Космический робинзон

– Ах ты поросенок! – Вклинилась Ольга. – Это значит, я тоже повернутая?!

– Оленька, ты же еще и режиссер, значит дважды.

Ольга рассмеялась и покраснела от удовольствия, словно ей сказали самый приятный в жизни комплимент.

– Ну тут на меня нашло. Говорю: «Вот вы, умники-сценаристы, операторов дураками считаете. Заявляете на каждом углу, что мы снимать не умеем. А ты камеру в руках хоть раз держала?» Смотрю, в глазах интерес появился. Ну, думаю, зацепил! Выволакиваю свою камеру, восемнадцать килограммов чистого веса, и ей на плечо. Володьке командую, мол, актером будешь. Она одним глазом в окуляр, второй закрыла, дороги ни черта не видит. Я ее под локти взял и давай гонять: нижний ракурс, назад до крупного, общий! Володьке машу, выходи в коридор, а ей: «панорама сопровождения». Вваливаемся в соседнюю комнату. Это три часа ночи! Там ее коллеги-сценаристы жареную картошку лопают. Камеру увидели, замерли будто семейное фото в альбоме. Ну, тут мы покуражились: наплыв, портрет, панорама по лицам, деталь. Леха, ты не поверишь, сценаристочка ни разу не ошиблась! Руки трясутся, тяжело все же; объектив, как параличный, скачет. Минут через пять сценарная братия начала в чувства приходить. Один так не смело спрашивает: «А камера включена?» И тут – умора! Сценаристка от окуляра оторвалась, губки сердечком, в глазах наивность: «Нет,– пищит.– Я аккумулятор поднять не смогла»…

– Так кого же она резать собиралась? – Не выдержал интриги Леха.

– Хлеб! Ее сценаристы за ножом послали. А расстроена была, потому что в тот день зачет по операторскому мастерству завалила!

Я не просто смеялся вместе со всеми, но еще и анализировал информацию. По-моему, кинематографист – это не профессия, скорее диагноз, аналогичный шизофрении. Наверняка, и сны им снятся особые, киношные…

– Женя!..

Я невольно вздрогнул от неожиданности.

– Женя, – Вера, уже хорошенькая, поддалась всем телом ко мне. – А кто ты по профессии? Работал где?

Вот так всегда! Стоит расслабиться и сразу ловят с поличным!

– На заводе. Сварщиком.

Вера так захохотала, что я даже обиделся за свою, якобы, профессию.

– Ты сварщик?! С ума сойти!

– Не вижу ничего смешного. Сварщики – такие же люди…

– Да, сварщики – люди и абсолютно все на людей похожи. Только вот некоторые человеки на сварщиков совершенно не похожи. От тебя же на милю сценой несет!

От дальнейшего обсуждения моей персоны отвлекла основательно заправившаяся Света-колобок, наш экономист. Она забралась на ящики, изображающие стол, и, беззастенчиво разбросав ногами остатки закуски, заголосила: «Но рье до рьен!..»

Веселье принимало крутой оборот. Ольга так смеялась, что вдруг стала красивой. Я же говорил: ее портит выражение глаз. Сейчас они лучились брызгами счастья, и строгий режиссер превратился просто в очаровательную девушку.

Но не я один это заметил. В душе что-то неприятно шевельнулось: наш осветитель, навалившись на Ольгу всем телом, что-то жарко шептал ей на ухо. Поскольку Ольга на его информацию не реагировала, он довольно бесцеремонно взял ее за руку и почти насильно потащил за декорации.

Хотя мне это совсем не нравилось, я несколько колебался: имею ли я моральное право присоединиться к их тесной компании и объяснить Борису, что он не прав? Личные амбиции взяли верх, и я встал с ящика, но тут Ольга вернулась. Одна. Глаза ее опять потухли. Обойдя наш коллектив, она направилась к выходу. Я догнал ее уже на улице.

– Что случилось?

– Ничего. Домой пора.

– А где Борис?

– Спит.

Подозрительно быстро она его усыпила! Ольга попыталась сесть за руль, но я почти силой отвоевал это место. Не мог же я допустить, чтобы талантливый режиссер разбился в автокатастрофе так и не сняв своего первого фильма.

Судя по всему, Ольга хватила лишку. Когда мы подъехали к моему дому, она уже спала. Стараясь не разбудить, я выцарапал ее из машины и на руках донес до квартиры. Здесь она открыла глаза и неожиданно начала брыкаться.

– Пусти! Пусти сейчас же!

Я не имел ничего против: держать ее и одновременно искать ключи в кармане было выше человеческих сил. Пока я открывал двери, Ольга пошатываясь направилась к лестнице.

– Куда?! – Я поймал ее за руку.

– Домой…

– Никуда ты не пойдешь.

– Мне надо!.. – Упрямо твердила она.

Я понимал, что это насилие над личностью, но добровольно она бы в мою квартиру не вошла. В конце концов, она со мной поступала не менее безапелляционно. Втащил режиссершу внутрь, закрыл двери на два замка, еще не хватало, чтобы она ударилась в бега. Я уложил Ольгу в свою постель, причем она отчаянно отбивалась. Вначале колебался: раздеть ее или не стоит? Решил не ярить человека больше, чем необходимо и, захватив плед, ушел спать в зал на софу.

Глава 8

Проснулся я от звука закрывающейся двери. В спальне никого. Я проявил чудеса в спринтерском умывании и одевании. Когда выбежал на балкон, заэмблемированный жигуленок как раз проезжал мимо.

– Ольга!

Она услышала. Остановила машину и открыла дверцу. По ее жестам можно было без труда догадаться, что она предлагает мне остаться дома. Ну уж нет! Я сам толком не успел сообразить, что делаю, когда шагнул через перила в пустоту.

Ольга дико закричала, выскочила из машины и бросилась к тому месту, куда я благополучно приземлился на обе ноги.

– Идиот! Псих!!!

Странное дело, Пашин удар я парировал без особого труда, а теперь все три оплеухи виртуозно достигли цели. Я видел, что Ольга жутко испугалась, и почувствовал себя настоящей свиньей. В конце концов, если есть лестницы и входные двери, значит балконы на третьем этаже предназначены не для того, чтобы через них выходили.

– Оля, простите, ради Бога!

Злая, она уселась за руль и открыла мне противоположную дверцу.

– Ты мой актер, понимаешь? – Отчитывала меня, заводя двигатель. – И не имеешь права рисковать своей жизнью и здоровьем. Закончим съемки, можешь прыгать хоть вниз головой!

Какая трогательная забота и какое безмерное человеколюбие!

– Простите! – Я оправдывался как мог. – Я не подумал, что так вас испугаю…

– Ладно уж, – она через силу улыбнулась. – Ты целым остался случайно или раньше приходилось подобное вытворять?

– Приходилось, – соврал я, чтобы окончательно ее успокоить.

– В таком случае, обойдешься без дублера. Сам будешь трюки исполнять, – немного помолчав, добавила. – Извини уж, что я тебя ударила.

– Разве это удар? Это так… – Продолжал лебезить я.

– В следующий раз учту, – многозначительно пообещала она. – Кстати, сегодня для тебя работы нет, так что с балкона прыгал совершенно напрасно, мог бы и дома остаться.

– Как?! Сегодня первый съемочный день фильма с моим участием, и я должен был прошляпить сие эпохальное событие? Ни за что на свете!

– Ну тогда выбирай: будешь слоняться без дела и путаться под ногами у занятых людей, или помогать мне? Помощь, разумеется, будет добровольно безвозмездной.

– Согласен на безвозмездную.

– Тогда задание первое: сбегай в буфет и возьми чего-либо перекусить. Причем себе в первую очередь, – распорядилась режиссерша, останавливая машину уже возле павильона и передавая мне несколько смятых купюр.

– Что вы обо мне так беспокоитесь? – Не выдержал я.

– Влюбилась!

Даже если бы я был самовлюбленным идиотом, которым себя вовсе не считаю, все равно не смог бы принять это заявление серьезно.

– Дорогой, я на тебе делаю деньги и карьеру. Меня найдешь в гримерной.

В буфете я основательно затарился пирожками. Рассовал по карманам четыре бутылки «Колы», заплатил, естественно, из своего кошелька, а Ольгины деньги старательно перетасовал так, чтобы крупные купюры оказались в середине.

В гримерной шла баталия не на жизнь, а на нервы. Я стал так, что заметить меня было сложно, но мне было видно всех участников сцены в большое зеркало. Так односторонне состоялось знакомство с моей партнершей.

Юля оказалась прекраснейшим голубоглазым созданием с целой копной золотых волос. К сожалению, оказалось создание это было абсолютно лишено мозгов. Вспыльчивая, сумасбродная, с огромной жаждой славы и амброзии с киноолимпа, она была не девочкой, а «карой Господней».

В момент моего появления Юля сидела перед зеркалом, размазывала по лицу слезы, смешанные с гримом, топала ногой и истерично вопила:

– Не хочу этот дурацкий грим! Он меня уродует!

Ольга стояла рядом, облокотившись о столик, и пыталась ее облагоразумить:

– Юля, пойми, в сценарии ясно сказано, Алла не красавица. Она обычная, усредненная старшеклассница…

– А я не хочу быть обычной! Косметика должна подчеркивать красоту, а не превращать меня в деревенщину!

– Юля, это не игрушки. В сценарии…

– Плевала я на сценарий! Пусть переписывают!

– Это невозможно, рухнет весь сюжет.

– Плевать на сюжет!..

Ольга повернулась к ней спиной и тут заметила меня. На мгновение на ее лице появилась обреченность, которая сразу же сменилась раздражением. Проигнорировав эмоции режиссера, я вручил ей деньги и пирожки.

Юля была занята пререканием с гримером и не заметила мой маневр, когда я бесшумно подкрался к ней со спины. Я наклонился и слегка приобнял ее за плечи. Она перевела злой взгляд на зеркало, но увидев мое отражение, моментально схватила пуховку и запудрила следы слез. Повернула ко мне лицо и продемонстрировала в улыбке зубы.

Бог мой! Мало что истеричка, еще и кокетка!

– Юля, прости, но ты неправа. Если ты появишься в первом же кадре сногсшибательной красавицей, через пять минут зрители привыкнут и перестанут замечать твое очарование. Сыграй простушку и, когда ты потом неожиданно превратишься в прекрасную принцессу, все будут в шоке. Мужчины будут визжать от счастья, а женщины рвать на себе волосы от зависти!

– Правда? – Юля вопросительно посмотрела на Ольгу.

– Разумеется, – подтвердила та, заинтригованная моей агитацией.

Юля стрельнула в меня взглядом.

– Ты кто?

– Твой партнер, – я постарался изобразить улыбку демона-искусителя.

– Ладно, гримируйте быстрее, не то весь день потеряем, – великодушно разрешила Юленька.

Я поспешил к выходу, Ольга успела незаметно пожать мне руку и шепнуть «Спасибо».

На улице Леха по своей привычке подпирал стену.

– Привет, – я присел рядом. – Послушай, может, это, конечно, не мое дело, но что это с Юлей все так возятся? Она что, звезда первой величины?

– Звезда… – Леха улыбнулся и выпустил струйку сигаретного дыма.

– Вбила себе в голову, что хочет быть актрисой. Папаша ее из нуворишей с ней носится как с ящиком золота: слово дочечки – закон. Она сама перерыла все сценарии… А Ольга с Верой как раз подали заявку на съемку. Денег на фильм, естественно, не оказалось, ну им и поставили ультиматум: вы снимаете мою дочь, я плачу. Сам знаешь, кто деньги платит, тот любую партитуру закажет.

Из гримерной появилась процессия, возглавляемая Юлей. В белой ночной сорочке, с распущенными волосами, даже со злосчастным гримом, она казалась прелестью… Если бы не мелькавший периодически оскал малолетней хищницы.

Леха вскочил на ноги и помчался в павильон. Когда персона грата прибыла, софиты уже были включены.

Ольга, попав в свою стихию, стала как всегда деятельна, и в считанные секунды успела всем выдать распоряжения. Следуя им, Юлю подхватили под белые руки и уложили на кровать. Художник картины живописно укрыла ее простыней. Ольга махнула рукой, мастер по спецэффектам повернул рычаг – Юля, лежа, воспарила над кроватью и зависла в воздухе. Поворот рычага обратно, и она плавно опустилась на свое ложе.

Глава 9

Глаза Ольги засветились возбуждением:

– Отлично… Первая камера остается здесь. Вторая… Ребята, передвиньте немного рельсы. Так… Олег, возьмешь снизу. В момент взлета проследишь за Аллой, потом отъезд и покажи зависание. Леня… Еще один источник света за первую камеру. Тень уберите… Аллына мама, внимание! – Ольга бегала и командовала, как опытный, но нервный полководец перед сражением. – Вы подходите к Алле, будите ее: «Алла, проспишь!». Алла открывает глаза, щурится от солнечного света. Вы поворачиваетесь, идете к двери. Алла… Юля! Я к кому обращаюсь? Алла смотрит вслед матери. Переведешь взгляд на первую камеру. Улыбаешься, потягиваешься. Ты в легком напряжении… Александр Юрьевич, тут вы ее плавно поднимаете. Мама Аллы, вы неожиданно о чем-то вспоминаете. Фраза: «Да, чуть не забыла…», начинаете поворачиваться. Александр Юрьевич, резко опускаете. Мама Аллы сердито: «Кровать сломаешь! Здоровая уже, а все прыгаешь…». По тексту все понятно?

Ольга обвела всех задействованных персон взглядом. Кивнула сама себе и приступила к перекличке:

– Внимание! Свет?

– В порядке, – отозвался Леха.

– Отлично, – подтвердил Олег.

– Звук?

– Норма, – отрапортовал из кабины звукооператор.

– Тишина в студии! – Ольга уселась в свое режиссерское кресло и крепко сжала подлокотники. – С Богом, ребята… Мотор!

Виктор сунул в объектив хлопушку:

– Кадр двадцать шесть, дубль один!

Я сидел, затаив дыхание, и с непонятным трепетом внимал, как делается кино. Леха с Олегом истязали свои камеры, закрепленные на тележках. Актриса, исполняющая роль Аллыной мамы, потрясла Юлю за плечо… Взгляд… Поворот головы… Взлет и падение…

– Снято… – Прокомментировала Ольга скучным голосом.

Посмотрела на Леху. Тот высунулся из-за камеры, скривил лицо и пожал плечами.

– Ребята, еще раз с начала. Пожалуйста, Юля, пойми: ты просыпаешься, светит солнце… Ты вообще самый счастливый человек в мире – ты умеешь летать! Нельзя же так безэмоционально. Я прошу улыбаться, а не говорить «сыр». Улыбаться от души, понимаешь?.. Все готовы?

Юля, как ошпаренная, вскочила с постели.

– Вы мне так позвоночник сломаете! Твердо ведь!

Теперь я рассмотрел приспособление, при помощи которого изображали левитацию, – узкая доска, выдвигающаяся при помощи двух упоров.

Ассистент режиссера прикрыл доску вчетверо сложенным одеялом. Уложили Юлю на место.

– Мотор!

– Кадр двадцать шесть, дубль два!

Что на киношном языке означает: «Наша песня хороша, начинай сначала».

Юля натянуто улыбнулась, неуклюже потянулась и во время «левитации» грохнулась, правда на постель, а не с постели.

– Стоп!

– Я не виновата! – Взвилась Юленька намного эффектнее, чем во время постановочного полета. – Доска узкая, а одеяло скользит.

– Кто-нибудь, да хоть гвоздями его прибейте!.. – Сквозь зубы пробормотала Ольга и наклонив голову, прикрыла рукой глаза.

К стуку молотка, к моему удивлению, прибавились непонятные звуки, доносящиеся из моего живота. Стараясь не шуметь, я достал из свертка пирожок. То ли пирожки с капустой были очень вкусные, то ли я слишком голоден, но за первым последовал второй, и я с трудом удержался, чтобы не заняться третьим… Жевать окончил вместе с командой:

– Мотор!

– Кадр двадцать шесть, дубль три! – Высказался Виктор.

Мне стало чрезвычайно любопытно, насколько сложной должна быть эта сцена, если Юля с третьей попытки не может ее осилить? Я был ближе к тревоге, чем к иронии, ведь вскоре мне предстоит оказаться в ее шкуре. Осторожно, чтобы никому не мешать, я выглянул из-за второй камеры.

Актриса, играющая Аллыну мать, как раз шла к выходу, и первая камера следила за ее передвижениями. Юля инфантильно поворачивала голову, и тут наши глаза встретились. Дальше пошло, как по маслу: она потянулась и «взлетела» с такой улыбкой, что, кажется, влюбилась во весь белый свет.

– Снято! – Ольга возбужденно вскочила на ноги. – Юля, молодец! Великолепно! – Придя в себя, она посмотрела на часы и объявила уже спокойным голосом. – Так, ребята, обеденный перерыв. Кому в столовую, вперед, но не задерживайтесь. Кого устроят пирожки, присоединяйтесь.

Ольга выложила свои припасы, Леха добавил пару бутербродов. Почти никто не променял коллектив на манну столовскую и импровизированный стол-газета, расстеленная прямо на какой-то коробке, быстро заполнилась провизией. Ольга, взгромоздившись в свое кресло, укусила пирожок. Я откупорил бутылку «Колы» и подал ей.

– Ребята, имейте ввиду, сегодня еще не съемки, а так, раскачка,– обрадовал группу жующий режиссер. – Дальше график будет напряженный. В церкви у нас завтра четыре сцены, приблизительно двадцать три кадра, но снять придётся за один день. Так что завтра будем…

– Но я ненавижу пирожки с горохом! – Возопила Юля с ненавистью глядя на надкушенный пирожок в собственной руке.

Ольга вздрогнула от крика и опустила глаза.

– Ребята, накормите чем-нибудь ребенка.

После того как ребята угостились из моего свертка там осталось только два пирожка, я с улыбкой преподнес их Юле:

– Может с капустой?

Эта растяпа вернула мне улыбку, укусила пирожок и вывалила начинку себе на сорочку. На белом материале расплывалось рыжее жирное пятно.

Ольга напряглась и сразу как-то обмякла. Повернулась к своему ассистенту.

– Галя, переоденешь ее для сцены тринадцать, а это пусть подготовят для первых кадров.

Юля невозмутимо дожевала обед и ушла переодеваться. Вернулась уже в кофточке и юбке до колен, явно смущенная ее столь несовершенной длине, не позволяющей любоваться стройными ногами. Но что поделаешь, в отличие от исполнительницы главной роли, героиня фильма была отнюдь не модницей.

Пока Ольга металась, объясняя Юле, что надо делать, я решил приобщиться к операторскому искусству. Леха не имел ничего против и позволил мне посмотреть в окуляр с условием: «Руками ничего не трогать». По тому, что я видел в узком, обрезанном кадром поле, было ясно, что в лице Ольги пропадает актриса. Она не просто объясняла, а показывала для наглядности, причем не схематично, а вплоть до дрожания ресниц и слез на глазах.

– Понятно? – Ольга вернулась в кресло. – Готовы?

Я ускоренно уступил Лехе его законное место за камерой.

– Тишина в студии!.. Мотор!

– Кадр шестьдесят четыре, дубль один!

Юля спрыгнула с подоконника, закрыла окно и пошла к столу. Включила лампу, села на кровать. Все это она проделала с железным лицом примитивного робота. Ольга прикрыла глаза рукой и сквозь пальцы разочарованно наблюдала за происходящим.

Юля открыла медальон, висевший у нее на шее… И тут что-то изменилось: ее губы задрожали. Если это и не было выражением страдания, то, по меньшей мере, походило на крайнюю степень растерянности и смущения.

– Опять я сделала зло… Мне больно думать… Но ты никогда бы не смог полюбить такую… – Фраза давалась ей с явным трудом, она буквально выдавливала из себя слова, и вдруг бросила резко, с вызовом. – Ведьму!

Ее щеки раскраснелись, на глаза набежали слезы, она бросилась лицом в подушку и затаилась.

– Снято! – От избытка чувств Ольга подбежала к Юле, сгребла ее с постели за плечи и принялась с восторгом трясти. – Я даже не ожидала! Молодчина! Великолепно!

Юля победно улыбнулась. Проходя мимо меня, она уронила открытый медальон. Как джентльмен, я поспешил его поднять и вдруг увидел внутри исполненный маслом… мой портрет. Юная Клеопатра давала понять, что эта игра была для меня.

Итак, она предлагает партию в «кошки-мышки», где незавидная роль грызуна отводилась мне. Ну что же, в качестве эксперимента, можно попробовать.

Глава 10

В столовой я остановился посреди зала с подносом, уставленным снедью, в руках, и выискивал глазами свободное место. Легкий полдник на газете, конечно, вещь приятная, но ближе к вечеру не только мой организм попросил дозаправки. Вся наша группа сбилась за тремя составленными вместе столами. Вера, заметив меня, поманила рукой и указала на место между собой и Ольгой.

Ольга и тут работала: на голове наушники, в правой руке авторучка, которой она быстро писала на покрытом помарками листе, в левой ложка – она еще умудрялась есть суп.

Вера протянула через меня руку и стащила с Ольги наушники.

– Эй, Гай Юлий Цезарь, ты это прекращай!

Ольга оставила ложку и подняла вверх указательный палец. Написала еще пару строк, отложила письменные принадлежности и стала похожа на нормального обедающего человека.

– Вера, прочитаешь. Мне пришла в голову гениальная мысль: почему бы не увеличить на пару эпизодов роль Демона? Интересный психологический ход, больших затрат не потребуется. Я думаю, даже в смету утрясем…

Вера поморщилась.

– Отдохни немного… – И обратилась ко мне. – Женя, у тебя такая внешность, девушки не преследуют?

Я вспомнил Анжелу и совсем некстати развеселился.

– Нет. Они убеждены, что у меня ориентация на меньшинство.

– Надеюсь, убеждены беспочвенно? Иначе это непростительная растрата генофонда,– совершенно серьезно философствовала Вера.

– Ты кинодраматург или селекционер-любитель? – Вовремя, поскольку я почувствовал, что стремительно краснею, вмешалась Ольга.

На другом конце стола щебетала Юленька, заливаясь бубенцовым смехом. На меня она демонстративно не обращала внимания, но меня это задевало меньше всего.

За остаток дня успели снять еще три сцены, правда, совсем маленьких. Юля, что называется, была в ударе. Самое большее делали два дубля, причем не из-за Юлиных проколов, а из-за желания Ольги довести каждый сантиметр пленки до идеального состояния. Когда отключили освещение, я был уставшим от безделья, но невероятно довольным, поскольку теперь хотя бы знал, что меня ожидает.

Я вышел из павильона и, наслаждаясь прохладой весеннего воздуха и легкими сумерками, не спеша направился к проходной. Рядом с воротами, будто из-под земли, возникла Ольга.

– Домой? Подожди минуту. Виктор отвозит Юлю, это почти что по пути, так что тебя захватят.

– А вы?

– Завтра тяжелый день, надо еще немного подготовить разные мелочи. Кстати, для тебя опять нет работы. Можешь…

– Я обязательно приду!

– Договорились. Я предупрежу Виктора, чтобы заехал.

Я провожал взглядом режиссершу. Она что, действительно из железа?! В душе слегка вздыбилась волна беспочвенного раздражения.

Когда жигуленок притормозил рядом со мной, Юля уже находилась в нем. Она расположилась на переднем сиденье возле Виктора. Мне пришлось сесть сзади. Всю дорогу Юля ехала спиной вперед и развлекала меня целым сборником анекдотов. Ее очень забавляло, что я раньше не слышал этого фольклора. Не хватало еще, чтобы в Центре снабжали информацией подобного рода!

Я вышел из машины у своего дома, прощаясь, махнул рукой оставшейся парочке и направился к подъезду. Остановил меня нерешительный женский голос:

– Женя!..

Я оглянулся. Ко мне осторожно приближалась Анжела.

– Женя, это ты?!

На ее лице было столько недоумения, что я не удержался и воспользовался своим примитивным пониманием человеческого юмора:

– Нет, Ален Делон. Заходи в гости.

– А можно?.. – Нерешительно протянула Анжела, продолжая ощупывать меня взглядом с ног до головы.

– Почему бы и нет? – Меня начала веселить ее робость.

В квартиру Анжела вошла едва ли не испуганно оглядываясь, словно впервые посещала мой холостяцкий приют.

Желая сделать королевский жест, а заодно примерить имидж рачительного хозяина, я нащупал в серванте начатую бутылку коньяка и водрузил на стол.

– Ого! – Оценила этикетку Анжела и прибавила к сервировке коробку шоколадных конфет. – За тебя! – Она сделала глоток, самообладание возвращалось к ней вместе с румянцем на загорелых щеках.

– Где ты пропадала?

– Отец взял путевку на море, а сам срочно в командировку в Питер укатил. Пришлось мне сестру везти. За этими малолетками глаз да глаз нужен, так что я не столько отдохнула, сколько нервы себе истрепала… Ты лучше о себе расскажи. Снимаешься?

– Еще нет. Сегодня первый съемочный день, но для меня погода не подходит. Работаем пока в павильоне, а мои сцены почти сплошь натура. Жду, когда лето разойдется.

Глаза Анжелы лихорадочно блестели. Она явно хотела что-то спросить, но не решалась.

– Можно еще? – Указала взглядом на коньяк.

Я наполнил ей рюмку, заодно подлил себе и принялся полоскать язык в ароматной жидкости. Одним глотком Анжела выдула содержимое рюмки и выдохнула:

– Жень, ты не мог бы попросить за меня? Ну хоть какую роль, хоть малюсенькую?..

Я пожал плечами.

– Надо узнать. Может в другой группе. У нас, понимаешь, большинство подростки…

– Детский фильм, – разочарованно протянула Анжела.

– Не детский и даже не о детях. Мистика. История маленькой ведьмы. Ты, наверное, ее видела, актриса со мной в машине ехала.

– На переднем сидении? Красивая, но я-то эффектнее! Почему меня никто не замечает? – В голосе сквозила обида.

Я вспомнил Ольгу и не сдержал улыбки.

– Красивая… Только ее красота в сценарий не вписывается. Ольга просто измучилась…

– Ольга?

– Да. Наш режиссер.

– А Ольга красивая?