вот как раз с друзьями сидим, отмечаем новоселье, – поделилась я, бросив взгляд на ребят, которые с нетерпением ждали окончания моего разговора.

–– О, значит, все свои сокровища наконец-то разложила? —засмеялся он, намекая на необъятность моих вещей, с которыми, по его мнению, я бы не управилась до Нового года.

– Пришлось попотеть, – парировала я, отводя взгляд к окну.

– Молодец! На днях заеду проверить, впустишь папку? – мужчина явно был в приподнятом настроении, отпуская шуточки.

– Конечно, впущу, это же и твой дом тоже, – ответила я, машинально поправляя штору пудрового цвета.

– Ну и отлично! Я вообще по делу звоню, Никусь. Минут через десять к тебе подъедет мой помощник, он завезет папку с документами на квартиру, пусть она будет у тебя на всякий случай.

– Хорошо, как скажешь, – согласилась я, видя, как друзья уже машут руками, призывая меня вернуться.

– Ну, тогда на связи, дочь. Хорошенько там посидите, только аккуратнее, ладно? – снова рассмеялся отец. Что-то явно подняло ему настроение, обычно он серьезный и деловой, а тут фонтанирует шутками.

– Ладно, пап, пока, – попрощалась я и, услышав гудки в телефоне, положила его на стол, возвращаясь к друзьям.

– Ну что, продолжаем? – Лиля, подхватив бокал, вновь вскочила на ноги, увлекая за собой и Даню. – Обмоем твое новоселье!

Но звонок, на этот раз в дверь, снова не дал хрустальным фужерам встретиться в радостном приветствии. Подруга лишь грустно выдохнула и опустилась обратно на ковер.

– Да что ж такое-то… – простонала она с досадой.

– Это помощник отца, он привез документы. Сейчас заберу, и продолжим, – вновь подскочила я и, лихо провернув ключи, распахнула дверь.

Улыбка тут же сползла с моего лица. Передо мной стоял молодой человек, лет двадцати пяти, одетый в бежевую кожаную куртку и темно-синие джинсы. Он был ненамного выше меня, но взгляд его словно падал сверху вниз.

– Привет, – ослепительно улыбнулся светло-русый парень, протягивая руку. – Я Глеб, помощник твоего отца.

– Привет, – ответила я, задумчиво пожимая его руку.

Мое удивление было вполне оправданно: насколько я помнила, у отца был другой помощник – мужчина средних лет, высокий как шкаф и с внушительным животиком. А сейчас передо мной стоял этот привлекательный стройный парень и ослеплял улыбкой. Пауза затянулась, и только возня за спиной, недовольное перешептывание, вырвали меня из вихря мыслей.

– Ой, прости, заходи, – освобождая проход, я отступила на несколько шагов.

Парень закрыл за собой дверь и тут же встретился с пристальными взглядами двух пар глаз, полных нетерпеливого ожидания заветного глотка вина.

– Ой, я, кажется, вас отвлёк… Простите, что без предупреждения! – Глеб смущённо улыбнулся, растерянно оглядел собравшихся и взгляд его задержался на Лиле. – Всем привет!

Те заметно оживились и приветливо замахали ему в ответ. Что это с ними?

– Да нет, все в порядке, – заверила я, ища глазами поддержку у ребят. – Просто отмечаем новоселье. Не хочешь присоединиться?

– Да-да-да, Глеб, проходите, выпейте с нами! – Лиля, встрепенувшись, нервно поправила непослушный локон.

О нет, я знала, что обозначает этот женский жест…

– Я бы с радостью, но меня Владимир Александрович ждет. Я еще на работе, но спасибо за приглашение, – ответил парень, одарив всех лучезарной улыбкой. – Вот пакет с документами, который твой отец просил передать.

– Спасибо, Глеб, – пробормотала я, принимая доставку и неловко переминаясь у двери.

– Ну, тогда всем приятного вечера, надеюсь, еще увидимся! – попрощался помощник отца и, оставив после себя легкий цитрусовый шлейф парфюма, исчез за дверью студии.

– Ничего себе, какой красавчик! – пролепетала Лиля, накручивая непослушную прядь черных волос на пальчик. – Жаль, не остался… – грустно выдохнула она.

– Вот всегда так: появился, пленил, исчез… Трагедия! – эхом отозвался друг, с нескрываемой тоской наблюдая, как я убираю пакет в ящик тумбы.

– Ну вы, ребята, даете! – рассмеялась я, потянувшись уже третий раз за бокалом. – Ну, будем?

– Будем! – синхронно ответили те, и студию наконец наполнил хрустальный перезвон.

За непринужденной, искрящейся беседой первая бутылка вина опустела незаметно, и лишь тогда я заметила внушительный пакет, примостившийся неподалеку от Дани.

– Я помню, – опередил он мой невысказанный вопрос, кивнув на пакет. В розовых тапочках, смешно шлепая по полу, друг извлек из шуршащей утробы пакета еще две бутылки вина.

– Приберег на потом, – подмигнул он, водружая их на стол. – Но и это еще не все!

Вновь нырнув в пакет, он выудил коробку среднего размера, перевязанную кокетливой розовой лентой.

– Это от нас двоих, на новоселье, – произнес он, протягивая мне подарок.

– Да, надеемся, тебе понравится! Открывай же скорее, – нетерпеливо подхватила подруга, устраиваясь поудобнее и предвкушая мою реакцию.

Я бережно развязала ленту, приподняла крышку, и меня тут же обволокло упоительным ароматом. Внутри, словно сокровищница, покоились ароматические свечи, бомбочки и соль для ванны, россыпь сухих лепестков роз, шелковистые пены и гели. Я обожала создавать из этих вещиц вечерние ритуалы, растворяясь в релаксе перед сном.

– Ребята, спасибо огромное, это просто восхитительно! – прошептала я, притягивая их к себе и обнимая так крепко, как только могла. Даня, с глазами, лучащимися радостью, вновь наполнил бокалы и провозгласил тост.

– За новых друзей!

И мы все, в унисон, подхватили его, чувствуя, как слова наполняются искренностью. Вечер утопал в тепле и уюте, в окружении близких людей, которые своим присутствием заполняли не только пространство квартиры, но и мою душу заботой и любовью.

Глава 8 Вероника

Сигнал из динамиков оповестил о начале пары, и в аудиторию вплыла Зарево – женщина зрелых лет, облаченная во всё красное. Её прозвище было придумано ещё до нас, так как преподавательница носила почему-то исключительно вещи в алых оттенках. Ей не требовалось ни громогласного кашля, ни стука указки, чтобы завладеть вниманием. Все взгляды невольно прильнули к этому багряному закатному солнцу, внезапно залившему аудиторию. Она преподавала психогенетику – предмет, к моему удивлению, оказавшийся невероятно увлекательным. Несмотря на заранее подготовленные конспекты, я всё равно жадно ловила каждое её слово, фиксируя ключевые моменты в тетрадь.

Утро, побаловавшее меня ласковым солнцем, предвещало прекрасный день, хоть я и не смотрела прогноз погоды полностью, а надо бы… Через полтора часа город погрузился в свинцовую тьму, дождевые капли застучали по стёклам, а мы, словно приговорённые к каторге, брели на лекцию по клинической психологии. Сегодняшний устный опрос заставлял однокурсников судорожно впиваться взглядом в исписанные страницы, пытаясь впитать хоть что-то напоследок. Но, как говорится, перед смертью не надышишься. Чтобы не волновать свою нервную систему, я дома запомнила всё, что смогла, не принуждая свой мозг. Ведь если заучивать всё насильно, тот будет противиться и в ответственный момент перемешает всю информацию. Это я знала ещё со школы. Немного удачи, и я отвечу на вопрос, на который знаю ответ.

Гул голосов стих, как только в коридоре раздался сухой, металлический лязг ключей. Мы мгновенно замолчали. Он появился, как всегда, уверенно и без лишних движений: чёрная рубашка, чёткий шаг, прямой, пронизывающий взгляд. Марк Викторович. Словно хищник, входящий в свой вольер небрежно, но с чувством полной власти.

Его взгляд скользил по студентам легко и поверхностно, но когда он на долю секунды задержался на мне, я будто почувствовала, как в груди обожгло. Что это? Вина за старую дерзость? Воспоминание о его случайном прикосновении? Или… что-то другое, куда более опасное?

Я подняла подбородок и встретила его взгляд спокойно, не отводя глаз. Пусть думает, что хочет. Я не боюсь. Он отвернулся первым. Щелчок замка, и вот уже он пропускает нас в аудиторию.

"Упивается своей властью над запуганными студентами", – промелькнуло у меня в голове, пока одногруппники, понурив головы, просачивались в аудиторию.

Резкий хлопок двери заставил многих вздрогнуть, а некоторых даже перекреститься. Марк Викторович небрежно швырнул журнал на стол и, присев, как обычно, на его край, скрестил руки.

– Наверное, пересчитывает нас, как овец, – прошептал мне на ухо Даня, вызвав на моем лице довольную улыбку.

– Итак, у нас сегодня устный опрос, – спокойно и размеренно сказал он. – Начнём.

– Сейчас начнется жертвоприношение барашков, – снова шепнул друг, и я не смогла сдержать тихий смешок.

– Благоволина Вероника. Первая. Похвально, – прогремел грубый и громкий голос преподавателя, когда он, оттолкнувшись руками от стола, сделал пару шагов вперед.

Что? Я медленно повернулась к Дане, который смотрел на меня виноватыми щенячьими глазами, полными раскаяния. Под гул крови в ушах я поднялась. Сердце стучало глухо и сильно. Но страха – нет, страха не было. Лишь внутреннее напряжение, как у дуэлянта перед выстрелом.

– Первый вопрос: что такое абстиненция? – Марк Викторович вперил в меня взгляд, словно рентгеном просвечивая насквозь.

– Абстиненция – состояние, возникающее при резком прекращении употребления алкоголя или наркотиков, – мой голос был твердым, и я чувствовала, как сама себе нравлюсь в этот момент. Ни дрожи, ни паузы.

– Хорошо, – он кивнул, но в голосе не прозвучало ни капли удовлетворения. Как будто я ответила не так, как он ожидал. – Второй вопрос: что такое анализаторные системы?

– Анализаторные системы – это сложные, многоуровневые образования, предназначенные для анализа сигналов определенной модальности, – машинально выдала я. Четко, точно. Без волнения.

Он замолчал. В этот момент его взгляд снова упал на меня – тяжелый, сверлящий, почти личный. Я чувствовала, как этот молчаливый контакт начинает разжигать что-то под кожей. Словно он не задает вопросы, а испытывает меня на прочность.

– И последний вопрос. Методика нейропсихологического исследования. Кто ее разработал?

И всё. В голове – пусто. Белый шум. Тишина в аудитории стала вязкой, как болотная вода. Нет… нет… нет… Чёрт, я не помню этого. Разве мы это проходили? Я метнула взгляд на Лилю и Даню. Все уткнулись в тетради, лихорадочно листая. Без шансов.

– Вероника? – его голос стал чуть ниже. Спокойный, но с каким-то напряжением, словно он чувствовал, что сейчас что-то случится. – Ваш ответ.

Я подняла глаза. Наши взгляды снова встретились. Он ждал. В его лице не было презрения или злости. Он просто наблюдал за мной. За тем, сломаюсь ли я сейчас.

– Я… не знаю, – выдохнула я, не отводя взгляда.

Молчание. Он выдержал паузу, как хирург перед надрезом.

– Три, Благоволина. – Таким был его приговор. – Только три.

Он отвернулся и записал в журнал. Сухо. Безэмоционально. Как будто вычеркнул меня. А я села, не чувствуя под собой стула. И только тогда заметила, как моя рука дрожит.

– Никусь… – толкнул меня в бок друг, словно боясь нарушить хрупкое безмолвие аудитории.

– Не извиняйся, всё нормально, – я резко отмахнулась. Но не от него – от обиды, разочарования… и чего-то странного, щемящего в животе. Почему я чувствовала, будто подвела не себя, а его?

Я украдкой посмотрела на Марка Викторовича. Он больше не смотрел на меня, а уже терроризировал другую студентку. И все-таки в его лице что-то мелькнуло. Может быть, сожаление? Что бы это ни было – я поймала эту тень.

– Дело не в этом… Посмотри сюда, – Даня указал на свою тетрадь, исписанную каллиграфическим почерком лекций. – Я пролистал их все, и ни в одной из них нет ни единого упоминания о методике нейропсихологического исследования.

Я выхватила его тетрадь и лихорадочно пролистала, затем схватила свою и так же быстро просмотрела её. Важные имена и определения пестрели разноцветными маркерами, но среди них не было и намека на это злосчастное толкование. Я резко выдернула из-под носа Лили её тетрадь, над которой она склонилась, словно над священным писанием, и принялась отчаянно искать ответ на терзающий меня вопрос.

– Нет, ну не могли же сразу три человека прослушать и не записать! – возмутилась я, ощущая, как внутри закипает странное чувство, сочетающее в себе негодование и азарт. Неужели Марк Викторович решил специально меня завалить после моих тех высокомерных взглядов? Он вступил в игру?

– Отдай, – вырвала подруга лекции. – Потом с ним разберешься.

Окончания этой пытки я ждала, нервно постукивая каблуками по полу, пока преподаватель терзал очередного студента, безуспешно пытавшегося выдавить из себя хоть что-то связное. В итоге больше половины группы, как и я, получили свои «тройки» и с облегчением вздохнули, но только не я. Я жаждала справедливости! И раз он сделал свой ход – то теперь мой черед!

После окончания пары я хотела уже было рвануть с места к столу преподавателя, но увидела, как к нему уже пробирается через студентов Мария Андреевна. Мне очень хотелось подойти к нему и… И что? Поспорить? Начать качать свои права?

–Не сейчас, —Лиля дернула меня за рукав и потащила на выход и весь путь до кафе в ушах стояло эхо его голоса: «Только три…».

Глава 9 Марк

Когда пара была окончена, я торопливо выводил последнюю на сегодня тройку в журнал. Студенты, облегченно выдохнув, ринулись вон из кабинета, а среди них, краем глаза я заметил приближающуюся Баталову. Внутри все сжалось в тугой комок. Неужели она караулила за дверью, поджидая окончания лекции, чтобы вновь подойти ко мне под каким-то предлогом?

– Марк Викторович, мне нужна ваша помощь, не могли бы вы пройти со мной в мой кабинет? – спросила она, заметно волнуясь.

– Что-то срочное? – поинтересовался я, захлопывая журнал.

– Там моя статья для газеты… вернее, черновик. Вы ведь иногда редактируете, у вас стиль такой чистый и аккуратный. Не посмотрите?

Это было что-то новенькое, нечто большее, чем обычная просьба помочь достать старые методички или схемы на ватманах с верхних полок. Оставаться с ней наедине в ее кабинете совсем не хотелось, и я надеялся, что моя следующая фраза положит конец этой затее.

– Отправьте мне по почте или оставьте в деканате, – спокойно ответил я, хватая журнал и ключи, чтобы поскорее скрыться из ее поля зрения.

– Но… это ведь совсем не то. Я хотела бы услышать ваше мнение лично. Так будет точнее.

Она не унималась и явно не собиралась меня отпускать. Чтобы не портить рабочие отношения, я сдался:

– У меня есть только пять минут.

– Отлично, мне хватит, – она уже крутилась у двери, словно боялась, что я передумаю.

Кабинет Марии находился этажом ниже. Она шла впереди, слегка замедляя шаг и оглядываясь через плечо.

– Вот, сейчас покажу, – приоткрыв дверь, она жестом пригласила меня войти.

В ее кабинете было тепло, даже душно, в отличие от моего, где окна закрывались лишь по настоянию замерзающих студентов. На подоконнике стояла кружка с недопитым чаем и пара ярких папок. Мария проворно вытащила одну из них и положила передо мной на стол.

– Вот. «Социальное избегание как адаптивная стратегия в профессиональной коммуникации». – Она чуть усмехнулась. – Понимаю, иронично звучит в нашем контексте.

Внутри меня взметнулась ярость, но внешне я этого не показал. К чему эти намеки? К чему вообще всё это? Папка была покрыта слоем пыли, а значит, статья была написана давно, и её махинации перешли на новый уровень. Они уже всерьёз начинали меня раздражать. Я решил не поддаваться на провокации и не выяснять отношений, которых не существовало, поэтому повел себя как обычно: холодно, сдержанно и профессионально. Взял папку в руки и пробежался глазами по строчкам быстро, чётко, с тем вниманием, в котором не было ни сочувствия, ни раздражения, ни интереса – просто работа. Через минуту поднял голову и выдал отчёт, который от меня она и просила.

– Введение слабое, вы слишком долго добираетесь до сути. Первые два абзаца можно сжать в один.

Я перевернул страницу.

– Тут перегружено цитатами. Ваша мысль теряется. Уберите хотя бы две.

Мария закивала, подходя ко мне ближе.

– А в целом?

– В целом… – я вертел на языке не самые приятные и литературные слова, но произнёс лишь только одно. – Читаемо.

Я всучил ей эту пыльную папку в руки и зашагал на выход. Хватит с меня этого бреда.

– Подожди, – сказала она, когда я уже был у двери. – А может, останешься на пару минут? Я кофе принесу, посидим, поговорим, может быть, узнаю тебя получше, и ты раскроешься. Ты же никогда ни с кем не разговариваешь вне пар, словно тебе не интересно.

Повернувшись в пол-оборота, я посмотрел на неё как можно нахальнее и коротко, с сухостью кинул:

– Именно поэтому и не разговариваю, – а после вышел, оставив её с не самым приятным выражением лица, на котором слились воедино и раздражение, и злость, и обида. А затем направился к своему автомобилю, одиноко ждущему меня на парковке под дождём.

Студенческая парковка почти вымерла, словно поле после битвы. За время моего заточения в машине я провожал взглядом последние отъезжающие силуэты, сам же оставался недвижим. Руки, словно чужие, отказывались повернуть ключ зажигания, и я никак не мог их заставить.

Дома меня ждала звенящая, давящая тишина, в которой я рисковал окончательно свихнуться, поэтому мысль о возвращении туда казалась невыносимой. В этот миг всепоглощающего одиночества я остро ощутил потребность в родственной душе, и лишь один человек мог утолить эту жажду. Теперь без колебаний я повернул ключ, и мотор взревел, вырывая меня из оцепенения. Машина плавно выехала с парковки, взяв курс на уже знакомый адрес.

Квартира отца располагалась на противоположной от университета стороне города, в укромном районе, где время текло медленнее. Здесь, вдали от суеты, жизнь сосредоточивалась вокруг неспешных бесед у подъездов и неброского очарования местных магазинчиков. Обитель семейных пар и людей преклонного возраста. Этот район благоухал цветами, высаженными заботливыми руками местных жительниц. Клумбы, разбитые вдоль асфальтированных тротуаров, превращали место в подобие райского сада, где многоэтажки скромно прятались за пышными бутонами роз и пионов.

После нашей с отцом утраты, именно это цветущее безмолвие стало для нас спасением. Соседи, словно ангелы-хранители, окружали заботой и поддерживали теплыми беседами. Поэтому, когда я покинул отчий дом, переехав в собственную квартиру, сердце мое было спокойно, зная, что отец не одинок.

В этот раз я решил навестить его без предупреждения, надеясь застать дома, а не в душном кабинете издательства, куда он периодически вырывался для сдачи отредактированных рукописей. Отец – редактор с огромным стажем, человек, приобщивший меня к миру книг и вдохновивший на первые робкие попытки пера: школьные сочинения, эссе, дипломные работы… От матери же мне достались внешность и характер. В детстве я бесчисленное количество раз слышал, что являюсь ее точной копией, только в мужском обличии. Меня это не огорчало, ведь она была воплощением утонченности, любила искусство, особенно живопись, и часто пропадала в мастерской, создавая натюрморты, увы, талант к которым мне не передался.

Стоя у железной черной двери, я прислушался. Отец был дома – я отчетливо слышал его шаги. Едва уловив звук поворачивающегося замка, я уже приготовился по-приятельски хлопнуть его по плечу, но вместо отца на пороге возникла знакомая фигура.

– Марк, здравствуй, – Надежда Павловна, соседка из другого подъезда, немного смущенно улыбнулась и бросила взгляд в сторону кухни, откуда торопливо приближался отец.

– Сынок! – он крепко пожал мою руку, словно пытаясь заслонить собой Надежду Павловну. – Проходи, – пропустил он меня в коридор.

Я вошел в родные стены и, пока снимал туфли и пальто, услышал приглушенный шепот, доносившийся из кухни. Словно я был несмышленым ребенком, не способным понять очевидное. Когда мы только переехали, Надежда Павловна первой протянула нам руку помощи. Она помогала распаковывать вещи, наводить порядок, иногда готовила и приносила еду. В подростковом возрасте я был совершенно не приспособлен к быту, а кулинарные эксперименты отца чаще приводили к порче продуктов. Она была словно послана нам небесами, и со временем стала настоящим другом нашей маленькой семьи. Но почему сейчас отец так виновато прячет глаза? Очевидно, что между ними давно уже что-то есть, и, судя по нескольким парам женской обуви, скромно приютившимся у порога, отношения вышли на новый виток.

– Сынок, проходи, как раз вовремя! Надя оладушки пожарила, – отец нежно обнял меня за плечо и проводил в небольшую комнату, что служила кухней.

И точно: на столе высилась стопка румяных оладий, от которых поднимался легкий парок, а соблазнительный аромат разнесся по всей квартире. Надежда Павловна проворно расставила кружки и разлила чай, пока отец, словно пойманный в ловушку, нервно сжимал и разжимал кулак. Этот жест, выдававший его неловкость, был мне до боли знаком – наследственная черта, безошибочно предвещавшая грядущий разговор.

– Вы кушайте, а я пойду в комнату, там сериал мой начинается, а вы поговорите, – произнесла Надежда Павловна с теплотой, взглянув на отца и прикрыв за собой дверь.

Я медленно размешивал сахар в белой чашке, а отец все избегал моего взгляда, устремляя его куда угодно, только не на меня. Поняв, что иначе мы просидим так до утра, я решил взять инициативу в свои руки.

– Пап, ну хватит уже, мы взрослые люди и все прекрасно понимаем.

– Я хотел всё подготовить, сказать за ужином, более официально, что ли, – он ослабил воротник темно-серой рубашки, расстегнув верхнюю пуговицу.

«Ещё одна наследственная черта», – мелькнуло в голове, когда я вспомнил свой гардероб, на семьдесят процентов состоящий из однотонных рубашек.

Чтобы разрядить обстановку, я хлопнул отца по плечу, чего он явно не ожидал. Он вздрогнул, но тут же расслабился и тихо засмеялся.

– Да уж, и правда, что это мы… – он поправил очки. – Ведём себя как подростки…

– Ты счастлив? – спросил я, макая пышный оладушек в густое смородиновое варенье.

– Да, – отец улыбнулся и откинулся на спинку стула. – Я думал, что после твоей мамы ни с кем не смогу быть, ведь она была любовью всей моей жизни. Но когда я встретил Надю, я обрёл друга, который спасал меня на протяжении нескольких лет, а потом… – он ухмыльнулся и посмотрел на меня. – Ты сам знаешь, как это бывает.

Я грустно улыбнулся, понимая, о чём он говорит. Ангелина… Наша история тоже началась с дружбы, а затем как-то внезапно переросла в нечто большее, а потом так же стремительно покатилась в пропасть, о чём отец не знал. Я приехал посоветоваться с ним, поделиться своими чувствами, но совсем не ожидал такого поворота событий. Пока я молчал, отец продолжал:

– Самые надёжные отношения или брак начинаются с дружбы. Не вспышка страсти, не очарование с первого взгляда, а именно дружба – фундамент, на котором можно возвести нечто долговечное. Размеренное течение времени, общие испытания – такая связь нерушима. Человек, проверенный годами, никогда не предаст, не нанесёт незаслуженной обиды. Поэтому я искренне рад, что в твоей жизни есть Ангелина. Она прекрасная девушка и, уверен, станет прекрасной женой, но я вижу твоё замешательство, поэтому задам встречный вопрос: ты счастлив?

Я отвёл взгляд, избегая его проницательного взора, а отец тяжело вздохнул. Слова были излишни. Он и так всё понял. Счастливый человек не станет медлить, терзаться сомнениями, опускать глаза, словно провинившийся мальчишка. Он с непоколебимой уверенностью воскликнет: "Да!". Но, увы, мой язык словно окаменел, не в силах произнести это простое слово.