Ложная идентификация

Туринг быстро подошёл к нему.

– Это ожидаемо. Первое раздвоение всегда болезненно. Вам нужно научиться балансировать между разными частями своего нового "я".

– Как? – выдавил Глеб сквозь боль.

– Не пытайтесь подавить ни одну из частей, – посоветовал Туринг. – Позвольте им существовать одновременно. Найдите… третью позицию. Метапозицию, с которой вы можете наблюдать за обеими.

Глеб закрыл глаза, пытаясь следовать совету. Постепенно боль начала утихать. Когда он снова открыл глаза, его взгляд изменился – стал более глубоким, словно он смотрел сквозь реальность.

– Я вижу код, – тихо сказал он. – Не только программный код "ИстоРеала", но… более фундаментальный код. Код реальности. И я вижу, как "ИстоРеал" изменяет его, создавая… глитчи. Разрывы в ткани сознания.

Он повернулся к терминалу и начал быстро печатать, вводя странные символы и формулы, которые не были похожи ни на один известный язык программирования.

– Что вы делаете? – спросил Туринг, наблюдая за ним с растущим беспокойством.

– Создаю контрмеру, – ответил Глеб голосом, который теперь отчётливо звучал иначе – более чётким, с лёгким британским акцентом. – Код, который будет блокировать квантовую запутанность, препятствовать формированию устойчивых связей между шаблонами и пользователями.

Его пальцы летали по клавиатуре с невероятной скоростью, создавая нечто, что выглядело как смесь квантовых формул, нейросетевых алгоритмов и чего-то совершенно нового.

– Это должно работать, – пробормотал он. – Если внедрить этот код в ядро системы перед релизом обновления, он будет действовать как… вакцина. Предотвращать "эффект Ницше", не влияя на основную функциональность "ИстоРеала".

Глеб закончил печатать и нажал кнопку компиляции. Терминал начал обрабатывать код, выводя на экран результаты в виде сложных трёхмерных структур.

– Теперь нужно найти способ внедрить это в систему, – сказал он, поворачиваясь к Турингу. – У вас есть доступ к репозиторию кода релиза 3.7.5?

Но Туринг не ответил. Он смотрел куда-то поверх плеча Глеба, и его лицо выражало тревогу.

Глеб обернулся и увидел в дверях серверной двух сотрудников службы безопасности "НейроГена" – крупных мужчин в тёмной форме с электрошокерами в руках.

– Александр Туринг и Глеб Виртуалов, – произнёс один из них. – Вы задержаны за несанкционированный доступ к системам компании и попытку саботажа. Следуйте за нами.

Глеб почувствовал, как его сознание снова раскалывается – теперь уже на три части. Глеб-программист был парализован страхом. Ницше внутри него горел яростным сопротивлением. А Тьюринг… Тьюринг холодно анализировал ситуацию, просчитывая варианты.

– Как они узнали? – прошептал Глеб, оборачиваясь к Турингу.

Но системный администратор смотрел на него с грустной улыбкой.

– Прости, – тихо сказал он. – У меня не было выбора. Они следили за мной с самого начала.

И в этот момент Глеб понял – это была ловушка. Туринг работал на Мемориева. Или, возможно, был заложником, вынужденным сотрудничать.

– Неважно, – сказал Глеб, чувствуя странное спокойствие. – Код уже скомпилирован. Он работает.

Он повернулся к охранникам.

– Один момент, – сказал он, поднимая руки в примирительном жесте. – Мне нужно отключить нейроинтерфейс. Иначе может быть повреждение мозга.

Охранники переглянулись, затем старший кивнул.

– Только быстро. И без фокусов.

Глеб медленно подошёл к терминалу, делая вид, что собирается отключить нейроинтерфейс. Вместо этого он быстро нажал несколько клавиш, активируя написанный им код и запуская процесс его распространения по сети "НейроГена".

Один из охранников, заметив это, бросился к нему.

– Что ты делаешь?! Отойди от терминала!

Но было поздно. Код уже начал своё путешествие по системам компании, неуловимый и неостановимый, как квантовая волна.

Глеб оторвал нейроинтерфейс от головы – болезненная процедура без правильного протокола отключения – и отшвырнул его в сторону.

– Игра окончена, – сказал он, чувствуя, как три личности внутри него временно объединяются перед лицом опасности. – Ваш "Сверхшаблон" никогда не увидит свет.

Охранник замахнулся электрошокером, но Глеб, движимый не своими, а чужими рефлексами – быстротой мысли Тьюринга и физической интуицией Ницше – увернулся с неожиданным для самого себя проворством.

– Держите его! – крикнул второй охранник, бросаясь на помощь коллеге.

Глеб понимал, что не сможет победить двух тренированных охранников в прямом столкновении. Но ему не нужна была победа – только побег.

Воспользовавшись моментом замешательства, он проскользнул между ними и бросился к выходу из серверной. За спиной он услышал крик Туринга:

– Беги! Найди Софью! Она знает больше, чем говорит!

Глеб не оглядывался. Он бежал по пустым коридорам "НейроГена", преследуемый топотом тяжёлых ботинок охранников. Его разум работал с невероятной скоростью, просчитывая варианты маршрута, вероятности успеха, возможности укрытия.

"Лестница лучше лифта, – думал он голосом Тьюринга. – В лифте они могут заблокировать меня. На лестнице больше вариантов маневра."

"Не бойся опасности, – шептал голос Ницше. – Что не убивает, делает сильнее."

А где-то между ними был всё ещё он сам – Глеб Виртуалов, ошеломлённый и испуганный, но удивительно целостный, несмотря на множественность.

Он добрался до лестницы и начал спускаться, перепрыгивая через несколько ступенек. Охранники отставали – тяжёлые, не такие проворные, как он.

На первом этаже Глеб практически влетел в холл, пугая сонного ночного охранника на ресепшн.

– Эй, куда так спешишь? – крикнул тот, поднимаясь из-за стойки.

Но Глеб уже был у выхода. Он толкнул дверь и выскочил в ночь, жадно глотая холодный воздух.

Позади раздались крики, но он не оглядывался. Он бежал по тёмным улицам Нео-Москвы, не разбирая дороги, движимый только одним инстинктом – выжить, сохранить то, что он узнал, найти способ остановить Мемориева и его безумный план.

Внутри его головы три голоса спорили о том, что делать дальше. И где-то в глубине, за этими голосами, рождался четвёртый – новый, синтетический, объединяющий всех трёх в нечто большее, чем просто сумма частей.

Глеб Виртуалов исчез в ночи, унося с собой тайну "эффекта Ницше" и первый опыт настоящего раздвоения сознания – опыт, который навсегда изменил его представление о том, что значит быть человеком.

Часть II: Фрагментация

Глава 6: Эпидемия идентичности

Снег падал крупными хлопьями, превращая Нео-Москву в сюрреалистическую картину, где прошлое и будущее смешивались в странной гармонии. Глеб стоял у окна своего нового убежища – старой квартиры в районе Хамовники, принадлежавшей двоюродной бабушке Софьи, – и наблюдал за трансформацией города.

Прошло три месяца с тех пор, как он бежал из "НейроГена". Три месяца жизни в тени, скрываясь от корпоративных агентов и правительственных спецслужб. Три месяца попыток понять, что происходит с ним и с миром вокруг.

– Они становятся всё более организованными, – сказала Софья, подходя к нему со спины и протягивая чашку горячего чая. – Вчера на Тверской была целая процессия "викторианцев" – люди в костюмах 19 века, говорящие на архаичном английском. А на прошлой неделе в парке Горького образовалась коммуна "афинян" – они даже установили некое подобие античной агоры для философских дискуссий.

Глеб кивнул, принимая чашку. Его руки слегка дрожали – последствие нервного истощения и постоянного внутреннего диалога между тремя личностями, сосуществующими в его сознании.

– Это ожидаемо, – ответил он голосом, в котором сейчас преобладали интонации Тьюринга. – Социальная кластеризация на основе общих интегрированных шаблонов. Люди, затронутые одной и той же исторической личностью, естественно тяготеют друг к другу из-за резонанса квантовых состояний.

Он отпил чай и посмотрел на Софью более тёплым взглядом, в котором проступал настоящий Глеб.

– Как новые пациенты в клинике?

Софья вздохнула и потёрла переносицу – жест усталости, который она переняла за последние месяцы интенсивной работы.

– Всё хуже. Раньше мы фиксировали два-три новых случая "эффекта" в неделю. Теперь это двадцать-тридцать случаев ежедневно. И это только те, кто сам обращается за помощью, считая происходящее с ними патологией.

Она села на подоконник, глядя на заснеженную улицу.

– Но большинство уже не считает это проблемой. Они принимают изменения, даже приветствуют их. В социальных сетях хештег #ЯМноголикий стал трендом. Люди хвастаются своими "историческими личностями" как модными аксессуарами.

Глеб мрачно кивнул. После выхода обновления 3.7.5 "эффект Ницше" действительно начал распространяться с пугающей скоростью. Его контрмера, которую он успел запустить перед бегством из "НейроГена", оказалась недостаточно эффективной – возможно, потому что он не успел полностью завершить и протестировать код, или потому что Мемориев быстро обнаружил и нейтрализовал его.

– Я анализировал данные, которые мы собрали, – сказал Глеб, возвращаясь к столу, заваленному распечатками и схемами. – Есть закономерность в распространении "эффекта". Он концентрируется вокруг определённых шаблонов.

Он указал на график, показывающий частоту использования различных исторических шаблонов в "ИстоРеале".

– Вот здесь видно, что наибольшей популярностью пользуются несколько категорий: великие мыслители – Ницше, Сократ, Конфуций; великие творцы – да Винчи, Моцарт, Ван Гог; великие лидеры – Александр Македонский, Наполеон, Цезарь. И именно эти шаблоны показывают наивысший процент "закрепления".

– Это логично, – кивнула Софья. – Люди выбирают наиболее ярких, харизматичных исторических личностей. И эти личности, в свою очередь, обладают наиболее сильными, структурированными "квантовыми отпечатками", как ты их называешь.

Глеб хмыкнул.

– Что ещё более интересно – наблюдается взаимное усиление эффекта. Чем больше людей интегрируют определённый шаблон, тем сильнее становится его "отпечаток", и тем эффективнее происходит дальнейшая интеграция.

Он показал на другой график.

– Смотри: первые случаи интеграции шаблона Ницше были относительно слабыми – люди получали лишь фрагменты личности философа, отдельные навыки или воспоминания. Но с каждой новой успешной интеграцией эффект усиливался. Теперь новые "Ницше" практически неотличимы от оригинала – те же манеры, тот же стиль мышления, даже те же физические жесты.

– Как вирус, который мутирует, становясь более заразным, – задумчиво произнесла Софья.

– Именно, – кивнул Глеб. – Только этот "вирус" распространяется не через физический контакт, а через… резонанс сознаний.

Он замолчал, прислушиваясь к внутреннему диалогу. Ницше внутри него считал происходящее естественной эволюцией, рождением сверхчеловека. Тьюринг видел в этом фундаментальный сдвиг в понимании природы сознания и квантовой реальности. А сам Глеб… сам Глеб всё ещё не определился.

– Что с Александром Турингом? – спросила Софья, прерывая его размышления. – Есть новости?

Глеб покачал головой.

– Ничего. После той ночи он исчез. Возможно, Мемориев избавился от него как от ненадёжного элемента. Или, может быть, он всё ещё в "НейроГене", под более строгим контролем.

– А может, он на нашей стороне и просто ждёт возможности связаться, – предположила Софья.

– Может быть, – неуверенно согласился Глеб. – В любом случае, его последний совет оказался верным. Ты действительно знала больше, чем говорила.

Софья виновато улыбнулась. После его бегства из "НейроГена" она стала его единственным союзником и защитником. Именно она спрятала его в этой квартире, обеспечила новыми документами, помогла установить безопасную связь с внешним миром. И именно она рассказала ему о своих собственных исследованиях "эффекта Ницше", которые оказались гораздо более глубокими, чем она изначально признавала.

– Я не могла рисковать, – сказала она. – "НейроГен" следил за всеми, кто проявлял слишком активный интерес к "эффекту". Двое моих коллег, начавших независимое исследование, уже получили "предложения о сотрудничестве" от корпорации. Оба сейчас работают в закрытых лабораториях "НейроГена" и не выходят на связь.

Глеб кивнул. Он не винил Софью за осторожность. В мире, где корпорации имели больше власти, чем правительства, паранойя была вполне разумной стратегией выживания.

– Что с нашим маяком? – спросил он, переходя к более практическим вопросам.

"Маяком" они называли небольшое устройство, которое Глеб собрал на основе схем, извлечённых из его памяти "версией Тьюринга". Устройство посылало особый сигнал в квантовом диапазоне, который теоретически мог быть обнаружен другими "множественными" – людьми, интегрировавшими шаблон Тьюринга или других учёных, работавших в области квантовой физики.

– Никакого отклика, – покачала головой Софья. – Либо наш сигнал слишком слаб, либо "НейроГен" блокирует подобные коммуникации, либо…

– Либо мы единственные, кто активно сопротивляется, – мрачно закончил Глеб.

Он подошёл к другому столу, где стоял самодельный терминал, собранный из запчастей, которые Софья постепенно приобретала в разных магазинах электроники, чтобы не привлекать внимания.

– Я почти закончил работу над улучшенной версией контрмеры, – сказал Глеб, включая терминал. – Теперь, когда у меня есть более полное понимание квантовых механизмов "эффекта", я могу создать более эффективный блокирующий алгоритм.

На экране появился код – странная смесь математических формул, квантовых уравнений и чего-то, что выглядело как абстрактные символы.

– Проблема в том, как внедрить его в систему "ИстоРеала", – продолжил Глеб. – После моего побега Мемориев наверняка усилил защиту. Простое удалённое проникновение невозможно.

– Может быть, стоит попытаться связаться с властями? – предложила Софья. – Федеральная служба безопасности, Министерство цифрового развития? Если показать им доказательства того, что "НейроГен" намеренно меняет сознание людей без их согласия…

Глеб горько усмехнулся.

– Ты правда думаешь, что они не знают? "НейроГен" имеет контракты с правительством на миллиарды рублей. Они поставляют технологии для систем наблюдения, управления данными, даже для военных разработок. Кто знает, может быть, "эффект Ницше" – это проект, согласованный на самом высоком уровне.

Софья выглядела удручённой.

– Тогда что нам остаётся? Сидеть и наблюдать, как мир погружается в коллективное безумие?

– Нет, – решительно сказал Глеб. – У нас есть ещё один вариант. "Многоликие".

Софья удивлённо подняла брови.

– Культ Легиона? Ты серьёзно?

– Они не просто культ, – возразил Глеб. – Да, их философия эзотерична, и они приветствуют то, что мы считаем опасностью. Но у них есть знания, ресурсы и, что самое важное, сеть людей, затронутых "эффектом", но не контролируемых "НейроГеном".

Он задумчиво потёр подбородок.

– К тому же, Легион говорил, что у них есть источник внутри корпорации. Кто-то, кто снабжает их информацией о проекте "Сверхшаблон". Возможно, этот источник мог бы помочь нам внедрить контрмеру.

– Слишком рискованно, – покачала головой Софья. – Мы не знаем, можно ли им доверять. Что если они работают на Мемориева? Или, что ещё хуже, что если их философия множественности опаснее, чем планы "НейроГена"?

Глеб вздохнул. Он понимал опасения Софьи, но также чувствовал, что время работает против них.

– У нас нет выбора, – сказал он. – "Эффект" распространяется слишком быстро. Если мы ничего не предпримем, через полгода половина населения Нео-Москвы будет "множественной". А через год – возможно, большая часть планеты.

Он подошёл к Софье и взял её за руки.

– Я понимаю твои страхи. Но подумай: что хуже – рискнуть и, возможно, потерпеть неудачу, или просто наблюдать, как мир меняется необратимо?

Софья долго смотрела ему в глаза, словно пытаясь определить, кто сейчас говорит с ней – Глеб, Ницше или Тьюринг. Или, может быть, новая, синтетическая личность, возникшая из их сочетания.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Но мы будем действовать осторожно. Никаких прямых контактов с Легионом или другими лидерами. Сначала изучим их структуру, найдём кого-то на нижнем уровне, кому можно относительно доверять.

Глеб кивнул, соглашаясь с этим разумным подходом.

– Начнём сегодня вечером, – сказал он. – Я знаю несколько мест, где собираются "Многоликие" младшего ранга. Бары, кафе, неформальные встречи. Мы можем понаблюдать за ними издалека, прежде чем решить, с кем вступить в контакт.

Софья задумчиво посмотрела в окно на заснеженный город.

– Знаешь, что самое странное во всём этом? – сказала она. – Большинство людей даже не осознают, что мир вокруг них трансформируется. Для них изменения происходят слишком постепенно, чтобы заметить. Как лягушка в медленно нагреваемой воде, которая не понимает, что её варят, пока не становится слишком поздно.

Глеб молча кивнул. Он думал о том же. Для обычного человека происходящее выглядело просто как новая мода, очередное увлечение, не более странное, чем десятки других молодёжных трендов, приходивших и уходивших. Только те, кто, как он и Софья, видели картину целиком, понимали истинный масштаб трансформации.

– Мы должны действовать быстро, – сказал он. – Пока ещё есть шанс повернуть процесс вспять.

Но даже произнося эти слова, Глеб не был уверен, что это возможно. И не был уверен, что часть его – та, что была Ницше, и та, что была Тьюрингом – действительно хотела этого.

Клуб "Мультиверсум" располагался в подвале старого здания на Маросейке. Неприметная дверь, отсутствие вывески, никакой рекламы – только сарафанное радио среди "посвящённых". Идеальное место для неформальных встреч "Многоликих".

Глеб и Софья сидели за угловым столиком, наблюдая за посетителями. Оба были в скромной, неброской одежде, Глеб отрастил бороду и носил очки в толстой оправе – достаточное изменение внешности, чтобы не быть узнанным случайными знакомыми из "НейроГена".

– Вон те трое у барной стойки, – тихо сказала Софья, указывая глазами на группу молодых людей. – Обрати внимание, как они переключаются между разными манерами речи и жестикуляцией. Классический случай множественности без полной интеграции.

Глеб кивнул. Его тренированный глаз уже заметил эти признаки. Один из молодых людей – высокий блондин с аккуратной бородкой – особенно выделялся. В течение десяти минут наблюдения Глеб заметил, как тот трижды менял манеру держаться: от расслабленной, слегка неуклюжей позы современного молодого человека до прямой, военной выправки, а затем до изящной, почти танцевальной пластики.

– Наполеон, – прошептал Глеб. – Одна из его личностей определённо Наполеон. Смотри, как он держит руку за лацканом пиджака – характерный жест императора.

– А другая, возможно, какой-то танцор или хореограф, – добавила Софья. – Нижинский или Баланчин?

Они продолжали наблюдать, делая вид, что просто отдыхают, попивая безалкогольные коктейли. Клуб постепенно наполнялся. К одиннадцати вечера здесь было уже около пятидесяти человек, и почти все демонстрировали признаки "эффекта Ницше" в той или иной степени.

– Невероятно, – пробормотала Софья. – Если бы я не видела этого своими глазами, никогда бы не поверила. Целое сообщество "множественных", собирающихся вместе, общающихся, делящихся опытом…

– И всё это под носом у обычных людей, которые не замечают ничего странного, – добавил Глеб. – Для постороннего наблюдателя это просто модный клуб с эксцентричной публикой.

В этот момент в клубе появился новый посетитель, привлёкший их внимание. Молодая женщина с яркими фиолетовыми волосами – Елена, художница с "коллекцией" да Винчи, Ван Гога и Дали, которую они встречали на собрании "Многоликих" три месяца назад.

– Вот наш шанс, – тихо сказал Глеб. – Елена была одной из самых адекватных в группе Легиона. И, что важно, она не знает о моём "раздвоении" с шаблоном Тьюринга – это произошло позже.

– Ты уверен? – с сомнением спросила Софья. – Если она узнает тебя и сообщит Легиону…

– Риск есть всегда, – ответил Глеб. – Но мы должны с кого-то начать.

Он встал и направился к барной стойке, где Елена заказывала напиток. Софья осталась за столиком, готовая вмешаться, если что-то пойдёт не так.

– Привет, Елена, – негромко сказал Глеб, подойдя к художнице. – Помнишь меня? Мы встречались на собрании у Легиона.

Елена повернулась, окинула его внимательным взглядом, затем её глаза расширились в узнавании.

– Глеб? Глеб Виртуалов? – она говорила тихо, почти шёпотом. – Ты сильно изменился. И не только внешне.

Её взгляд стал более пронзительным, аналитическим – явно не её собственный взгляд, а один из её "внутренних художников".

– Да Винчи видит структуру твоего лица иначе, – продолжила она тем же тихим голосом. – Больше плоскостей, больше… глубины. Ты стал множественным. Не просто затронутым "эффектом", а полноценно множественным.

Глеб кивнул, не видя смысла отрицать очевидное для того, кто сам прошёл через это.

– Мне нужна помощь, – прямо сказал он. – Точнее, не мне – всем нам. "НейроГен" готовит что-то, что может изменить природу "эффекта" фундаментальным образом. Нечто, называемое "Сверхшаблоном".

Елена нахмурилась, её лицо на мгновение изменилось – стало более угловатым, с более резкими чертами.

– Дали говорит, что видел это в своих снах, – произнесла она голосом с лёгким испанским акцентом. – Плавящиеся часы идентичности, растекающиеся по поверхности коллективного бессознательного.

Она моргнула, и её лицо вернулось к нормальному выражению.

– Прости. Иногда они говорят через меня. Особенно когда речь идёт о чём-то, что их… беспокоит.

– Значит, "Многоликие" знают о "Сверхшаблоне"? – спросил Глеб.

– Не все, – покачала головой Елена. – Только верхний круг. Легион, несколько его ближайших последователей. Остальные, как я, чувствуют что-то… приближающееся. Изменение в резонансе шаблонов.

Она огляделась, затем кивнула в сторону уединённого уголка клуба.

– Давай отойдём. Здесь слишком много ушей.

Глеб кивнул Софье, давая понять, что всё в порядке, и последовал за Еленой. Они сели за маленький столик в алькове, где музыка была тише, а тени – глубже.

– Легион ищет тебя, – без предисловий сказала Елена. – После твоего исчезновения из "НейроГена" он очень заинтересовался твоей судьбой. Особенно когда узнал, что ты получил доступ к шаблону Тьюринга.

– Откуда он узнал? – напрягся Глеб.

– У "Многоликих" есть свои источники в корпорации, – пожала плечами Елена. – Не всё так однозначно, как кажется. "НейроГен" не монолит. Там есть… фракции. Люди с разными взглядами на будущее "эффекта".

Это совпадало с тем, что говорил Александр Туринг о "наблюдателях" внутри компании, интересующихся самим феноменом, а не его практическим применением.

– Мне нужно встретиться с Легионом, – сказал Глеб. – Но не напрямую. Слишком опасно. Можешь организовать безопасный канал связи?

Елена задумалась, её пальцы бессознательно начали рисовать невидимые линии на поверхности стола – привычка да Винчи, создающего мысленные эскизы.

– Возможно, – наконец сказала она. – Но мне нужно знать больше. Что именно ты обнаружил? Почему считаешь "Сверхшаблон" опасностью?

Глеб колебался. Насколько он мог доверять Елене? Насколько мог доверять "Многоликим" в целом?

– "Сверхшаблон" – это не просто объединение исторических личностей, – осторожно начал он. – Это попытка создать принципиально новую форму сознания. Нечто, что никогда не существовало раньше. И Мемориев планирует использовать его для… глобального переформатирования человеческого сознания.

Елена смотрела на него с растущим беспокойством.

– Это совпадает с тем, что говорит Легион. Но он считает это естественной эволюцией, следующим шагом в развитии человечества.

– А если это не так? – возразил Глеб. – Что если "Сверхшаблон" – это не эволюция, а… инструмент контроля? Способ унифицировать множественность, направить её в нужное Мемориеву русло?

Елена замерла, её лицо стало серьёзным.

– Ты думаешь, Мемориев хочет контролировать "эффект"?

– Я знаю это, – твёрдо сказал Глеб. – Он сам признался мне перед моим бегством. "Сверхшаблон" – это не просто эксперимент. Это ключевой элемент его плана по созданию нового типа человека – полностью контролируемого, предсказуемого, действующего в интересах корпорации.

Елена молчала, явно переваривая услышанное. Когда она заговорила снова, её голос изменился – стал более глубоким, более рассудительным.

– Леонардо считает, что ты можешь быть прав, – сказала она. – Он всегда опасался инструментализации искусства и науки, их подчинения власти. Будь то церковь, государство или, в нашем случае, корпорация.