Шейх. Добыча Жестокого

– Амира. – предостерегающе произнесла Шахина.

– Что "Амира"? Пусть знает, что ее ждет. – Зеленые глаза сверкали злобой. – Будет учиться танцевать танец семи вуалей. Изучать кама-сутру. Осваивать техники, которые сводят мужчин с ума.

Нурия побледнела до синевы.

– И все для того. – продолжила Амира, наслаждаясь произведенным эффектом. – Чтобы через неделю достойно встретить своего господина в его покоях. В его постели.

– Замолчи. – тихо, но властно сказала я.

– Что? – Амира не поверила своим ушам.

– Я сказала – замолчи. Ты пугаешь ребенка.

– Пугаю? – Амира расхохоталась истерически. – Дорогая, это не я пугаю. Это жизнь пугает. Наша проклятая жизнь.

Она наклонилась ко мне, и я почувствовала запах ее дыхания – мята, смешанная с горечью.

– Хочешь знать правду? Вот правда: через неделю господин разденет тебя и сделает все, что захочет. И ты будешь лежать под ним и молить богов, чтобы ему понравилось. Потому что если не понравится…

Каждое ее слово било по нервам, заставляя корчиться внутри от ужаса и унижения. Тело подчинилось древнему инстинкту – мышцы сжались, готовясь к бегству, сердце забилось о самые ребра, словно пробивая в них дыру и желая упорхнуть отсюда, а кости ныли от напряжения, словно их выкручивали изнутри раскаленными клещами. Но бежать было некуда. В клетке бегство – это иллюзия движения.

– Амира. – резко окрикнула ее Самира. – Хватит.

– Почему хватит? Пусть знает, во что ввязалась.

– Она и так знает. – Самира подошла к нашему столику. – Не так ли, Злата?

Я встретила ее взгляд прямо.

– Да. Я знаю.

– Хорошо. Тогда вопрос: ты готова принять это?

Все смотрели на меня в ожидании ответа. Шахина – с сочувствием, Нурия – с ужасом, Амира – с злорадством, Самира – с холодным расчетом.

– Не знаю. – честно ответила я. – Но я попробую выжить.

– Выжить? – переспросила Самира. – Здесь мало выжить, дорогая. Здесь нужно научиться жить. А это совсем другое.

Жить и выживать. Какая тонкая грань между этими словами, и какая огромная пропасть между их значениями. Выживание – это про завтра. Жизнь – это про сегодня. Выживание – это функция. Жизнь – это искусство. И я вдруг поняла: все эти женщины вокруг меня давно перестали жить. Они выживают. Красиво, изящно, в шелках и драгоценностях, но выживают.

Она развернулась и направилась к выходу, но у дверей остановилась.

– Кстати, Злата. Сегодня вечером мы все ужинаем вместе. Познакомишься с остальными обитательницами. Будет… интересно.

Когда она ушла, Амира фыркнула.

– Ужин – это отдельное шоу. Самира любит устраивать представления для новеньких.

– Какие представления? – спросила я.

– Увидишь. – загадочно ответила Амира и тоже ушла.

Мы остались втроем – я, Шахина и Нурия.

– Не бойся. – сказала Шахина. – Самира любит драматизировать, но она не злая. Просто защищает свое положение.

– А Амира?

– Амира… – Шахина помедлила. – Амира действительно опасна. Она теряет власть и не знает, как с этим справиться. Будь с ней осторожна.

– Шахина. – тихо позвала Нурия. – А что будет со мной? Когда господин меня вызовет?

Шахина погладила девочку по голове.

– Не думай об этом сейчас. Может, он забудет о тебе. Иногда так бывает.

– А если не забудет?

– Тогда я дам тебе травы, которые помогут расслабиться. И буду рядом до и после.

Нурия кивнула, но слезы уже текли по ее щекам.

Я смотрела на эту испуганную девочку и чувствовала, как внутри поднимается дикая ярость. Ярость на систему, которая превращает детей в игрушки для взрослых мужчин. На мир, где женщины – товар. На себя за то, что ничего не могу изменить.

Что самое страшное в несправедливости? Не то, что она существует. А то, что мы к ней привыкаем. Превращаем в норму. Находим оправдания. И в какой-то момент начинаем воспроизводить ее сами, потому что это единственный способ не сойти с ума. Нурия боится стать жертвой, Амира боится потерять власть, Самира боится потерять статус. А я? Я боюсь стать такой же, как они.

– Златочка, пора. – раздался голос Закарии.

Час пролетел незаметно. Время моего первого урока.

– Удачи. – шепнула Шахина.

– Спасибо.

Я встала и направилась к Закарии. Впереди меня ждал новый этап подготовки к встрече с шейхом. Этап, который должен был научить меня быть тем, чем я никогда не хотела становиться.

Но у меня не было выбора.

В этой игре правила устанавливал только один человек. И это был не я.

– Идем. – сказал Закария. – Мастер танцев не любит опозданий.

Мы вышли из трапезной, и я в последний раз обернулась. Нурия сидела, обхватив колени руками, и плакала. Шахина гладила ее по спине и что-то тихо говорила.

Две женщины в золотой клетке, утешающие друг друга. Картина, достойная кисти великого художника. "Скорбь в райских садах". Сколько таких картин висит в музеях мира? Сколько веков мужчины любуются красотой женского страдания, называя это искусством?

Завтра одной из них могу стать я. Или, что еще страшнее, – через месяц я буду той, кто утешает новенькую, объясняя ей правила игры, в которую никто не хотел играть.

Глава 9

После занятий танцами я отдыхала в своей комнате и даже задремала, а потом меня разбудили крики. Пронзительные, животные, полные такой нечеловеческой боли, что кровь в жилах превратилась в ледяную кашу. Я вскочила с постели, как ошпаренная, босыми ногами подбежала к окну и замерла в ужасе.

Во дворе, у фонтана, где вчера мирно сидели наложницы, разворачивалась сцена из самой глубокой преисподней.

Молодая служанка – не старше шестнадцати. – была привязана к мраморной колонне. Ее спина представляла собой кровавое месиво из разорванной плоти. А рядом с ней стоял ОН.

Шейх Асад ан-Нахар.

В руках у него была плеть – не декоративная, а настоящая, рабочая, со зловещим свистом рассекающая воздух. Каждый удар отдавался в моем теле, словно это меня секли, а не несчастную девочку.

– Воровство в моем доме. – произнес он голосом, холодным как могильный камень. – Карается по закону пустыни.

Еще удар. Девушка уже не кричала – только тихо всхлипывала, повисая на веревках как окровавленная кукла.

Есть моменты, когда реальность бьет тебя так, что мир буквально переворачивается. Когда понимаешь – детские сказки закончились навсегда. Я стояла у окна, и меня трясло так, что зубы стучали друг о друга. Мурашки бежали от затылка до пяток волна за волной, а во рту пересохло настолько, что язык прилип к небу.

Это был мой хозяин. Красивый, утонченный мужчина, который вчера говорил со мной о поэзии пустыни. И этот же человек хладнокровно превращал человеческую спину в кровавое месиво.

– Пусть это будет уроком для всех. – сказал он, отбрасывая плеть. – В доме ан-Нахар воруют только жизни. И то – не всегда успешно.

Он развернулся и пошел прочь, не оглядываясь на свое чудовищное дело. Слуги кинулись развязывать девушку. Я не знала, жива ли она. Иногда я жалела, что выучила арабский язык за те полгода, что готовилась к побегу с Абдулом… Как и Света, которая была готова к тому, что ее купит такой как шейх. Лучше бы я ничего не понимала – от этого не было бы так мерзко.

В дверь моей комнаты постучали.

– Войдите. – прохрипела я.

Вошла служанка с подносом. Лицо у нее было мертвенно-бледное, руки дрожали как осиновый лист.

– Что украла та девушка? – спросила я.

– Кольцо, госпожа. Маленькое серебряное кольцо у одной из наложниц.

Кольцо. За жалкое кольцо человека едва не забили насмерть.

Я не могла есть. Желудок скрутило в такой тугой узел, что казалось – еще чуть-чуть и меня вывернет наизнанку. А перед глазами стояла эта кошмарная картина. Представьте – вы просыпаетесь в раю, а он оказывается адом с золотыми решетками.

Спустившись в трапезную, я увидела, что атмосфера там была похожа на поминки по живым. Женщины сидели молча, ковыряя еду в тарелках. Только Света выглядела… как бы это сказать… возбужденно заинтересованно.

– Ну что, Златочка. – сказала она, подсаживаясь ко мне с горящими глазами. – Увидела утреннее шоу? Потрясает до глубины души, правда?

– Как ты можешь так говорить? – я посмотрела на нее с нечеловеческим ужасом. – Человека чуть не убили.

– Воровку наказали. – пожала плечами Света равнодушно. – По-моему, абсолютно справедливо. Нечего было красть.

Справедливо. Это слово ударило меня как удар молнии. Света назвала справедливым то зверство, что я видела полчаса назад.

– Света, ее могли убить за кольцо.

– Ну и что? – Света наклонилась ко мне, глаза сверкали нездоровым возбуждением. – Тут свои законы, Злата. И чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для твоей шкуры.

Она говорила тихо, но каждое слово было как капля концентрированного яда.

– Знаешь, что мне в этом больше всего нравится? – продолжила она с садистским наслаждением. – То, как он это делал. Спокойно, без эмоций. Как настоящий повелитель. Вот это власть, Златка. Настоящая, абсолютная власть.

Меня буквально выворачивало от ее слов. Света не просто не ужасалась увиденному – она восхищалась им. Она получала удовольствие от чужой боли.

– Ты психически больная. – прошептала я с отвращением.

– Нет, я реалистка. – Света улыбнулась ледяной улыбкой. – А ты все еще живешь розовыми иллюзиями. Думаешь, что тут должны действовать какие-то твои северные законы? Забудь навсегда. Здесь один закон – железная воля шейха.

К нашему столику подошла Амира. Сегодня она выглядела смертельно бледной, напуганной до полусмерти.

– Девочки. – сказала она дрожащим шепотом. – Лучше вам знать правила сразу. То, что случилось утром… это еще цветочки. Детский сад.

– Что вы имеете в виду? – спросила я, и в голосе звучала истерика.

– Шейх Асад не просто жестокий. Он… особенный. – Амира оглянулась, убеждаясь, что нас никто не слышит. – Он может быть нежным как весенний ветер. А может превратиться в песчаную бурю, которая сотрет тебя в порошок. Сметет без следа.

– И что нас ждет? – голос мой надрывался от ужаса.

– Это зависит от вас. – Амира посмотрела сначала на меня, потом на Свету. – Он любит игры. Любит ломать людей, а потом собирать заново. Как пазл. Кого-то ломает быстро, кого-то медленно. А кого-то… – она замолчала, и в ее глазах мелькнул животный ужас.

– Кого-то что? – не выдержала Света.

– Кого-то не ломает вообще. И вот эти – самые несчастные. Самые проклятые.

Почему-то эти слова напугали меня больше всего остального. Холод пробежал по позвоночнику ледяными иголками.

Внезапно все разговоры в трапезной смолкли. В дверях появилась Самира. При ее появлении все женщины вскочили с мест и низко поклонились, как перед королевой.

– Садитесь. – разрешила она голосом, холодным как арктический лед.

Подошла к нашему столику и внимательно осмотрела меня и Свету хищными глазами.

– Ну что? Как новая жизнь, новые игрушки господина? – сказала она с нескрываемым презрением. – Русские варварки.

– Мы не варварки. – не выдержала я.

– Ах, она еще и говорить умеет. – Самира рассмеялась, но смех этот был как скрежет металла по стеклу. – Послушай меня, северная дрянь. Здесь я главная. А ты… – она наклонилась ко мне, и я почувствовала запах хищника, – ты просто свежее мясо для его развлечений.

Мясо. Это слово ударило по нервам как раскаленное железо. Во рту стало горько, а кости заныли, словно их выкручивали раскаленными клещами.

– Но я великодушна. – продолжила Самира сладким, как отравленный мед, голосом. – Поэтому дам тебе совет. Не противься. Не спорь. Не думай, что ты особенная. Просто лежи и терпи. Может быть, тогда проживешь дольше недели.

– А если я не хочу просто лежать и терпеть?

Слова сорвались с губ сами собой. Самира застыла, глаза ее сузились до щелочек.

– Что ты сказала?

– Я сказала – а если я не хочу просто лежать и терпеть?

Мои слова повисли в воздухе как смертный приговор. И ты понимаешь – вот сейчас переступил черту, после которой дороги назад нет никогда.

– Интересно. – медленно произнесла Самира, растягивая каждый слог. – Очень и очень интересно.

Она обернулась к остальным женщинам.

– Девочки, кажется, у нас появилась наглая сука, которая решила устроить переворот в нашем тихом болоте.

Несколько наложниц нервно засмеялись. Света смотрела на меня с плохо скрываемым злорадством, предвкушая мое падение.

– Дорогая моя. – Самира снова повернулась ко мне. – Знаешь, что случается с наглыми суками в нашем райском доме?

Я молчала, но сердце колотилось как отбойный молоток.

– Их ломают. Медленно, тщательно, с художественным удовольствием. – Самира наклонилась ко мне так близко, что я почувствовала ее горячее дыхание. – И знаешь, кто это делает лучше всех? Наш божественный господин. Он настоящий художник в этом деле. Виртуоз.

Я стою на краю бездонной пропасти, а ураганный ветер пытается столкнуть вас в черную бездну. Каждое слово Самиры было порывом этого смертоносного ветра.

– Но я не жестокая. – продолжила она голосом, сладким как цианистый калий. – Поэтому дам тебе последний шанс. Сейчас же, при всех, встань на колени и попроси прощения за свою дерзость.

Я почувствовала, как все взгляды впились в меня, словно раскаленные иглы. Света ухмылялась, наслаждаясь моим унижением. Амира смотрела с ужасом и сочувствием. Остальные – с любопытством палачей, как смотрят на жертву перед казнью.

В голове проносились мысли со скоростью света. Я могла встать на колени. Попросить прощения. Смириться. И тогда, возможно, меня оставили бы в покое. На время.

Но что-то внутри меня взорвалось. Может быть, это была глупость. Может быть, самоубийство. Но я поняла – если сдамся сейчас, то сдамся навсегда.

– Нет. – сказала я тихо, но ясно.

– Что? – Самира не поверила своим ушам.

– Я сказала – нет. Не встану на колени.

Воцарилась мертвая тишина. Даже журчание фонтана казалось оглушительным.

– Ну что ж. – проговорила Самира после долгой паузы. – Тогда посмотрим, как долго продержится твоя дурацкая гордость.

Она развернулась и направилась к выходу, но у дверей остановилась.

– Кстати, дорогая. Сегодня вечером господин захочет видеть тебя в своих покоях. Для… особой беседы.

Последнее слово она произнесла с такой зловещей интонацией, что у меня мурашки побежали по коже ледяными лапками.

Когда Самира ушла, все женщины разом выдохнули.

– Ты сошла с ума. – прошептала Амира. – Совсем сошла с ума.

– Согласна. – кивнула Света. – Зачем было связываться с Самирой? Она теперь тебя уничтожит.

– Пусть попробует. – ответила я, хотя внутри все дрожало от дикого страха.

– Попробует? – Света рассмеялась истерически. – Дорогая, она уже это сделала. Ты же слышала – сегодня вечером тебя вызовет господин. И после разговора с Самирой, думаешь, он будет с тобой нежен?

Света была права. Самира не просто рассказала шейху о моей дерзости – она подготовила почву для моего жестокого наказания.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет? – продолжила Света, наслаждаясь моим страхом. – То, что ты до сих пор не понимаешь, где находишься.

Она встала и обошла меня кругом, как хищница.

– Ты думаешь, что здесь можно сохранить свою гордость? Свои принципы? – Света засмеялась. – Дорогая моя, через неделю ты будешь ползать перед господином на коленях и молить его о пощаде. И знаешь что? Мне будет приятно на это смотреть.

Ее слова били по нервам как кнут. Каждое попадание отдавалось болью где-то в области сердца.

– А знаешь, что я сделаю, пока ты будешь страдать? – Света наклонилась к моему уху. – Я буду очаровывать господина. Показывать ему, какой должна быть настоящая наложница. Покорной, благодарной, умеющей доставлять удовольствие.

– Ты отвратительна. – прошептала я.

– Нет, дорогая. Я умна. – Света выпрямилась. – И пока ты будешь биться головой о стену, я стану его любимицей.

Но самое ужасное – я чувствовала, как что-то темное и предательское шевелится во мне. Ожидание встречи с шейхом пугало и… возбуждало одновременно. И это открытие ужасало меня больше всего.

Глава 10

Утреннее солнце заливало молельный зал гарема янтарным светом, просачиваясь сквозь резные окна с цветными стеклами. В другой ситуации я, возможно, залюбовалась бы этой игрой света на мраморном полу, но не сегодня. Сегодня внутри меня бушевала настоящая буря.

Три недели. Три проклятые недели в этой золотой клетке. Три недели притворства, подчинения, попыток выжить. Каждый день – новое унижение, каждый час – напоминание о том, что теперь я чья-то собственность. И с каждым днем внутри меня нарастало сопротивление, копилась ярость, которая требовала выхода.

Самира выстроила наложниц в ряд для утренней молитвы. Меня поставили в конец, как самую новую и неопытную. Ненавижу эту церемонию. Ненавижу эту показную набожность, за которой скрывается рабство и унижение.

– Пора приветствовать новый день и вознести хвалу Аллаху. – произнесла Самира, обходя ряд женщин с чашей благовоний. – И помолиться за благополучие нашего господина.

Я смотрела на нее, не скрывая презрения. За благополучие "господина"? Человека, который покупает женщин на аукционе, как породистых лошадей? Человека, который держит нас взаперти, чтобы использовать для своего извращенного удовольствия?

Справа от меня стояла Света, с таким благочестивым видом, словно всю жизнь только и делала, что молилась арабским богам. Она бросила на меня короткий взгляд и чуть заметно улыбнулась, словно говоря: "Смирись, так легче". Но я не хотела смиряться. Я не могла. Что-то внутри меня восставало против этой мысли.

Самира остановилась передо мной, протягивая чашу с тлеющими благовониями. Запах сандала и мускуса ударил в ноздри – слишком сильный, слишком навязчивый. Как всё в этом месте – чрезмерное, показное, лишенное истинной красоты.

– Возьми благовония и поклонись перед святыней. – приказала Самира.

Я посмотрела на нее, и внезапно вся абсурдность моего положения обрушилась на меня, как лавина. Я, Злата Северова, дочь проповедника, стою в гареме арабского шейха и должна молиться чужому богу. Меня купили, как вещь, привезли в золотую клетку и теперь ожидают, что я буду благодарна?

– Нет. – слово вырвалось само собой, громче, чем я ожидала.

Самира замерла, её глаза расширились от удивления.

– Что ты сказала? – переспросила она тихо, словно давая мне шанс исправиться.

Но внутри меня словно прорвало плотину. Вся боль, всё унижение, весь страх последних недель превратились в ярость, которая хлынула через край.

– Я сказала – нет. – мой голос звенел в тишине зала. – Это не моя вера. Я не буду кланяться вашему богу и молиться за благополучие человека, который купил меня, как вещь.

Наложницы ахнули в унисон. Лицо Самиры исказилось от гнева и шока.

– Ты оскорбляешь святыню. – прошипела она. – Ты оскорбляешь нашего господина.

– Господина? – я рассмеялась, и мой смех звучал пронзительно в гробовой тишине зала. – Он мне не господин. Я никогда не покорюсь вашему шейху, никогда.

Я шагнула вперед, к Самире, с вызовом глядя ей в глаза. На её лице читался животный страх – она не привыкла к сопротивлению, к тому, что кто-то осмеливается бросать вызов установленному порядку.

– Ты поплатишься за свои слова. – прошептала она.

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. – ответила я, цитируя фразу, которую часто повторял мой отец.

В порыве эмоций я взмахнула рукой, и моя ладонь задела чашу с благовониями. Я не хотела этого делать, это был случайный жест, но результат оказался катастрофическим. Чаша взлетела в воздух, описала дугу и с грохотом упала на мраморный пол, рассыпая тлеющие угли и ароматические травы. Несколько углей попали на край молитвенного ковра, и тонкая шерсть начала тлеть, испуская сизый дымок.

– Пожар. – закричала кто-то из наложниц.

– Она осквернила святыню. – вторила другая.

Самира смотрела на меня глазами, полными ненависти.

– Ты заплатишь за это, русская дрянь.

Я замерла, глядя на тлеющий ковер. Я не хотела этого. Я хотела лишь отстоять свое право не участвовать в ритуале, но теперь я перешла черту, за которой не было возврата.

Я перевела взгляд на Свету. Она единственная не выглядела испуганной или возмущенной. В её глазах читалось… удовлетворение? Она поймала мой взгляд и едва заметно улыбнулась, словно радуясь моему падению.

Двери зала распахнулись, и вбежали двое евнухов, привлеченные шумом.

– Что здесь происходит? – спросил старший из них, оглядывая сцену разгрома.

– Она осквернила святыню. – закричала Самира, указывая на меня дрожащим пальцем. – Она оскорбила нашего господина и отказалась молиться за него.

Евнухи переглянулись. Старший кивнул младшему, и тот быстро вышел из зала.

– Схватите её. – приказал старший, и двое стражников, дежуривших у входа, двинулись ко мне.

Я попыталась отступить, но путь к отступлению был отрезан. Стражники схватили меня за плечи, заломили руки за спину. Боль пронзила плечевые суставы, но я стиснула зубы, не желая показывать слабость.

– Я не сделала ничего плохого. – крикнула я, глядя прямо в глаза Самире. – Я лишь отказалась участвовать в ритуале, который противоречит моей вере. Это был несчастный случай.

Но мой голос потонул в возмущенных криках наложниц. Никто не хотел меня слушать. Света стояла с опущенными глазами, воплощение покорности и невинности. Лицемерка. Она наслаждалась моим падением.

– Уведите её. – скомандовал евнух. – Господин сам решит, какое наказание она заслуживает.

Меня выволокли из зала, протащили по коридорам гарема. Женщины выглядывали из своих комнат, провожая меня взглядами – кто-то с ужасом, кто-то с сочувствием, кто-то с плохо скрываемым злорадством. Я держала голову высоко, несмотря на боль и страх. Они могли сломать мое тело, но не мой дух.

Стражники привели меня в маленькую комнату без окон, с голыми каменными стенами. Здесь не было ничего, кроме низкой деревянной скамьи. Меня грубо толкнули внутрь и заперли дверь.

Я осталась одна в полумраке, с бурей эмоций внутри. Адреналин схлынул, оставив после себя опустошение и дикий страх. Что я наделала? Что теперь со мной будет?

Первый порыв бунта прошел, и теперь я начинала осознавать ужасающие последствия своих действий. Я слышала истории о жестокости Асада, о том, как он наказывает непокорных. Будет ли он пытать меня? Убьет? Или есть наказания похуже смерти?

Но даже сейчас, сидя в этой каменной клетке, я не могла заставить себя пожалеть о своем поступке. Да, я испугалась последствий, но не самого акта сопротивления. В тот момент, когда я сказала "нет", я впервые за долгие недели почувствовала себя собой – Златой Северовой, а не безымянной наложницей.

Я не знаю, сколько времени провела в этой комнате. Час? Два? Пять? Без окон, без часов время растягивалось, как резина. Я сидела на скамье, обхватив колени руками, и пыталась собраться с мыслями, придумать, что сказать, как объяснить свое поведение.

Наконец, дверь открылась. На пороге стоял Закария, лицо его было бесстрастным, но в глазах читалось что-то похожее на сожаление.

– Повелитель требует тебя к себе. – сказал он тихо.

– Закария. – я поднялась со скамьи. – Ты должен мне поверить. Я не хотела осквернять святыню. Это был несчастный случай.

Он опустил глаза.

– Это не имеет значения. Ты нарушила законы дома. Ты оскорбила веру. Повелитель будет судить тебя.

Меня снова схватили стражники. Вывели из маленькой комнаты, повели по другим коридорам – более широким, более богато украшенным. Мы покинули женскую половину дворца и вошли в мужскую, где я ещё ни разу не была.

Мое сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот проломит ребра. Страх сжимал горло ледяной рукой. Что сделает со мной Асад? Я слышала истории о его жестокости, видела следы плети на спинах служанок.

Наконец, мы остановились перед массивными дверями из темного дерева, инкрустированными серебром и слоновой костью. Закария коротко постучал, и двери открылись словно сами собой.

Сейчас я увижу его снова. Сейчас узнаю свою судьбу. И внутри меня боролись два чувства – смертельный ужас и какое-то странное, предательское возбуждение от предстоящей встречи.

Глава 11

Существует тонкая грань между человеком и животным. Говорят, что цивилизация – это всего лишь тонкий слой лака на диком дереве наших инстинктов. И достаточно одной царапины, чтобы проступила настоящая сущность. Я никогда не думала, что узнаю, насколько это чудовищная правда.

Я стояла посреди его покоев, и мои ноги дрожали. Не от страха – от бешеной ярости. Я расплачивалась за преступление, которого не совершала.

– Подойди. – его голос не был громким, но прозвучал как удар хлыста.