Подвешенные на нити

– Кирилл, привычные графики сейчас – лишний шум, – сказала она тихо и уверенно. – Важно другое: половина подрядчиков создаёт видимость работы. На презентациях у них всё красиво, а в цифрах они уходят от ответственности. Ты сам не раз замечал, как на совещаниях никто не даёт чётких ответов.

Кирилл вчитывался внимательно, лицо оставалось ровным, но интерес был виден.

– И что взамен, Маша? – спросил он, встретив её взгляд.

– Оставить только тех, кто приносит реальную пользу. Здесь три подрядчика с лучшим соотношением «цена – качество» за год. Остальных – мягко вывести: сначала сокращаем объёмы, затем закрываем контракты. Постепенно и аккуратно – как естественная очистка процессов. Ресурсы сосредоточим там, где они действительно нужны.

Кирилл снова взглянул на бумаги и едва заметно улыбнулся – в материале появилась ясность.

– Хорошо. А что с Николаем?

– С ним другое, – продолжила Маша. – У него три договора, которые с юридической и финансовой стороны выглядят непрозрачно. Формально всё чисто, но любой аудитор найдёт, к чему придраться. Предлагаю заменить их одним понятным договором и подать это как заботу о его репутации. Такая формулировка пройдёт без сопротивления – в том числе у него.

Кирилл усмехнулся, откинулся в кресле.

– Думаешь, Николай проглотит такую «заботу»? Он не любит, когда копаются в его делах.

– Он понимает риски, – спокойно возразила Маша. – Если правильно объяснить выгоды, он сам придёт к выводу, что один прозрачный договор лучше трёх «мутных». Особенно если это звучит как поддержка с твоей и Антоновой стороны. Он должен увидеть здесь не ограничение, а защиту. Это безопаснее для него и для компании.

Кирилл медленно кивнул: решение уже сложилось.

– Ладно. Кто будет озвучивать это на совещании?

– Антон, – ответила она без паузы. – Он ведёт такие разговоры и делает это мягко. Я подготовлю простые таблицы без лишней графики – только необходимое. Антон акцентирует внимание на стабильности и устойчивости, а мы зададим темп так, чтобы вопросы звучали после его финала, а не вместо него.

– Антон предупредил, что я могу вспылить? – с лёгкой иронией уточнил Кирилл, будто уже знал ответ.

– Да. Он сказал, что такая реакция возможна, – спокойно подтвердила Маша. – Поэтому говорим нейтрально и профессионально: только факты и цифры. Если появятся вопросы – отвечаем чётко и кратко, без лишних пояснений и оправданий.

Кирилл вздохнул, потер лоб.

– Хорошо, постараюсь держать себя в руках. Честно, утомляет постоянный контроль каждого слова и жеста.

– Это часть работы, – мягко, но уверенно ответила Маша. – Думай об этом как об игре по правилам. Чем спокойнее ты будешь на совещании, тем больше доверия получишь. А доверие сейчас тебе нужно больше всего.

Кирилл кивнул без усмешки:

– Что-нибудь ещё нужно от меня до совещания?

– Да, доступ к архивам за последние три года, – сказала Маша ровно. – Нужен контекст по прошлым договорам, чтобы не упустить детали.

– Антон уже в курсе?

– Да. Я запросила у него доступ, он дал неделю на подготовку.

– Тогда распоряжусь, – заключил Кирилл после короткой паузы. – Пусть у тебя будет доступ.

Маша кивнула, закрыла папку.

– Спасибо, Маша. Ты всё делаешь правильно, – сказал он почти искренне.

Она спокойно улыбнулась: для неё это был профессиональный стандарт, от которого она не собиралась отступать.

В большом конференц-зале стоял привычный рабочий шум: негромкие голоса, шуршание бумаги, редкие сигналы телефонов, которые никто не решился выключить. За стеклянным столом уже сидели ключевые люди, решающие финансовые потоки компании. В воздухе – сдержанность и напряжение: обсуждать собирались не только цифры, но и амбиции.

Кирилл вошёл последним. Спокойно положил на стол телефон и папку. Вид у него был скорее оборонительный, чем деловой. Взгляд цеплялся за мелочи – шрифт заголовков, размер таблиц, цвет слайдов, – словно он искал способ отвести разговор от сути.

– Таблицы красивые, Маша, – медленно проговорил он. – Но почему так много текста и так мало «воздуха»? Кто это будет читать?

Маша слушала ровно, пряча раздражение к поверхностному разбору. Перед ней сидел человек, от решений которого зависела компания, и при этом он упорно цеплялся за форму. Она подумала: «Какой же ты всё-таки дебил», – и отметила, как он листает страницы, почти не задерживаясь на цифрах. Нежелание признать очевидное, прятки за оформлением и нервная придирчивость выглядели не осторожностью, а ленью.

Антон перехватил инициативу. Заговорил тихо и убедительно, без снисходительности:

– Кирилл, здесь главное – устойчивость. Таблицы и текст выстроены так, чтобы показать, как каждый шаг стабилизирует потоки. Оставим оформление и посмотрим на существенное.

Кирилл было дёрнулся, но сдержался и нахмурился над цифрами:

– Устойчивость – красиво звучит. Ты уверен в расчётах? Почему именно эти подрядчики, а не другие? У нас есть старые связи и обязательства. Эта «устойчивость» не ударит по отношениям?

Антон едва заметно улыбнулся, сохраняя ровный тон:

– Для этого и нужны таблицы. Даты и суммы сами говорят. Здесь нет симпатий, только математика: кто работает эффективно, а кто – нет.

В этот момент в зал шумно вошёл Николай, опоздав минут на пятнадцать. Широко улыбнулся, сев, не удержался от шутки:

– Простите, задержался на другом совещании: там тоже обсуждали, как лучше потратить деньги компании. Надеюсь, вы ещё никого не выгнали?

Смех оборвался, когда он взглянул в отчёт. Улыбка сошла, уступив место настороженности. Перед ним чётко стояли названия компаний и суммы контрактов – тех самых, где у него были тесные и неоднозначные связи.

– На этом юмор закончен, – сухо произнёс Антон, выдержав паузу. – Теперь, когда все в сборе, вернёмся к сути.

Маша заметила, как Николай медленно поднял глаза, прикидывая глубину разговора и риск для себя. Она перехватила взгляд и, не давая ему взять инициативу, ровно сказала:

– Эти решения стоит воспринимать не как личный выпад, а как возможность каждому сохранить лицо. Мы здесь не чтобы обвинять, а чтобы очистить структуру от контрактов, которые могут повредить репутации компании.

В зале повисла тяжёлая тишина – только Кирилл шуршал страницами. Антон выждал паузу и спокойно сказал:

– Если есть вопросы по цифрам, задавайте сейчас. Исходим из задачи: не искать виноватых, а принимать решения, полезные всем.

Кирилл раздражённо махнул рукой:

– Ладно, хватит про «устойчивость». Идею понял. Таблицы хорошие. Делайте, как хотите, только не на мои плечи. За чужие решения отвечать не буду.

Антон кивнул:

– Никто не возлагает это на тебя. Решения принимаем вместе. Важно, чтобы позиция была коллективной, а не чьей-то личной.

Совещание завершилось быстро, без лишних споров. Когда все разошлись, Маша и Антон вместе подошли к лифту, молча. Уже в закрывшемся лифте Антон негромко сказал, не поворачиваясь:

– Ты считала быстро, Маша. Обычно такие вещи не сразу видны.

Маша спокойно взглянула и ответила тихо:

– Я просто слушала, где деньги говорят шёпотом.

Антон коротко усмехнулся и кивнул. Лифт мягко остановился. Они вышли, каждый в своих мыслях: шаг сделан, ритм надо держать.

Вечером, когда кабинеты «Империум-Медиа» погрузились в приглушённый свет, Маша вошла в архив – туда, где время копилось слоями на коробках и папках. Воздух пах старой бумагой и чернилами. Люминесцентные лампы гудели, навязывая один и тот же тон.

Днём Антон намекнул, что может заглянуть ближе к вечеру – без обязательств. Точного времени не было, но Маша чувствовала: появится, если будет повод. Повод нашёлся.

Она уверенно подошла к нужному стеллажу и уже понимала, где искать «те самые» документы. Не торопилась: пальцы перебирали папки, взгляд скользил по датам и названиям. Работала спокойно, без суеты.

Наконец достала нужную папку, положила на стол и раскрыла первую страницу. Строки старых смет ложились как годовые кольца: событие к событию. Среди ровных записей проступал «шов тех лет» – едва заметная, но повторяющаяся аномалия. Один и тот же договор переходил из рук в руки в одни и те же узлы, а подпись третьего партнёра исчезала, будто её стирали ластиком истории.

Маша задержала взгляд на строках. В местах, где внезапно росла маржа, подписи расплывались, даты смещались, а в числах появлялся лишний день – мелкий, как переставленный на сантиметр гвоздь. Поодиночке – мелочи, вместе – система подмен.

Документы показывали, как деньги проходили через три фирмы. Каждая выглядела образцово чистой, даже чересчур, словно подготовленной для проверяющих. После третьей фирмы потоки обрывались, будто падали в тёмную воду без следа.

Маша брала карандаш и ставила на полях едва заметные крестики и короткие коды – только ей понятные. Работала почти хирургически, без эмоций и спешки. Копий не делала, фотографий тоже, чтобы не оставлять лишних следов. Это была не только осторожность, но и уважение к доверию Антона.

Она так сосредоточилась, что шаги за спиной услышала не сразу. Дверь приоткрылась, Антон вошёл тихо, стараясь не нарушать тишину. Подошёл почти неслышно; лишь когда встал рядом, она почувствовала его присутствие.

– Что именно тебя зацепило? – спросил он негромко, будто речь шла о рутинном просмотре книг.

Маша не сразу повернулась. Ещё секунду смотрела на страницу, потом отложила карандаш и ответила так же спокойно:

– То, как аккуратно стирали следы. Аккуратно, но недостаточно. Видишь эти маленькие пометки? По отдельности – случайности. Если их соединить, выходит чёткая картина. Похоже, человек, который это делал, не предполагал, что кто-то сведёт разрозненное в систему.

Антон наклонился к документам, всматриваясь в её пометки. В глазах сохранялось спокойствие, но в глубине блеснуло напряжение.

– Уверена, что это подмены, а не ошибки? Тут работали разные люди, сроки были жёсткие – человеческий фактор. Может, это обычный бухгалтерский хаос?

– Нет, Антон. Ошибки не повторяются системно. Случайность – раз, два, но не десятки на одних позициях. Здесь не хаос: всё выстроено, но кому-то не хватило терпения и внимания. Повторы оставили следы.

Антон задумался, перелистнул несколько страниц, взвешивая её слова.

– И что дальше? Можем пойти в финансы и задать неудобные вопросы, но шум сейчас нам не на руку.

Маша покачала головой:

– Не время шуметь. Нужна нейтральная проверка – аккуратно и без свидетелей. Подготовим формальный отчёт, обозначим несоответствия как технические, а параллельно углубимся. Никто не должен заметить, пока не будем готовы поставить точку.

Антон выпрямился и внимательно посмотрел на неё, оценивая и уверенность, и риск.

– Уверена, что готова идти до конца? Такие вещи редко обходятся без последствий. Копнёшь – упрёшься в громкие фамилии. Иногда прошлое лучше не трогать, не зная, что найдёшь.

Маша едва улыбнулась – решение у неё уже было:

– Риски понимаю. Но если не сделать этого сейчас, последствия будут хуже. Лучше быть готовыми и спокойно разобрать ситуацию, чем потом встретить лавину проблем, которые можно предотвратить.

Антон помолчал, взгляд потяжелел.

– Хорошо. Продлю доступ ещё на неделю. Делай, что нужно, но будь осторожна. Не хочу, чтобы твоя карьера пострадала из-за чужих замётанных следов.

– Я осторожна, Антон. И благодарна за доверие. Ты знаешь, я не подведу.

Он кивнул, шагнул назад и вышел. Шаги затихли, оставив её одну в плотной тишине, пахнущей старой бумагой. На полях оставались сдержанные пометки – первые шаги к распутыванию давнего клубка. Маша глубоко вздохнула и снова склонилась над документами.

Время не терпело спешки, и каждая новая пометка становилась весомее. Тихо и методично она продолжила работу, понимая: это не формальная задача, а проверка на прочность, которую она пройдёт до конца.

Антон вёл одной рукой, другой привычно постукивал по экрану навигатора, хотя дорогу знал до сантиметра. В детстве он терпеть не мог дачи, а теперь корпоративный коттедж «Империум-Медиа» воспринимал как убежище: здесь не ждали звонки, никто не контролировал время – можно было выключить телефон и позволить себе вино до утра, ни перед кем не отчитываясь.

Маша сидела спереди, сдержанно улыбаясь его редким шуткам про редакторов, не различающих Excel и Telegram. Взгляд оставался спокойным, даже когда он шёл на обгон и ловко возвращался в ряд, не оставляя времени подумать о рисках. Она держалась чуть напряжённо – не из-за дороги, а из-за предчувствия, давно ставшего фоном любых контактов с начальством. В корпоративном мире безопасность была иллюзией, но здесь, в салоне чёрного Audi, иллюзия казалась особенно ощутимой.

На въезде она отметила: камеры у ворот сменились полуслепыми сторожами-пенсионерами, махавшими каждому, у кого был абонемент на жизнь вне города. Коттедж стоял в углу участка, окружённый молодыми елями, и выглядел вычищенным до неестественности: даже номера на баках совпадали с номерами на заборе.

– Вот здесь начинается свобода, – Антон снял очки и положил их на торпедо, – хотя за этим забором контроля больше, чем в Москве. У каждого свой микрофон, просто все делают вид, что не слышат друг друга.

Он улыбнулся без угрозы – только усталость, которую он не пытался скрыть. Внутри пахло хвоей, новым деревом и чем-то сладким, похожим на дешёвый ликёр из приветственного набора. Антон включил тёплый свет, затем музыку. У него был пунктик: никакой электроники, только мягкий джаз или старые советские пластинки. Сегодня играл Харатьян; о настроении больше говорили тени на стенах, чем звук из колонок.

– Давай нальём по бокалу, – он не спрашивал: просто поставил два бокала на кухонный остров, будто знал, что она не откажется. – Сегодня можно всё. Даже говорить о будущем. Или не говорить, если не хочется.

– Иногда лучше молчать, – сказала Маша, принимая бокал двумя руками, как тёплый компресс.

– Да, иногда молчание дороже слов, – он поднял бокал и легко чокнулся, не пролив ни капли.

Первые пять минут вина прошли пусто: пару фраз о погоде, о странном камине в апреле и о том, что в такие вечера правильно просто быть рядом, ничего не трогая. Маша поймала себя на мысли: ей неуютно без ритуала. Здесь никто не навязывал правила – значит, выстраивать их придётся ей.

– Антон, скажи честно, – она посмотрела ему в лицо; в этот момент стало ясно: он ждал прямого вопроса. – Почему ты выбрал меня для этого вечера? Не верю, что просто так.

Он улыбнулся; в улыбке появилась лёгкая угроза – миру, не ей.

– Потому что у тебя хороший слух и чувство дистанции. В нашем бизнесе большинство либо орёт, либо умоляет. Ты – слушаешь. Даже сейчас. Я не жду благодарности; иногда хочется провести вечер не в грохоте, а в тишине, пусть и поверхностной.

Он замолчал, сделал глоток, и Маша поняла: главный вопрос впереди.

– А если серьёзно, – продолжил он, – у тебя есть шанс быстро подняться. Я бы сказал – быстрее сетки. Важно выбрать союзников.

– Ты про себя? – спросила она, не отводя взгляда.

– Про себя и про тебя. Коротко: мешать не буду; могу помочь.

Звучало это без кокетства и усталой иронии – сухая деловитость человека, привыкшего говорить о повышении как о смене лампочки.

Маша почувствовала, что перешла на другую сторону: теперь каждый её шаг будут читать как инвестицию. Надо выбрать: принять помощь или уйти манёвром, не давая себя поймать. Она не стала играть в недотрогу – в этом и был секрет её успеха: не притворяться скромницей, если хочется большего.

– Спасибо, – сказала она без корпоративных полутонов. – Ценю, что ты не скрываешь и не продаёшь это дороже. Но понимаешь, что с этого момента между нами больше, чем работа?

Он медленно кивнул, взвешивая не слова, а последствия.

– Я не против, – сказал Антон. – В этой системе нельзя быть равнодушным. Особенно к тем, кто точно знает, чего хочет.

Маша аккуратно поставила бокал на край стола. Не стала говорить о справедливости и балансе, не спросила, почему выбрал её. Всё было прозрачно: так ходили те, кто хотел выжить и значить. Важно, как пройдёшь – на своих ногах или под патронажем.

– Тогда давай не будем обманывать друг друга, – сказала она. – Ты – мой шанс, а я, возможно, твой билет в новый сезон. Я не буду делать вид, что мне всё равно. Хочу, чтобы ты знал это заранее.

Антон смотрел с холодным любопытством – без похоти и тепла, только азарт хищника, готового делиться добычей, если видит в партнёре больше, чем объект желания.

– Я уважаю тех, кто не боится называть ставки, – признал он. – Просто проживём этот вечер как взрослые. Без ролевых игр и лишних обещаний.

Её удивила такая прямота – не потому, что редкость, а потому что раньше так вслух не говорили. Маша ответила таким же честным взглядом: в нём читалось не обещание, а спокойное согласие.

– Давай, – коротко сказала она.

Они выпили ещё по бокалу и долго молчали: он листал ленту на планшете, комментируя слухи о слиянии; она смотрела в окно, запоминая силуэты елей, будто строила в голове алгоритм маршрута.

За ужином Антон оказался заботливым хозяином: разогрел суп, нарезал хлеб, подал сыр на деревянной доске. Она ела медленно – как человек, не привыкший доверять чужому столу. Вино не кружило голову: мысли оставались чёткими, тело – собранным.

– У тебя всегда такой режим экономии? – спросил он.

– Только когда не уверена, что могу позволить себе слабость, – ответила Маша, отодвинув тарелку.

– Хороший навык, – сказал он. – Хотя иногда можно и сбавить обороты.

После ужина Антон вышел на веранду, закурил и долго смотрел на тёмное пятно озера за стеклянной стеной. Маша не сразу последовала за ним, оставив себе пару минут тишины и самоанализа. Она знала: любой шаг за этот порог – уже не игра, а выбор.

На веранде было холодно, и она застегнула куртку до шеи. Антон молчал. В его взгляде появилась новая усталость. Он затушил сигарету о мокрый бортик вазона и, не глядя на неё, сказал:

– Иногда думаю, что все эти игры не стоят ни одной честной ночи. Просто быть рядом, ничего не ожидая. Но, наверное, у нас уже не получится.

– Почему? – спросила Маша.

– Потому что мы оба слишком хорошо знаем правила. И слишком сильно хотим выиграть.

– Значит, остаётся научиться играть друг с другом, а не друг против друга, – тихо сказала она.

Он впервые за вечер улыбнулся живо, почти смеясь:

– Видишь, ты уже лучше меня справляешься с любым сценарием. Я бы на твоём месте и не приезжал, если бы не хотел получить то, ради чего всё затевалось.

– Я пришла, чтобы научиться побеждать по твоим правилам, – ответила она спокойно.

Между ними возникла короткая, плотная тишина – без пустоты. Она смотрела на его лицо и вдруг поняла: видит не только вице-президента, но и мужчину, уставшего от вечной борьбы за внимание, признание и превосходство. Маша не чувствовала ни страха, ни желания понравиться – только необходимость дожить до конца вечера без самообмана.

Антон остановился у края дивана, долго смотрел сверху, а потом просто взял её на руки, будто диван был не местом комфорта, а пунктом выдачи багажа.

Она не сопротивлялась: тело коротко напряглось и тут же расслабилось, когда он легко поднял её и, не теряя равновесия, понёс вверх по лестнице. Сначала ей показалось это театральным, почти смешным, но в его движениях не было фарса – только решимость, будто за этим стояла заранее спланированная операция. На пролёте он чуть сильнее сжал её талию – грубо, но не жестоко, – оставляя выбор и одновременно подтверждая согласие. Дышал ровно, лишь изредка склонялся к её уху, проверяя, не дрогнет ли она.

В спальне на втором этаже пахло хвоей и тёплой шерстью с лёгкой нотой старого лосьона. Он не бросил её на кровать, а аккуратно поставил на ноги, придержал за плечи, удостоверившись, что она держится уверенно. Маша шагнула назад только затем, чтобы стянуть кеды; они мягко стукнули о ковёр, словно размыкая привычную границу между ней и остальным миром.

Антон шагнул ближе. Его взгляд, не мигая, изучал лицо Маши, словно искал уязвимые места. Внезапно он схватил её за волосы, развернув к себе. Пристальный взгляд заставил её впервые за вечер смутиться и отвести глаза.

– Если хочешь, чтобы я был мягче, скажи сейчас, – прошептал он, удерживая прядь у её подбородка.

– Станешь ли ты нежнее по моей просьбе? – спросила Маша, заранее зная ответ.

Его улыбка мелькнула, словно подпись под долгосрочным договором.

– Нет, – признался Антон. – Иначе ничего не выйдет.

Маша кивнула, будто подтверждая негласное соглашение. Он отпустил её волосы, обхватил тонкую талию и притянул так близко, что их дыхание слилось в единый ритм. Первый поцелуй был коротким, пробным, за ним последовал более резкий, требовательный, без лишней нежности, полностью в его стиле.

Двумя движениями он снял с неё футболку: подцепил край снизу и стянул через голову. Их взгляды встретились, и Антон окинул её фигуру: спортивный топ, тёмный силуэт рёбер под тканью, рельеф плеча. Его прохладная ладонь скользнула по ключице, сжав материал, проверяя его упругость.

– Почему ты не носишь платья? – спросил он, не отрывая пальцев от её кожи.

– Они не выдержат моего ритма жизни, – отрезала Маша, наслаждаясь собственной прямотой.

Одной рукой он расстегнул топ, другой сбросил его вниз. Она слегка повернулась, облегчая ему задачу. Стало ясно, что Антон ждал не только физической реакции, но и её взгляда – смятения или скрытой слабости.

Её небольшая грудь обнажилась, соски выделялись тёмно-розовым. После долгой паузы его язык скользнул по её губам, затем он слегка прикусил один сосок, а второй сжал пальцами – проверка на выносливость, а не ласка.

Маша молчала, гордо подняв подбородок, не желая уступать.

Сжатие усилилось, и она коротко, но уверенно выдохнула.

– Не боишься синяков? – спросил он, отстраняясь.

– Только если они будут с обеих сторон, – ответила она без колебаний.

Он рассмеялся, затем резко развернул её, обхватив за талию, и повёл к кровати. Шаги были уверенными, без тени сомнения, даже когда он толкнул её лицом на покрывало. Маша поняла: роль выбрана верно – здесь не место компромиссам. Отец всегда говорил: «Держи ритм, сбился – начинай заново». Теперь эти слова подходили не только к жизни.

Устраиваясь рядом, Антон без церемоний подцепил край её юбки. Маша знала: будь там пояс, он бы расстегнул его зубами – так напористы были его движения. Ткань легко соскользнула с бёдер.

Под юбкой оказались простые тёмно-серые трусы с потёртой резинкой. Он снял их аккуратно, но затем сжал в кулаке, словно трофей.

Этот жест вызвал у Маши лёгкое стеснение – не страх, а осознание собственной уязвимости, мастерски подчеркнутой.

– Ты всегда так раздеваешь женщин? – спросила она.

– Только тех, кто этого достоин, – ответил он, понизив голос.

Он навис над ней, обхватил плечи и провёл ладонью вдоль позвоночника от шеи до копчика. Прикосновение становилось тяжелее, будто сжимало позвонки. Это было жёстко, но удивительно приятно, и все тревоги растворились.

Внезапно он перевернул её на спину, чуть не столкнув с кровати. Его губы нашли её шею, затем ключицы и грудь, словно отмечая ключевые точки. Каждый укус был резким, но не переходил грань: цель – сломать старые привычки и установить новые.

Резким движением он сорвал свою рубашку, обнажив сухое, подтянутое тело, словно у бойца, не нуждающегося в объяснениях.

Раздвинув её ноги, он провёл ладонью по бедру с мягким нажимом, затем прижал внутреннюю сторону к матрасу, зафиксировав её.

Маша поняла, что сейчас последует решительный шаг без прелюдий. Она приготовилась не телом, а мыслями.

Он вошёл одним быстрым движением, почти до конца. Ожидание боли сменилось удивлением от скорости и силы.

Первый толчок был тяжёлым, уверенным, без робости – словно взрослый, точно знающий, чего хочет.

Маша резко выдохнула, в этом звуке было больше согласия, чем она готова была признать.

Ритм стал неумолимым: она лежала, принимая каждое движение, не пытаясь его контролировать. Он двигался жёстко, но без злобы, словно боксёр, точно дозирующий силу ударов. Иногда замирал, проверяя её реакцию.

Решив следовать его правилам до конца, Маша обхватила его шею и ответила встречным движением. Удивление мелькнуло в его глазах – он не ожидал такого отпора.

– Тебе правда это нравится? – спросил он.

– Слабо сделать ещё жёстче? – бросила она в ответ.

Он поднял её ноги выше, почти к плечам, и вошёл глубже, ускоряя темп. Каждый толчок отдавался в спине, и впервые за ночь Маша застонала неподдельно, не сумев сдержаться.

Её руки прижали к кровати, тело зажали между матрасом и наклонённым лицом Антона, от которого чувствовался каждый вдох. Это была борьба, а не страсть. Испытание на прочность.