Ложная идентификация

– Мне нужно проверить код ядра системы, – медленно произнёс он. – Если там действительно есть намеренно внедрённый механизм для создания постоянных изменений в мозге…

– То это будет не просто нарушением всех мыслимых этических норм, но и прямым криминалом, – закончила за него Софья. – Вот почему я хотела встретиться лично, без электронных средств связи. Если "НейроГен" действительно занимается чем-то подобным, они наверняка мониторят все коммуникации.

Глеб кивнул. Паранойя Софьи вдруг показалась ему вполне обоснованной.

– Но зачем им это? – спросил он. – Какой смысл создавать армию людей с фрагментами личностей исторических фигур?

– Это мы и должны выяснить, – Софья накрыла его руку своей. Прикосновение было тёплым, знакомым. – Глеб, ты единственный, кто может помочь. У тебя есть доступ к системе, ты понимаешь её устройство. И ты уже сам стал жертвой… или испытуемым, не знаю, как правильнее сказать.

Глеб смотрел на её руку, лежащую поверх его собственной, и чувствовал странное раздвоение. Часть его – Глеб Виртуалов – испытывала давно забытое тепло от прикосновения бывшей возлюбленной. Но другая часть – та, которая мыслила цитатами из Ницше – холодно анализировала ситуацию, видя в Софье лишь инструмент для поиска истины.

"Was ist Wahrheit? Ein bewegliches Heer von Metaphern…" – прозвучало в его голове.

– Я помогу, – наконец сказал он. – Но мне нужно действовать осторожно. Если я начну копаться в ядре системы без уважительной причины, это вызовет подозрения.

– Конечно, – Софья убрала руку и отпила чай. – Действуй по своему усмотрению. Но будь осторожен. И… следи за собой. Записывай любые изменения в поведении или мышлении. Это может быть важно для понимания механизма воздействия.

Глеб кивнул, хотя внутренний голос (его собственный или Ницше – он уже не был уверен) насмешливо прошептал: "Наблюдатель изменяет наблюдаемое. Наблюдая за изменениями в себе, ты ускоряешь их".

Разговор перешёл на более безопасные темы – что происходило в их жизнях за два года разлуки, как Софья пришла в клинику нейропластичности, над чем Глеб работал в "НейроГене" до обнаружения аномалии. Но всё это время Глеб чувствовал неотступное присутствие чего-то чужеродного в своём сознании, наблюдающего за разговором с холодным интересом.

Когда они прощались у выхода из кафе, Софья внезапно приподнялась на цыпочки и легко поцеловала его в щёку.

– Я скучала, – просто сказала она.

Глеб хотел ответить тем же, но вместо этого произнёс:

– Наши пути разошлись, но, возможно, это было необходимо, чтобы мы могли встретиться снова на новой высоте.

Это были не его слова. Это был не его стиль речи. И судя по тому, как изменилось лицо Софьи, она тоже это поняла.

– Будь на связи, – тихо сказала она и быстро ушла, не оглядываясь.

Глеб стоял на тротуаре, глядя ей вслед, и чувствовал, как внутри нарастает чувство тревоги. Кем он становится? И сколько от прежнего Глеба Виртуалова останется, если этот процесс будет продолжаться?

Дома Глеб первым делом сел за терминал. Если "эффект Ницше" действительно был преднамеренно созданной функцией "ИстоРеала", должны были остаться следы в коде.

Он запустил анализатор исходного кода системы, используя свой уровень доступа разработчика. Программа начала сканировать миллионы строк кода, сравнивая их с документированными функциями системы.

Пока шёл анализ, Глеб решил провести ещё один эксперимент. Он взял лист бумаги и карандаш и начал писать – сначала на русском, затем на немецком. К своему ужасу, он обнаружил, что его почерк изменился – стал более острым, угловатым, с характерными завитками, напоминающими рукописи Ницше, которые он видел в документальных материалах.

Но ещё более шокирующим было то, что он свободно писал на немецком – языке, который раньше знал лишь на уровне школьной программы. Теперь же сложные философские конструкции формировались в его сознании на языке Гёте и Шиллера без малейшего усилия.

"Ich bin kein Mensch, ich bin Dynamit," – написал он и застыл, глядя на бумагу. "Я не человек, я динамит" – известная фраза из автобиографии Ницше "Ecce Homo", которую Глеб никогда не читал в оригинале.

Звуковой сигнал терминала вывел его из оцепенения. Анализатор кода завершил работу и обнаружил несколько несоответствий между документацией и реальным кодом системы.

Глеб углубился в изучение найденных расхождений. Большинство из них были обычными ошибками документирования или устаревшими комментариями. Но одно привлекло его особое внимание – недокументированная функция в модуле нейросинхронизации, отвечающем за создание временных нейронных связей при загрузке исторического шаблона.

Функция называлась persist_pattern() и содержала параметры, управляющие степенью "закрепления" нейронных изменений. По умолчанию значение было установлено на минимальный уровень – 0.15, что обеспечивало почти полное возвращение к исходному состоянию после сеанса. Но для некоторых шаблонов, включая Ницше, Достоевского и Ван Гога, были прописаны гораздо более высокие значения – от 0.7 до 0.9.

Это означало, что после сеанса с этими шаблонами до 90% созданных нейронных связей могли сохраняться постоянно, навсегда изменяя структуру мозга пользователя.

Глеб откинулся на спинку кресла, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу. Софья была права. Это не баг, это фича. Система "ИстоРеал" была создана не просто для временного погружения в исторические личности, а для их постепенного внедрения в сознание пользователей.

Но кто принял это решение? И главное – зачем?

Глеб решил копнуть глубже. Он проследил историю изменений функции persist_pattern() через систему контроля версий. Первоначально функция была добавлена три года назад, с минимальными значениями для всех шаблонов. Но шесть месяцев назад кто-то повысил значения для избранных шаблонов. Изменение было внесено аккаунтом f.memoriev – самим Феликсом Мемориевым, CEO корпорации.

Это открытие поразило Глеба. Значит, решение принималось на самом верху. Не инженерная ошибка, не самодеятельность какого-то программиста, а сознательная политика руководства компании.

Глеб вспомнил взгляд Мемориева сегодня в офисе. Словно босс знал, что он обнаружил аномалию, и наблюдал за его реакцией.

Новая мысль заставила Глеба похолодеть. Что если всё это было тестом? Что если Мемориев специально допустил, чтобы он обнаружил аномалию, желая проверить, как он поступит? Может быть, его собственный "эксперимент" с шаблоном Ницше тоже был предусмотрен?

"Паранойя," – одёрнул себя Глеб. Но тут же другой, более холодный голос в его голове возразил: "Паранойя – это всего лишь обострённое чувство реальности в мире, где правда тщательно скрывается".

Он потёр виски, пытаясь сосредоточиться. Нужно было решить, что делать дальше. Рассказать Софье о своём открытии? Попытаться нейтрализовать функцию persist_pattern() тайно? Или напрямую конфронтировать Мемориева?

Каждый вариант имел свои риски. Но бездействие было опаснее всего. Если система "ИстоРеал" действительно необратимо меняла личности пользователей без их ведома, это было преступлением против человечности в масштабе, невиданном ранее.

Глеб решил для начала задокументировать своё открытие. Он сделал копии кода функции persist_pattern(), историю её изменений и список шаблонов с повышенными значениями "закрепления". Всё это он зашифровал и сохранил на изолированном носителе, который спрятал в тайнике, известном только ему.

Затем он написал сообщение Софье – короткое, без подробностей: "Ты была права. Нужно встретиться завтра. То же место, то же время."

Отправив сообщение, Глеб вдруг почувствовал непреодолимую усталость. События дня, потрясающие открытия, встреча с Софьей – всё это вымотало его физически и эмоционально. Он добрался до кровати и рухнул на неё, не раздеваясь.

Последней мыслью перед тем, как провалиться в сон, была цитата Ницше, всплывшая в сознании с пугающей ясностью: "Когда ты долго смотришь в бездну, бездна тоже смотрит в тебя".

И в этот момент Глебу показалось, что он чувствует на себе пристальный взгляд этой бездны – тёмной, древней и голодной.

Глава 3: Коллекционеры личностей

– Отвечаю за свои слова! Это был Бах! Иоганн Себастьян, мать его, Бах собственной персоной!

Человек, представившийся как Легион, эмоционально жестикулировал, расхаживая по тесной комнате. Его длинные седеющие волосы, собранные в небрежный хвост, подпрыгивали в такт шагам. На вид ему было около пятидесяти, но энергии хватило бы на двадцатилетнего.

– Я сидел за клавесином, и мои руки – мои! – играли фугу, которую я никогда не учил. Пальцы сами знали, куда нажимать.

Глеб и Софья переглянулись. Они находились на подпольном собрании группы, называвшей себя "Многоликими" – сообщества людей, столкнувшихся с "эффектом Ницше" и решивших не бороться с ним, а принять и даже культивировать.

Встреча проходила в старом бомбоубежище, переоборудованном под что-то среднее между клубом и религиозным святилищем. Стены были увешаны портретами исторических личностей – от древнегреческих философов до музыкантов XX века. Под каждым портретом горела свеча, создавая жутковатую, почти мистическую атмосферу.

– Я понимаю, как это звучит, – продолжал Легион, глядя на новичков. – Но после третьего сеанса с шаблоном Баха я не просто получил его музыкальные навыки. Я стал им. Или, скорее, он стал частью меня. Одной из многих.

Легион был лидером "Многоликих" и, по его собственным словам, первым, кто намеренно собрал в себе целую коллекцию исторических личностей. Кроме Баха, в нём "жили" Моцарт, Шопен, Лист, Дебюсси и ещё с десяток композиторов разных эпох.

– Мы не сумасшедшие, – подчеркнул он, заметив скептическое выражение на лице Глеба. – Мы просто первыми поняли истинную природу "ИстоРеала". Эта система не имитирует исторические личности – она извлекает их из информационного поля Вселенной и помещает в наше сознание.

– Из информационного поля Вселенной? – не выдержал Глеб. – Простите, но это звучит как…

– Как мистика? Эзотерика? – Легион усмехнулся. – Возможно. Но у вас есть лучшее объяснение тому, что вы испытываете? Откуда берутся знания, которых у вас никогда не было? Навыки, которым вы не учились? Воспоминания о местах, где вы никогда не бывали?

Глеб промолчал. Он до сих пор не мог объяснить, откуда в его голове взялся беглый немецкий и цитаты из трудов Ницше, которые он никогда не читал в оригинале.

– Не всё подвластно материалистической науке, молодой человек, – мягко сказал Легион. – Иногда приходится признать, что мы столкнулись с чем-то, выходящим за рамки нашего понимания.

Софья, до этого молчавшая, вступила в разговор:

– Но даже если принять вашу теорию, разве вас не беспокоит, что ваша собственная личность может раствориться в этом… коллективе исторических фигур?

Легион задумчиво посмотрел на неё.

– А что такое личность, доктор Мнемозина? Набор воспоминаний, привычек, рефлексов? Вы уверены, что ваше "я" – это нечто монолитное и неизменное?

– Меня беспокоит не философский аспект, а практический, – парировала Софья. – Как вы функционируете в повседневной жизни с десятком разных личностей в голове?

Легион рассмеялся.

– О, это был… интересный процесс адаптации. Первые месяцы я действительно был на грани безумия. Представьте, Бах и Моцарт спорят в вашей голове о том, как правильно писать фугу! Но со временем я научился управлять этим внутренним симфоническим оркестром. Теперь я могу вызывать нужную личность по желанию, как переключать радиостанции.

Он сделал паузу и добавил уже серьёзнее:

– Знаете, это как… иметь доступ к величайшим умам истории. Я могу спросить совета у Баха, когда сочиняю музыку, или позволить Листу сыграть виртуозную пьесу моими руками. Это не безумие – это эволюция.

Глеб скептически хмыкнул, но в глубине души чувствовал странное притяжение к словам Легиона. Что если "эффект Ницше" действительно не патология, а следующая ступень развития человеческого сознания?

"Человек есть нечто, что должно превзойти," – прозвучало в его голове, и на этот раз Глеб не стал отгонять эту мысль.

Встреча продолжилась знакомством с другими членами группы. Здесь был Михаил, университетский преподаватель философии, "коллекционировавший" мыслителей – от Сократа до Витгенштейна. Была Елена, художница, в которой жили Леонардо, Ван Гог и Дали. Был молчаливый Кирилл, математик, специализировавшийся на шаблонах великих учёных – Эйнштейна, Ньютона, Тесла.

Все они рассказывали похожие истории – о первоначальном шоке, страхе, попытках бороться с "эффектом", а затем о принятии и интеграции исторических личностей в своё сознание.

– Мы называем себя "Многоликими" не потому, что страдаем от раздвоения личности, – объяснила Елена, миниатюрная женщина с яркими фиолетовыми волосами. – А потому, что приняли множественность как новую форму существования. Мы не теряем себя – мы расширяем границы своего "я".

– И всё же, – настаивал Глеб, – должен быть какой-то научный механизм, объясняющий этот феномен. Система "ИстоРеал" работает с нейронными связями, а не с "информационным полем Вселенной".

– А что если это одно и то же? – спросил Михаил, поглаживая окладистую бороду. – Что если наш мозг – это просто приёмник, настраивающийся на определённые "частоты" сознания? И "ИстоРеал" помогает настроиться на частоты, которые уже существуют в информационном поле?

– Это чистая спекуляция, – возразил Глеб.

– Конечно, – согласился Михаил. – Но у вас есть лучшее объяснение тому, что вы вдруг начали думать как Ницше?

Глеб снова замолчал. Логическая часть его мозга отвергала эзотерические теории "Многоликих", но он не мог предложить рациональную альтернативу. Как объяснить, что он внезапно обрёл знания и навыки, которых никогда не имел?

– Даже если принять вашу теорию, – заговорила Софья, – остаётся вопрос: кто стоит за этим? Кто создал систему, способную "извлекать" исторические личности из… назовите это как хотите… и внедрять их в сознание людей? И главное – зачем?

– Ах, вот мы и подошли к самому интересному, – Легион хлопнул в ладоши. – Следуйте за мной.

Он провёл их через зал в небольшую комнату, служившую чем-то вроде библиотеки или архива. Здесь на стенах висели не портреты, а схемы, диаграммы и вырезки из научных журналов. В центре стоял старомодный проектор, направленный на белую стену.

– Мы изучаем этот вопрос уже больше года, – сказал Легион, включая проектор. – И пришли к выводу, что "НейроГен" – лишь инструмент в руках того, кого мы называем Архитектором.

На стене появилось изображение – схема корпоративных связей с "НейроГеном" в центре.

– Компания была основана десять лет назад группой инвесторов, большинство из которых были номинальными фигурами. Реальное финансирование шло через сеть офшорных компаний, ведущих к одному человеку.

Легион нажал кнопку, и на экране появилось фото Феликса Мемориева – подтянутого мужчины средних лет с пронзительными серыми глазами и преждевременно поседевшими висками.

– Феликс Мемориев, формальный CEO "НейроГена", – продолжил Легион. – Но на самом деле гораздо больше, чем просто руководитель корпорации. Мы считаем, что он и есть Архитектор – создатель проекта "ИстоРеал" и, возможно, первый "Многоликий".

– Подождите, – Глеб нахмурился. – Вы хотите сказать, что Мемориев сам использовал систему на себе?

– Не просто использовал, – Легион перешёл на шёпот, словно делясь страшной тайной. – Мы полагаем, что он был первым прототипом. Испытуемым "нулевой серии", если хотите. По нашим данным, ещё до основания "НейроГена" Мемориев участвовал в секретных нейроинтерфейсных экспериментах в закрытом институте где-то в Сибири.

– И какие личности он предположительно "коллекционирует"? – скептически спросила Софья.

– Вот здесь становится по-настоящему интересно, – Легион сменил слайд, показав список имён. – Судя по его публичным выступлениям, принимаемым решениям и даже манере речи в разных ситуациях, мы выявили как минимум пять исторических личностей: Наполеон Бонапарт, Никола Тесла, Стив Джобс, Александр Македонский и… Адольф Гитлер.

Последнее имя заставило Глеба вздрогнуть.

– Это серьёзное обвинение, – сказал он. – У вас есть доказательства?

– Прямых – нет, – признал Легион. – Но посмотрите на его стратегию развития "НейроГена". Неудержимая экспансия, беспощадное уничтожение конкурентов, манипулятивная риторика, культ личности внутри компании. А его план глобального распространения "ИстоРеала" напоминает план мирового господства.

– Это всё ещё звучит как теория заговора, – заметила Софья.

– Возможно, – согласился Легион. – Но есть ещё кое-что. Наш источник внутри компании сообщил, что Мемориев имеет специальную лабораторию на верхнем этаже штаб-квартиры "НейроГена". Туда не допускается никто, кроме него самого и нескольких доверенных нейроинженеров. И там проводятся эксперименты с чем-то, что они называют "Сверхшаблоном".

– Сверхшаблоном? – переспросил Глеб.

– Мы не знаем точно, что это, – Легион покачал головой. – Но, по нашей теории, это попытка создать композитную историческую личность – объединение нескольких великих умов в одном шаблоне. Представьте себе гибрид Эйнштейна, Ньютона и Хокинга, или Александра Македонского, Наполеона и Чингисхана.

– И какова конечная цель? – спросила Софья.

– Мы полагаем, что Мемориев стремится создать новый вид человека – Homo Multiplex, человека множественного, обладающего коллективным разумом величайших личностей истории. И через систему "ИстоРеал" он планирует… – Легион сделал драматическую паузу, – …переписать сознание всего человечества.

Повисло молчание. Глеб и Софья переваривали услышанное. Наконец Глеб произнёс:

– Даже если всё это правда, как "Многоликие" вписываются в эту схему? Вы сопротивляетесь плану Мемориева или поддерживаете его?

Легион улыбнулся.

– Ни то, ни другое. Мы считаем, что появление множественных личностей – естественный этап эволюции сознания. "ИстоРеал" просто ускоряет этот процесс. Но мы не хотим, чтобы этим процессом управлял один человек или корпорация. Мы хотим демократизации множественности.

Он обвёл рукой комнату.

– Поэтому мы создали это сообщество. Чтобы поддерживать друг друга, обмениваться опытом и знаниями. И чтобы подготовиться к новой эре – эре Homo Multiplex.

Глеб почувствовал лёгкое головокружение. Всё это было слишком… грандиозно, слишком фантастично. И всё же, глядя на уверенные лица "Многоликих", он не мог отделаться от ощущения, что здесь, в этом подвале, он прикоснулся к чему-то значительному – к зарождению нового человечества или к новой форме массового безумия.

– А теперь, – Легион хлопнул в ладоши, – думаю, пришло время для практической демонстрации. Глеб, Софья, хотели бы вы увидеть, как работает сознательное переключение между историческими личностями?

Не дожидаясь ответа, он сел за стоявшее в углу комнаты пианино.

– Сейчас я позволю Баху взять контроль над моими руками.

Легион закрыл глаза, его лицо на мгновение исказилось, будто от боли, а затем совершенно преобразилось. Осанка выпрямилась, подбородок слегка приподнялся, а когда он открыл глаза, взгляд стал более сосредоточенным и строгим.

Руки Легиона коснулись клавиш, и комнату наполнили звуки сложной полифонической композиции. Глеб не был знатоком классической музыки, но даже он мог оценить невероятную технику исполнения – пальцы Легиона двигались с нечеловеческой точностью и скоростью, создавая многослойную музыкальную ткань.

– Токката и фуга ре минор, – прошептала Софья. – Одно из самых сложных произведений Баха.

Легион играл с закрытыми глазами, полностью погрузившись в музыку. Его лицо выражало глубокую концентрацию, но в то же время странное отрешение, словно настоящий Легион наблюдал за происходящим откуда-то со стороны.

Когда последние ноты растаяли в воздухе, Легион снова закрыл глаза, и его лицо вновь претерпело трансформацию. На этот раз, когда он открыл глаза, взгляд был лихорадочно-возбуждённым, а на губах играла озорная улыбка.

– А теперь – Моцарт! – объявил он голосом, в котором появились новые интонации и даже лёгкий австрийский акцент.

И снова пальцы забегали по клавишам, но теперь музыка была совершенно иной – лёгкой, игривой, полной неожиданных поворотов и украшений. Это была та же виртуозная техника, но совершенно другой стиль, другая музыкальная мысль.

Глеб смотрел на это представление, и в его сознании боролись два голоса. Рациональный Глеб Виртуалов говорил: "Это просто актёрская игра. Он выучил эти произведения заранее и теперь разыгрывает спектакль". Но другой голос – холодный, аналитический голос Ницше – шептал: "Что если он говорит правду? Что если сознание действительно может содержать в себе множество личностей, сосуществующих в одном разуме?"

После Моцарта был Шопен с его романтичными ноктюрнами, затем Лист с его головокружительными пассажами, и наконец, Дебюсси с импрессионистическими акварельными звучаниями. Каждый раз менялась не только музыка, но и сам Легион – его поза, выражение лица, манера прикосновения к клавишам.

Когда демонстрация закончилась, Легион выглядел истощённым, но счастливым.

– Вот что значит быть "Многоликим", – сказал он, вытирая пот со лба. – Это не безумие и не потеря себя. Это сотрудничество с величайшими умами истории, живущими в тебе.

Глеб не знал, что сказать. Рациональная часть его всё ещё сопротивлялась, ища объяснения в трюкачестве или самовнушении. Но что-то глубоко внутри резонировало с увиденным, словно частица Ницше в нём узнавала подобных себе в Легионе.

– А теперь, – Легион подошёл к Глебу и положил руку ему на плечо, – я думаю, пришло время для вас сделать выбор. Вы можете продолжать бороться с тем, что происходит с вами, пытаться "вылечиться" от "эффекта Ницше". Или вы можете принять это как дар, как эволюционный скачок, и присоединиться к нам.

– Вы предлагаете мне намеренно подвергнуть себя воздействию других исторических шаблонов? – спросил Глеб. – Стать… коллекционером личностей?

– Я предлагаю вам расширить границы своего сознания, – мягко ответил Легион. – Стать больше, чем просто Глеб Виртуалов. Стать множеством, сохраняя единство.

Софья, до этого молчавшая, вмешалась:

– Это слишком поспешно. Мы ещё не знаем всех последствий "эффекта". Не знаем, обратим ли он. Не знаем, как множественные личности будут взаимодействовать в долгосрочной перспективе.

– Разумная осторожность, доктор, – кивнул Легион. – Но иногда для великих открытий требуется смелость. Кто-то должен сделать первый шаг в неизведанное.

Он снова повернулся к Глебу:

– Подумайте об этом. Дверь нашего сообщества всегда открыта для вас. А пока…

Легион достал из кармана небольшой футляр и протянул его Глебу.

– Что это? – спросил тот, не решаясь взять.

– Ключ к множественности, – загадочно улыбнулся Легион. – Модифицированный нейроинтерфейс. Он позволяет получать доступ к "ИстоРеалу" без корпоративного контроля. С его помощью вы сможете исследовать любые исторические шаблоны, не оставляя цифровых следов.

Глеб колебался. Принять этот подарок означало сделать шаг в сторону "Многоликих", признать их теории. Но в то же время это могло дать ему инструмент для дальнейшего исследования системы без риска быть обнаруженным корпорацией.

– Берите, – настаивал Легион. – Даже если вы не решите стать одним из нас, это устройство поможет вам лучше понять, что происходит с вашим сознанием.

После секундного колебания Глеб взял футляр и спрятал его во внутренний карман куртки.

– Спасибо за… демонстрацию, – сказал он. – Мне нужно время, чтобы всё обдумать.

– Конечно, – Легион доброжелательно кивнул. – Времени у нас предостаточно. Хотя, как говорил Ницше, "всё, что не убивает, делает нас сильнее". Не упустите шанс стать сильнее, Глеб Виртуалов.

Когда они с Софьей покинули бомбоубежище и вышли на ночную улицу, Глеб чувствовал, как футляр с модифицированным нейроинтерфейсом словно пульсирует в кармане, притягивая его внимание.

– Ты ведь не собираешься этим пользоваться? – спросила Софья, когда они отошли на безопасное расстояние.

– Не знаю, – честно ответил Глеб. – Часть меня считает, что это безумие. Но другая часть…

"Другая часть хочет погрузиться глубже, познать границы человеческого разума, преодолеть ограничения индивидуального сознания," – закончил за него внутренний голос с немецким акцентом.

– Глеб, я беспокоюсь за тебя, – Софья остановилась и посмотрела ему в глаза. – Я вижу, как ты меняешься. Как частица Ницше в тебе становится всё сильнее. Что если однажды ты перестанешь быть собой?

– А что если "я" – это иллюзия? – услышал Глеб свой голос, произносящий слова, которые шли не от него. – Что если то, что мы называем личностью – лишь временная конфигурация нейронных связей, не более реальная, чем узор на песке перед приливом?