Дуэль с кроликом. Книга Первая

– В районе сердца? – выпучил он свои бирюзовые очи.

– Приблизительно вот в этом месте, – попыталась уточнить Моника, неуверенно водя указательным пальцем в области верхней части своего весьма привлекательного тела. Её высокий и пышный бюст в какой-то мере препятствовал обозначить в точности это уязвимое место.

Однако гигант, как истинный джентльмен, сразу пришёл на помощь попавшей в затруднительное положение даме. Он вскочил на ноги и, перегнувшись через письменный стол, мягко положил ладонь на правую грудь Моники.

– Вот здесь? – с невинным простодушием поинтересовался наглец.

Лицо докторши вытянулось, глаза округлились и, не в силах что-либо вымолвить, она отрицательно мотнула головой.

– Ой! Простите! – с неподдельной стыдливостью спохватился Степан. – Я совершенно запамятовал, что сердце находится, с другой стороны.

И его ладонь перекочевала с правой груди девы на левую.

– Вот здесь? – переспросил тернопольский исполин.

– Ну, всё! – злорадно подумал я, поглядывая на налитые руки Моники. – Вот теперь нахал уж точно получит заслуженную затрещину!

Но то, что произошло дальше, жестоко посрамило мою обманчивую интуицию.

– Нет, вот здесь, – едва слышно пролепетала девушка и, положив свои кисти на руку Степана, осторожно передвинула его лапищу чуточек пониже.

И они застыли в этой не слишком пристойной позиции, неотрывно вглядываясь в сияющие очи друг дружки. Складывалось впечатление, что они напрочь позабыли о моём вполне реальном присутствии. И у меня уже не было больше никакой мочи смотреть на эту любовно-эротическую композицию. Особенно если учесть, что на личике смуглянки начала расплываться блаженная улыбка, а глазки стали закатываться от нескрываемого удовольствия.

– Я просто поражаюсь вашему дикому и дремучему невежеству! – вскочил я с полукресла и выдернул клешню Степана из рук его жертвы. – Сердце у человека расположено вот здесь!

И я протянул ладонь, чтобы повторить предыдущий манёвр моего более предприимчивого и нахрапистого компаньона. Однако резкий шлепок опомнившегося великана отбросил мою руку прочь от столь желанной и соблазнительной цели.

– В принципе, это и не так уж и важно, где именно были пробиты латы испанских рыцарей, – услышал я ровный голос Степана и могучие руки мягко, но решительно усадили меня на прежнее место.

– Уверяю тебя, как летописец летописца, что даже малейшая неточность в описании прошедших событий, может полностью исказить всю научную историографию! – яростно запротестовал я, порываясь вновь вскочить на ноги.

– Да прекратите же вы сориться, мальчики, – вмешалась в наш спор уже пришедшая в себя Моника, разводя петушков по разным углам. То есть по противостоящим креслам.

В этот момент тревожно зазвонил настольный телефон и хозяйка кабинета, взглянув поочерёдно на каждого из нас, провела двумя сомкнутыми у ногтей пальцами вдоль своих пухлых губок. Этот выразительный португальский жест, напоминающий застёгивание молнии, соответствует нашему приложенному к губам пальцу и призывает к безусловному безмолвию.

Затем адвокат сняла трубку, внимательно вслушалась в звучащее из неё кваканье и кому-то довольно озабоченно ответствовала:

– Нет-нет, Педру. Сегодня я задержусь. Мне необходимо экстренно проработать новые документы, которые появились в деле сеньора Арма́нду Гонса́леса. С уликами возникли непредвиденные осложнения, и я ещё не подготовилась к послезавтрашнему процессу. Нет. Справлюсь сама. Я переночую в Фафи. Завтра созвонимся. Целую. Ну что ты ещё хочешь?!

Насколько я был осведомлён, у Моники был намораду, или, как теперь принято говорить по-новорусски, бой-френд. А если уж изъясняться по-старорусски, то Педру Лопе́ш числился наречённым суженым доктора Дуарте. Это был невзрачный, худосочный и нескладный очкарик, обросший для солидности курчавой бородёнкой. Может быть, у него и было семь пядей во лбу, однако вот ростом и статью он явно не вышел. Докторша заметно возвышалась над своим неказистым воздыхателем и значительно превосходила его в крепости телосложения. Поэтому нет ничего удивительного, что Моника не очень-то и любила показываться с ним на людях. Будущие юристы сошлись ещё в университете, но не спешили скреплять законным браком свои и без того достаточно-таки близкие взаимоотношения. Собственно говоря, жгучая, фигуристая красавица давно могла выскочить замуж за своего однокашника, но всё ещё надеялась повстречать настоящего принца. Но так как атлетичные принцы на здешних дорогах пачками не валялись и упорно объезжали провинциальный Фафи, то субтильный, но надёжный Педру пока что стоял на запасном пути. Тем паче, что доктор Лопеш умел блестяще выигрывать затяжные судебные процессы. Хотя вполне возможно, что ему, по величайшему счастью, с завидным постоянном попадались беспроигрышные дела. Как бы там ни было, но он постепенно обрастал зажиточной клиентурой и слыл самым толковым специалистом в запутанных бракоразводных делах. Будущий муж Моники снимал шикарную квартиру в Гимараинше, где жених и невеста фактически жили супружеской жизнью. Однако раз-два, а то и три в неделю она ночевала в своей маленькой, но уютной квартирке в Фафи. Этого требовала бурная и интенсивная профессиональная деятельность адвокатессы, которой она посвящала почти всё своё время. По собственным же словам быстро прогрессирующей юристки, на личную жизнь у неё попросту времени не хватало.

Невзирая на то, что Моника старалась как можно быстрее отделаться от истосковавшегося по ней жениха, Педру настаивал на своём визите в Фафи, обещая ей посильную помощь в подготовке к судебному процессу. Однако непреклонная адвокатесса заявила кандидату в супруги, что она уже большая девочка и в состоянии самостоятельно разобраться в возникшей непредвиденной ситуации в этом деле. У неё сейчас есть два весьма неплохих варианта разрешения появившейся проблемы, и она должна хорошенько обдумать, которому из них отдать предпочтение. А назойливая помощь Педру, не знающего всех перипетий и тонкостей и без того затянувшегося процесса, может лишь навредить делу.

Когда доктор Дуарте, наконец-то, положила трубку, она с наивностью ребёнка уставилась на Степана и на её личике отобразилась мечтательная, сладостная улыбка.

– Так на чём же мы с Вами остановились? – мягко проворковала она.

– На больших дыр-р-рках, – утробно прорычал я.

Лицо Моники потемнело, глаза подозрительно сузились и в них засверкали беспощадные грозовые молнии:

– Какие ещё дырки?! – вызывающе вопросила она, будто я брякнул что-то весьма и весьма неприличное.

– Дырки от пуль кулеврины в кирасах испанских рыцарей, – с холодной учтивостью разъяснил я.

Обострившиеся черты девушки тут же разгладились, и она поняла, что непомерно остро отреагировала на мою незамысловатую реплику.

– Прощу простить меня за мою резкость, – смущённо пролопотала смуглянка. – Когда я Вас спрашивала, то думала в это время о чём-то своём.

– Когда я Вам отвечал, то тоже как раз о ней и подумал, – не стал скрывать я мои затаённые мысли.

Моника уничтожающе зыркнула на меня, но, видно, решила не осложнять положение.

– Не буду больше вдаваться в подробности королевского визита в Пикавальскую долину. Новые стражи португальской границы получили средства на достройку дополнительных оборонительных сооружений и всё необходимое для их защиты. Чтоб освоить и заселить дарованные королём земли, Андре Мартинш принимал не только переселенцев из Португалии, но также и изгнанников из Испании. Через два года число его воинов возросло настолько, что он без особого труда отразил карательную экспедицию родичей Альбукерке ещё на дальних подступах к долине. Ещё через три года кастильцы снова попытались прорваться через перевал, но с огромным уроном были отброшены на восток и вынуждены были отказаться от планов отмщения. А в тысяча четыреста одиннадцатом году между Испанией и Португалией был заключен мир и топор войны был зарыт окончательно.

– Слава тебе, Господи! – возрадовался исполин, надеясь, что повесть адвокатессы окончательно завершилась, но увидев нахмуренное личико Моники, сразу же пошёл на попятную: – Нет-нет! Я чувствую, что Вам есть ещё что рассказать об отважном пращуре нашего доктора! Что же ещё такого Андре Мартинш умудрился натворить во славу своего милостивого короля?!

Девушка с наивной готовностью заглотила немудреную приманку совратителя:

– После завершения войны Жуау Добропамятный, не смотря на своё прозвище, позабыл о всех своих обещаниях. И Андре Мартинш не только не получил обещанного ему графского достоинства, но даже титула виконта. Король считал его человеком коннетабля, к славе которого Его Величество питал подспудную ревность. Однако Андре Куэлью не очень-то и расстраивался. Он исправно платил налоги, получал положенные вознаграждения за воинскую службу и неустанно заботился о процветании своих владений. С установлением мира товарообмен между Испанией и Португалии пошёл по более удобным дорогам и перевалам, так что о старой римской дороге через Пикавальскую долину вскоре вновь позабыли. Зато о ней хорошо помнили контрабандисты, и побочные доходы Андре Мартинша заметно возросли. Центральные власти практически не вмешивались в дела новоиспеченного португальского дворянина из-за крайней труднодоступности приграничных долин.

В семейной летописи рода Куэлью также упоминается об участии Андре Куэлью в африканском походе на Сеуту в 1415 году. Правда, хроника не уточняет, был ли он призван в эту экспедицию королём, или участвовал в ней по своей доброй воле. И у стен Сеуты предводитель свевов, бывший тогда уже зрелым воином, спас жизнь юному португальскому инфанту, которого благодарные потомки впоследствии назвали Энрике Мореплавателем. Во время осады крепости с тыла на португальских воинов налетел большой отряд мавританских конников. Удар вражеских всадников был направлен как раз в то самое место, где находился инфант Энрике. И ещё неизвестно, чем бы закончилась эта лихая кавалерийская атака, если бы Андре, выстрелив картечью из кулеврины, не сразил сразу же…

Но мой зычный голос так и не позволил рассказчице закончить хвалебный панегирик в честь непобедимого воина.

6. Ясновидец и полесский репейник.

– Остановитесь, дорогая Моника! – предупреждающе поднял я руку. – Позвольте мне угадать с трёх раз, сколько врагов скосила картечь храброго свевского рыцаря! И так – первая попытка! Мне думается, что беспощадная кулеврина Андре поразила сразу двенадцать знатных берберских наездников!

Доктор Дуарте потрясённо вытаращилась на меня:

– Жезус! И как Вам только удалось с такой точностью разгадать эту историческую загадку?!

– Не только у моего высокорослого друга есть таланты и достоинства! – сияя от гордости, заявил я. – И у меня имеются некоторые врождённые экстрасенсорные способности! Кстати, Моника! А как сложилась личная жизнь у белокурого свевского богатыря?

– Я сказала бы, что очень даже удачно! – с откровенным удовольствием просветила меня смуглянка. – Андре сочетался браком с дочерью Альбину да Лима, Адели́ной, которая оказалась на удивление плодовитой женщиной. Она нарожала любимому мужу целую кучу здоровеньких, весёленьких и шустреньких ребятишек.… Ой! Сеньор Василий! Что с Вами?! Очнитесь! Вам плохо?!

Я неподвижно сидел в моём кресле с окаменевшим лицом и остекленевшим взором смотрел сквозь Монику в бездонную Бесконечность. Ничто обыденное и прозаическое в этот миг меня попросту не волновало, так как мой разум витал где-то далеко-далеко за пределами материальной реальности.

– Степан! Сделайте хоть что-нибудь! – в панической истерике взвизгнула адвокатесса. – Вы разве не видите, что Василий отходит!

Гигант действовал на удивление быстро и решительно. С резвостью мангусты он метнулся в угол кабинета, где на высокой подставке стояла хрустальная ваза с красными хризантемами. Цветы полетели на пол, а Степан молниеносно набрал из вазы в рот воды, да так что щёки его раздулись до полного неприличия. И прежде чем я успел среагировать на всплеск его активности, он проворно подскочил ко мне и выпрыснул всю эту жидкость прямо в мою физиономию. Никогда не думал, что ротовая полость человека способна вместить такой громадный объём воды. Мне почудилось, что в мой фасад с размаху выплеснули двадцатилитровое ведро разжиженной слюны.

– Да ты что, сдурел, слякотный лиходей! – отплёвываясь и отфыркиваясь, по-русски проквакал я. – Ты почто, душегубец, великого боярина замочил?! То есть, я хотел сказать, светлейшего графа Олешкинского!

Я вытащил из кармана носовой платок и принялся усердно промокать моё личико, шею и залитую затхлою жидкостью грудь.

– Я тебя замочил?! – возроптал великан, обиженный моей чёрствой чёрной неблагодарностью. – Да я же как раз наоборот – воскресил тебя из мёртвых! Причём по настойчивой просьбе нашей гостеприимной хозяйки!

А поскольку «реаниматор-водонос» возмущался по-португальски, то смуглянка тут же вступилась за услужливого Водолея, а, если быть точнее, за услужливого медведя:

– Василий! И действительно, на Вашем лице было такое ужасающее выражение, будто Вы отошли в Мир иной!

– Я Вас вовсе не осуждаю, Моника, – успокоил я девушку, выкручивая мой носовой платок. – Вы ещё недостаточно хорошо знакомы с моими индивидуальными особенностями. Но он-то отлично осведомлён, что значит подобное глубокомысленое и высокоинтеллектуальное выражение на моём лике! А это обозначает, что я, пронзив пространство и время, заглядываю или в Прошлое, или же в Будущее!

– Да разве удержишь в голове все твои сверхъестественные таланты и способности, – мрачно повинился пристыженный богатырь. Однако тон, которым было высказано это публичное покаяние, мне не очень-то и пришелся по вкусу. Очевидно, и адвокатесса уловила скрытую иронию в словах лукавого исполина. Её глаза превратились в щёлочки, и она с неприкрытым недоверием поинтересовалась у меня:

– И что же Вы, Василий, так пристально высматривали в Будущем?

– Вообще-то, я заглядывал в Прошлое, во времена Андре Мартинша, – стараясь не терять хладнокровия, выложил я итоги моих ментальных изысканий. – И мне удалось выяснить, что у свевского властителя было двенадцать отпрысков-погодок, причём все поголовно мужского пола.

На этот раз я попал в самую точку. И изумлению потрясённой Моники не было ни границы, ни предела.

– Теперь я уверена, сеньор Василий, что Вы действительно обладаете уникальными, феноменальными возможностями! – пламенем нескрываемого восторга вспыхнули очи смуглянки. – Конечно, Вы могли додуматься, что у Андре было двенадцать детей! Но то что все они являлись мальчиками-погодками мог знать только читавший «Хронику рода Куэлью»! А Вы этого никак не могли, так как летопись существует в единственном экземпляре и хранится в бронированном, несгораемом сейфе в поместье мэтра Жуау!

Адвокатесса вскочила с кресла, вытащила из ящика письменного стола салфетки и, подбежав ко мне, принялась заботливо промокать моё истерзанное бурными водами тело. От ласкового касания её рук, волна безудержной эйфории захлестнула всё моё чувственное мужское естество. И я был на седьмом небе от невыразимого счастья, ощущая холящие и голубящие прикосновение волоокой красавицы.

– Ну, об этом и без всякой летописи или хроники не трудно было бы догадаться, – прогундосил знакомый, насмешливы голос, добавляя в чашу моего упоения как минимум три ложки зловонного дёгтя. – О плодовитости Андре и Аделины, а также их многочисленных потомков, наглядно свидетельствует широчайшее распространение фамилии Куэлью в Португалии и Бразилии. В процентном отношении Куэлью там столько же, как в России Зайцевых, а в Украине Зайченко. Да возьмите хотя бы португальскую Ассамблею и правительство. Да там же каждый десятый – Кролик!

– Быть может, в некоторой степени Вы и правы, дорогой сеньор Степан, – снова переключила внимание на гиганта моя заботливая хлопотунья. – Хотя в роду Куэлью и применялось право майората, но не всегда земельные владения наследовал старший сын. Как Андре, так и его потомки давали своим детям прекрасное по тем временам образование. Обычно их сыновья учились в Куимбрском университете и становились священниками, юристами или медиками. Когда юноши достигали совершеннолетия и завершали образование, родители выделяли им солидные денежные средства на обустройство их самостоятельной жизни. А эти финансовые субсидии по тем временам считались весьма и весьма щедрыми. И посему зачастую старшие сыновья отказывались от наследственных прав и, получив субсидию, оседали в оживлённых крупных городах, где жизнь была куда интересней, чем в захолустной приграничной долине. Да и нередко главные наследники гибли в многочисленных войнах и далёких заморских походах. В те времена чаще всего Пикавальские владения наследовал второй или третий сын. А когда началась эпоха Великих географических открытий, то многочисленные потомки Андре разъехались по всем континентам нашей планеты. С теми деньгами, что им выдавали родители, они отлично обживались и процветали и в Бразилии, и в Африке, и в Индии, и в Индонезии, и в Китае, и даже в Японии. А в более поздние времена младшие Куэлью зачастую обосновывались в Южной Африке, Соединенных Штатах, Канаде, Австралии и Новой Зеландии. Последние же поколения предпочитали более развитые страны Европы. Девушки нечасто рождались в роде Андре Мартинша. Однако, взрослея, они довольно удачно выходили замуж, получая очень даже богатое денежное приданое. Подозреваю, что Андре истратил на оборону от кастильцев лишь малую толику тех несметных сокровищ, которые накопили его предки. Меня нисколько не удивит, если в Пикавальских горах где-то существует хранилище драгоценностей, наподобие тайной пещеры свевского Аладдина.

– А доктор Жуау поддерживает отношение с другими отпрысками древа Куэлью? – задал Степан наводящий вопрос. Хотя, как мне лично почудилось, в данный момент он размышлял вовсе об ином.

И куда только подевалась сонливость и заторможенность моего компаньона? Утвердительно кивая головой, он заглядывал в рот Монике так внимательно, будто в мыслях разбирал каждое её слово по слогам, а заодно и пересчитывал её белоснежные зубки. Гигант с такой непритворной заинтересованностью вслушивался в повествования рассказчицы, словно ему сейчас выбалтывали местоположение и пароли к золотоносной пещере сорока свевских разбойников.

– Каждый год, в августе месяце, метр устраивает в своём поместье нечто вроде съезда потомков Андре Мартинша, – продолжала вещать не подозревающая подвоха адвокатесса. – Мне посчастливилось в прошлом году присутствовать на одном из таких сборищ. Каких только Кроликов я там не увидела! Это были и белокурые альбиносы из северных просторов, и личности, напоминающие суровых индейских вождей, и желтокожие Кролики с характерными раскосыми глазами. Были так же и рослые африканцы, рядом с которыми я могла бы Вам показаться истинной Снежной королевой. Но все они считали себя доподлинными потомками Андре Мартинша Куэлью да Пика ду Кумулу.

И тут я не только понял, но и физически ощутил, почему Степан так заворожено внимал Монике. Он с затаённой ревностью старался отвлечь её внимание от меня к своей не заслуживающей доверья порядочной девы персоне. И, похоже, что эта проделка матёрого обольстителя ему уже почти что полностью удалась. Позабыв о своём верном почитателе, то бишь обо мне, волоокая смуглянка целиком сосредоточилась на гипнотизирующем её своим колдовским взором белокуром исполине. И чтобы остаться «в кадре», мне нужно было что-то экстренно предпринять.

– Ай-ай-ай! – болезненно вскрикнул я.

– Ой! Что сучилось? – будто очнувшись от наваждения, поинтересовалась моя оплошавшая заботница. Всё это время она мягко протирала салфеткой мою шею и грудь, однако делала это теперь чисто автоматически.

– Кажется, у меня на том месте, где Вы сейчас вытираете, то ли ссадина, то ли царапина, – морщась от боли, простонал я.

Девушка тщательно осмотрела мою шею и недоумённо пожала плечами:

– Нет-нет, здесь никаких ранок или кровоподтёков не заметно. Ну, разве что какое-то покраснение, похожее на раздражение кожи.

– Конечно, – нервно подумал я. – Если всё время тереть в одном и том же самом месте, то и салфеткой можно дыромаху невзначай протереть.

– Какая жалость, что я не знаю, как по-португальски «чесотка», – услышал я голос моего статного доброжелателя.

Так как сказано это было по-русски, то Моника вопросительно взглянула на великана, а затем на меня. Я нежно улыбнулся ей и ласково промурлыкал:

– Он сказал, что ваши чувственные ручки, несомненно, обладаю удивительными исцеляющими свойствами. И если Вы и дальше будете заботиться обо мне в том же духе, то запросто излечите все мои травмы, недомогания и расстройства.

Адвокатесса не смогла скрыть удовольствие, озарившее её личико, и, немного замешкавшись, деловито оповестила:

– Ваше лицо и шея, Василий, уже полностью высохли, а вот рубашка спереди промокла насквозь, почти что до нитки. Давайте, сходим в туалетную комнату и высушим её моим феном.

Смуглянка встала, взяла меня под руку и заботливо повела в коридор, к той самой двери, которую она предусмотрительно оставила приоткрытой.

– Я с вами! – резко возгласил Степан, вскакивая на ноги. – Вам, несомненно, может понадобиться моя неотложная помощь.

– Твоя помощь понадобиться непосредственно здесь, – указал я кивком в угол кабинета на останки некогда пышного букета хризантем. – Маленькая уборочка тут и действительно не помешает. Тем более, что этот бедлам и кавардак в кабинете нашей радушной хозяйки устроил именно ты, мой суматошливый друг.

– Ах, какой ужас! – ахнула Моника, будто только сейчас заприметила кучу мусора и перевёрнутую вазу. – Эти прекрасные хризантемы мой намораду Педру презентовал мне на день рождения!

От падения букета лепестки и листья цветов осыпались, щедро устлав пол кабинет зелёно-красным пятнистым ковром. К тому же лужа пролитой из вазы воды превратила помещение в довольно труднопроходимую местность. Судя по затхлому запаху жидкости и присохшим листьям, букет был явно далеко не первой свежести. У меня возникло логическое допущение, что день рождения у Моники Дуарте был ещё в позапрошлом месяце. Однако доктор, схватившись за щёчки ладошками и опечаленно охая, с наигранным огорчением покачивала головой.

– Сейчас всё исправим! – с готовностью комсомольца первых ударных пятилеток пророкотал великан, предвкушая воистину богатырскую работу. – Где тут у Вас веник, швабра и ведро?!

– На нижнем этаже в подсобке под лестницей, – проинформировала смуглянка Геркулеса, который вознамерился вычистить Авгиевы конюшни. Степан тут же сорвался с места и бросился через коридор к лестнице.

– Можешь особо не торопиться! – крикнул я быстроногому Ахиллесу вдогонку. – На сушку моей промокшей рубашки нам понадобится как минимум четверть часа!

А Моника завела меня в туалетную комнату, достала из тумбочки бошевский фен и уверенным движением воткнула штепсель в розетку. Только она клацнула выключателем, как в фене с треском что-то заискрило, в коридоре раздался щелчок – и туалет погрузился в кромешную темноту. Адвокатесса в непритворном испуге ойкнула и как-то непроизвольно прижалась ко мне. И я с восторгом почувствовал округлость её налитой груди и страстную дрожь упругого, разгорячённого тела. Мои ладони сами собой заскользили по изгибам её ладных, крутых бедер, и я ощутил, как мягкие руки смуглянки нежно легли на мои напряжённые плечи. Казалось, ветреная Удача сегодня не просто благоволила ко мне, а с многообещающей улыбкой шла прямиком в мои руки.

Внезапно кто-то со зверской силой дёрнул дверь и вырвал шпингалет, задвинутый мной неприметно для девушки ещё при входе.

– Зачем вы выключили свет и закрылись на запор! – взревел знакомый нам осуждающий цензорский бас. – И что это вы такое несообразное вознамерились тут в темноте делать?!

Моника молниеносно отпрыгнула от меня и в неподдельном страхе затараторила:

– Ничего мы и не собирались здесь делать противоестественного! Я включила фен и, видно, произошло короткое замыкание! Думаю, что выбило ограничитель на щитке! Он находится в конце коридора, за входной дверью! Будьте так любезны, сеньор Степан, включите нам освещение!

– Держитесь, Моника! Я сейчас спасу Вас! – решительно прогремел богатырь, будто заплутавшая в пуще принцесса извивалась в лапищах серийного сексуального тролля-маньяка.

Я услышал в коридоре его тяжелые, поспешные шаги, затем глухой удар – и весьма замысловатые и сочные проклятья. Очевидно, спаситель в порыве рьяного усердия напоролся на торец приоткрытой входной двери. Щелкнул выключатель, свет болезненно мигнул – и снова погас.

– Да выдерните же фен из розетки! – прорычал запсиховавший электрик.

Когда освещение, наконец-то, было восстановлено, Степан заглянул в туалет и придирчиво осмотрел сначала меня, а затем и Монику, с головы и до самых пяточек. И, как мне показалось, дотошное и обстоятельное обследование не убавило его подозрительности.