Мне нужен герой! I NEED A HERO!

– Никусь, – протянул друг мое имя, растягивая букву «у». – Не заскучаешь одна, если я тебя оставлю? Вон у того дальнего столика какая-то девушка стреляет в меня глазками, – игриво пропел Даня и, получив мое благословение, отправился на охоту.

Я лениво покачивала ногой, сидя у барной стойки, и мешала коктейль трубочкой, параллельно осматривая каждый столик и тех, кто за ним сидит. Взгляд мой скользил по всему клубу, выхватывая из полумрака незнакомые лица и фигуры. Мужские компании, как и положено, держались подальше от оглушительной музыки, предоставив танцпол воле девичьим пляскам. В памяти всплыла школьная дискотека – похожая картина, только вместо мужчин – робкие, прыщавые мальчишки, а вместо столиков – обшарпанные стены спортзала. Суть оставалась неизменной: мужчины танцу предпочитали алкоголь.

Когда я уже мысленно заканчивала свой осмотр, взгляд случайно зацепился за дальний столик – и я замерла, как от внезапного удара током.

Он. Смеющийся, живой, в самом эпицентре шумного мужского квартета – такой, каким я его не знала. Жестикулирующий, чуть растрепанный, такой живой… и всё такой же невыносимо привлекательный. На нем все так же неизменно была белая рубашка, словно он после лекций и не заезжал домой. Но среди своих друзей он выглядел вполне обычно и скучно, чего не скажешь о них.

Один – с солидной бородкой и усами – попыхивал кальяном. Второй сидел в кепке а-ля "Острые козырьки". И лишь третий, одетый в джинсы и чёрную футболку, казался образцом нормальности в этой экстравагантной компании, пока не достал наручники и не стал размахивать ими, что-то эмоционально рассказывая. "Скажи мне, кто твой друг…" – пронеслось в голове.

Я, не отрываясь, сверлила их взглядом, тихо посмеиваясь, лишь изредка отвлекаясь на своих друзей, которые были заняты своими амурными делами. Коктейль был выпит до дна, и я, повернувшись к бармену, чтобы заказать "Порнстар" – напиток с интригующим названием. Пока мой новый коктейль готовился, я снова бросила взгляд на столик с интересующей меня компанией, но увидела, что там остались лишь двое.

– Нам ещё бутылку виски, – донеслось до меня.

Я не видела, кто это сказал, но кожей чувствовала присутствие мужчины рядом, ощущая терпкий аромат спиртного, смешанный с запахом мяты.

– Ваш заказ, – произнёс бармен, протягивая мне коктейль и заставляя повернуться. Медленно развернувшись на стуле, я приняла бокал и застыла.

О нет…он был близко, очень близко ко мне…

– Значит, не показалось, – спокойно произнёс мужчина, наклонившись прямо к моему уху. От его дыхания по коже пробежали мурашки, но я усилием воли подавила дрожь.

Изящным движением я развернулась на барном стуле и встретилась взглядом со своим преподавателем. Было очевидно, что он провёл здесь немало времени и выпил изрядно, но держался на удивление прямо и собранно. Пока я ловила в воздухе терпкий микс его парфюма и алкоголя, он нагло изучал меня с ног до головы. Под его пристальным взглядом захотелось одёрнуть и без того короткую юбку платья, но я лишь небрежно потягивала коктейль через трубочку, делая вид, что ничего не происходит.

А он всё смотрел… смотрел, и зрачки его расширялись, то ли от полумрака, то ли от выпитого. Лишь появившийся словно из ниоткуда бородатый мужчина прервал этот напряжённый зрительный поединок, демонстративно выставив перед ним полную бутылку виски.

Вскоре они исчезли в полумраке, а я продолжала наблюдать, как, щедро разливая янтарную жидкость по стаканам, они оживлённо беседуют, то и дело чокаясь.

– Пошли танцевать! – прокричала мне на ухо разгорячённая и взбудораженная подруга, заказывая мартини. Кажется, её энергичные танцы выветрили остатки алкоголя, и теперь она снова была трезва, но явно намеревалась это исправить.

– Здесь Марк Викторович, – прошептала я ей в ответ, отчего она удивлённо вскинула брови, а затем наградила меня строгим взглядом.

– Ты же помнишь нашу стратегию? Его не существует!

О да, его «не существовало» слишком часто: то в университете, то в клубе. Этот призрак преследовал меня повсюду, и мне приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы избегать его физически, а мысли о нём – морально. Я хотела прийти сюда и расслабиться, но вместо этого снова сижу в стороне и думаю о нём. Как же это надоело!

Под изумлённым взглядом подруги я одним жадным глотком опрокинула коктейль и следом – мартини. "Я пришла сюда отдыхать", – пронеслось в голове, и в этот момент пространство наполнила тягучая, обволакивающая мелодия трека Cinnamon Chasers – i feel so fcking brand new – именно то, что я ждала.

– Пошли! Это моя песня! – крикнула я Лиле, увлекая её за руку на танцпол, где бешеная карусель стробоскопов сменилась на мягкое, плавное сияние.

Мы нырнули в самую гущу танцующих, и наши тела, словно под гипнозом, начали покачиваться в такт музыке. Мы смеялись, дурачились, касаясь друг друга плечами, талиями – в этом танце было что-то интимное, почти запретное. Вокруг нас уже кружили мужские, голодные взгляды, и несколько парней пытались вырвать нас из этого круга. Но тут, словно рыцарь, появился Глеб и одним своим присутствием, одним крепким объятием разогнал всех претендентов, словно лев, охраняющий свою территорию. Я же, оставшись без защитника, вдруг оказалась в объятиях незнакомца, который, словно угадывая мои мысли, двигался в унисон со мной. Его рука скользила по ткани моего платья, замирая на талии.

Я нарочито, вызывающе посмотрела в сторону столика, где восседал Марк… Викторович. Наши взгляды встретились. На его лице – ни единой эмоции. А я так жаждала показать ему, что не бегаю за ним, что он мне безразличен, что то, что он себе надумал, – мнимое! Я не буду, как остальные студентки, бегать за ним. Я хороша собой и мужские голодные взгляды тому подтверждение. Я могу заполучить любого! И от этой мысли на моем лице расцвела самодовольная улыбка.

Руки незнакомца уже бесцеремонно опустились ниже, на бедра. Алкоголь и музыка делали свое дело. Я начинала терять контроль. Все стало таким легким, воздушным, что я прикрыла глаза и, отвернувшись спиной к партнеру, отдалась на волю волшебной мелодии.

Музыка была обволакивающая, густая, как мёд. Я растворялась в ней, в себе, в этом вечере, в алкоголе и ритме. Танцевала, откидывая голову, чувствуя, как плечи расслабляются, а ноги сами ведут. Внутри разливалось пьянящее чувство свободы, а ощущаемая за спиной мужская энергия дарила уверенность так же сильно, как крепкие и сильные руки, уверенно сжимавшие мою талию. Решив разделить это ощущение с партнёром, я плавно развернулась лицом к нему – и замерла, столкнувшись с непроницаемым взглядом знакомых темно-серых глаз.

Не грубо, но настойчиво он притянул меня к себе вплотную. В замешательстве я окинула взглядом танцпол, пытаясь найти того, с кем начинала этот танец, но в полумраке клуба лица расплывались, превращаясь в неясные тени, но взгляд неумолимо возвращался к тому, кто сейчас сжимал меня в объятиях. Марк Викторович был молчалив и напряжён. Его зрачки расширились, а взгляд стал тяжёлым, в нём читалось сплошное недовольство. Вокруг нас продолжали кружиться танцующие пары, а мы вдруг замерли смотря друг на друга. Только он и я… и это проклятое чувство, что между нами есть что-то ещё. Я предприняла попытку вырваться из его объятий, но он лишь сильнее прижал меня к себе. Не больно, но так, что не осталось сомнений, кто здесь ведущий, а после произнёс хрипло, почти интимно слова, после которых я окончательно и бесповоротно возненавидела его:

– Так уж и быть… За твою наглость и упрямство я поцелую тебя, но только в щёчку. На большее не рассчитывай.

Его губы лишь на мгновение коснулись моей кожи – сухое, снисходительное прикосновение, больше похожее на печать, чем на поцелуй. Время не просто остановилось – оно схлопнулось, замерло в точке кипения.

И тут…

Моя рука сработала на чистом инстинкте, опередив мысль. Резкий, порывистый взмах – и раздался оглушительный хлопок пощёчины. Это не было обдуманным решением; это был физический выброс всей накопившейся боли, гнева и этого жгучего, унизительного разочарования.

Ладонь онемела от удара, заставив похолодеть кончики пальцев. А Марк Викторович замер. Не просто отпрянул – а словно завис. Не оглядываясь, не дав ни секунды на оправдания или насмешку, я развернулась и пошла прочь, заставляя ноги двигаться быстрее, сквозь толпу, к выходу.

Главное – уйти. Чтобы он не увидел, как слёзы, которые уже подступили комом к горлу, прорываются наружу. Не от боли. И не от обиды. А от краха всех тех иллюзий, что только что разбились о его снисходительную ухмылку.

Я вырвалась из клуба, словно спасаясь от пожара, не забыв при этом резко и сильно дёрнуть свою куртку с вешалки у входа. Холодный, резкий и пронизывающий ноябрьский воздух ударил в лицо – словно реальность, которая не щадит. Первый снег, не долетавший до земли, таял на моих руках и щеках, как и вся надежда внутри. Накинув на плечи куртку, я бросилась прочь от этого праздника, обернувшегося кошмаром.

На выходе я слепо рванула вперёд и с размаху врезалась в кого-то твёрдого и массивного. Моё лицо на мгновение уткнулось в грубую ткань куртки, а в ноздри ударил терпкий запах табака и морозного воздуха.

– Простите… – быстро проговорила я, даже не поднимая глаз, и отскочила, пытаясь обойти высокую тёмную фигуру, загораживающую путь. Но не успела я отойти и на несколько шагов, как в спину ударило моё имя.

– Вероника!

Я обернулась. Его тень, тяжёлая и нависающая, надвигалась ко мне. Сердце бешено стучало, но, когда по мере приближения силуэт становился более узнаваемым, я выдохнула.

– Ты в порядке? – спросил Глеб, быстро подходя ко мне.

Я хотела кивнуть, но слова застряли в горле. Внутри всё ещё бушевал шторм.

– Давай я тебя провожу, – предложил Глеб, осторожно беря меня за руку.

– Не нужно. Останься с Лилей, нехорошо так бросать девушку, – ответила я, стирая предательски хлынувшие слезы.

– Она справится, с ней Даниил и бутылка мартини. Эй… – он коснулся моей щеки, стирая влагу – то ли слезы, то ли тающий на пылающих на щеках снег. – Я все видел. Кто был этот мужчина?

Я переминалась с ноги на ногу, дрожа от холода. Мини-платье и тоненькая куртка, конечно же, не согревали.

– Это… – выдохнула я, умоляя всем своим взглядом. – Пожалуйста, не спрашивай, это не имеет значения.

Глеб бережно поправил воротник на моей куртке.

– Ладно, давай вызову тебе такси, а об этом мы потом поговорим, – заключил он, доставая телефон и нажимая на желтый значок.

Я выудила из кармана куртки зеркальце и принялась пальцами стирать размазавшуюся тушь под глазами. Я стояла спиной так, что отражение показывало крыльцо клуба, и увиденное заставило сердце замереть. Распахнув дверь, словно бросая вызов самой ноябрьской стуже, к нам несся Марк… теперь его отчество, определявшее его статус, казалось ненужным и лишним. Он, словно хищник, безошибочно выделивший жертву, надвигался на меня. Признаюсь, на мгновение стало по-настоящему страшно, но присутствие Глеба немного успокаивало.

– Я отвезу тебя, – словно не допуская возражений, заявил мой преподаватель, бросив на Глеба испепеляющий взгляд.

– Ты пьян, так что возвращайся к своим дружкам, – процедил Глеб, вставая передо мной, защищая, как щитом.

Марк возвышался над Глебом, подавляя своей мощью. Было очевидно, что один из них регулярно посещает спортзал, а другой – бегает разве что с бумагами между кабинетами. Разница была колоссальной. Глеб был выше меня всего на пару сантиметров, в то время как Марк на нашем фоне казался огромной, надвигающейся скалой, готовой поглотить и уничтожить нас обоих.

– Ты вообще не вмешивайся! – рявкнул преподаватель, и я, словно испуганная птица, выглянула из-за плеча Глеба. – Вероника…мне нужно с тобой поговорить, – прозвучало вкрадчиво, с мольбой, затаившейся в глубине глаз.

Я уже подалась вперед, но Глеб, властно сжав мою руку, остановил. Этот жест не ускользнул от пронзительного взгляда, напротив.

– Она не хочет.

Наши взгляды с Марком синхронно обратились к Глебу. Меня возмутила его самонадеянность: он, едва ли друг, уже решает мою судьбу. Я, конечно, благодарна за его поддержку, за попытку защиты, но, будем честны, в реальной схватке он проиграл бы этому накачанному мужчине.

– О чем? – уточнила я, выходя из-за спины Глеба и бросая вызов взглядом Марку. – О том, что вы придумали себе там что-то и играете со мной? О том, что с первого дня видели во мне лишь очередную фанатку? Или о том, как методично губите мою успеваемость, а заодно и жизнь?

Всё. Меня прорвало. Слова, словно лава из вулкана, вырывались наружу, опережая разум. Я так долго копила эту бурю внутри, и вот, наконец, час расплаты настал. Каждое слово летело в лицо обидчику, освобождая меня от груза многомесячной обиды.

– Пожалуйста… давай поговорим наедине, – промолвил Марк, медленно шагнув ко мне и протягивая руку.

– Нет! – Я отшатнулась, отбросив его руку, чувствуя, как подступают слезы. – Никогда! Я никогда не останусь с вами наедине, тем более после того, что вы сказали! Просто оставьте меня в покое! – Последняя фраза сорвалась на крик, полный отчаяния.

В этот момент к тротуару подкатило такси, и я, быстрым шагом направилась к нему и села в теплый салон. Машина рванула с места, а в голове, как удар молнии, всплыла забытая у бара сумочка. Но в ней, кроме помады и жвачки, не было ничего важного – все необходимое я носила в карманах куртки. Достав телефон, я написала Дане сообщение с просьбой забрать мой клатч, а сама, прильнув к окну, наблюдала в зеркале заднего вида за двумя мужчинами, провожающими меня взглядом.

Я сжала телефон в ладони, глядя, как огни города мелькают за окном такси. Всё это время я верила, что его строгий взгляд скрывает интерес, что его резкость – лишь маска, а редкие моменты, когда он будто смягчался, – знаки настоящего чувства. Но сегодня он развеял эту иллюзию одним предложением.

Эти слова прозвучали как приговор. Не признание, не страсть – снисхождение. Он видел во мне лишь наглую студентку, осмелившуюся перейти границы. А я? Я верила, что он другой. Что за его холодностью скрывается человек, способный на искренность. Как же я ошиблась. Нет, он не был тем, кем я его представляла. Не загадочным, не сложным, не тем, кто стоит моих переживаний. Просто мужчина с высокомерием во взгляде и презрением в голосе.

Я наделяла его глубиной, которой в нём не было, и принимала его молчание за тайну, а не за пустоту. Всё это было игрой моего воображения. Я обманывала себя, выдавая желаемое за действительное, придумывая оправдания его холодности и находя скрытый смысл в самых обычных словах. Это был обман, мой обман.

И самое горькое – что я сама позволила этому обману длиться так долго.

Глава 16 Марк

Я сидел за столом и все еще чувствовал, как на щеке пылает огненный отпечаток её маленькой ладони, словно клеймо. Утонув в гомоне друзей, я лишь рассеянно улыбался, прижимая руку к горящей коже.

– Да она тебя знатно приложила, все пять пальцев отпечатались, – расхохотался Ярик, и хохот подхватили остальные.

– Слишком юная, надеюсь, не твоя студентка? – с прищуром спросил Петр, откидываясь на спинку дивана.

– Моя, – ответил я, усмехаясь и смакуя данное слово.

– О-о-о-о, – протянулись слева дразнящие возгласы Дениса и Ярика, в то время как Петр молча смотрел на меня.

Я знал этот взгляд. Это было осуждение. Слишком явно всё читалось на лице лучшего друга, и его можно было понять. С какой стати студентка поднимет руку на преподавателя? Только если он систематически доводит ее до грани на регулярной основе, а не просто в порыве страсти. И да, у нас с Вероникой была своя история, тщательно оберегаемая от посторонних глаз, но теперь, видимо, придется ее открыть. Другая, более привычная для них тема, померкла в свете произошедшего, ведь я невольно перетянул все внимание на себя. Даже тот светловолосый парень, яростно защищавший мою студентку, сверлил меня недобрым взглядом из-за барной стойки, но, к его разочарованию, он меня совершенно не интересовал.

Я опустился на диван и залпом осушил свой наполненный до краев стакан. В горле запершило от крепкого виски, но я почти не почувствовал вкуса. Внутри и так все горело.

Зачем? Зачем я это сказал? «…я поцелую тебя, но только в щёчку. На большее не рассчитывай.». Идиот. Самодовольный, напыщенный идиот.

Она смотрела на меня на танцполе – такая живая, такая недосягаемая, а этот хлыщ водил по ней руками… и во мне вскипело что-то темное, уродливое, знакомое. Ревность? Да. Но не только.

Страх.

Страх перед этой силой, которую она надо мной имеет. Страх перед тем, как тело отзывается на её взгляд, на её близость. Я – преподаватель. Я – тот, кто держит дистанцию, кто контролирует. А она… она одним движением ресниц разрушает всю мою выстроенную крепость. И это безумно меня пугает.

Я видел, как она танцует с ним, и мне захотелось подойти и… и что? Вежливо попросить? Нет. Мне захотелось заявить права на неё. Потому что это проще, чем признать, что я завишу от её улыбки. Что её смех для меня важнее, чем одобрение в деканате. Что я думаю о ней, когда ложусь спать рядом с невестой.

И я выбрал самый подлый, самый трусливый способ: унизить, оскорбить, принизить её ценность, чтобы обесценить собственную слабость к ней. Сделать её очередной, которая бегает за преподавателем, а не той, кто заставляет меня чувствовать себя живым впервые за последние годы. Убить в себе это… это проклятое оживление, эту надежду, которую она во мне разбудила.

Я хотел оттолкнуть её, чтобы она перестала быть опасной. Чтобы вернуть себе контроль. Чтобы доказать самому себе, что она ничего не значит.

Но, получив пощечину, я почувствовал не ярость. Я почувствовал облегчение. Справедливость. И дикое, ненормальное восхищение её силой. Она не расплакалась, не стала оправдываться. Она дала сдачи. Такой, какой я её и представлял – с характером, с огнем.

И теперь этот огонь меня обжёг. По-настоящему. И впервые за долгие годы я чувствую не пустоту и не вину, а что-то острое и настоящее. Боль. Яркую, обжигающую волну жизни, которая пронзает меня, вливая в вены саму суть существования. Мало того, что я сволочь, так я ещё и мазохист.

В голове крутились строчки из той песни, под которую она так плавно двигалась. Я знал английский, и когда понял, о чём поёт певец, и увидел того нахального парня с его руками на моей студентке – то не смог больше сидеть на месте. По воле случая этот трек был словно создан для меня и нашего с ней общего момента.

«Ты пришла именно тогда, когда мне это было нужно, именно тогда, когда мне нужна была ты».

Я прокручивал их снова и снова в своей голове. Вспоминал, как держал её тонкую талию, как она смотрела на меня и как я… всё разрушил. Каким же идиотом надо быть, чтобы так сказать? Грань между нашими играми в университете стёрлась, и я совсем не подумал о том, что сказанное причинит ей боль, а не вызовет азарт. Сейчас я ощущал странное и непривычное чувство. Мне одновременно хорошо и плохо, одновременно грустно и радостно. Это чувство называется научным словом – амбивалентность.

– Не ожидал от тебя, Марк, удивил, конечно, – Денис выпустил облако дыма кальяна, глядя на меня с хитростью. – Я знал, что ты требователен к студентам, но, чтобы настолько довести девчонку, что она тебе пощёчину влепила… Или есть за что?

Я доверял своим друзьям, знал, что они не сдадут меня Лине, но делиться сокровенным не хотелось. Всё, что происходило между мной и Вероникой, было только моим, личным, не предназначенным для чужих ушей. Она стала моей тайной с момента своего появления, превратив серые университетские будни в нечто яркое и захватывающее. А потом… потом она ворвалась в мою жизнь целиком. Да, я думал о ней, вспоминал, особенно перед сном, когда не мог уснуть. Она была моей отдушиной в потоке противоречивых мыслей, а со временем стала чем-то большим, и в итоге мы пришли к этому…

Впервые за последние годы я почувствовал что-то настоящее, и пусть это была боль, она была живительной. Словно пелена спала с глаз, мир обрёл чёткость и краски. Теперь я видел её по-другому. Она – движение, она – та жизнь, которой мне так не хватало. И этого было мало, я жаждал ещё эмоций… больше… и только от неё…

– Так что произошло? – не унимались Денис с Яриком, а Пётр лишь молча наблюдал за мной.

Не сейчас. Я не готов.

– Парни, давайте я вам потом расскажу, я, наверное, уже пойду, дома Лина ждёт, – ответил я и потянулся за телефоном, чтобы перевести деньги за вечер, но Денис перехватил мою руку.

– Брось, это же изначально планировалось как мальчишник. Но в свете последних событий я прощаю тебе этот должок за интереснейшую историю, в которой ты играешь главную роль.

Я кивнул, убрал телефон и, пожав руки друзьям, покинул клуб.

Лишь сейчас, словно очнувшись, я смог выдохнуть и расслабиться. Позволить себе насладиться ускользающими воспоминаниями о Веронике и наконец почувствовать запоздалый, но такой острый укол совести. Да, непрофессионально, чертовски непрофессионально так себя вести и говорить с собственной студенткой, но в тот момент рассудок словно покинул меня. Сейчас, когда опьянение еще не отступило полностью, поездка в такси оказалась очень захватывающей. Я достал телефон, нашёл по тексту тот самый трек и попросил водителя включить Bluetooth, а после весь салон залила та самая песня, которая теперь стала одной из моих любимых.

«Я уезжаю из города, это правда, я чувствую себя чертовски новым».

Да, я тоже чувствовал себя по-новому. Это, наверное, одни из самых острых эмоций, которые я когда-либо переживал. Не считая, конечно, отрицательных. И пусть с опозданием, пусть не в лучшем положении, но как же приятно их было ощущать.

Ветер бил меня по лицу, трепал волосы, даря обманчивое ощущение свободы, которое рассеялось, как только я переступил порог своей квартиры. Темнота. Ангелина давно спала, да я и сам сказал, чтобы не ждала. Снимая пальто и ботинки, шатаясь, я ухватился за тумбочку и неловким движением смахнул стоящие на ней флаконы. Они грохнули с оглушительным треском, нарушив тишину. Я тихо засмеялся, чувствуя себя виноватым подростком, вернувшимся домой позже обещанного, и эта мысль почему-то забавляла.

Лина свернулась калачиком на краю кровати, а я замер между ней и диваном, словно между двух миров. Наверное, не стоит ложиться рядом в таком состоянии, дыша перегаром, – это я скажу ей завтра, когда она спросит, почему я спал на диване. А сейчас я, отдернув шторы, упал на тёплый плед на диване и уставился в окно.

За эту ночь многое изменилось. Я снова узнаю себя – того, каким был раньше. Искра во мне не угасла окончательно, и теперь я чувствую, как жизнь снова разливается по венам, горячая и яркая. Я обязательно попрошу прощения у Вероники, объясню ей всё… но не сейчас. Ей нужно время, чтобы остыть. А пока… пока я хочу насладиться этим забытым чувством.

Раньше я не замечал звёзд, а в последнее время они словно притягивают мой взгляд. С блаженной улыбкой я закрыл глаза и мгновенно провалился в сон, успев подумать лишь об одном: жизнь изменится, всё уже меняется, и эта перемена благодаря ей.

Глава 17 Вероника

На следующее утро я чувствовала себя полностью разбитой. Я почти не спала, всё прокручивая последние события ночи, отчего моя голова к утру просто раскалывалась. И сквозь эту боль упрямо, настойчиво, словно долбя в висок, врезался звонок в дверь. Он не умолкал уже несколько минут. Собрав волю в кулак, я накинула шёлковый халат и поплелась к входной двери.

«Ну кому там не спится в такую рань?» – прошипела я сквозь зубы, чувствуя, как от каждого звука по черепу проходит новая волна боли.

Взглянув в глазок, я замерла. На площадке стоял Глеб. Но это был не тот ухоженный и самоуверенный парень, что провожал меня вчера. Сквозь матовое стекло я увидела лишь искажённое болью лицо. Рука сама потянулась к замку.

Я резко распахнула дверь – и ахнула.

Передо мной стояло живое воплощение ночного кошмара. Его левая щека была расписана в багрово-синих тонах, а под глазом наливался зловещий, тёмный фингал. Над разбитой губой запеклась бурая корочка крови, которую он, видимо, даже не пытался стереть. Рубашка была порвана у ворота, а на костяшках правой руки краснели свежие ссадины. Он стоял, слегка ссутулившись, и дышал через рот – будто каждый вдох давался ему с трудом.

– Боже мой… Глеб… – вырвалось у меня шёпотом.

Инстинктивно, не думая ни о своём полураздетом виде, ни о чём вообще, я шагнула вперёд. Пальцы сами потянулись к его лицу, едва касаясь неповреждённого участка кожи на подбородке, заставляя его вздрогнуть от прикосновения.

– Что… что с тобой случилось? – голос сорвался на высокой, почти истеричной ноте. Сердце бешено колотилось где-то в горле. – Кто это сделал?