Ложная идентификация

Софья отступила на шаг, явно встревоженная этой трансформацией.

– Вот видишь? – тихо сказала она. – Это говоришь не ты. Это говорит он.

Глеб потряс головой, пытаясь вернуть контроль над своими мыслями.

– Прости. Ты права. Это… сложно объяснить. Словно в моей голове идёт постоянный диалог между мной и… ним.

– И кто побеждает в этом диалоге? – спросила Софья.

Глеб не ответил. Потому что честный ответ пугал его самого.

Они расстались на перекрёстке – Софья направилась к станции метро, а Глеб решил пройтись пешком до дома, чтобы проветрить голову.

Ночная Нео-Москва светилась неоновыми огнями рекламы дополненной реальности, видимой даже без специальных очков. Большинство прохожих двигались как сомнамбулы, погружённые в свои виртуальные миры. Глеб смотрел на них и думал – сколькие из них уже затронуты "эффектом Ницше"? Сколькие носят в себе фрагменты исторических личностей, даже не подозревая об этом?

Дома, заперев дверь на все замки, Глеб достал футляр, подаренный Легионом. Внутри лежал модифицированный нейроинтерфейс – внешне похожий на стандартный обруч "НейроГена", но с явными кустарными доработками. К нему прилагалась флешка и записка: "Установите программу с флешки на изолированный терминал. Она содержит библиотеку из 200+ исторических шаблонов, освобождённых от корпоративных ограничений. Добро пожаловать в множественность."

Глеб положил устройство на стол и долго смотрел на него. Искушение было огромным. Что если теории "Многоликих" верны, и он действительно стоит на пороге эволюционного скачка сознания?

"Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком," – прозвучало в его голове.

Но была и другая, более тревожная мысль: что если Мемориев действительно планирует использовать "ИстоРеал" для глобального переформатирования сознания? Что если "эффект Ницше" – лишь первая фаза куда более амбициозного и зловещего плана?

Глеб сжал кулаки. Ему нужно было больше информации. И он знал, где её искать.

Завтра он вернётся в "НейроГен" и попытается проникнуть глубже в систему, найти настоящую причину аномалии. И, возможно, узнать, что на самом деле замышляет Феликс Мемориев.

А пока… Глеб взял футляр с модифицированным нейроинтерфейсом и спрятал его в тайник за отстающей плиткой в ванной комнате. Не время для экспериментов. Сначала нужно понять, во что он ввязался.

Но даже засыпая, он чувствовал зов этого устройства, обещание новых горизонтов сознания. И не был уверен, хватит ли у него силы воли сопротивляться этому зову долго.

Глава 4: Корпоративная амнезия

Утро началось с обнаружения пропавших данных. Глеб сидел перед терминалом в офисе "НейроГена", глядя на пустую страницу в системе багтрекинга там, где вчера был его подробный отчёт об аномалии в шаблоне Ницше. Все логи тестов, все скриншоты нейронной активности, все его комментарии – всё исчезло.

Первой мыслью было: "Я не туда смотрю". Глеб перепроверил ID тикета, поискал в архивных записях, проверил корзину удалённых задач. Ничего.

Следующая мысль была ещё тревожнее: "Я схожу с ума? Может, я никогда не создавал этот отчёт?"

Но нет, Глеб отчётливо помнил, как документировал аномалию, как прикреплял скриншоты, как отправлял отчёт Вяземскому. И помнил ответ руководителя проекта: "Отклонение в пределах допустимой нормы."

Глеб оглянулся на соседние рабочие места. Стасевич сосредоточенно печатал, уставившись в монитор. Другие коллеги занимались своими задачами, как обычно. Никто не смотрел в его сторону, никто не проявлял признаков настороженности.

И всё же что-то было не так. Атмосфера казалась слишком… нормальной. Словно все изо всех сил старались вести себя как обычно.

Глеб подкатился на кресле к столу Стасевича.

– Толя, помнишь, я вчера показывал тебе аномалию в шаблоне Ницше? Красные всполохи активности в височной доле?

Стасевич поднял глаза от монитора, на его лице отразилось лёгкое недоумение.

– Аномалию? Не припоминаю. Ты уверен, что это было вчера?

Глеб уставился на коллегу. Либо Стасевич лгал, либо у него были серьёзные проблемы с памятью.

– Да, вчера. Ты подкатился к моему столу, посмотрел на данные и сказал отправить отчёт в багтрекер.

Стасевич медленно покачал головой.

– Прости, но я правда не помню ничего такого. Мы вообще мало общались вчера, я был занят моделированием нового алгоритма синхронизации.

– Но… – Глеб осёкся. Спорить было бессмысленно. Что-то явно происходило, и это "что-то" было гораздо серьёзнее, чем он предполагал.

– Ладно, наверное, я перепутал, – пробормотал он и вернулся к своему столу.

Следующим шагом была проверка истории коммитов в репозитории кода. Если функция persist_pattern() действительно была модифицирована Мемориевым шесть месяцев назад, это должно было отразиться в системе контроля версий.

Глеб запустил запрос и уставился на результат с растущим беспокойством. Согласно истории, функция persist_pattern() была создана при разработке первой версии "ИстоРеала", но никаких значительных изменений в ней не было. Особенно не было следов повышения значений "закрепления" для определённых шаблонов. Всё выглядело так, будто текущая конфигурация существовала всегда.

Но Глеб точно помнил, что видел другую историю вчера. Он помнил коммит Мемориева, помнил дату, помнил даже комментарий к изменению: "Оптимизация параметров для улучшения пользовательского опыта."

"Я с ума схожу? Или кто-то изменил историю репозитория?" – подумал Глеб, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

Изменить историю Git-репозитория было технически возможно, но требовало высокого уровня доступа и оставляло следы для опытного системного администратора. Если кто-то это сделал, значит, у него были очень серьёзные причины скрывать информацию о функции persist_pattern().

Глеб решил пойти ва-банк. Он открыл текущую версию кода и нашёл саму функцию. Вот она:

function persist_pattern(user_id, template_id, duration) {

let persistence_factor = DEFAULT_PERSISTENCE_FACTOR; // Default: 0.15

return persistence_factor * duration / NORMALIZATION_COEFFICIENT;

}

Никаких специальных значений для конкретных шаблонов. Никакого повышенного "закрепления" для Ницше или кого-либо ещё.

Но Глеб отчётливо помнил другой код:

function persist_pattern(user_id, template_id, duration) {

let persistence_factor = DEFAULT_PERSISTENCE_FACTOR; // Default: 0.15

// Special templates with enhanced persistence

if (ENHANCED_TEMPLATES.includes(template_id)) {

persistence_factor = ENHANCED_TEMPLATES_MAP[template_id] || ENHANCED_DEFAULT_FACTOR;

}

return persistence_factor * duration / NORMALIZATION_COEFFICIENT;

}

И он помнил массив ENHANCED_TEMPLATES, содержащий идентификаторы шаблонов Ницше, Достоевского, Ван Гога и ещё нескольких исторических личностей. И карту ENHANCED_TEMPLATES_MAP с повышенными значениями "закрепления" от 0.7 до 0.9.

Всё это исчезло. Или никогда не существовало?

Глеб потёр виски. Головная боль, преследовавшая его со вчерашнего дня, усилилась. Что происходит? Неужели "эффект Ницше" настолько силён, что вызывает галлюцинации? Или…

"Или кто-то целенаправленно стирает следы, – подумал он. – Кто-то, имеющий доступ к системе багтрекинга и репозиторию кода. Кто-то на самом верху."

Глеб вспомнил взгляд Мемориева вчера в офисе. Знающий взгляд человека, контролирующего ситуацию.

Он решил сменить тактику. Если прямой поиск не даёт результатов, нужно искать косвенные доказательства. Глеб переключился на базу данных пользовательских сессий "ИстоРеала". Там должны были храниться анонимизированные данные о всех сеансах – какие шаблоны использовались, как долго, какие были показатели нейронной активности.

Вот здесь можно было поискать паттерны. Если "эффект Ницше" реален и распространён, должны быть статистические аномалии в данных пользователей определённых шаблонов.

Глеб запустил серию запросов, анализируя сессии за последний год. И действительно обнаружил нечто странное: пользователи, выбиравшие шаблоны из предполагаемого списка ENHANCED_TEMPLATES, проводили в системе в среднем на 27% больше времени, чем пользователи других шаблонов. И, что ещё интереснее, они возвращались к тем же шаблонам снова и снова, проявляя признаки аддиктивного поведения.

"Это похоже на зависимость, – подумал Глеб. – Словно что-то в этих шаблонах вызывает желание возвращаться к ним."

Или, как предположил Легион, исторические личности хотят жить и используют сознание пользователей как сосуды…

Глеб отогнал эту паранормальную мысль и сосредоточился на фактах. Данные ясно показывали аномалию, связанную с определёнными шаблонами. Это было хоть каким-то подтверждением, что он не сходит с ума.

– Вы ищете что-то конкретное, коллега?

Голос за спиной заставил Глеба вздрогнуть. Он обернулся и увидел системного администратора – высокого худощавого парня лет тридцати с всклокоченными тёмными волосами и странным, немного расфокусированным взглядом. На бейдже было написано "Александр Туринг".

– Просто анализирую пользовательские данные, – как можно более небрежно ответил Глеб. – Часть обычной проверки перед релизом.

Туринг смотрел на него несколько секунд, словно сканируя, затем слегка наклонил голову.

– Интересный выбор запросов для обычной проверки, – заметил он. – Особенно фильтрация по этим конкретным шаблонам.

Глеб напрягся. Значит, Туринг отслеживал его действия в системе.

– У меня есть причины полагать, что с этими шаблонами связана некая аномалия, – осторожно сказал он.

– Аномалия? – Туринг поднял бровь. – Или особенность?

Это был странный вопрос. Особенно учитывая интонацию, с которой он был задан – словно Туринг намекал на что-то.

– Что вы имеете в виду? – спросил Глеб.

Туринг огляделся, убедился, что никто не обращает на них внимания, и наклонился ближе.

– Система никогда не даёт то, чего не хочет дать, – тихо произнёс он. – И никогда не берёт то, что не хочет взять. Понимаете?

Глеб смотрел на него, пытаясь расшифровать эту загадочную фразу.

– Не совсем, – признался он.

– Когда вы смотрите в бездну, бездна тоже смотрит в вас, – продолжил Туринг, и Глеб вздрогнул, услышав ту же цитату Ницше, что крутилась в его голове последние дни. – Но вопрос в том, что вы видите в этой бездне? Ошибку? Или… эволюцию?

– Вы знаете про "эффект Ницше", – внезапно понял Глеб. – Вы знаете, что система необратимо меняет сознание пользователей.

Туринг слегка улыбнулся – странной, асимметричной улыбкой.

– "Эффект Ницше"… Интересное название. Мне нравится. Но я бы назвал это иначе. Может быть… "эффект зеркала". Или "эффект резонанса".

– О чём вы говорите? – Глеб начинал терять терпение.

– О том, что возможно, это не баг, – Туринг понизил голос до шёпота. – И не фича. А… эволюционная особенность. Непредвиденное последствие, которое оказалось важнее самой системы.

Он выпрямился и добавил уже нормальным тоном:

– Кстати, ваш запрос неоптимален. Попробуйте добавить фильтрацию по дельте нейронной активности. Так вы увидите более чёткую картину.

С этими словами Туринг развернулся и пошёл прочь, оставив Глеба в полном недоумении.

Что это было? Предупреждение? Намёк? Помощь? И главное – на чьей стороне этот странный системный администратор?

Глеб решил последовать совету и модифицировал запрос, добавив фильтрацию по изменениям в нейронной активности во время сеанса. Результаты были ещё более показательными: у пользователей "особых" шаблонов наблюдались устойчивые изменения в активности височной и префронтальной коры – тех самых областей, где Глеб заметил аномальные всполохи.

"Туринг действительно помог, – подумал Глеб. – Но зачем?"

Размышления прервал звук входящего сообщения. От Вяземского: "Зайди ко мне в кабинет. Срочно."

Сердце Глеба ёкнуло. Неужели его поиски обнаружены? Готовясь к худшему, он закрыл все вкладки и направился к кабинету руководителя проекта.

Вяземский ждал его за столом, просматривая что-то на планшете. Это был полный мужчина средних лет с залысинами и вечно усталым видом перфекциониста, вынужденного работать с несовершенными людьми.

– А, Виртуалов, – он жестом предложил Глебу сесть. – У меня к тебе серьёзный разговор.

Глеб приготовился к конфронтации, но Вяземский сказал нечто неожиданное:

– Ты когда в последний раз брал отпуск?

– Отпуск? – переспросил Глеб, не понимая, к чему клонит начальник.

– Да, отпуск. Такая штука, когда люди отдыхают от работы, – саркастически пояснил Вяземский. – Судя по твоим глазам и общему виду, тебе он срочно необходим.

– Я… нормально себя чувствую, – неуверенно ответил Глеб.

– Мне виднее, – отрезал Вяземский. – Ты работаешь на износ последние месяцы. Особенно над этим обновлением 3.7.5. Я вижу, что ты на грани выгорания.

Он посмотрел в планшет.

– У тебя накопилось 34 дня неиспользованного отпуска. Предлагаю взять хотя бы две недели прямо сейчас, пока мы не вошли в горячую фазу перед релизом.

Глеб был ошарашен. Отпуск? Сейчас? Когда он только начал раскапывать информацию об "эффекте Ницше"?

– Но релиз через три дня, – возразил он. – Я нужен команде для финальных тестов.

– Мы справимся, – твёрдо сказал Вяземский. – Стасевич возьмёт на себя твои задачи. А тебе нужно отдохнуть. Это не просьба, Виртуалов, это распоряжение.

Глеб смотрел на начальника, пытаясь понять, что стоит за этим внезапным беспокойством о его здоровье. Была ли это забота? Или попытка удалить его из офиса, пока он не обнаружил что-то важное?

– Я правда в порядке, – попытался настоять Глеб. – И предпочёл бы закончить работу над релизом.

Вяземский вздохнул.

– Слушай, я скажу прямо. Последние дни ты ведёшь себя странно. Задаёшь необычные вопросы, копаешься в системах, которые не имеют отношения к твоим задачам. Коллеги заметили изменения в твоём поведении.

Он посмотрел Глебу прямо в глаза.

– Если честно, я беспокоюсь, что ты перерабатываешь. В нашей сфере это может быть опасно – ты знаешь, сколько программистов сгорают. А учитывая… чувствительность нашего проекта, мы не можем рисковать.

"Чувствительность проекта," – мысленно повторил Глеб. Интересный выбор слов.

– Хорошо, – сдался он, решив, что прямое сопротивление только усилит подозрения. – Возьму неделю. Но позвольте мне хотя бы завершить текущие тесты.

Вяземский покачал головой.

– Две недели минимум. И начиная с завтрашнего дня. Сегодня передашь дела Стасевичу и подготовишь всю документацию по текущим задачам.

Это было похоже на мягкое отстранение от работы. Глеб понимал, что дальнейшие возражения только ухудшат ситуацию.

– Хорошо, – кивнул он. – Две недели с завтрашнего дня.

– Вот и отлично, – Вяземский заметно расслабился. – И Виртуалов… постарайся действительно отдохнуть. Никаких проверок почты, никаких звонков коллегам. Полное отключение от работы. Договорились?

– Договорились, – солгал Глеб.

Выйдя из кабинета Вяземского, он направился прямо к рабочему месту Туринга. Странный системный администратор был единственным человеком в компании, кто, похоже, знал что-то об "эффекте Ницше" и не пытался сделать вид, что ничего не происходит.

Но Туринга не было на месте. Его терминал был выключен, а на столе лежала записка: "Ушёл на профилактику серверов. Вернусь завтра."

"Удобно," – подумал Глеб. Словно кто-то намеренно удалил всех, кто мог бы помочь ему разобраться в происходящем.

Вернувшись к своему столу, Глеб обнаружил, что его доступ к базе данных пользовательских сессий был отозван. Система выдавала ошибку авторизации.

"Совпадение? Вряд ли," – подумал он, чувствуя, как паранойя усиливается.

Глеб провёл остаток дня, делая вид, что передаёт дела Стасевичу и готовится к отпуску. На самом деле он лихорадочно думал, как использовать эти две недели, чтобы продолжить расследование вне стен "НейроГена".

Когда рабочий день подходил к концу, Глеб получил ещё одно сообщение. На этот раз от самого Феликса Мемориева: "Зайдите ко мне перед уходом. Кабинет 12A, 12 этаж."

Это было неожиданно. CEO редко общался напрямую с рядовыми разработчиками. Что могло понадобиться Мемориеву от него?

С растущим беспокойством Глеб поднялся на двенадцатый этаж – исполнительный уровень, куда обычные сотрудники попадали редко. Здесь располагались кабинеты высшего руководства и, если верить Легиону, та самая секретная лаборатория, где проводились эксперименты со "Сверхшаблоном".

Кабинет 12A находился в конце длинного коридора. Глеб постучал и, услышав "Войдите", открыл дверь.

Феликс Мемориев сидел за массивным столом из тёмного дерева. В отличие от стеклянных модернистских офисов на нижних этажах, его кабинет был оформлен в классическом стиле – дерево, кожа, приглушённое освещение. На стенах висели не голографические экраны, а настоящие картины – в основном абстрактная живопись, темная и тревожная.

– А, Виртуалов, – Мемориев поднял голову от документов. – Входите, присаживайтесь.

Глеб сел в кресло напротив стола. Мемориев некоторое время изучал его, словно редкий экспонат.

– Слышал, вы уходите в отпуск, – наконец сказал он. – Вяземский считает, что вы перерабатываете.

– Да, похоже на то, – осторожно ответил Глеб.

– И как вы себя чувствуете? – неожиданно спросил Мемориев. – Головные боли? Изменения в восприятии? Странные мысли, которые кажутся не вашими?

Глеб застыл. Мемориев открыто говорил об "эффекте Ницше", словно это было что-то обыденное.

– Я не понимаю, о чём вы, – попытался уклониться Глеб.

Мемориев усмехнулся.

– Бросьте, Виртуалов. Мы оба знаем, что вы экспериментировали с шаблоном Ницше. Система зафиксировала несанкционированный доступ с вашего домашнего терминала.

Глеб почувствовал, как холодеет внутри. Конечно, они отслеживали все подключения к тестовой среде.

– Это было исследование аномалии, которую я обнаружил, – сказал он, решив, что отрицать очевидное бессмысленно. – В шаблоне Ницше наблюдается странная активность в височной доле.

– И вы решили проверить на себе, – кивнул Мемориев. – Похвальная научная любознательность. Хотя и нарушение протокола безопасности.

Он откинулся в кресле.

– И что вы обнаружили, Виртуалов? Что почувствовали после сеанса?

Глеб колебался. Говорить правду? Лгать? Что знал Мемориев, и чего он не знал?

– Я заметил некоторые изменения, – осторожно начал он. – Воспоминания, которых у меня не было. Знания, которые я не приобретал. Например, я вдруг обнаружил, что понимаю и говорю по-немецки.

– Interessant, – сказал Мемориев на безупречном немецком. – Und wie fühlt sich das an? Wie ein Eindringling in Ihrem Kopf?

"Интересно. И как это ощущается? Как вторжение в ваш разум?" – перевёл Глеб без малейшего усилия.

– Nein, mehr wie… eine Erweiterung. Als ob ich mehr geworden wäre als ich selbst, – ответил он, сам удивляясь беглости своей речи.

"Нет, скорее как… расширение. Будто я стал больше, чем я сам."

Мемориев улыбнулся – холодной, расчётливой улыбкой.

– Вот видите? – он перешёл обратно на русский. – Вы не просто говорите на языке, которого не знали. Вы думаете на нём. Вы чувствуете его нюансы. Это не просто знание – это опыт, личный опыт Фридриха Ницше, интегрированный в ваше сознание.

Глеб смотрел на CEO "НейроГена" с растущим беспокойством.

– Что происходит с "ИстоРеалом"? – прямо спросил он. – Система создана для временного наложения исторических шаблонов, но эффект оказывается постоянным. Функция persist_pattern() намеренно модифицирована, чтобы закреплять изменения в нейронных связях. Зачем?

Мемориев смотрел на него несколько секунд, затем вздохнул.

– Я рад, что вы докопались до сути так быстро. Это подтверждает, что мы не ошиблись в вас.

– Ошиблись во мне? – переспросил Глеб.

– Мы наблюдали за вами с самого начала вашей работы в "НейроГене", – пояснил Мемориев. – Ваши аналитические способности, ваше внимание к деталям, ваша способность видеть паттерны там, где другие видят хаос. Вы были идеальным кандидатом.

– Кандидатом для чего? – Глеб почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Для следующей фазы проекта, – Мемориев наклонился вперёд. – Виртуалов, то, что вы обнаружили – "эффект Ницше", как его уже назвали – это не ошибка. Это первый шаг к величайшей трансформации человеческого сознания в истории.

Он сделал паузу, глядя Глебу прямо в глаза.

– Что если я скажу вам, что "ИстоРеал" создан не для развлечения или образования? Что его истинная цель – пробудить следующую стадию человеческой эволюции?

Глеб молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Легион был прав? Мемориев действительно стремился к созданию Homo Multiplex?

– Вы намеренно меняете сознание людей без их согласия, – сказал он. – Это нарушение всех этических норм. Это преступление.

Мемориев рассмеялся – сухим, неприятным смехом.

– Этика? Мораль? Это инструменты контроля, созданные для сдерживания человеческого потенциала. Ницше понимал это лучше всех. "По ту сторону добра и зла" – не просто название книги, это образ мышления, необходимый для настоящего прогресса.

Он встал и подошёл к окну, глядя на вечернюю Нео-Москву.

– Человечество застряло, Виртуалов. Мы достигли потолка своих возможностей в рамках индивидуального сознания. Искусственный интеллект вот-вот превзойдёт нас во всём. Единственный путь вперёд – трансформация самого сознания, создание коллективного разума, объединяющего величайшие умы прошлого с потенциалом настоящего.

Глеб слушал, чувствуя странное раздвоение. Часть его – рациональный программист Глеб Виртуалов – была возмущена аморальностью и незаконностью действий Мемориева. Но другая часть – та, что мыслила как Ницше – находила в его словах глубокую, тревожную истину.

– И как далеко зашёл ваш эксперимент? – спросил Глеб. – Сколько людей уже затронуто "эффектом Ницше"?

– Тысячи, – просто ответил Мемориев. – Возможно, десятки тысяч. Точное число сложно определить, поскольку эффект проявляется с разной интенсивностью. У кого-то это просто новые навыки или знания, у кого-то – глубокая трансформация личности.

Он вернулся к столу и сел.

– Но это только начало. После релиза обновления 3.7.5 эффект усилится. Мы внедрили новые алгоритмы синхронизации, которые сделают процесс интеграции исторических личностей более… эффективным.

Глеб почувствовал, как внутри нарастает ужас.

– Вы хотите сказать, что сознательно усиливаете "эффект"? Делаете его ещё более необратимым?

– Именно, – кивнул Мемориев. – Потому что обратимость – это недостаток, а не преимущество. Мы не хотим временного наложения, мы хотим полной интеграции.

– Но люди должны иметь выбор! – воскликнул Глеб. – Вы не можете просто перепрограммировать их сознание без согласия!

– Выбор? – Мемориев презрительно фыркнул. – Какой выбор был у вас, когда родители, школа и общество формировали ваше сознание? Какой выбор есть у любого из нас, когда алгоритмы социальных сетей и новостных агрегаторов ежедневно манипулируют нашим восприятием?

Он покачал головой.

– Сознание всегда было объектом манипуляций, Виртуалов. Мы просто делаем этот процесс более… целенаправленным. И выбираем лучшие образцы для интеграции – величайшие умы истории вместо случайного информационного шума.

Глеб смотрел на Мемориева, не зная, что ответить. В его словах была извращённая логика, которая одновременно ужасала и завораживала.

– Зачем вы рассказываете мне всё это? – наконец спросил он. – Зачем раскрываете свои планы?

Мемориев улыбнулся – на этот раз искренне, что было ещё более тревожным.

– Потому что я хочу предложить вам присоединиться к нам, Виртуалов. Стать не просто инженером "ИстоРеала", а одним из архитекторов новой эры человеческого сознания.

Он наклонился вперёд.

– Вы уже почувствовали, что такое "эффект Ницше". Представьте, что будет, если интегрировать не одну, а десять, сто исторических личностей. Представьте разум, объединяющий интуицию Эйнштейна, творческий гений Да Винчи, стратегическое мышление Александра Македонского и философскую глубину Ницше.

– Вы говорите о "Сверхшаблоне", – догадался Глеб.

Мемориев удивлённо поднял брови.

– Вы хорошо информированы. Да, "Сверхшаблон" – это следующий шаг. Не просто коллекция отдельных исторических личностей, а их синтез, создание нового типа сознания, превосходящего всё, что мы знаем.

– И вы хотите, чтобы я помог вам создать его? – уточнил Глеб.

– Не только создать, – покачал головой Мемориев. – Испытать на себе. Стать одним из первых носителей "Сверхшаблона". Стать сверхчеловеком, Виртуалов.

Глеб молчал, пытаясь осмыслить предложение. Часть его – та, что уже была затронута "эффектом Ницше" – находила эту идею привлекательной, почти неотразимой. Стать больше, чем человек, объединить в себе величайшие умы истории…