Искушение величием

– Отец, ты уверен, что Хуану обязательно стоит ехать с нами? – осторожно поинтересовался Чезаре.

Он опасался, что не сможет комфортно чувствовать себя рядом с братом, равно как и сам Хуан рядом с Чезаре. За последнее время они настолько отдалились друг от друга, что старались не встречаться, и крайне редко обменивались хотя бы словом.

– Да, – твёрдо ответил Александр VI, пристально посмотрев на сына. – Такова моя воля. Вы должны восстановить тёплые отношения, зарыть топор войны, разделяющий вас. Как отцу мне больно наблюдать, как мои сыновья каждую минуту готовы перегрызть друг другу глотки. Этому нужно положить конец. Тем более, после вашей совместной поездки в Неаполь Хуан вернётся в Испанию.

– Если тебе так угодно, я попытаюсь примириться с братом, – вздохнул Чезаре. – В прочем, зачем тянуть? Наша матушка пригласила нас к себе в Трастевере на ужин. Она ждёт нас через два дня. Меня, Хуана и Джоффре.

– Превосходно, Ванноцца будто читает мои мысли на расстоянии. Для вас это дополнительная возможность примириться.

Вечером в назначенный срок троица Борджиа в сопровождении внушительной охраны прибыла в виноградник Ванноццы деи Каттанеи под открытым небом, расположенный в районе Трестевере. Этот район находился на западном берегу Тибра южнее Ватикана. Вымощенные булыжником улицы здесь были узкими, извилистыми и имели неправильную форму. Проехав чуть дальше, почти за город, они поднялись на холм Яникул, где и располагался виноградник Ванноццы. Поселение лучи солнца скользили по неровной холмистой линии горизонта, и взору путников открылся Рим, объятый оранжевым светом закатного солнца, будто языками пламени. Одетая в шёлковое фиалкового цвета платье, расшитое жемчугом и белыми вставками, Ванноцца обняла своих сыновей, тепло поприветствовав их. При взгляде на неё, сердце Чезаре радовалось, ведь Ванноцца успешно оправилась от нашествия французов, равно как и её муж Карло Канале. Хоть Чезаре и отомстил солдатам Карла VIII, он ни разу не завёл разговора на эту тему, дабы не бередить старю рану матери. Её слегка морщинистое лицо светилось от счастья, а значит, все горести она сумела оставить в прошлом. А сегодня её цель заключалась в окончательном примирении своих сыновей. Ванноцца пригласила их за стол, но прежде чем последовать за матерью, Чезаре обернулся и увидел, того самого человека в маске. Тот что-то прошептал Хуану на ухо, герцог ответил молчаливым кивком, отпустив своего спутника. Наконец, гости уселись за большой длинный стол, на котором не было свободного места от изысканных блюд. Отбивные из индейки, гусиная печень, свежие оливки и прочие лакомства соседствовали со спелыми фруктами, в том числе и засахаренными, порезанными на небольшие кусочки. У гостей разбегались глаза от количества снеди на столе, а ароматы блюд перемешивались друг с другом, щекоча ноздри словно пером.

На город, тусклые огни которого виднелись с холма, уже опустилась ночь, в тёмном небе зажглись далёкие, но вечно манящие, огоньки звёзд, окружавшие неполный жемчужный диск луны. Изредка дул прохладный лёгкий ветерок, который после дневной жары словно глоток воды для путника в пустыне, дарующий необычайное блаженство. Ночную тишину нарушал лишь стрекот сверчков. Рим погрузился в сон, улицы опустели, будто город вовсе вымер. А гости Ванноццы были заняты своими беседами, разбавленные шутками. Виноградник освещали пляшущие неровные тёплые огоньки свеч на высоких подсвечниках. Слуги то и дело подливали тёмно-красное вино в кубки гостей. Чаще всего герцогу Гандийскому. Не успели Хуану наполнить кубок, как он через пару минут его осушал. Ванноцца беседовала с Джоффре, в том числе и о Санче Арагонской. Но как только Джоффре изменился в лице, Ванноцца поняла, что эта тема причиняет сыну немалую боль, и она тут же увела разговор в иное русло. Беседуя с младшим сыном, Ванноцца внимательно следила за Чезаре и Хуаном, и не могла поверить своим глазам. Впервые за последнее время оба брата общались, как прежде. Казалось, между ними никогда не разгорался костёр вражды. Они охотно общались между собой, время от времени отбрасывая одну шутку за другой, после чего заливались безудержным смехом. Быть может, братья действительно потушили огонь, отдаливший их, и все прежние обиды забыты? А может просто вино оказало своё влияние на обоих. Во всяком случае, сегодня между Чезаре и Хуаном царил мир без единого намёка на очередной конфликт. В конце концов они трудятся над общим делом – процветание семьи. При взгляде на старших сыновей губы Ванноццы тронула умилительная улыбка, она добилась своего. Этим вечером за столом царила тёплая семейная атмосфера, которая ещё совсем недавно дала трещину.

– Значит, после нашей поездки в Неаполь ты вернёшься в Испанию? – спросил Чезаре.

– Да, – ответил Хуан, дожёвывая кусок жареного мяса. – Мне радостно находиться с вами в Риме, но меня ждёт и моя собственная семья. Да и в целом, за это время, проведённое здесь, я понял, что моя душа всё же лежит к Испании, а не к запутанному клубку итальянской политики, в которой ты, брат, нужно признать, как рыба в воде. Тебе по душе распутывать политические интриги, заговоры и прочее, но меня привлекает обычная жизнь герцога.

– Когда-нибудь я обязательно побываю у тебя в Гандии и познакомлюсь со своими племянниками, – улыбнулся Чезаре.

– Ловлю тебя на слове, брат, – похлопав Чезаре по плечу, усмехнулся Хуан. – А что Лукреция, по-прежнему сердится на вас с отцом?

– К сожалению, да. Ей нужно время. Из-за разлада с отцом ей тоже горько на душе. Наша сестра не так уж и проста, если надо она может показать зубки.

– Уверен, поездка в Испанию взбодрит её. Узнав, что я собираюсь вернуться в Гандию, она пожелала отплыть со мной. Ей нужно отвлечься, а с Марией у неё будут сотни тем для разговоров. Моя жена поможет вернуть Лукреции её былую яркую жизнерадостную улыбку.

– Хорошая идея. Воздух Испании развеет её горестные мысли.

Подняв голову, Чезаре взглянул на ночное небо, ощутив спокойствие и безмятежность. В такие моменты понимаешь, что возможность созерцать, творить, мыслить, в общем, жить – есть одна из основных ценностей для человека. Рассматривая яркие звёзды, Чезаре ощущал острую жажду жизни, даже на мгновение, забывая о своём духовном сане. Он был счастлив, что живёт. Но самое главное, что доставило ему большую радость – это тёплая беседа с Хуаном. Кардинал Валенсийский пребывал в отличном настроении не только от вина, но и от того, что наконец-то смог спокойно поговорить с родным братом, и никто не припоминал друг другу обиды минувших месяцев, отбрасывая колкости.

Час был уже поздний, пора было расходиться. Простившись с Ваноццей, братья сели на коней и направились в папский дворец в сопровождении своей свиты. Джоффре злоупотребил вином, и Чезаре с Хуаном пришлось помогать ему сесть в седло. Всю дорогу они придерживали младшего брата с двух сторон, пока тот покачивался в седле, как тряпичная кукла, распевая какую-то песню, слов которой Чезаре и Хуан не могли разобрать. На улице не было ни души, а под мостами приятно журчала мутная извилистая полоса Тибра, Борджиа добрались до города. Наконец, троица доехала до моста Святого Ангела, но Хуан неожиданно натянул поводья своего коня и остановился.

– В чём дело, Хуан? – недоумевал Чезаре.

Кардинал Валенсийский присмотрелся. Тьма зашевелилась между двумя домами, освободив из своего плена того самого человека в маске. Он подошёл к герцогу Гандийскому, а Чезаре пристально посмотрел на брата.

– Отправляйтесь в Ватикан, а у меня есть одно дело, – пояснил Хуан.

– Что? – удивился Чезаре, нахмурив брови. – Какие могут быть дела в такой час? Не уж-то у тебя ещё хватит сил нанести визит какой-нибудь даме? А если твои дела заключаются в чём-то ином, мой тебе совет – обожди до утра. Ночью по улицам Рима ходить опасно.

Хуан протестующее покачал головой.

– Не беспокойтесь обо мне. Я вернусь чуть позже, возвращайтесь в Ватикан. Пусть мои слуги сопроводят вас до Ватикана.

Хуан подозвал своего сопровождающего в маске, и тот уселся на круп лошади своего господина. Чезаре не доверял этому подозрительному другу Хуана, но понял, что не сумеет отговорить брата от его затеи. Можно было подумать, что Хуану требовалось решить вопрос жизни и смерти. Однако Чезаре вспомнил слова Микелотто о любовных похождениях брата, которому не впервой уходить среди ночи в неизвестном направлении. Чезаре пришлось сдаться.

– Хорошо, но будь осторожен.

– Разумеется.

Хуан приказал остальным своим слугам следовать за братьями, оставив подле себя лишь одного конюшего, не считая человека в маске. Втроём они скрылись в тёмном переулке, который вёл в сторону Площади Евреев. А Чезаре и Джоффре пересекли мост Святого Ангела, свернув к Ватикану.

– Куда это направился Хуан? – неуверенно поинтересовался Джоффре, покачиваясь в седле.

– Кто бы знал, – ответил Чезаре, оглянувшись на противоположный берег Тибра. – Кто бы знал.

ГЛАВА II

УБИЙСТВО

Рим, июнь 1497 года.

Рано утром Александр VI был уже на ногах. Он стоял у окна, созерцая видневшийся вдалеке, Рим, позолоченный лучами рассветного солнца. Обернувшись, Папа вновь бросил взгляд на обнажённую, едва укрытую лёгким одеялом, Джулию Фарнезе, которая по-прежнему пребывала в царстве Морфея. В этот момент она казалась Александру VI ещё более прекрасной и манящей, как спелый, налившийся соком, плод. Царившую в папских покоях безмятежность нарушил кардинал Валенсийский, от чего Джулия тут же проснулась, прикрыв своё тело одеялом.

– Чезаре, зачем тревожить меня в столь ранний час? – с укором спросил Александр VI.

– Прости, отец, но я не стал бы тебя беспокоить, не будь это так необходимо, – ответил Чезаре.

– Надеюсь. Ну и что же у тебя на уме?

– Я собирался побеседовать с Хуаном, но его слуги сообщили, что он до сих пор не объявился.

– И что же тебя смущает, сын мой? Ты не хуже меня знаешь, что Хуан и раньше пропадал на всю ночь, возвращаясь под утро. Уверен, он остался у какой-нибудь красотки, что более вероятно.

– Но не в этот раз.

Чезаре в ярких подробностях пересказал отцу события минувшей ночи в винограднике Ванноццы, а также о том, как они расстались с Хуаном у моста Святого Ангела, после чего тот скрылся по направлению к пьяцца делла Джудекка в сопровождении всего лишь двух человек.

– Причём Хуан не назвал цели своего таинственного ухода, – продолжал Чезаре. – Не думаю, что если бы он собирался к сговорчивой девке, то не обмолвился бы об этом. В противном случае к чему эта таинственность?

– Успокойся, Чезаре, не стоит сгущать краски. Уверен, Хуан скоро вернётся. Если он не сообщил тебе, равно как и мне до ухода к вашей матери, о своих планах, значит, у него были на то веские основания. Наберись терпения.

– Может ты и прав, – ответил Чезаре, задумчиво пожав плечами.

Хотя кардиналу всё равно было тревожно за брата. Интуиция подсказывала ему, что Хуан попал в неприятную историю.

В полдень Александр VI ещё работал в своём кабинете, совместно с Бурхардом подготавливая необходимые бумаги для расторжения брака Лукреции и Джованни Сфорца. Услышав быстрые шаги в коридоре, Папа поднял голову, устремив свой взгляд на двери. Александр VI мысленно перебирал варианты тех, кто мог войти или вернее будет сказать – вбежать сейчас в зал, судя по скорости приближения и частоте шагов. Этим визитёром оказался Франческо Гасет. По его запыхавшемуся виду, мокрому от пота лицу и тяжёлому дыханию можно было понять, как он спешил. Его ноги слегка подкосились и, чтобы не свалиться, Гасет опёрся рукой о стену.

– Родриго, случилось нечто ужасное, – жадно глотая воздух, выдавил из себя Франческо Гасет.

Александр VI удивлённо поднял брови.

– Родриго? – переспросил он. – Боже, если ты обратился ко мне мирским именем, случилось нечто невообразимое.

– Конь герцога Гандийского был обнаружен недалеко от дворца кардинала Пармского с обрезанными стременами.

– Что? – у Александра VI перехватило дыхание.

– А на площади еврейского квартала ещё утром нашли тяжело раненного конюшего Хуана.

– Он успел сказать, что произошло?

– К несчастью, нет. Бедняга скончался.

Ясный взор Александра VI затянула тьма. Франческо Гасет, стоявший в нескольких шагах от стола, превратился в размытое пятно, как и всё вокруг. Понтифик вмиг побледнел, оцепенев от страха, который ледяной рукой сжал его сердце. Холодный пот выступил на лбу Папы, ему казалось, что он не может надышаться, поэтому всё усерднее и усерднее глотал воздух. Гасет и Бурхард испугались, что Александр VI вот-вот рухнет без чувств.

– Гасет, бери с собой Чезаре и немедленно организуйте поиски Хуана, – с трудом вымолвил Александр VI, взглянув обезумевшими от страха, глазами на Гасета. – Если потребуется, переверните весь город, но найдите мне моего сына!

Через полчаса вся городская стража, сломя голову, носилась по Риму с клинками наголо, расспрашивая о герцоге Гандийском всех, кто попадался на пути: бродяг, нищих, проституток, рыбаков и прочих. В городе поднялась настоящая паника. Горожане спешно закрывали свои лавки, баррикадировали двери в своих домах, а кланы Колонна, Савелли, Орсини и Каэтани вооружались до зубов, ожидая столкновения с папской гвардией. Увы, всё было впустую. Никаких сведений о Хуане Борджиа ищейкам не удалось добыть. Папа потерял покой, он не мог спать, есть, а все его мысли были обращены к пропавшему сыну. Александр VI не представлял, как ему пережить эту ночь, длинною в жизнь. На следующий день поиски возобновились, в Риме по-прежнему царил переполох. Опустившись на берег Тибра, сыщики увидели сутуловатого, лысого лодочника лет сорока-сорока пяти, чья барка стояла на якоре недалеко от моста Святого Ангела. Лодочник представился именем Джорджо Скьяви, и на него тут же набросились с расспросами о событиях той ночи, когда пропал герцог Гандийский. Почесав лысину, Джорджо нахмурил своё обветренное, испещренное морщинами лицо, пытаясь восстановить в памяти картину ночи с четырнадцатого на пятнадцатое июня. Возможно, она могла бы пролить свет на таинственное исчезновение Хуана.

– Благородные синьоры, – хриплым голосом начал Джорджо, – в ночь на пятнадцатое июня я остался на своей барке, чтобы присмотреть за брёвнами в ней. Сами знаете, народец у нас любит заграбастать в свои ручонки всё, что плохо лежит. Так вот, – прокашлявшись, продолжал лодочник, – около двух часов ночи я заметил двоих человек. Они вышли из-за угла госпиталя Сан-Джироламо и остановились у спуска к воде, в том месте, где обычно сбрасывают мусор. Они огляделись, как будто опасались, что за ними могли следить. Потом один из них тихо свистнул, после чего из того же переулка выехал всадник на белом коне.

– Не заметил ли ты каких-нибудь особых примет у этого всадника? – спросил Чезаре.

– Ваше высокопреосвященство, единственное, что мне удалось разглядеть – это золотые шпоры.

Чезаре нахмурил брови, подперев подбородок, и велел Джорджо продолжать.

– Значит так, всадника сопровождали ещё двое мужчин, шедших по обе стороны. Приглядевшись, я понял, что они придерживают мёртвое тело, перекинутое через круп лошади. Всадник остановился на берегу, а двое его слуг сняли тело, раскачали и бросили в воду. Я смог расслышать, как всадник спросил, утонуло ли тело, на что получил ответ «да, монсеньор». Не решившись слезть с лошади, всадник подъехал ближе к воде, и заметил, как что-то всплыло на поверхность. Вероятно, это была накидка того, кого эти синьоры утопили. Четверым слугам было приказано утопить накидку, и они начали швырять в неё камни, которые увлекли накидку на дно. После чего господа скрылись тем же путём, каким явились сюда.

При последних фразах лодочника Чезаре резко бросил взгляд на мутную рябь Тибра. Страшно представить, сколько человеческих душ поглотила эта река, подобно голодному зверю. При мысли о том, что где-то на дне этой водной могилы лежит его брат, Чезаре стало не по себе. Он ощутил холодок, охвативший его тело, словно чья-то огромная рука. Как только Джорджо Скьяви окончил свой рассказ, кардинал Валенсийский изменился в лице, и с суровым видом бросился к лодочнику, схватив его за воротник.

– Отчего же ты сразу не сообщил обо всём властям, негодяй?! – воскликнул Чезаре.

Выпучив глаза, перепуганный Джорджо трясся, как лист на ветру. Он чувствовал, как бешено бьётся сердце в его груди. Джорджо пытался что-то сказать, но язык не подчинялся ему. Кое-как, запинаясь через каждое слово, лодочник промямлил дрожащим голосом:

– Ваше высокопреосвященство, смилуйтесь. Не подумайте ничего дурного. Дело в том, что за свою жизнь я повидал немало, особенно мертвецов, сброшенных в Тибр. На моей памяти их было не меньше сотни. Вы же знаете, в какое время и в каком городе нам приходится жить. Подобные вещи у нас происходят то тут, то там. Мертвецов частенько сбрасывают в Тибр, но ещё никто не проявлял сколь-нибудь серьёзного интереса ни к одному из них. Только поэтому я никому не сообщил о том, что видел.

Чезаре отпустил напуганного лодочника, упавшего на колени. Он без обиняков принял правоту Джорджо Скьяви. Под водной толщей Тибра было действительно не счесть мертвецов. Винить лодочника было не в чем. Тех, кого поглотила река, никогда не пытались искать. Для Рима это стало своеобразной жестокой обыденностью. Месяца не проходило, чтобы Тибру не принесли новую жертву, лишённую жизни по самым разным причинам. Чезаре повернулся к Фрначеско Гасету, всё время стоявшему рядом с ним.

– Гасет, нужно обыскать русло реки, – сказал Чезаре. – Отправь наших людей, пусть созовут лодочников, рыбаков и матросов. За свои труды они получат по десять дукатов.

Три сотни человек откликнулись на зов служителей Ватикана. Одни ныряли в реку, другие забрасывали сети. Сначала удалось достать тело неизвестной женщины, и лишь ближе к вечеру тело герцога Гандийского, было выловлено одной из сетей. Её владелец окликнул кардинала Валенсийского и Франческо Гасета. Подбежав к рыбаку, они увидели бездыханное, мокрое тело Хуана, покрытое песком и илом. К бледному, словно полотно, лицу прилипли пряди мокрых волос. Герцог был одет точно так же, как и в тот вечер на ужине у Ванноццы. Подойдя к мёртвому брату, Чезаре ужаснулся, но его глаза ни на миг не увлажнились от слёз.

– Боже… – еле слышно проговорил он.

Опустившись на одно колено перед телом брата, кардинал принялся внимательно осматривать его. Позади Чезаре стоял Франческо Гасет. Их окружили стражники, оттеснявшие любопытных зевак.

– Ему нанесли восемь… нет девять колотых ран и перерезали горло, – констатировал Чезаре. – Руки связали, мерзавцы поработали на славу.

Чезаре продолжил осмотр тела брата, и ему бросился в глаза любопытная деталь, на которую он тут же указал Франческо Гасету.

– Любопытно, кошель с дукатами на месте. Даже кинжал не тронут, а ведь он украшен драгоценными камнями. Это было не ограбление.

– Стало быть, месть, – предположил Гасет.

– Вероятно, но кто, а главное – за что мог отомстить Хуану столь жестоким способом? Погрузите тело герцога на лодку и перевезите в замок Святого Ангела. Пусть начнут приготовления к похоронам.

– Я займусь этим, Чезаре. – ответил Гасет.

– А я сообщу Папе.

Солдаты подняли тело герцога и начали грузить его на лодку. Снова взглянув на мёртвого брата, Чезаре вновь не проронил ни слезы, но в его сердце велась настоящая борьба между эмоциями. Он чувствовал, как внутри него схлестнулись злость и печаль. Чезаре мысленно злился на брата, который пренебрегал его советам, хранил тайны, которые теперь уйдут в землю вместе с ним, став причиной его гибели. Не будь Хуан столь высокомерным и остро воспринимающим обиды, возможно, между ним и Чезаре не разгоралась вражда. Быть может герцог сейчас не лежал бы на носилках в лодке с остекленевшими глазами, которые были устремлены в ясное небо, но ничего уже не могли увидеть. Отчего в сердце Чезаре шевелилась грусть и скорбь по Хуану. В конце концов они были братьями одной крови, стремившиеся к общей цели. Чезаре не знал, что же одержит над ним верх – грусть или гнев, или всё разом, но точно знал, что его семье нанесён непоправимый урон. А враги Борджиа уже наверняка предаются ликованию и празднованию довольно крупной для них победы. Дух ненавистных Борджиа, особенно Папы, подорван основательно.

Чезаре направился в Ватикан. Увидев сына, Александр VI бросился к нему, и, схватив за плечи, тотчас же начал расспрашивать о Хуане. Кардинал Валенсийский поведал отцу обо всём, что произошло на берегу Тибра, около моста Святого Ангела. На глазах Папы проступили слёзы. Вместе с Чезаре он помчался в замок Святого Ангела. Увидев своего сына, лежавшего на носилках. Александр VI бросился к нему, в отчаянии упав на колени. Комнаты замка наполнились громкими душераздирающими рыданиями Папы. Казалось, его стенания слышны даже за пределами замка, на самом мосту Святого Ангела.

– Мальчик мой, – всхлипывал Александр VI, – кто же посмел отнять тебя у нас?

Его рыдания, перемешанные с криками, становились всё громче и громче, а слёзы, застилавшие глаза, размывали всё вокруг него, падая градом на каменный пол. В третий раз судьба поднесла к губам Родриго Борджиа чашу утраты и скорби, которую он, будучи кардиналом, испил до дна после смерти своих первенцев: сына Педро-Луиса, затем дочери Иеронимы. Теперь Папе вновь предстоит сделать то же самое, оплакивая Хуана. Над Ватиканом реял стяг траура и скорби.

***

В тот же вечер Хуана Борджиа омыли от ила и песка и обрядили в доспехи гонфалоньера церкви. Тело уложили на роскошные носилки и траурная процессия двинулась через мост Святого Ангела, после чего свернула к церкви Санта-Мария дель Пополо, неся герцога Гандийского вдоль Тибра. Впереди шли сто факельщиков, освещавших путь, замыкали процессию прелаты, клирики, камергеры и прочие служащие Ватикана, хаотично следовавшие за носилками. Александр VI не мог сдержать слёз, с трудом переставляя ноги. Его истошные причитания покрывали весь остальной шум. На всём пути процессии со шпагами наголо вдоль дороги стояли солдаты, образуя живую изгородь от высыпавшей на улицу толпы. Все пытались рассмотреть лицо покойного герцога, но в свете факелов, казалось, что он вовсе не мёртв, а всего лишь спит. Ещё до наступления темноты процессия добралась до церкви Санта-Мария дель Пополо. Тело Хуана Борджиа было предано земле в часовне, которую Ванноцца деи Каттанеи готовила для себя.

Убитый горем Александр VI затворился в своих покоях, откуда доносились ужасные горестные крики и плач, выворачивающий душу наизнанку.

– За что, Господи? За что Ты причиняешь мне такую невыносимую боль? Почему забрал моего мальчика? Ответь! Ответь, молю Тебя! – обливаясь слезами, взывал к Богу Александр VI.

Папа отчаянно звал Хуана, словно надеясь, что его мольбы вернут сына к жизни. Казалось, понтифик теряет рассудок от горя, которому не было предела. Всецело разделявшая боль своего любовника, Джулия Фарнезе не отходила от запертых дверей, ведущих в его покои. При каждом его вскрике её до костей пробирала дрожь, а слёзы невольно наворачивались на глаза. Слуги Папы, Джулия, Чезаре, Джоффре, Франческо Гасет – все пытались уговорить Александра VI прилечь и попытаться поспать, но тот решительно отказывался от всего, в том числе и от еды. Он позабыл про сон, беспрестанно оплакивая своего сына. Лишь через трое суток Александра VI всё же удалось уговорить поесть и немного поспать. На четвёртый день после похорон Хуана была объявлена консистория. Собравшиеся кардиналы ужаснулись тому, что предстало перед их широко раскрытыми глазами. В зал вошёл одряхлевший, измученный, морально разбитый, старик с осунувшимся лицом и покрасневшими глазами, в котором не сразу признали наместника Господа. Казалось, что за эти четыре дня Александр VI постарел на несколько лет, став лишь тенью былого Родриго Борджиа. Папа медленно, не взглянув на членов Коллегии, подошёл к трону и уселся в него, опираясь на ручки. Наступила мёртвая тишина, которую никто не осмеливался нарушить. До слуха кардиналов долетало тяжёлое дыхание Александра VI. Опустив глаза, вновь не обратив внимания на князей церкви, словно зал вовсе был пуст, Папа прервал своё молчание, сказав:

– Невозможно описать ту боль, что терзает Нашу измученную душу. Невозможно было причинить Нам большее горе, чем смерть герцога Гандийского, которого Мы нежно любили и которого у Нас отняли. Ничто… ничто, даже папская тиара не способна унять Нашу боль. Обладай Мы семью тиарами, то без колебаний отдали бы их, лишь бы вернуть Хуана к жизни. Нет никаких сомнений, гибель герцога – кара Небес за наши грехи. Отныне все Наши помыслы и действия будут нацелены на духовные нужды нашей Святой Матери-Церкви, отравленной ядом продажности и развращённости.

Выдержав небольшую паузу, не поднимая глаз, Александр VI продолжил:

– Мы должны осуществить масштабную реформу церкви, в том числе и самой римской курии. Для столь ответственной миссии Нами будет учреждена комиссия, в состав которой войдут кардиналы: Карафа, Коста, Сан-Джорджо, Пикколомини, Риарио и Паллавичини. Однако убийцы герцога Гандийского до сих пор не найдены. Необходимо усилить заставы на всех выездах из Рима и приступить к немедленным поискам убийц.