Подвешенные на нити

Маша аккуратно, без нажима и пафоса вплетала в разговор политику холдинга, чётко формулируя его основные цели и ориентиры: поддержание безусловной лояльности государственным интересам при одновременном расширении глобального охвата и создании единой, хорошо управляемой экосистемы сообщений. Именно так Кирилл представлял себе доклад на совете директоров, и уже чувствовал благодарные и одобрительные взгляды людей, перед которыми всегда испытывал внутренний дискомфорт.

Дальше пошла детализированная дорожная карта, и он внимательно изучал её, словно капитан, впервые получивший чёткие навигационные указания. Азия предстала перед ним рынком быстрых и адаптивных форматов, способным быстро масштабироваться и столь же быстро сворачиваться при необходимости. Ближний Восток в её интерпретации был обозначен престижной витриной для масштабных премьер и значимых информационных кампаний. Русскоязычные диаспоры за рубежом в этом плане казались логично встроенным страховочным механизмом, гарантирующим стабильные рейтинги и контролируемые метрики. Кириллу казалось, будто мир, раньше напоминавший лабиринт с препятствиями, теперь превратился в простой и предсказуемый коридор, который оставалось лишь пройти с достоинством и лёгкостью.

– Я подумала, что логичнее начать мягко, – продолжала Маша спокойно, сдержанно, но уверенно, словно излагала давно проверенную аксиому. – Пилотные проекты мы запустим через надёжного локального партнёра. Это позволит тебе лично держать руку на пульсе и в то же время обеспечит низкий порог входа. Затем постепенно увеличим плечо за счёт документальных циклов и ярких спортивных окон, которые всегда гарантируют стабильную аудиторию. Риск минимален, а твоё имя будет регулярно появляться в правильных заголовках и отчётах. Поверь, это тот подход, который должен тебе понравиться.

Кирилл кивнул, чувствуя, как внутри него просыпается неподдельный интерес и даже вкус к собственному пресс-релизу. В списке исполнителей, который лежал на столе, значились подрядчики, которых он мысленно считал нейтральными. Кириллу показалось, будто это именно те люди, о которых он сам давно и подробно размышлял, хотя на самом деле это были Машины контакты, аккуратно встроенные в стратегию так, чтобы никто извне не смог заметить места соединения. Он не стал задавать лишних вопросов – ему слишком нравилось ощущение авторства и собственного участия в принятии стратегических решений.

– Бюджет предлагаю замкнуть на безопасном контуре, – добавила она, осторожно касаясь документа кончиками пальцев, будто вычерчивая невидимые линии контроля. – Деньги не попадут в зону ответственности старшего брата, поэтому здесь исключается любое внешнее давление. Средства пройдут по смежным департаментам, и ты, безусловно, получишь право окончательной подписи. Это даст тебе абсолютную прозрачность и контроль над финансовыми потоками. Я предварительно обсудила этот вопрос с финансистами – они готовы предоставить нужные гарантии и подтвердить это документально.

Кирилл ощутил внутри себя почти детское удовольствие, словно кто-то впервые всерьёз употребил слово «моё» по отношению к нему в корпоративной переписке. Он сдержал улыбку, чтобы не выдать своего волнения, и принял максимально нейтральный вид, каким обычно встречал выгодные предложения. Внутри же царила смесь эйфории и осторожного удовольствия от того, что происходящее действительно становится его личной заслугой и личным проектом.

– Всё выглядит логично, – проговорил он тщательно отмеренным тоном, – но я хотел бы, чтобы презентация была выстроена под мой голос и стиль подачи. Важно, чтобы никто не подумал, будто кто-то ведёт меня за руку. Подготовишь что-нибудь для начала?

– Конечно, – мгновенно ответила Маша, словно давно ожидала подобного вопроса и приготовила ответ заранее. – Вечером я принесу тебе краткую, чёткую версию, по которой удобно будет вести предварительные переговоры и показать её отцу, если захочешь. А ночью пришлю полную, развёрнутую презентацию с твоими формулировками и интонациями, чтобы ты мог буквально услышать себя, пока читаешь. Я уверена, тебе понравится.

Ему действительно понравилось то, как она говорила о его голосе, будто прекрасно знала, каким он должен быть, чтобы донести нужный смысл и интонацию. В этой её уверенности не было и намёка на лесть или угодничество – только тонкое, уважительное понимание, за которое Кирилл успел научиться её ценить. Он откинулся на спинку кресла, позволив себе короткое мгновение отдыха от внутреннего напряжения, и произнёс с тщательно скрытым удовольствием:

– Хорошо, давай сделаем именно так. Хочу убедиться, что мой голос действительно зазвучит правильно, – он сделал паузу и добавил чуть тише: – Если это сработает, я буду тебе благодарен.

– Ты сам убедишься, как быстро это начнёт работать, – произнесла Маша спокойно, будто описывала уже свершившийся факт. – Просто следуй той дорожной карте, которую мы сегодня разложили.

Кирилл снова кивнул, уверенно, почти торжественно, и откинулся в кресле чуть глубже, осознавая, что впервые за долгое время у него появилась настоящая возможность изменить ход собственной жизни. Маша тем временем молча и аккуратно собрала бумаги, оставляя на столе только небольшой блокнот с ручкой, словно давая понять: теперь слово за ним, и оно, это слово, впервые будет звучать так, как он захочет сам.

К вечеру коридор славы начал собираться из встреч, случайных приветствий и тех мелких деталей, которые отличают деловые разговоры от светских бесед. Маша умело и ненавязчиво подвела Кирилла к разговору с Виктором Антоновым, который держал в руках ключи от международных партнёрств и стратегических альянсов. Антонов разговаривал всегда с подчеркнутой размеренностью, как профессор, привыкший диктовать важные лекции, делая акцент на главном и проверяя усвоение материала значимыми паузами. Кирилл, чувствуя тонкую и почти невидимую поддержку Маши, отвечал чуть быстрее и увереннее, чем обычно, стараясь показать заинтересованность, но не переходя грань подчинения.

– Видите ли, Виктор, – уверенно и ровно говорил Кирилл, – сейчас лучшее время синхронизировать наши международные форматы. Если не сделать этого, можем упустить инициативу: рынок займут конкуренты, а потом вернуть позиции будет куда труднее и дороже.

Антонов внимательно слушал и едва заметно кивал, изредка перебирая манжеты, будто что-то решая про себя. В паузах он смотрел на Машу, которая сдержанно и уважительно фиксировала каждую его реплику, не позволяя диалогу терять чёткость направления и стратегическую цель.

– Вы правы, Кирилл, – произносил Антонов неторопливо, тщательно формулируя каждое слово. – Но важно помнить, что международный рынок – это всегда игра вдолгую. Я всегда говорю: мы можем выиграть битву сегодня и проиграть войну завтра, если неправильно оценим риски.

– Поэтому мы и предлагаем начать с осторожного пилота, – мягко включилась в разговор Маша. – Локальный партнёр уже готов к сотрудничеству – проверенная команда, с которой мы давно на связи. Риск минимален, а выгода ощутима.

Антонов удовлетворённо улыбался, и Кирилл ловил себя на мысли, что ему нравится этот наставнический стиль, в котором не было унижения, а была только осторожная, чуть снисходительная уверенность опытного человека, готового делиться знаниями.

– Отлично, я вижу, вы серьёзно подошли к вопросу, – сказал Виктор, одобряя взглядом. – Хорошо, подготовьте презентацию и список участников. Я лично проконтролирую, чтобы ваше предложение услышали на самом верху.

Маша, незаметно для окружающих корректируя маршрут, добавила к этому разговору пару неформальных ужинов, обозначенных в расписании как встречи «просто обсудить фестивали». На деле там шла тонкая сверка календарей запусков и договорённость о взаимных уступках и услугах, без которых было невозможно обеспечить слаженность работы всей системы. Кирилл, участвуя в этих встречах, ощущал себя взрослым среди взрослых, человеком, которого принимают всерьёз, и впервые за долгое время он перестал бояться этой роли.

Параллельно Маша наладила ещё одну важную встречу – демонстрацию пилотного проекта государственным партнёрам, которым особенно нравились слова «стабильность» и «ответственность». Она аккуратно вписала эти формулировки в речь Кирилла, и он произнёс их уверенно, без лишнего нажима, словно пользовался ими всю свою жизнь:

– Наш подход основан на принципах стабильности и ответственности перед аудиторией. Мы стремимся создавать контент, который поддерживает государственные интересы и соответствует высоким стандартам социальной значимости.

Эти слова легли в уши слушателей так ровно и естественно, будто их произношение было предписано заранее строгой инструкцией.

Каждая маленькая победа становилась новым кирпичиком в уверенности Кирилла. Вот уже согласован срез прав, вот обещан слот в прайм-тайме на центральных каналах, вот уже доброжелательный звонок от представителя соседнего холдинга с намёком на возможные совместные проекты. Кирилл осознавал, что впервые действует, а не занимается постоянным оправданием и объяснением своих решений. Внутренне он испытывал удовольствие от ощущения собственной значимости, которое раньше ему было почти незнакомо.

Чтобы закрепить достигнутые результаты и придать им больший вес, Маша организовала оперативный просмотр пилотного проекта прямо в пресс-центре на фоне огромной золотой буквы «I», символизирующей мощь холдинга. В этом помещении тон речи и визуальный фон имели значительно большее значение, чем любые цифры и статистические выкладки. Кирилл почувствовал, что научился пользоваться именно этим инструментом – умением превращать внешний лоск и декорации в действенный ресурс.

Возвращаясь в свой кабинет, он уже мысленно начал перераспределять бюджеты и корректировать стратегию расходов. Его мысли аккуратно складывались в невидимые папки и разделы, будто он заранее видел на большой диаграмме собственное имя и уже слышал аплодисменты, которые ещё только предстояло заслужить.

В коридоре Маша, быстро шагая рядом, словно читала его мысли и решила уточнить важную деталь:

– Кирилл, одна мелочь, если позволишь. Думаю, лучше звучало бы не «наша опека», а «совместное плечо». Знаешь, это мягче, но сильнее одновременно. Это то самое, что они хотят услышать – партнёрство и взаимная поддержка, а не контроль.

Кирилл повторил тихо про себя, пробуя новую фразу на вкус:

– «Совместное плечо». Да, пожалуй, это действительно лучше.

Эти слова легли на язык так естественно, словно гладкий, отполированный камень. Он решил, что больше не станет спорить с её правками, понимая, насколько точно она чувствует формулировки и насколько важно это умение для их общей цели.

Остановившись возле двери кабинета, он посмотрел на Машу и, улыбнувшись чуть устало, но искренне благодарно, произнёс:

– Спасибо. Сегодня всё было ровно так, как должно было быть. Думаю, мы на правильном пути.

Она ответила ему едва заметной улыбкой, словно признавая взаимный успех, и спокойно произнесла:

– Это только начало, Кирилл. Самое главное впереди. Но ты уже знаешь, как это сделать правильно.

Кирилл зашёл в кабинет, закрыл за собой дверь и ощутил, что впервые за много лет он не просто «сын владельца», а человек, который по праву может стоять во главе собственного пути.

Ночью город светился внизу, как тщательно подготовленная карта, которую наконец-то разрешили изучать без поспешности и без необходимости прятать взгляд. Квартира Кирилла, специально оборудованная для таких встреч, хранила атмосферу спокойной взрослости и была лишена любого случайного или ненужного предмета. Всё здесь – от мягкого, приглушённого освещения до едва слышного звука вентиляции – было предусмотрено с той точностью, которая гарантировала безупречность и отсутствие стороннего вмешательства в серьёзный разговор.

В этой приглушённой тишине, звучавшей убедительнее любых слов и обещаний, Маша говорила о власти ровно и ясно, как о дыхании: чуть замедленный вдох – и мир вокруг делает аккуратный шаг вперёд.

В её голосе звучала не настойчивость человека, который что-то доказывает, а спокойная уверенность того, кто точно знает, как устроен механизм реальности. Кирилл отвечал так же тихо, сдерживая тембр, чтобы сохранить между ними тонкий баланс. Он радовался, что в её присутствии не нужно повышать голос или доказывать свою значимость. Ему нравилось, что здесь можно говорить спокойно, доверяя словам право на существование.

– Знаешь, Кирилл, – произнесла Маша задумчиво, глядя вниз на мягкие линии ночных улиц, – у власти есть особенность: чем меньше ей нужны громкие подтверждения, тем она прочнее. Самые влиятельные говорят негромко и медленно. Они не суетятся и не машут руками, пытаясь подчеркнуть свою правоту. Их власть читается между строк. Такую власть ты должен научиться передавать.

Кирилл внимательно слушал её, чувствуя, как внутри выстраиваются в ровный порядок мысли, прежде постоянно путавшиеся. Он впервые понял: власть, о которой она говорит, не требует агрессии или борьбы – она просто пронизывает всё пространство вокруг. Он слегка улыбнулся, словно проверяя, насколько комфортно ему произнести следующую фразу:

– Я понимаю, о чём ты. Иногда кажется, что вокруг слишком много шума и суеты, и люди теряются, пытаясь заявить о себе погромче. Но если сделать шаг назад и позволить им на миг замолчать, станет понятно, кто на самом деле управляет процессом.

Маша медленно повернулась и посмотрела на него с едва заметной улыбкой одобрения, и в её глазах он впервые увидел не привычное профессиональное уважение, а нечто более значимое – глубокое личное понимание.

– Именно так, Кирилл, – тихо сказала она. – И ты уже начал понимать, что главное – не борьба за контроль, а способность спокойно, без суеты удерживать ритм. Мир сам встанет на твою сторону, если будешь говорить спокойно и уверенно, без истерик и спешки. Спокойствие – признак силы, а не слабости.

Он слегка подался вперёд и потянулся к бумагам на столе, но, двигаясь почти одновременно, их пальцы соприкоснулись. Этот жест не был романтическим или случайным; скорее, это был союз двух людей, которые точно знают, куда идут, и понимают цену каждого шага, каждого действия и каждой паузы. Никто из них не отвёл взгляда и не нарушил молчания, которое стало ещё плотнее и весомее.

– Ты знаешь, – мягко произнёс Кирилл, не отводя взгляда, – иногда ловлю себя на мысли, что впервые за долгое время начал видеть ясность в отражении. Раньше казалось, что кто-то постоянно смотрит на меня сверху вниз, даже когда рядом никого нет. Но теперь, кажется, я могу спокойно смотреть себе в глаза. Наверное, это благодаря тебе.

Маша на секунду задержала взгляд, и в её голосе появилась лёгкая, почти неуловимая теплота, которой он раньше не замечал:

– Ты делаешь ошибку, Кирилл. Не нужно отдавать мне заслуги, которые полностью принадлежат тебе. Я лишь помогаю тебе увидеть картину, уже существующую перед тобой. Самое сложное ты сделал сам: решился поверить, что она существует. Остальное – всего лишь техника и привычка правильно видеть детали.

Он кивнул, признавая справедливость её слов, и ощутил, как между ними снова повисла спокойная, безмолвная связь. В ней не было намёка на личные притязания или притворство – лишь чёткое понимание общей цели и ясность взаимной поддержки. Это оказалось ценнее любой формальной благодарности или громких слов признания.

– Возможно, ты права, – произнёс он после короткой паузы. – Но твоя помощь всё равно оказалась для меня гораздо значимее, чем ты думаешь. Я не привык говорить о таких вещах и, пожалуй, не буду повторять это вслух, но хочу, чтобы ты знала: я действительно благодарен за то, как ты спокойно и аккуратно ведёшь меня вперёд. Не подталкиваешь и не тащишь, а просто идёшь рядом, иногда слегка корректируя направление.

Маша едва заметно улыбнулась, и эта улыбка была теплее и искреннее, чем она обычно позволяла себе на работе.

– Ты справишься, – произнесла она уверенно, будто поставила незримую, но важную подпись на документе, – и я рядом. Это обещание не громкое, оно просто есть. И этого достаточно, чтобы ты понимал, что не останешься один, если вдруг начнёшь сомневаться.

Кирилл снова кивнул и на этот раз почувствовал, что в его отражении наконец нет насмешки или скрытого укора. Оно смотрело спокойно и одобрительно, подтверждая, что теперь он действительно тот человек, каким всегда хотел быть – уверенным, серьёзным и способным управлять собственными решениями.

Тихо и неспешно он взял в руки документ со стола и внимательно перечитал, словно утверждая внутри себя все шаги, которые уже завтра должны были стать реальностью. Затем так же спокойно отложил его в сторону, повернулся к Маше и произнёс без пафоса, но со всей серьёзностью момента:

– Да, я справлюсь. Теперь я в этом уверен окончательно.

Она не ответила, лишь снова коснулась его пальцев, подтверждая эту уверенность не словами, а простым, лёгким жестом поддержки. Это молчаливое касание значило сейчас для него больше, чем любые слова, которыми обычно подтверждали обещания в их корпоративном мире.

Кирилл ловко притянул Машу за талию. Дыхания синхронизировались, затем сорвались каноном беззвучной речи тел. Траектория касания пальцев у ноутбука окончательно определила этот момент, когда лица оказались слишком близки, а светотень танцевала на глазах.

Поцелуй рвался жадно, словно вырванный из долгого удержания. Неловкость растворилась в притоке нервной энергии: губы, язык и руки излучали голод по прикосновениям, признанию, по той странной безмолвной победе, которой не хватало в остальных сферах.

Ответ последовал тем же пульсом страсти, но точность и хладнокровие остались неизменными. Подстроившись под ритм, Маша дублировала каждый жест, чуть смещая акценты, и дыхание Кирилла учащалось без остатка контроля. Секрет знался ещё с момента первого прикосновения – там, где сильный теряет власть при абсолютной готовности.

– Я знал, что ты такая, – прошептал он прямо в губы, не разжимая объятий, – но даже не мог представить, насколько.

Улыбка скользнула по губам Маши, а голос вибрировал тихо:

– А ты думаешь, это конец?

Талию стянули снова, ладони скользнули к шее и ключице, оставляя в каждом поцелуе порцию бесстрашия, а центр тяжести сместился туда, где сплелись власть и контроль.

Сомнения улетучились: предстала женщина, принимающая его без остатка. Лицом погрузившись в густые локоны, Кирилл вдыхал продуманный до молекулы аромат и заметил, как растаял страх оказаться слишком юным и неспособным вести. Казалось, что он завоевывает, но именно она держала в своих руках не только миг, но и весь ход событий.

Ровное дыхание выдавало не пыл страсти, а тщательно выверенный план, где не было места лишним эмоциям. Полностью поглощённый происходящим, Кирилл не чувствовал внешнего мира.

Несколько отстранившись, он заглянул в глаза, ища подтверждение принадлежности. То, что увидел, оказалось сильнее любого «да».

– Можешь сказать «нет»? – спросил он, едва сдерживая улыбку, готовую вырваться наружу.

Маша лишь приподняла уголки губ, словно экзаменатор, уверенный в ответе, и провела пальцами по запястью. Предательский жар мгновенно охватил тело, и дальше у них шёл сценарий, написанный ими обоими.

Пальцы сомкнулись на талии, затем сползли ниже, будто утратили торможение. Вместо протестов – лёгкий наклон головы назад, словно разрешение взять больше, жёсткое согласие, зафиксированное в анатомической подписи.

Не верится, что собственные движения приводили к тому, как ноги раздвигаются, открывая под тонкой юбкой настоящий мир без фальшивых стен. Остальное стерлось: остались лишь бёдра, руки и стол, ставший пространством, где можно было расстаться с последними приличиями.

– Ты уверен? – спросила она почти шёпотом, проверяя, хватит ли силы на следующий шаг или дрогнет, вернувшись к привычному компромиссу.

– Уверен, – прошептал он, словно сдавив голос, чтобы не выдать внутренние сомнения.

Горячие и липкие ладони Кирилла скользнули к подолу юбки, приподняли ткань, обнажив белоснежную линию бедра и тонкие контуры Маши, затянутые в простые, почти девичьи трусики. Пальцы ловко подцепили резинку, а она лишь посмотрела на него – взглядом, будто заранее одобрившим этот жест, ещё утром, когда отправляла короткое сообщение в корпоративном чате.

Трусики соскользнули с лёгким шорохом, и Маша уже сидела на столе, словно эта поза была для неё привычной в таких моментах. Всё происходящее казалось Кириллу скорее срежиссированной сценой, чем реальностью, но в этой сцене его роль наконец обрела плоть, перестав быть тенью. Не давая себе мгновения на сомнения, он раздвинул её ноги, крепко обхватив их, и вошёл резко, без прелюдий, так глубоко, что сам выдохнул от неожиданной силы движения.

Маша издала сдавленный звук – нечто среднее между вздохом и удивлением, не сопротивляясь, а, напротив, встречая его движением навстречу. Стол качнулся, издав короткий деревянный скрип.

Дальше всё происходило, словно в замедленной съёмке: движения Кирилла стали жёсткими, почти механическими, будто страх потерять ритм подгонял его. Руки скользили по её телу, которое теперь полностью подчинилось притяжению, превратившемуся в безоговорочную капитуляцию перед инстинктом.

Время и контроль ускользали: всё внутри сводилось к единому импульсу, тянущему вперёд. Маша отвечала с точностью зеркала, ловя каждое движение и возвращая его волной. Ноги крепко обвили его талию, пальцы слегка царапали спину сквозь рубашку, а одна рука потянулась вверх, словно ища опору, чтобы не раствориться в этом вихре.

– Ты – ненормальный, – выдохнула она на пике одного из толчков, и в её голосе прозвучал комплимент. Смех Кирилла, чистый и почти детский, вырвался в ответ, лишённый привычной иронии. Мир сузился до её тела и взгляда, который удерживал его даже в моменты, когда глаза закатывались от наслаждения.

Внезапно накатило нечто необратимое – давление, несравнимое ни с напряжением переговоров, ни с жаром ссор, ни с самыми тяжёлыми моментами жизни. Чистое, как электрический разряд. Маша резко втянула воздух, и стало ясно, что она близко к тому же. Пик настиг их почти одновременно: дыхание перехватило, он вжался в неё с предельной силой, а она напряглась, впиваясь ногтями в его руки, и застонала глухо, так, что стол, казалось, вот-вот рухнет.

Тишина наступила тяжёлая, наполненная лишь стуком его пульса и хриплым, почти детским дыханием Маши. Она не отстранилась, а, наоборот, притянула его ближе, сидя на краю стола, словно боялась, что он исчезнет вместе с этой ночью. Потом, медленно выдохнув, сказала почти весело:

– Ты всё-таки справился.

Горячие ладони скользнули по её лицу, задержались на скулах, сжались, чтобы запечатлеть этот миг в памяти. Маша не отстранилась, а прижалась к руке, словно к чему-то родному.

– Честно, боялся, что всё пойдёт не так, – вырвалось у него неожиданно, с лёгкостью, которой сам не ждал. – Вдруг будет неловко или не получится.

– Ничего подобного, – мягко прервала она. – Просто отключи голову, если не знаешь, как ею пользоваться.

Смех вырвался сам собой, без попытки спорить. В этот момент всё в нём ощущалось живым, настоящим, далёким от привычной посредственности.

Маша подтолкнула к кровати, не спрашивая разрешения. Тело подчинилось, и впервые за день не пришлось ничего объяснять или защищать. Она легла рядом, обняв так, будто это было частью задуманного плана. Пальцы коснулись кожи, вызвав лёгкий трепет.

С ловкостью, будто это было привычным делом, она сняла остатки одежды, а затем, уже обнажённая, нависла над ним на четвереньках. Дыхание замерло: сцена казалась нереальной, созданной для кого-то другого.

– Твой ход, – скомандовала она. Рубашка слетела с неё в один миг. Под гладкой кожей угадывалась сухая, сильная мускулатура – нечто новое, почти пугающее своей уверенностью.

Движение началось без остатка смущения, словно время за пределами комнаты остановилось. Её взгляд – спокойный, внимательный, почти оценивающий – следил не только за ним, но и за реакцией собственного тела. Попытки быть одновременно нежным и жёстким казались детскими рядом с её уверенностью. Маша управляла ритмом, сжимая запястья, царапая спину, закидывая ноги выше, будто диктовала правила. Это не было случайностью – она хотела именно этого, именно так.

Движения ускорились, дыхание смешалось, границы ощущений растворились. Маша не теряла контроля, кивая, когда ритм был верным, или мягко сжимая плечи, если нужно замедлиться. Вместо стыда возник азарт – словно экзамен, где никто не ставит двойки, а только подкидывает новые задачи. Её тихий смех, когда ритм совпадал, заражал, заставляя забыть о себе, о том, как он выглядит или что может показаться нелепым. Всё сводилось к её дыханию, к лицу, где насмешка сменялась восторгом.

– Умеешь, когда хочешь, – выдохнула она, вжимаясь сильнее.

Смех её тут же перетёк в сдавленный стон. Жар и влага её тела словно подтверждали их общую победу. Сопротивляться накатывающему желанию было невозможно, но хотелось продлить этот миг.