Акушеры в Сочи

– А вот и не всех! – Корзинкин парировал. – Она высокая!

– Облегчает задачу: заглядывать в лица всех высоких встречных девушек! – Палыч был достаточно обезболен для игривого настроения.

– А еще можно дать объявление на пляже. Пусть спасатели каждый час вызывают Агат! – оживился Евгеша.

– Сомневаюсь, что найдется хотя бы одна, кроме нее, – возразил Корзинкин.

– Да ты влип, похоже, – покачал головой Евгеша.

Молодой профессор постучал вилкой по бокалу, привлекая всеобщее внимание. У него созрел очередной тост для сплочения коллектива.

– Дорогие коллеги! – глаза профессора были слегка прикрыты, чем он ещё сильнее напоминал обласканного жизнью кота. – Без преувеличения хочу сказать, что здесь, на берегах южного взморья, собралась элита акушерства! От почтенных наставников (как царевна-лягушка, он взмахнул рукавом в направлении столика Аманды Карловны, Риммы Пантелеевны и Розы Львовны), до перспективных молодых кадров (настал черед столика Евгеши и Корзинкина). И, конечно же, золотой фонд нашего родильного дома, его кузнечный цех, оплот и надежный тыл нашей работы!

Он оставил жену-стоматолога и ногами пошел в направлении Фердинандовны, Риты Тигровны и Анатолича.

– Не могу назвать всех поименно, – молодой профессор вновь взмахнул рукавом и едва не пролил бокал на Смуглянку, – но я каждого из вас уважаю, ценю и благословляю на нашу успешную совместную работу! Гип-гип ура!

Тронутые речью руководителя, молодые подхватили клич, и по залу прогремело «ура!». Корзинкин подмигнул Ольге, сидевшей за пару столиков от него.

Агата в это время откинулась на спинку стула и незаметно ослабила поясок. Мясные армянские розочки были очень питательными.

17

Несмотря на возражения армянской мамы, Агата использовала всё медицинские аргументы, чтобы Марсель не навязался в провожатые, и самостоятельно вызвала такси.

– Нет, нет и нет! Ни в коем случае! Пострадавшей конечности нужен покой!

– Агата-джан! – подскочил один из братьев. – Ноги-то у него на месте, всего лишь рука болит! Как не проводить девушку!

– Не имеет значения! Без нагрузки лучше идет заживление! Особенно в первые сутки! – Агата импровизировала. – Нанесите мазь, которую прописал доктор. И постельный режим до утра!

Дальнейшая дискуссия была излишней. Семейство столпилось у ворот и дружно махало вслед отъезжающему такси. Агата сумела отступить, но не скрыться. У Марселя, в отличие от Корзинкина, адрес ее остался.

– На набережную! – скомандовала она водителю.

– Вызывали же на Миндальную!

– Я передумала.

– Э, нет! Так дело не пойдёт! До набережной дороже! – кепка над водительским сидением беспокойно задвигалась.

– Я оплачу, сколько скажете! На набережную!

Судя по тому, что кепка постепенно успокоилась, ответ Агаты был принят.

Как же хорош был вечерний сияющий город. Несмотря на босоножки и сарафан, в какой-то момент он показался Агате новогодним. В родном городе Агаты в конце мая порой ещё лежал снег. Теперь он остался в прошлом вместе с санавиацией, селекторными совещаниями и камбэками бывшего.

– Вот здесь остановите, пожалуйста!

Расплатившись, она выбралась из тесноватой для ее роста машины и мягко захлопнула дверцу. Высокая Агата сложена была дивно. Во всех её движениях сквозило нечто от дикой пантеры: размашисто-мягкое. Это выделяло Агату как на светском рауте, так и за операционным столом.

Она решила не спускаться на шумную набережную, а пройтись по уютной второй линии, среди пальм и олеандров.

Подобно штормовой волне, мелодия окатила с ног до головы. Музыканта она заметила гораздо позже. Лакированные ботинки, узкие брюки и шелковая рубаха с длинным рукавом, застегнутая на уровне выпирающего кадыка – всё было тотал блэк. Белой была лишь широкополая шляпа. Скрипка была цвета скрипки. А у ног его лежал распахнутый скрипичный футляр с несколькими купюрами.

Менялись слушатели, а он играл мелодию за мелодией. Агата стояла как зачарованная, ни разу не изменив положения тела. Ей чудилось, что скрипка поёт про её собственную жизнь. Особенно далеко унесла Агату песня Besame Mucho.

Она очнулась, когда музыка стихла, а скрипач, совершенно к ней безучастный, прагматично подсчитывал вечерний заработок.

18

– Концерт окончен, – не глядя на Агату, объявил музыкант.

– Это вы мне? – удивилась девушка.

– Вам. Остальные давно разошлись.

Агату изумило даже не обращение к ней лично, а то, что он вообще заговорил человеческим голосом. Скрипач казался ей чем-то недосягаемым, как и его мелодия. Краем глаза она разглядела золотой вензель на черном бархате.

– Какая красивая коробочка! – восхитилась Агата.

– Мне показалось, вам понравилось, как я играл, – хмыкнул скрипач.

– Очень! Очень понравилось!

– Ну да, ну да, – недоверчиво пробормотал он.

– Скажите, пожалуйста, а что означает «А.К.»?

– Это вам не коробочка, а скрипичный футляр! Или кейс.

– Простите…

– Дилетанты…

– Это имя? Или название скрипки? – не унималась Агата.

Он снял, наконец, свою белую шляпу, и Агата увидела мужчину лет пятидесяти, гладко выбритого, с залысинами на седеющей шевелюре. На секунду ей показалось, что она уже где-то его встречала. Но Агата отмела эту мысль по причине полной несостоятельности. Она впервые слушала скрипку так близко. И в ее городе вообще не было уличных музыкантов.

– А вы любопытная, сударыня, – скрипач взглянул на Агату более внимательно, отметив про себя её безупречную фигуру.

– Меня зовут Агата. А вас?

– Агата… Красивое имя. А вы всегда знакомитесь с первым встречным?

– Так вы же не первый встречный! Я вас долго слушала! Вы чудесно играете.

– Спасибо, – скрипач почти улыбнулся.

– Так как же зовут вас?

– Адам.

– Что?! – Агата сделала «пружинку» на месте. – И вы ещё говорите, что у меня редкое имя?! Адам – вот это я понимаю редкое! Библейское.

– Смотрите какая образованная, – он вновь почти улыбнулся.

Девушка его забавляла. Агата обиженно надула губки.

– Я, между прочим, врач. Акушер-гинеколог.

Последние слова почему-то потрясли Адама.

– Час от часу не легче, – произнес он.

– Вам не нравятся акушеры?

– Ну что вы! Нет же! Просто мой сын врач.

– О, у вас такой взрослый сын?!

– Наверное как вы.

– Очень интересно! А какой?

– Я точно не знаю, – музыкант смутился.

– Да как же?! Вы что, не общаетесь?!

– Так вышло.

– Вот это да…

Агата искренне расстроилась. И музыкант по-настоящему улыбнулся.

– Вы добрая девушка…

– Вам надо обязательно помириться с сыном, Адам! – ответила она пылко.

– Я буду стараться.

– Так что же это все-таки за буквы?

– Это памятный инструмент, – Адам погладил футляр. – А буквы – это моё имя и фамилия: Адам Корзинкин.

19

На балконе не было собственной иллюминации. Свет сюда попадал сквозь открытые окна ресторана вместе с бряцаньем посуды, легкой музыкой и голосами акушеров. Из кромешной темноты сада легкий ветер приносил аромат цветущих деревьев. Смуглянка в белом брючном костюме, купленным специально для поездки, стояла у перил, вдыхала второе и терпела первое. У лица ее туда-сюда мелькал огонёк сигареты.

– Сверчки.

– Что? – девушка вздрогнула и оглянулась.

– Сверчки, говорю, стрекочут.

Евгеша рылся в карманах в поисках пачки родопи.

– В номере оставил. Не угостишь?

Смуглянка закатила глаза, но все-таки достала из кремового клатча пачку Sobranie. Компанию Евгеши она рассматривала в последнюю очередь, то есть никогда. Но с самого начала поездки она скучала. Молодой профессор оказался крепким орешком. Смуглянка надеялась, что в неформальной обстановке ситуация поменяется. Но жена-стоматолог всегда была начеку. А стоило ей отвернуться к Палычу, как супруг тут же кидался в компанию аспиранток. Занудам было далеко до Смуглянки. Но у них как-то получалось привлечь шефа пустыми разговорами о «кандидатской» и вульгарным декольте. Смуглянку это бесило до такой степени, что пришлось купить сигареты.

– Темно, хоть глаз выколи, – Евгеша затянулся дамским вариантом.

– Надеюсь, ты не станешь каламбурить про темные ночи? – Смуглянка вновь закатила прекрасные глаза.

– Как в песне? Точно!

– Не продолжай! – Смуглянка сделала останавливающий жест ладонью.

У Севы еще были дела. И он собирался присоединиться к акушерской компании только через два дня. Смуглянке надо было срочно решать, что бесит больше: скука или Евгеша. С завтрашнего утра начинались лекции и доклады. И это самое веселое развлечение, которое ее ожидало в отсутствии Севы. Евгеша был прост для неё настолько, насколько иномарка Севы отличалась от служебного роддомовского автомобиля «Нива». И все же Смуглянка была не про одиночество. Она еще раз оценивающе взглянула на Евгешу. Результат был неудовлетворительным.

– Угости хотя бы даму вином, – со вздохом сказала она.

Евгеша, окрылённый столь быстрой и неожиданной победой, спотыкаясь, побежал в ресторанный зал, пряча в кармане затушенную слюной сигарету. Смуглянка поморщилась. Вино было сейчас как нельзя кстати. Без него продолжение вечера было под угрозой фиаско.

Евгеша буквально набросился на официанта, требуя два, а лучше четыре бокала. Получив свое вместе с подносом, он добавил туда сырную тарелку, отщипнул из настольного букета белую альстромерию и, стараясь удержать равновесие, полетел на балкон. К пущему удивлению Евгеши, Смуглянка его ждала.

– О, да ты, оказывается, сообразительный, – похвалила Смуглянка и выпила бокал залпом.

– Так я вообще хозяйственный! – подтвердил Евгеша и последовал её примеру.

Вино оказалось игристым, что и дало о себе знать после третьего и четвертого бокалов.

– А был ли ты сегодня на море, друг мой? – Смуглянка кокетливо поправила бретельку.

– Я даже купался! Мы с Корзинкиным! Когда Палыча на травмпункт возили!

– И как вода?

– Бодрящая! Но мы так употели, что была в самый раз! А Корзинкина ещё и обокрали! Это Палыч не уследил, – зачем-то добавил Евгеша.

– О! У Корзинкина есть что красть? – Смуглянку слегка качнуло.

– Да было кое-что ценное… – туманно ответил Евгеша. – Мое всё при мне.

– Я тоже хочу купаться! – заявила Смуглянка.

– Что, сейчас?! Темно же… – Евгеша цеплялся за остатки здравого смысла.

– Конечно сейчас! И хорошо бы ещё вина!

– Щас сделаем! – Евгеша тоже вошёл в раж. – Жди меня тут!

В голове у Смуглянки промелькнула мысль, что пойти в номер и лечь спать – самое верное решение, но Евгеша уже был тут как тут, на сей раз с целой бутылкой игристого.

20

В пять утра Анатолич был гладко выбрит и готов действовать. Ночью он не сомкнул глаз. Все из-за того, что Евгеша самым бессовестным образом в первые сутки пребывания не явился ночевать. Корзинкина подвергли тщательному допросу ещё с вечера. Именно на него Анатолич возлагал ответственность за вопиющий инцидент. Корзинкин сопричастность категорически отрицал.

Чтобы не привлекать излишнего внимания, Анатолич пробрался в комнату соседей через балкон.

Корзинкин спал молодецким сном, сбросив одеяло на пол. Кровать была добротной, но коротковатой, поэтому с неё свисали две ступни сорок пятого размера. У Палыча свисала лишь одна нога: забинтованная. И даже в этом виде она выглядела изящнее корзинкинских.

Не обращая никакого внимания на хозяев, Анатолич принялся заваривать чай. Он даже не пытался соблюдать тишину. Наоборот: производил по возможности как можно больше шуму.

– Да что же это делается, а? – промычал сквозь сон Палыч. – Это же психологическая интервенция чистой воды!

– Евгеша пропал. Надо действовать, – вбросил Анатолич, не отрываясь от чайной церемонии.

– Ты со своим Евгешей со вчерашнего дня плешь проел! Евгеша, Евгеша! Куда он денется, твой Евгеша. Дело молодое. Заночевал у кого-нибудь в соседнем номере.

– У кого?! – Анатолич едва не пролил кипяток. – У Аманды Карловны твоей? Или у Риммы Пантелеевны? Кто тут ещё поблизости?

– Ну что ты сразу непорочных дам приплетаешь? Есть и более беспринципный контингент: Фердинандовна, например. Или Рита Тигровна! – Палыч явно проснулся.

– Ты с дуба рухнул, Палыч? Какая Рита Тигровна! Евгеша не из этих! Как их называют… Не из альфонсов!

– Вот те здрасте! – Палыч уже сидел на кровати, поглаживая больную ногу. – А при чем здесь альфонсы?! Может, у них по обоюдному желанию и согласию.

– Кончай ржать, а! Человек пропал, а тебе все хиханьки да хахоньки! Говорю тебе: не такой Евгеша, чтобы в первую же ночь к женщине незнакомой забуриться!

– Да почему же сразу незнакомой! Полный отель знакомых!

Анатолич махнул рукой и пробубнил себе под нос, что Палыч бенадежен.

– Можно потише, а? Спать не даёте! – Корзинкин подал голос, но не шелохнулся.

– Корзинкин! – принялся за своё Анатолич. – Уверен: ты что-то знаешь! Не можешь не знать! Ты последний, кто видел Евгешу!

– Да говорю же, ничего я не видел! Шампанское он потащил на балкон. И был в тот момент жив-здоров.

– Кому он его понёс? – забеспокоился Анатолич ещё больше.

– Тому, кто был на балконе, – ответил Корзинкин и перевернулся на другой бок. – Поспать дайте!

– А чего это ты, кстати, через балкон к нам вломился? Мог бы и в дверь постучать! – опомнился Палыч.

– Постучать бы мог. Но тихо бы вы не открыли. А громко – перебудил бы всех наших. Это лишнее!

– Анатолич, ты прям как на планерке Евгешу прикрываешь! Вот это я понимаю взаимовыручка! Только Евгеше вроде не перед кем отчитываться. Свободный человек.

– А если профессор заметит, что его нет? Что тогда? Евгеша, между прочим, как и все мы, за казённые деньги приехал!

– Да будет тебе паниковать раньше времени, Анатолич! Пять утра! Времени до завтрака полно. Ещё явится, – для сонного Корзинкина это была целая речь.

– А все же весьма интересно, где заночевал Евгеша? – Палыч на глазах поправлялся.

21

Ни на завтрак, ни на открытие конгресса Евгеша не пришел. Кроме обитателей двух соседних номеров, пропажу его никто не заметил. В этом смысле беспокойства Анатолича были напрасны. Профессор был слишком занят официальной частью и пересчитывать свою делегацию не собирался. Тем более, что кроме Евгеши отсутствовали ещё несколько человек. Римма Пантелеевна с Розой Львовной спозаранку уехали на местный рынок за домашним гранатовым вином и сыром. Аманда Карловна порывалась сделать то же самое, но её убедили остаться, чтобы исчезновение остальных не было слишком уж явным. Поэтому она просто сдала деньги и теперь держала оборону на первом ряду конференц-зала. Фердинандовна, как ответственное лицо, помалкивала, поскольку была в доле с вином.

Римма Пантелеевна поехала не только за вином и сыром. У неё был заказ от мужа: барсучий жир. Почему она решила искать данный продукт на сочинском рынке, не могла понять даже уважающая народную медицину Аманда Карловна. Широты были неподходящие. Но соседка Риммы Пантелеевны по даче утверждала обратное: прошлым летом она купила именно здесь флакон прекрасного барсучьего жира. Помимо устных инструкций, в сумочке Риммы Пантелеевны лежала схема рынка с помеченным галочкой прилавком.

Корзинкин почти смирился, что Агата потеряна для него безвозвратно. «Не судьба…» – убеждал он себя. Поймав взгляд Ольги на завтраке, он решил отыскать ее в зале и усесться как можно ближе. Ольга делала вид, что внимательно изучает содержимое пакета участника конференции, но сама тоже высматривала Корзинкина. Однако не успел он протиснуться в нужный ряд, как увидел в дверном проёме Её… Он узнал бы это лицо из сотни… Нет, из тысячи. Перед ним стояла Агата в страшно элегантном бирюзовом платье. И оно умопомрачительно шло к ее голубым глазам. Корзинкин оценил их ещё вчера. Без платья. Вернее, с другим платьем. Он совершенно ошалел. Ольга могла теперь смотреть на Корзинкина сколько угодно, не опасаясь быть замеченной. Для него существовала только Агата.

Через пару минут он вышел из ступора и бросился к ней навстречу. Агата тоже его узнала и ослепительно улыбнулась. Только сейчас она вспомнила, что дала вчерашнему знакомому из травмпункта адрес, чтобы он починил ей диван. Поездка к Марселю и встреча со скрипачом временно вытеснили из памяти эту мимолетную договоренность.

Пока Корзинкин двигался в её сторону, она срочно придумывала оправдания. Агата решила, что Корзинкин, вероятно, приходил, но она ему не открыла, потому что дверной звонок не работал. Не могла ведь она знать, что заветная бумажка с ее адресом исчезла вместе с шортами Корзинкина. Она так увлеклась предстоящей оправдательной речью, что забыла удивиться, каким образом оказался здесь ее новый знакомый?! Сам Корзинкин был настолько потрясен бирюзовым платьем, что забыл и про Ольгу, и про шорты, и про диван. Единственное, о чем он думал теперь – «Это судьба!».

22

– Я… – начали они одновременно и засмеялись.

Корзинкин собирался объяснить утреннюю неявку, Агата – неоткрытую дверь. Оба жаждали извиниться.

Почувствовав, что Агата и так не обижается, Корзинкин опустил пока историю про пляж.

– Ты здесь работаешь?

– Нет! Я вообще пока нигде не работаю. Но скоро буду! – добавила она убедительно.

– А ты ведь говорила, что врач?!

– Врач, – Агата улыбнулась, и на щеках появились восхитительные ямочки.

– Так и я врач! Женский доктор!

– Да что вы говорите?! – изобразила удивление Агата. – Неужели?!

– Постой… Корзинкин на секунду замер. – Ты тоже акушер?!

– Да! – Агата кивнула.

– И тоже приехала на конгресс?? А как же диван? Ты говорила, что сломан диван… – Корзинкин пытался сопоставить.

– Я приехала сюда жить! А сейчас пришла на конгресс! Диван действительно сломан. Вернее, не собран. Марселя помнишь?

– Ещё бы не помнить! Да я всю ночь не спал, переживал, – Корзинкин перешел на патетический тон.

– Обо мне или о Марселе? – флиртанула Агата.

– О тебе, конечно! Угораздило нас на пляж. Это всё Евгеша: пойдем купаться да пойдем купаться! А сам теперь пропал!

– Евгеша, это тот маленький? – уточнила Агата.

– Он самый!

– Так вы оба акушеры?!

– Молодые люди! Не стойте в проходе! – парочку оттеснила вновь прибывшая партия участников конференции.

– Вступительное слово! Пойдем поближе! Я хочу всех внимательно рассмотреть! – Агата увлекла Корзинкина на ближайший свободный ряд, продолжая интервью.

Корзинкин безропотно следовал за ней, отвечая на вопросы.

– Так ты работаешь в роддоме?!

– Да!

– Удивительно. Это же удивительно! А шорты, говоришь, украли вместе с адресом?!

– Ага, он в кармане был.

– А как же ты шел домой? – Агата прыснула.

– В петухах. В зеленых петухах, – ответил как на духу Корзинкин.

– В каких ещё петухах?!

С соседних кресел зашипели. Председатель конгресса начал вступительную речь. По правую руку от него в президиуме сидел молодой профессор, крайне сосредоточенный и подтянутый.

Взгляды зрителей были устремлены на сцену. И только один, с двумя маленькими слезинками на Корзинкина: взгляд Ольги.

23

По мере того как время близилось к полудню, участники конгресса оживлялись. Даже те, кто периодически засыпал на докладе столичного аспиранта о слабости родовой деятельности в первом периоде родов. Согласно регламенту мероприятия, приближался «обед». И был он не просто набором из трех блюд, а праздничным шведским столом в ресторане отеля. Палыч уже уточнил у знакомого портье, что на отдельном столе обязательно будут напитки из местных погребов.

Анатолич был, вероятно, единственным человеком в зале, кто пребывал в тревоге. Он почти не слушал доклады и без конца оглядывался на входную дверь. Евгеша из нее по-прежнему не появлялся.

Когда председатель секции акушерства объявил перерыв, толпа загудела и устремилась к выходу, словно это было окончание масштабной планерки в родильном доме.

Смуглянка появилась в ресторанной зале в платье ягодного цвета и в солнцезащитных очках. Она расположилась за свободным столиком у окна. Роддомовские не заметили ни ее появления, ни вчерашнего исчезновения. Во-первых, было слишком много посторонних людей, во-вторых, все были слишком заняты приемом пищи. Соседей по номеру у Смуглянки не было. Откуда им было взяться в единственном пентхаусе с шикарной круговой панорамой. Спонсор проекта Сева собирался вскоре присоединиться к роскоши.

Никому из посвященных не пришло в голову связать исчезновение Евгеши со Смуглянкой.

Идея искупаться на диком пляже пришла после третьей бутылки игристого. Бережливый и всегда рассудительный Евгеша абсолютно потерял голову. Они перебрались через перила и спустились в неосвещенный сад по пожарной лестнице. В ожидании такси они целовались в саду, потом на заднем сидении автомобиля. Водителю было сказано ехать на безлюдный пляж. И он помчал их к абхазской границе.

Купаться решили голышом. Иначе зачем было ехать на дикий пляж. Оставив на берегу всю без исключения одежду, Евгеша со Смуглянкой бросились в прохладное море. Даже в темноте Смуглянка обжигала воображение Евгеши неземной красотой.

Совершенно внезапно, взмывшая ввысь Смуглянка оказалась в свете софитов. Евгеша принял видение за шаровую молнию и зажмурился. Но погода была идеальной, без единого намека на грозу. Да и вспышка никуда не исчезла. Зато большая часть Смуглянки вернулась под воду.

24

Приватная вечеринка закончилась. Две мокрые беззащитные головы торчали над водой, как поплавки, и жмурились под лучом прожектора, как под гигантским торшером. Смуглянка больше не хохотала. Евгеша вынужденно трезвел.

– Граждане купающиеся! – раздался голос из темноты. – Это территория заповедника! Спускаться в воду здесь категорически запрещено! Вы нарушили закон и распугали ценные породы рыб! Немедленно выходите на берег для оформления!

Купающиеся были бы рады выходить, но вся их одежда осталась на прибрежных камнях.

– Скажи, чтобы выключили свет, – зашептала Смуглянка Евгеше.

– Не послушают, – также тихо ответил он.

– Отставить разговоры! – продолжал невидимый голос. – Выходите по одному!

– Выключите, пожалуйста, свет, – неожиданно тонко взмолился Евгеша.

– Не положено!

– Я не буду выходить раздетая! – заявила Смуглянка так громко, чтобы слышали на берегу.

– Мы отвернемся, – гоготнул второй.

Евгеше вдруг показалось, что в воде его кто-то схватил за ногу. Он заорал, что есть мочи. И, создавая вокруг кучу брызг, принялся то ли плыть, то ли бежать к берегу.

– Ты куда?! – испугалась Смуглянка.

– Акулы! – вопил Евгеша.

– Здесь не водятся! – кричала Смуглянка, но бежала следом.

– Слышала? Это заповедник! Здесь водится кто угодно!

Добравшись до берега первым, Евгеша схватил ближайшую одежду. Но это оказалось платье Смуглянки. Он выругался и швырнул его в сторону воды, откуда выходила мокрая и только что желанная дива.

Смуглянка быстро успокоилась и стала получать удовольствие от процесса. В отличие от Евгеши, одевалась она неспешно и тщательно, как если бы собиралась на свидание.

Когда купальщики оказались частично одеты, к ним вышел человек с пузиком в защитного цвета форме. Прожектор продолжал светить откуда-то извне. На вопрос о документах, Евгеша в прилипающей к мокрому телу рубашке стал пространно рассказывать про банкет. Сотрудник охраны был терпелив и понятлив. Дослушав Евгешу, он понял, что документов не предвидится.

– Пройдемте в служебный автомобиль, – предложил он.

– Это еще зачем?! – запротестовал Евгеша. – Откуда мы знали, что здесь нельзя купаться? Таксист нас привёз и высадил! С него и спрашивайте!

– Пройдемте, – охранник оттеснял пленников в сторону дороги, где действительно стоял служебный автомобиль и контрастно тощий напарник с мощным фонарем на плече.

– Девушку хотя бы отпустите! – Евгеша брыкался в руках охранников.

– Девушку? Девушку отпустим, – пообещал тот, что с пузиком.

Вероятно, он был за старшего.

– Подмогу приведи! – шепнул Евгеша, когда тощий паковал его в машину.

– Вы же не собираетесь оставить меня здесь одну среди ночи?! – Смуглянка была возмущена и уже завидовала Евгеше.

Уезжать собирались явно без нее.

– Как-нибудь доберетесь. Деньги же у вас есть, – ответил главный через открытое окно, намекая на элегантный клатч.

– Что значит как-нибудь?! Я здесь не останусь! – Смуглянка всерьёз испугалась. – Меня тогда тоже арестуйте!

– Вот же люди пошли… Сами в каталажку просятся… Ладно… Садитесь рядом со своим ухажёром. Подбросим до города.

Пока никто не передумал, Смуглянка безропотно подчинилась. Она действительно не имела понятия, где находится и как выбираться отсюда самостоятельно.