Дуэль с кроликом. Книга Первая

Очевидно, Степан, всё-таки сообразил, что выставил меня перед дамой в весьма неприглядном свете и сразу же постарался сгладить неприятную ситуацию. Он согнулся, скукожился и, прикрываясь руками, на полусогнутых ногах попятился к двери кабинета.

– Василий! Только не бей меня своей левой рукой! – жалобно запричитал двухметровый верзила. – Мне же тогда как минимум три недели валяться в больничной палате! И кто же потом будет денежки зарабатывать, чтобы прокормить моих малых деточек?!

Однако этот отступной пассаж получился у него не слишком естественным и вовсе не убедительным.

– Умеешь ты, Стёпа, наживать себе вр-р-рагов! – дрожа от гнева, прорычал я.

– И друзей тоже, – мягко проворковала Моника, пожирая огромными глазищами моего компаньона.

С трудом оторвав очи от сконфуженного великана, доктор плавно приблизилась ко мне, коснулась ладонью моего плеча и кротко проговорила:

– Простите его, Василий. Он ведь сделал это не специально, не предумышленно.

И хотя я был иного мнения, но мои кулаки как бы сами собой разжались. И вся моя злость растаяла в бездонных карих очах Моники, как зимняя изморозь от взошедшего в португальских предгорьях солнца.

Мы снова уселись на прежние места и некоторое время стеснительно переглядывались.

– Извиняюсь, дорогая доктор Дуарте! – нарушил первым безмолвие Степан. – Я что-то запамятовал, на чём Вы прервали Ваш интереснейший экскурс в историю?

Адвокатесса, склерозно хмурясь, надолго призадумалась, а затем вопросительно, будто моля о помощи, покосилась в мою сторону.

– На двенадцати любвеобильных кроликах из американского «Плейбоя», – освежил я память нашей гостеприимной хозяйки. – Но все они скопом и в подмётки не годятся одному нашему нахальному полесскому зайцу!

Однако и адвокатесса, и мой так называемый друг сделали вид, что не поняли мой не очень тонкий намёк.

– Ах, да! – наигранно спохватилась Моника и виновато взглянула на нас. – Кстати, о кроликах! Мне следовало бы сразу вам сказать, что пожалованный королём рыцарский герб пострадал от времени не менее, чем сама грамота.

Моника пробежалась пальчиками по клавиатуре, и пред нами предстал герб, на котором и действительно мелкие детали были либо размазаны, либо едва различимы.

– Вот я с помощью фотошопа немного и подправила старинный рисунок, – покаялась адвокат. – Так что плейбоевские кролики полностью на моей совести.

Мы снова озадаченно переглянулись, а потом дружно захохотали на всё агентство. Зависшая в воздухе напряжённость как бы сама собой разрядилась, и наше дальнейшее общение уже проистекало в атмосфере беззаботности и непринуждённости.

– Но всё-таки, каким же образом целая дюжина кроликов угодила на герб семейства Куэлью да Пика? – вернулся гигант к интересующему его вопросу.

– Об этом повествуется в семейных легендах и преданиях, которые почти тысячелетие передаются из поколения в поколение, – усевшись поудобнее в полукресле, начала свой рассказ Моника. – Если верить дону Жуау, его предки с незапамятных времён вели летопись, которая попервоначалу писалась на латинском языке. Весьма трудно сказать, насколько была достоверна эта хроника, так как оригинал сгорел во время того самого пожара, который и повредил грамоту короля Жуау Первого. Настораживает то, что летопись была восстановлена по памяти только через сорок два года после пожара. Оттого-то никто точно и не ведает, в какой мере приукрасил и что приписал к деяниям своих предков далеко не беспристрастный реставратор. Всё что описывается в семейном эпосе до получения дворянства весьма и весьма сомнительно, так как там фигурируют ведьмы, феи, колдуны и драконы. Но начиная с тринадцатого века отображённые в этом труде события начинают перекликаться с другими первоисточниками той же эпохи: летописями, хрониками и мемуарами. Правда, трактовка и воссоздание некоторых исторических событий в родовой саге Куэлью довольно-таки расходится с официальной португальской историографией.

– Дорогая Моника, – умоляюще посмотрел на рассказчицу нетерпеливый гигант. – А нельзя ли немного поконкретнее о родословной нашего доктора Жуау? И если это возможно, то более бесхитростным и доходчивым народным языком.

– Хорошо, попробую, – не очень охотно уступила пожеланию исполина смуглянка, которой явно хотелось блеснуть своей эрудицией. – В те далёкие времена в долине, где находится родовое поместье Куэлью, сохранился жалкий осколок некогда могучего Свевского королевства. Когда-то через долину проходила римская военная дорога, но оползни, обвалы и землетрясения фактически стёрли её с лица земли. Войти в долину было возможно лишь через два крайне труднодоступные перевала, где даже горстка отчаянных храбрецов могла остановить громадное войско. Достаточно было лишь сбрасывать с отвесных уступов тяжёлые камни или скатывать с крутых склонов огромные валуны. Такая природная защищенность с востока и запада позволила малочисленным свевам очень долго сохранять свою самобытность и независимость. Они несколько столетий не подчинялись ни маврам, ни кастильцам, ни португальцам. Затерянный в горах народец внешне довольно-таки отличался от жителей Иберийского полуострова. Это были высокие, голубоглазые и белокурые люди, которые предпочитали не смешиваться с окружающими их племенами. Свевы в основном занимались скотоводством, выпасая своих овец на высокогорных пастбищах, однако практиковали и виноделие. Им удалось вывести прекрасные морозостойкие сорта винограда, которые отлично вызревали в их плодородной долине. К тому же вино изготовлялось по нетрадиционной технологии и со временем приобретало кристальную прозрачность, изумительный вкус и привлекательнейший аромат. Неповторимый букет и уникальность пикава́льских вин создали им заслуженную, неувядаемую славу. В более позднюю эпоху редкие и очень дорогие вина «Вале да Пика» и «Кинта да Пика» украшали пиры не только самых взыскательных аристократов, но и обеденные столы царствующих особ. За подделку этих вин четвертовали и колесовали, однако эта суровая кара не останавливала корыстолюбивых жуликов. До сих пор на чёрном рынке пытаются продавать имитацию под пикава́льские вина, хотя виноградники долины были уничтожены филлоксерой ещё в девятнадцатом веке.

Скажу по секрету, что в родовом поместье дона Жуау есть огромнейший винный погреб, где хранятся пикавальские вина двухсотлетней и более длительной выдержки. Говорят, что именно благодаря этим винам он и вхож в закрытые элитные клубы самых богатых и самых влиятельных людей Мира. Я уже и не говорю об охотничьих клубах.

– Прошу простить меня, Моника! – вмешался в винодельческий экскурс рассказчицы заинтригованный Степан. – Но насколько я знаю, даже лучшие креплённые вина, после нескольких десятилетий хранения, начинают терять свои вкусовые качества. Я уже не говорю о столовых и игристых винах!

– Да в том-то и дело, что свевы придумали способы долгосрочного хранения вин, которые даже современному виноделию неведомы! – экспансивно возразила скептику ценительница многолетних вин. – А о методике крепления вина винным спиртом они узнали задолго до основания аббатства в Ламегу, где по легенде изобрели портвейн! Но это только незначительная часть секрета виноделов древнего Пикава́лье. Неповторимый вкус их вин ещё и напрямую зависел от тех сортов винограда, которые произрастали в этой долине. Именно по этой причине при усадьбе дона Жуау существует виноградник, где доктор экспериментирует с чудом уцелевшими лозами древних сортов. Мечта моего учителя – возродить забытую славу пикавальских вин. Мне посчастливилось дегустировать и старые, многолетние вина, а также молодое вино из вновь воссозданного мэтром виноградника. О-о-о! Признаюсь Вам откровенно …

– Остановитесь, Моника! – слёзно простонал гигант, заметив блаженное выражение на оливковом личике сказительницы. – Вы же не хотите, чтоб мы от Вашего повествования захлебнулись нашей же собственной слюной?! А давайте-ка лучше возвратимся к изобретательным белокурым свевам!

– Мне думается, что я, действительно, немного увлеклась, – обезоруживающе улыбнулась доктор Дуарте. – Свевы жили не только за счёт виноделия и скотоводства. Они в какой-то степени восстановили древнюю римскую дорогу, но знали об этом немногие. И этим путём пользовались контрабандисты и еврейские купцы, не желающие платить торговые пошлины ни кастильцам, ни португальцам. Понятное дело, они платили за транзит свевским вождям, но это была лишь малая толика по сравнению с грабительскими государственными сборами. Правители жителей долины вели свою родословную от свевских королей, но были людьми суровыми, рачительными и неприхотливыми. И поэтому за многие годы секретного контрабандного транзита в их чулках и кубышках скопились немалые денежные средства.

Когда же во время воцарения Ависской династии между Португалией и Кастилией разразилась братоубийственная война, свевам было глубоко начхать, что твориться по западную и восточную сторону их границ. Вопреки кровавой междоусобице, контрабандная торговля настолько возросла, что доходы от неё стали просто баснословными.

Как-то в долине появился высокий, худощавый человек в сопровождении нескольких дюжих телохранителей. По осанке и походке незнакомца можно было сразу распознать его знатное и благородное происхождение. Мужчина бесстрашно и решительно направился к дому вождя свевов, однако весьма вежливо постучал в незакрытую дверь. Когда же его пригласили в дом, он отвесил церемонный поклон и почтительно обратился к хозяину долины:

– Благороднейший Дон Мартинш! Кабальеро Игна́сио Хосе Альбуке́рке имеет честь приветствовать Вас! Хочу предложить Вам необременительное, но очень выгодное для нас обоих дело!

Как оказалось, испанец был представителем многочисленного аристократического семейства Альбукерке. Но как один из младших сыновей, он не имел права ни на отцовский титул, ни на наследство, и должен был завоёвывать место под Солнцем своим бранным трудом. А затяжная война давала ему прекраснейшую возможность добыть богатство, почёт, авторитет, и ратную славу. Сколотив отряд из жаждавших добычи кабальеро, идальго и бастардов, которые так же не имели право на наследство, он собирался совершить грабительский набег на ещё не разорённые португальские земли. Но основные дороги на запад бдительно охранялись войсками коннетабля Ну́ну Алва́реша Пере́йры. Прослышав об удобной контрабандисткой дороге, кабальеро попросил дона Мартинша пропустить через долину его отряд, обещая ему десятую долю добычи. Немного поразмышляв, корыстолюбивый свевский правитель согласился на это заманчивое предложение.

Три года подряд кастильцы совершали дерзкие набеги на богатые португальские поселения и возвращались домой с огромной добычей. Испанцы словно бы появлялись неведомо откуда, и тут же исчезали неизвестно куда. Это сильно обеспокоило португальского короля и коннетабля, но их войскам так и не удавалось перехватить неуловимого грабителя. Однако дон Игнасио, как он теперь сам себя величал, чрезмерно обнаглел от неслыханных, головокружительных успехов, и, в конечном итоге, сам вырыл себе могилу. Вернувшись из третьего похода, он нахально потребовал от свевов, чтоб они снабдили его банду фуражом, вином и провиантом. Дон Мартинш, сославшись на неурожайный год и падёж скота, отказал беспардонному испанцу. Тогда разъярённый кабальеро ударил вождя своей стальной рыцарской перчаткой, нанеся ему ужасающее увечье. Кастильцы силой взяли всё им приглянувшееся, а сопротивляющихся свевов попросту умерщвляли. Они творили жуткие бесчинства, словно заклятые враги на завоёванной ими территории. Захватчики конфисковали всё найденное в свевских домах оружие и утащили его с собой.

– Если на следующий год, когда я возвращусь, вы не обеспечите моих воинов всем необходимым, – мы выжжем эту долину дотла! – пригрозил вожак головорезов, удаляясь восвояси с богатой двойной добычей.

По отбытию заносчивого кабальеро дон Мартинш от полученного им удара скончался. Тогда власть взял в свои руки его едва оперившийся четырнадцатилетний сын. Это был высокий, крепкий и решительный юноша, который поклялся отомстить за смерть своего отца.

Если верить легенде, то у вождя многие десятилетия не было законного наследника, хотя он и неоднократно менял своих жён. Его многочисленные супруги, любовницы и наложницы рожали ему только девочек. И дон Мартинш уже смирился с горестной мыслью, что рано или поздно вся власть перейдёт к его младшему брату. Но однажды в долину приблудила рыжеволосая, зеленоглазая женщина, которая оказалась отверженной соплеменниками баской ведьмой. Она была высокой, стройной и привлекательной, и предложила вождю заключить с ней сделку. У дона Мартинша был перстень с огромным сапфиром, который достался ему от далёких и уже призабытых предков. Мэризол, так звали ведьму, пообещала вождю взамен этого перстня исполнить его самое заветное желание. По её словам, магический сапфир, который свевы когда-то умыкнули из древнего святилища, даст ей возможность уйти в запретные смертным светлые миры. Тогда вождь ответил, что страстно желает иметь могучего сына, который сможет продлить его древний род.

– Знай же, Мартинш, что это колдун Бэлтрен, подкупленный твоим братом, наложил на тебя заклятье, – молвила Мэризол. – Неодолимая жажда власти подтолкнула его на это злодеяния. Но ни ему, ни его потомкам не суждено помыкать вольнолюбивыми свевами. Мы заключим с тобой брак, и я сама рожу тебе законного наследника. Я буду растить, воспитывать и обучать его до двенадцатилетнего возраста. По истечению этого срока ты отдашь мне камень, и я уйду из этого жестокого, варварского Мира. А потомки нашего сына будут владеть этой долиной ещё целых двенадцать столетий.

Вождь не очень-то и поверил россказням ведьмы, однако ухватился за её предложение, как утопающий за хрупкую соломинку. Мартинш быстренько дал развод своей нынешней жене и тут же прилюдно объявил о помолвке с зеленоглазой Мэризол. Через месяц в древней церквушке их соединил браком беглый монах-доминиканец, изгнанный из Саламанки за богохульство и святотатство. В долине мессу всегда служили только священники-изгои, так как свевы не принадлежали ни к одной официальной епархии.

Мэризол понесла сразу же после свадьбы и безапелляционно утверждала, что носит в своём чреве мальчика. Младший брат Мартинша, Франсишку, трижды пытался отравить беременную ведьму, однако был уличён в посягательстве на её жизнь и изгнан из долины вместе со всем своим семейством. Колдуна Бэлтрена, на всякий случай, сбросили в глубокое ущелье, поскольку появилось серьезное подозрение, что именно он изготовлял смертоносный яд.

Маризол в точности выполнила свою часть договора: родила сына, вскормила и выходила его. Она обучила его грамоте и прочим наукам, необходимым образованному и воспитанному человеку. А когда Андре Мартиншу исполнилось ровно двенадцать годков, она надела на палец дарованный мужем перстень с сапфиром, – и в то же мгновенье бесследно исчезла. И больше её никто, никогда и нигде не видел, и не встречал.

С этого момента истории о ведьмах, колдунах, драконах и единорогах так же исчезают из рукописи, уступая место более-менее правдоподобным фактам и событиям.

– Очевидно, они вымерли от скуки, читая обстоятельный трактат, под заглавием «Хроника рода Куэлью», – с трудом давя зевоту, невнятно промямлил Степан.

– Извините, – озадаченно нахмурила свои чёрные брови Моника. – Я не разобрала Ваших слов.

– В принципе, это не так уж и важно, – встрепенулся гигант, сбрасывая нахлынувшую на него сонливость. – Продолжайте, продолжайте Ваш интереснейший рассказ! Очень занимательная и поучительная история! Так что же произошло после того, как вымерли динозавры, колдуны и ведьмы?!

4. Боевой клич свевов.

Девушка весьма недоверчиво стрельнула глазами на лыбящегося великана, однако всё же продолжила прерванное повествование:

– Мне думается, что именно Андре Мартинш, а затем и его потомки, начали вести регулярные записи в своих исторических хрониках. А все предыдущие мифические эпизоды были записаны из устных семейных былин, легенд и преданий.

И так, продолжим! Белокурый Андре уже в четырнадцать лет сравнялся ростом со своим суровым родителем, но превзошёл его в силе, ловкости и решительности. Он сплотил и воодушевил немногочисленных свевских ратников и истратил накопленные предками сокровища на покупку оружия для своих воинов. И в этом ему помогли богатые еврейские купцы, поставившие свевам самое современное на ту пору вооружение. Но еврейские торговцы и контрабандисты не только вооружали свевов, но и шпионили в их пользу на испанской территории. Они отлично понимали, что если дон Игнасио приберёт свескую долину к своим загребущим рукам, то от свободной и беспошлинной транзитной торговле останутся только воспоминания. А сведения от тайных соглядатаев с каждым днём поступали всё более тревожными и устрашающими.

Шпионы доносили, что обнаглевший авантюрист навербовал ещё четыре сотни солдат и потратил часть награбленных денег на приобретение лёгких и средних полевых пушек. Но хуже всего было то, что его войско пополнили свевские изгнанники во главе с опальным дядей юного правителя. Тем самым, который когда-то так настойчиво пытался отравить мать Андре. Так что отныне традиционная тактика обороны дороги посредством искусственных камнепадов утрачивала какой-либо смысл. Ренегаты, как местные уроженцы, отлично знали обходные горные тропы, по которым можно было зайти в тыл защищающим перевал воинам. Однако юный вождь не отчаялся и энергично принялся за возведение мощных оборонительных сооружений.

У самого восточного края долины, неподалёку от старой римской дороги, возвышалась огромная, высоченная скала с крутыми, почти что отвесными склонами. На её вершине стояла древняя полуразрушенная сторожевая башня, воздвигнутая не то римлянами, не то иберами, а вполне возможно, что и лузитанами. Высокая и просторная башня была выстроена из огромных гранитных блоков и могла вместить около сотни отборных воинов. Но главное её достоинство заключалось в том, что из башни внутрь скалы вёл извилистый ход, который, плавно расширяясь, переходил в длинную цепочку эрозионных пещер. В одной из них из скалы выбивался хрустальный родник, заполнявший водой небольшое подземное озеро. В пещерах можно было спрятать с полтысячи людей и значительные запасы фуража и провизии.

Скала со стоящей на ней башней издали напоминала наконечник копья, потому-то и назвали её Пикой. Со временем этим именем стали называть, как и саму долину, так и людное поселение свевов у её западной окраины.

Андре Мартинш сконцентрировал все усилия на реконструкции древней башни. В рекордно короткий срок были восстановлены мощные подъемные ворота, междуярусные перекрытия и внутренние помещения. На случай длительной осады в пещерные хранилища было завезено продовольствие, а также значительный запас пороха, стрел и метательных дротиков. Еврейские союзники поддержали свевов не только финансово, но и руками. Сотни добровольцев из еврейской молодёжи не только помогли отстроить башню, но и влились в ряды защитников плодородной долины. К началу весны все подготовительные работы были завершены, а ратники обучены стрельбе из огнестрельного оружия. Сам Андре Мартинш научился искусно владеть большой ручной кулевриной, которую даже поднять было по силам далеко не каждому его воину. Вдобавок ко всему, юноша оказался двуруким воином и виртуозно владел одновременно двумя обоюдоострыми мечами. Никто точно не знал, научил ли Андре этому искусству его отец, или у него был прирождённый дар фехтовальщика.

– Вы хотели сказать, что Андре был димахером? – деликатно уточнил я. – Так в Древнем Риме называли воинов, сражающихся одновременно двумя мечами.

– Да-да! Именно это я и имела в виду! – согласилась со мной, хотя было видно, что об этом она не знала. – Как только с горных вершин и склонов сошёл снег, шпионы доложили о надвигающемся войске кастильцев. Защитники долины встретили насильников нежданным обвалом валунов, чем нанесли существенный урон не ожидавшему отпора авангарду.

Однако, когда мальчики-разведчики донесли о приближении врагов сразу по трём обходным тропинкам, свевам пришлось отступать по извилистому ущелью, к входу в долину. Они время от времени устраивали засады и обстреливали захватчиков из арбалетов и кулеврин, значительно умножая потери наступающих. Но численное превосходство воинства самозваного дона Игнасио было явно неоспоримым.

Последнюю попытку задержать настырных завоевателей Андре Мартинш предпринял в горловине сужающегося ущелья, у самого входа в долину. К тому времени свевов-ренегатов в отряде надменного Альбукерке фактически не осталось. Обычно они шли впереди авангарда, указывая кастильцам окольные дороги, и первыми попадали под пули и стрелы обороняющихся. Андре надеялся, что все проводники испанцев уже погибли, а у него было достаточно воинов, чтоб отразить наступленье врагов в горловине ущелья. Однако в живых остался старый дядя Франсишку, который и повел часть кастильцев кружным путём, через изгибистое боковое ущелье. Племянник сразил дядю пулей из своей кулеврины, и не спасли предателя ни рыцарский щит, ни испанские латы. Но чёрное дело уже было сделано. Отбить яростные атаки врага сразу с двух сторон малочисленные свевы уже не имели сил и медленно отошли под защиту высокой сторожевой башни. Треть свевов и еврейские добровольцы, под начальством фидальгу Албину Оливейру да Лима, отошли в неприступные горы.

Мы со Степаном многозначительно переглянулись и исполин чуть слышно, одними губами прошептал: «Секундант».

Моника восприняла наше перемигивание, как боязнь признаться в нашем недопонимании, и углубилась в детальные разъяснения:

– Португальский дворянин Алби́ну Оливе́йру да Лима был захвачен в плен доном Игнасио при последнем набеге. Его вместе с другими знатными португальцами уводили в Кастилию, чтобы впоследствии потребовать за их освобождение значительный выкуп. Но да Лима сбежал от зазевавшихся стражников в горы и долго блуждал среди скал и расселин. Полуживого от голода и от полного изнеможения его и обнаружили среди камней свевские лазутчики. Скитальца выходили, откормили и привели к Андре Мартиншу. У Албину были свои личные счёты с доном Игнасио, так как тот собственноручно убил его безоружного младшего брата. Фидальгу в своё время сражался под началом коннетабля Алва́реша и имел немалый военный опыт. Он взялся помогать вооружать и обучать воинов молодого правителя современному боевому искусству. Так или иначе, но да Лима вскоре стал правой рукой свевского вождя и его главным советником. Именно по его совету часть воинов засела в цитадели, а другая укрылась в горах, чтобы тревожить врагов постоянными наскоками.

Альбукерке попытался сходу захватить башню, но отступил, понеся значительные людские потери. Вьющаяся по склону дорога к воротам хорошо простреливалась из бойниц цитадели и многие кастильские рыцари пали от метких пуль свевских кулеврин. Самого предводителя испанцев от пули Андре Мартинша спасла лишь кираса из дамасской стали. Если бы кабальеро осмелился приблизиться к твердыне поближе, то и эти доспехи его навряд ли б спасли.

Ворота же башни располагались так удачно, что их невозможно было обстрелять из полевых пушек. Дон Игнасио попал в незавидное положение. Ему никак не улыбалось терять время, осаждая и пытаясь взять измором защитников крепости. А идти в набег, оставив в тылу хорошо вооружённого противника, было бы непростительным безрассудством. Отступится от своих планов и уйти, не солоно хлебавши, ему не позволяла гордыня испанского гранда. Поэтому он и начал готовится к решительному штурму треклятой башни, которая острой занозой саднила в его честолюбивой заднице.

Воины сооружали переносные навесы, чтоб защититься от арбалетных болтов и пуль осаждённых. Изготовлялись специальные лафеты, чтобы было возможно подтащить пушки к воротам и беспрепятственно расстрелять их в упор. В случае неудачи планировалось взорвать под воротами мощную пороховую мину и ворваться через пролом в башню. Альбукерке был находчив и изобретателен в своём стремлении навсегда изничтожить ставших на его пути храбрецов. Снедаемый жгучим нетерпением, он даже не побоялся атаковать башню в Страстную пятницу, хотя соратники и отговаривали его от такого неприкрытого святотатства.

Однако свевы его опередили. Лазутчики и соглядатаи донесли Альбину да Лима о предстоящем штурме цитадели, а он тотчас уведомил об ожидаемом приступе свевского властителя. Длинная цепочка пещер под сторожевой башней имела тайный выход в далёкой и неприметной ложбинке. И через этот секретный лаз соратники могли не только общаться, но и согласовывать свои планы. Сумрачной ночью, когда испанцы почивали перед запланированной атакой, свевы с ужасающим боевым кличем обрушились на сонный лагерь не ждущих подвоха захватчиков!

Раскрыв от изумления рот, я неотрывно внимал потрясающей повести разгорячённой до неприличия Моники Дуарте. Но внезапно она резко смолкла и растеряно уставилась своими огромными тёмно-карими глазищами на моего мускулистого компаньона. Скосив мой взор на Степана, я заметил, что он пристально вперился своими бездумными, остекленевшими глазами в таинственное и неизведанное НИКУДА. Складывалось впечатление, что он просто-напросто дремлет с открытыми настежь светло-голубыми, берилловыми очами. Во всяком случае, во время моей учёбы в сержантской школе, в окрестностях города Баку, мне такой маскирующий трюк вполне удавался. Казалось, ещё самую малость и застывший в оцепенении великан начнёт тихонько, неназойливо похрапывать.