Дуэль с кроликом. Книга Первая

Благородный рыцарь встал с колена и, с медоточивой улыбкой, всучил охапку дивных цветов в руки дамы своего любвеобильного сердца. Дама болезненно вскрикнула и отскочила назад, инстинктивно всунув свой исколотый пальчик в аленький ротик:

– Они такие колючие!

– Как и роковые последствия нежданно вспыхнувшей страсти, – зловеще предрёк я, однако на моё карканье не обратили внимание.

– Сейчас я всё устрою! – вызвался сгладить возникшие шероховатости тернопольский Фигаро. – Я немедля помещу цветы в вазу, поставлю их на стойку, и Вы будете наслаждаться их дивной красой, сколько Вашей душе будет угодно! Хотя, следует признать откровенно, что Ваша несравненная красота, несомненно, затмит яркость даже самых изысканнейших и редчайших бутонов! А пока что возьмите мой носовой платок и остановите сочащуюся из пальчика кровь.

И Степан протянул Монике галантно извлечённый из кармана платок. И я просто ахнул от удивления! Впервые за два с гаком года моего знакомств с гигантом я видел его платок настоль идеально чистым и старательно отутюженным.

– Каков нахал! – чуть не взорвался я в мыслях от бурного негодования. – Да он точно заранее предвидел все сегодняшние события и обстоятельно к ним подготовился!

И тут гениальная догадка осенила мои заторможенные мозги. Пока хлопотун набирал воду в вазу и с величайшим трудом всовывал огромный букет в её горловину, мне бросилось в глаза, что руки Степана здорово исцарапаны, а стебли роз не срезаны, а обломаны. И я уже было набрал в лёгкие воздух, чтоб огласить едкое замечание о сомнительном происхождении контрабандных роз, как в коридоре послышалась чья-то шаркающая походка.

Мы дружно повернули головы и увидели уныло бредущую по коридору уборщицу Дома финансов. Не поднимая лица, техничка заглянула в кабинет, внимательно осмотрела вылизанный до блеска пол и полувопросительно полуутвердительно проворчала:

– Я уже этим вечером здесь убирала.

Изнурённая тяжким трудом женщина болезненно сморщилась и жалостливо захныкала:

– Пора идти в отпуск, а то моя голова уже совершенно не работает. Уже и о том, как мыла сегодня полы, и то не припомню. И новую швабру где-то посеяла. А выстиранный и выглаженный халат никак нигде найти не могу. Он будто бы в воду канул!

Она подняла слезящиеся глаза на Монику и, не замечая её видных клиентов, страдальчески молвила:

– Шли бы Вы уже домой, доктор Дуарте. А то будет у Вас тоже самое, что и у меня от хронического переутомления. Да и входные двери давно уже пора закрывать.

И не дождавшись ответа, техничка поплелась в обратном направлении, раздражительно бурча себе под нос:

– И куда же всё-таки халат и швабра запропастились?

Моника встала из-за стола и потянулась за своей сумкой.

– Наверное, мы действительно засиделись. Всё, что я была вправе вам без опаски рассказать, мною сегодня уже поведано. Если у вас возникнут какие-нибудь дополнительные вопросы, то приходите в будний день до шести часов вечера или в субботу с утра и до обеда. Я не всегда задерживаюсь по субботам до шести.

– Одну минуточку! – засуетился гигант и, забежав в туалет, возвратился оттуда со сгоревшим феном. – Я заберу эту штучку домой и там её отремонтирую. А завтра, в любое удобное для Вас время, я приду сюда с инструментом и повешу на место упавшую картину. Ну и поправлю перекошенную дверку книжного шкафа.

Степан поднял очи к потолку, присмотрелся к подмигивающей ему люстре и, немного подумавши, добавил:

– А заодно Вам и электропроводку подчиню.

Смуглянка, потупив карие глаза, до неприличия жеманно засмущалась:

– Ну, я не знаю, будет ли у меня завтра свободное время. Да и не хотелось бы Вас беспокоить в воскресный день.

– Ничего страшного! – небрежно отмахнулся Степан, оскалившись в великодушной улыбке. – Ради Ваших прекрасных глаз я готов это сделать даже глубокой ночью. Вот Вам номер моего мобильного телефончика! Можете звонить в любое подходящее для Вас время.

И мастер на все руки и ноги протянул юристке небольшой прямоугольник плотной бумаги. На импровизированной визитной карточке были большими знаками пропечатаны имя и фамилия украинского деляги, а также номер его сотового телефона. Доктор Дуарте с благодарностью приняла реквизиты талантливого ученика великого комбинатора. И я почувствовал, как подозрение в том, что Степан всё это подстроил заранее, всё более и более гложет меня.

Я вместе с моим компаньоном медленно спускался по лестнице, пока Моника проверяла, закрыты ли все двери и надёжно ли работает сигнализация.

– Ну, ты и свинья, Стёпа! – зашипел я на новоявленного Брута. – Я привел тебя к женщине, к которой питал самые нежные чувства, чтобы добыть для тебя жизненно важную информацию. А ты так коварно, бесстыже и подло отбиваешь её у меня. У тебя, как видно, уже ни капельки совести и порядочности не осталась.

– Ну, прости меня дружище. Нужно было загодя предупредить, что ты на неё свой глаз положил, – рассыпался в извинениях хитроумный притворщик. – Я ведь твой верный, преданный друг и поперёк дороги тебе никогда не стану. Да и чего ты зазря так волнуешься, мы ведь уходим домой отсели все вместе.

– Мне бы очень хотелось, чтоб при нашем исходе отсюда было на одного дылду меньше, – не смог скрыть я моего самого сокровенного желания.

– Да не убивайся ты так, Василий! – по-дружески обнял меня за плечи детина. – Не такой уж ты и долговязый и нескладный парень. И многие зрелые и перезрелые дамы находят тебя очень даже приятным и воспитанным малым.

Я люто зыркнул на исполина, но учитывая его мышечную массу, решил воздержаться от дальнейшей бесполезной конфронтации. Да и ссорится перед предстоящей смертельной дуэлью нам было совершенно ни к чему, особо в свете добытой нами весьма тревожной информации.

8. Вместо шлюпки – круг.

Когда двери Дома финансов были закрыты, адвокатесса перешла наискосок улицу и уселась в свой кремовый «опель».

– Может быть, вас подвезти? – опустив стекло дверцы, милостиво предложила Моника.

– Нет, что Вы, что Вы! – яростно запротестовал я, сообразив, что при любом маршруте мне выходить из машины раньше Степана. – Мы пройдёмся пешочком, чтоб немного подышать свежим воздухом! Нам тут недалече! Да и мой друг просил меня показать ему наш город, в котором он ещё плохо ориентируется. Вы же хорошо знаете, какие здесь запутанные улочки и переулки. Спокойной ночи!

И не дав гиганту раскрыть рот, я потащил его под руку в сторону площади Двадцать пятого апреля. Богатырь вяло сопротивлялся, но я настырно волок его за собой, в душе радуясь такому удачному исходу. Тем более, что визитная карточка моего чрезмерно находчивого товарища лежала в моём кармане. Я незаметно «смахнул» её в кабинете с письменного стола в то время, как Моника и Степан обменивались пространными любезностями.

Неожиданно, я услышал, как за нашими спинами жалостливо заурчал мотор автомобиля и, трижды простужено чихнув, заглох. Моника попыталась заново оживить «усопший» двигатель, но с тем же безутешным и провальным эффектом. «Опель» ещё раз чихнул и три раза подряд недоумённо мигнул нам подфарниками.

Исполин вырвался из моих рук и с юношеской проворностью помчался к машине доктора.

– У неё не заводится движок! Наверное, карбюратор засорился! Надобно срочно его прочистить! – вопил на всю улицу улепётывающий от меня самозваный автомеханик.

Гигант подбежал к автомобилю и всунул свою голову по самые плечи в его открытое окошко. Через секунду он вынырнул оттуда и уверенным движением распахнул дверцу водителя. В салоне зажегся свет, и я увидел, как Моника весьма поспешно передвигается на соседнее кресло. Степан ловко впрыгнул не место шофёра и с такой слой захлопнул дверь, что она лишь каким-то чудом не отворилась вовнутрь салона. Казалось, что на этот раз мотор завёлся только от одной мысли нетерпеливого водителя. Машина круто развернулась на брусчатой улице – и стремительно умчалась вдаль, насмешливо подмаргивая мне габаритными огнями.

До меня, наконец-то, дошло, у кого забился карбюратор, и кто и как собирался его чистить.

– Вот она – искренняя и бескорыстная мужская дружба! – с обжигающей нутро горечью подумал я. – До первой смазливой и фигуристой тёлки! Переделать мужицкую кобелиную сущность практически невозможно. Это только в старой советской песне поётся: «Друг всегда уступить готов, вместо шлюпки – круг». Хотя, чего уж там теперь говорить! Шлюпка оказалась настолько привлекательной и соблазнительной, что дружба выветрилась, как дешёвый поддельный «фирменный» одеколон.

На немноголюдной улице уже совсем стемнело и автоматически включилось ночное освещение. Уныло понурив голову, я добрёл до переулка Суареша Велозу и увидел в его глубине полицейскую машину, озаряющую окрестности зловещей мигалкой. Она стояла у ворот роскошной старинной усадьбы, которая фактически соседствовала с городской ратушей. Ухоженный двухэтажный особняк, окружённый уютным декоративным садом, по-видимому, принадлежал довольно-таки зажиточным и уважаемым гражданам Фафи. У распахнутых врат поместья по стойке смирно застыли двое молоденьких полицейских во главе с бывалым ветераном правоохранительных органов. И в этом высоком, статном и красивом мужчине я признал моего друга, дона Фа́биу, с которым познакомился на прошлогоднем этапе велогонки «Volta a Portugal».

(Прим. Об этом повествуется в рассказе «Volta a Portugal» и в романе «На краюшке Земли».)

«Доном» этого старого, многоопытного служаку почтительно именовало молодое поколение фафинских полицейских за его мудрость, выдержку, прозорливость и рассудительность. Мне думалось, что утомлённый герой давным-давно уже ушёл на пенсию. Однако Родина так и не отпустила на заслуженный отдых умудрённого опытом блюстителя правопорядка. Если бы Вам довелось повстречать дона Фабиу где-нибудь в глубинке России, Украины или Белоруссии, то вы ни за чтобы не усомнились, что перед вами бесхитростный и благодушный тамошний обыватель. Белая кожа, круглое лицо, усы и волосы пшеничного цвета, а также светло-серые глаза не позволяли признать в нём уроженца солнечной Лузитании. (Прим. Лузитания – древнее название Португалии). В северных и восточных регионах страны достаточно часто встречаются вот такие нетипичные португальцы, которых я нередко по ошибке принимал за моих соотечественников.

Забыв об усталости, я свернул в переулок и слился с толпой зевак, которые весьма быстро окружали полицейскую машину. Казалось, что целые стаи «любопытствующих ворон» стремительно слетаются практически со всех сторон Света.

Из ворот усадьбы изрыгался зычный, басистый лай, по-видимому, принадлежащий довольно крупной и страшно обозлённой собаке. Дона Фабиу, безусловно, оторвали от домашнего очага, так как волосы его были почти что не расчёсаны, а две пуговички на форменной рубахе – и вовсе не застёгнуты. Он стоял с ручкой и блокнотом в руках и пытался что-то выяснить у невидимой мне особы, стоявшей где-то в глубине затемнённого двора. В конце концов, дон Фабиу не выдержал и, повысив свой голос, обратился к собеседнику с вежливой, но настойчивой просьбой:

– А Вы не могли бы немного утихомирить Вашу голосистую собачку, ведь я фактически ничего не слышу.

– Вельзевул! Заткнись! – прозвучала резкая, бескомпромиссная команда, – и в наступившей тишине я уловил отдаленный стрёкот сверчков где-то в глубине тихого декоративного сада.

По отданному псине жёсткому приказанию мне было трудно понять, кто удовлетворил просьбу раздражённого полицейского. Для мужчины голос был немного высоковат, и меня не удивило бы, если пса угомонила женщина с надтреснутым контральто. Я старательно протискивался сквозь столпотворение ротозеев, чтобы заглянуть в открытые настежь ворота.

– Ру́и! – обернулся дон Фабиу к одному из своих подчинённых. – Срочно выключи мигалку, а то сейчас сюда пол Фафи сбежится.

Взгляд старого полицейского скользнул по мне, и он одарил меня мягкой мимолётной улыбкой. Затем он снова изобразил на лике серьезную мину и обратил свой пристальный взор вовнутрь скрытого от моих глаз подворья:

– Так значит, Вы утверждаете, что Ваше поместье ограбили какие-то неизвестные преступники?

– Разумеется! Если, конечно, Вы до сих пор сами этого ещё не заметили! – ответил неприятный, надменный и издевательский голос. – Какая-то банда нахальных грабителей срезала и унесла все мои карвильские розы!

– Ну, почему же все? – выразил своё несогласие полицейский. – Какая-то часть Ваших прекраснейших роз, как я заметил, всё-таки уцелела.

В этот момент я уже почти добрался до ворот и увидел наискосок овальную клумбу. По ней, как мне показалось, совсем недавно проехалась гигантская газонокосилка. Лишь у самого края опустошённого цветника, стыдливо склонив пурпуровый бутон, одиноко маячила уцелевшая роза. И по этому сохранённому провидением цветку я сразу же догадался, какое ужасающее бедствие пронеслось над безмятежным и благоухающим декоративным садом.

По всей видимости, обладатель противного, дребезжащего голосочка так и не понял слишком тонкого юмора полицейского:

– Если Вы имеете в виду те банальные розы, что растут по другую сторону дома, то это ничтожная дешёвка, которую можно купить у любого никчемного цветочника! А саженцы этих цветов я выписала из элитного итальянского розария «Карла Финеши»! И обошлись мне эти кустики дороже, чем всё Ваше жалкое годовое жалование! Что Вы стоите?! Подымайте на ноги всех своих людей! Прочешите улицу Кумие́йра и весь цыганский район! Нет никакого сомнение, что это работа шайки Мигеля Сигану, и завтра мои розы будут продаваться на рынке Браги или же на базаре в Гимара́инше! Срочно вызывайте Ваших сыскных собак и пустите их по горячему следу!

Однако подстегнуть дона Фабиу было не так-то и просто.

– В этом нет никакой необходимости, сеньора Пресио́за, – невозмутимо отразил старый служака попытку бесцеремонно нажать на него. – Я не собираюсь организовывать тотальную облаву на преступников по трём веским причинам.

Мне, наконец-то, удалось проскользнуть вдоль забора к воротам и, заглянув туда, я увидел затаившееся там Сокровище. Дело в том, что португальское слово Preciosa переводится на русский язык как драгоценная или дорогая. В дворике действительно стояла внушительная дама, но напоминала она больше сварливую базарную бабу, чем изысканное ювелирное изделие. Хотя вполне вероятно, что я просто не смог оценить достоинства доподлинно одухотворённого клада. Ведь стоимость самородка золота зависит не от его блеска, а от конкретного размера и веса. А замеченная мной «драгоценность» и действительно была весьма и весьма весомой, и к тому же довольно-таки грозной и устрашающей. В ней было не менее ста десяти килограмм, и основная масса мышц и жировых отложений скопилась в верхней части её мужеподобного тела. Ни дорогая одежда, ни заботливо уложенные парикмахером волосы, ни драгоценные украшения не могли возвратить её уже давненько увядшую женственность.

А дон Фабиу тем временем продолжал раскрывать «пострадавшей» суть своих незатейливых логических построений:

– Во-первых, в нашем отделении нет сыскных собак, а, чтобы вызвать их из Браги, понадобятся как минимум целые сутки. А к тому времени след воров и вовсе простынет, если его уже не затоптали зеваки. Во-вторых, в моём распоряжении нет столько персонала, чтобы перевернуть вверх дном весь цыганский квартал и улицу Кумиейра. А в-третьих, я полностью уверен, что ни ватага Мигеля, ни какая-нибудь другая банда в Ваши владения не вторгалась. И у меня имеется в наличии свидетель, достойный самого высокого доверия.

– Какой ещё свидетель?! – выпучила свои бесцветные глазки сеньора Пресиоза до такой степени, что её накладные ресницы чуть-чуть не отвалились.

– Это Ваш английский мастиф Вельзевул, – бесстрастно ответил ветеран сыска, запихивая ручку и блокнот в карман. – Нужно быть сумасшедшим, чтобы забраться в поместье, которое охраняет самая могучая в мире боевая собака. Если бы грабители на это решились, то пёс разорвал бы их на части и поднял бы такой гвалт, что мы услышали бы его, не выходя из нашего отделения.

Только тут я понял, что рядышком с гром-бабой стоит не каменное изваяние какого-то чудища, а застывшая в немой неподвижности громадная псина.

– А я настаиваю, чтобы Вы организовали облаву на грабителей и незамедлительно вызвали поисковых собак! – встала на дыбы хозяйка поместья, которая не привыкла, чтобы с ней препирались. – Завтра мой супруг с утра пойдёт к президенту Камеры муниципал и потребует, чтобы Вас строго наказали за преступную бездеятельность! Не для того мы поставили его у руля власти, чтобы наши владения оскверняли какие-то там подонки и негодяи!

– Ваша воля, – не очень-то и испугался посул расходившейся фурии видавший виды служака. – А не попробовать ли Вам самолично пустить по следам злоумышленников Вашего Вельзевула?

– Этого недотёпу, который так позорно проворонил бандитов?!! – взорвалась сеньора Пресиоза и замахнулась рукою на огромную как телёнок собаку. Кобель в диком ужасе закрыл свои затравленные глазища и чуть было по уши не вжался в асфальтную дорожку. Несомненно, ни единого ласкового слова, за всю свою горемычную жизнь, Вельзевул от своей «цепной» хозяйки так ни разу и не услышал.

– Да этот дармоед только и знает, что таскает в зубах пластиковую кость и гоняет по саду свой любимый резиновый мячик! – продолжала изливать свой гнев на псину озверевшая хозяйка. – Я сдам этого бездельника на мыло и куплю себе ротвейлера или бультерьера!

– Мне думается, что Вы понапрасну обвиняете Вашего четвероногого сторожа в халатности и нерадивости, – заступился за Вельзевула дон Фабиу. – Когда мы подъехали к усадьбе, мастиф поднял такой ужасающий лай и с такой яростью бросался на ворота, что я убоялся, как бы он их не выломал и не вырвался наружу. Вы сказали, что час назад розы всё ещё были на клумбе и за это время пёс ни разу не подал свой голос. А Вам не кажется, что он не тронул лиходея только потому, что хорошо знал этого человека. Скажите, нет ли среди людей, вхожих в Ваш дом, кого-то, кому Вы за последнее время здорово насолили? Это вполне мог быть кто-либо из Ваших ближайших знакомых, родственников или прислуги.

Эти вкрадчивые слова старого полицейского озадачили сеньору Пресиозу до крайнего замешательства. Она застыла, поражённая этой незатейливой мыслью, как раскатистым громом среди ясного неба. Прошло не менее пяти минут, прежде чем заледеневшая матрона мало-помалу разморозилась. Подняв поросячьи глазки к небу, она принялась нервно теребить пухлыми пальчиками свой массивный тройной подбородок. Как я явственно уяснил, недоброжелателей, в своём ближнем и дальнем окружении, «Сокровищница» нажила видимо-невидимо.

– Вообще-то, прислуга у нас обычно надолго не задерживается, – словно размышляя вслух, посетовала она. – Только с начала года мы поменяли трёх садовников и четырёх горничных. А в доме ошивается целая прорва тунеядцев, которые именуют себя друзьями моего супруга. Мне понадобится пару часиков, чтобы составить список всех лиц способных в отместку обрезать мои уникальные розы.

В этот момент переулок озарили мощные автомобильные фары, и оглушающий клаксон решительно потребовал, чтоб ротозеи, столпившиеся у ворот усадьбы, немедленно расступились. Однако любопытствующие зеваки не поддались на провокацию, а ещё плотнее сгрудились у полицейской машины. Потом я расслышал, как резко раскрылась и с треском захлопнулась дверца сокрытого за людскою толпою автомобиля. Загремел зычный, басистый мужской голос призывающий несознательных граждан пропустить владельца поместья к его же собственному жилищу. Однако настойчивая просьба горластого оратора была попросту проигнорирована скучившимися в переулке разинями.

Я привстал на цыпочки в надежде разглядеть, чем же закончиться противостояние скопища народа с суровой и неординарной личностью. Внезапно толпа у своего внешнего края всколыхнулась, будто в неё врезался огромный гранитный валун. Послышались гневные протесты и возмущённые крики, сдобренные забористыми ругательствами и проклятиями. По колышущимся головам и болезненным вскрикам мне стало понятно, что кто-то настойчиво пробивается к эпицентру событий. Время от времени недовольные возгласы прерывались ироничным рокочущим гласом: «С Вашего позволения! Извините! Простите! Пардон!». Но я никак не мог разглядеть незримого богатыря, прокладывающего себе дорогу сквозь вздыбившееся людское море. Наконец, в стене человеческих тел возник рванный пролом и из него вывалился худосочный гражданин, примечательный разве что своим необычным обликом. Брешь в толпе мгновенно затянулась, но я успел заметить в ней крепкую ногу, обутую в тяжёлый рабочий ботинок. Очевидно, именно она и поспособствовала успешному прорыву настырного «форварда» к воротам усадьбы. Об этом наглядно свидетельствовал отпечаток подошвы на ягодицах тщедушного на вид джентльмена.

Ему несомненно шла к лицу причёска а-ля Владимир Ильич, которая у него, как видно, образовалась природно. Однако нижней частью своего бородатого обличья он больше напоминал создателя бессмертного «Капитала». Строгий, но очень дорогой костюм и роговые очки должны были придавать образу этого чудачка иллюзию начитанности и интеллигентности.

Вслед сеньору, явившемуся из толпы таким оригинальным образом, неслись не очень-то и добросердечные напутствия и пожелания. А если уж строго придерживаться истины, то они скорее напоминали весьма изощрённую, нецензурную брань. Но это нисколечко не смутило своеобразного и неповторимого индивидуума. Он встал с булыжников, отряхнул с одежды грязь и пыль, а потом аккуратно поправил свои очки и галстук. Затем сеньор развернулся, встал в величавую позу и прогремел в скопище своих недоброжелателей хорошо поставленным, низким голосом:

– Я свободнорождённый гражданин Португалии и имею полное право беспрепятственно войти в мой собственный дом! И если кому-то не понравилось, как я реализовал это моё законное право, то он всегда может обратиться в третейский суд!

Произнося публичную речь, оратор энергично жестикулировал ручонками, стараясь придать вескость своим чеканно выговариваемым словам.

– Да! – с уважением подумал я. – Кабы этому джентльмену добавить росточка и накачать мышцы, то из него вышел бы профессиональный уличный зазывала или же оголтелый агитатор и пропагандист!

А «Цицерон», прищурив лукавые глазки, с надменной ухмылкой отвернулся от притихшего и посрамлённого плебса. Но узрев дона Фабиу и двух его подручных, плутовские зенки сеньора сразу же расширились до величины почётного национального Ордена Свободы.

– Что?! Моя супруга убила кого-то их соседей?! Доктора Алва́ру?! Сеньору Розу?! Дона Ало́нсу?!

Однако в его срывающемся голосе проскальзывали скорее скрытые нотки надежды, чем интонации ужаса и растерянности.

И тут я заметил на лбу хозяина усадьбы чёткий тёмно-красный отпечаток, который не вызывал ни малейшего сомнения в своём амурном происхождении. Похоже, что владелец дома был уже по самое горло сыт своим чересчур громоздким и сварливым «сокровищем». Так что вовсе не удивительно, что он предпочитал нырять за жемчугом хотя и в отдалённых, однако весьма благодатных нейтральных водах.

Маленького развратника спасла в этот вечер слабая освещённость улицы и отменная реакция опытного полицейского.

– Добрый вечер, сеньор Филипе, – шагнул навстречу бородатому волоките дон Фабиу, закрывая его от жены своим статным телом. – Какое счастье, что Вы вернулись домой так вовремя.

Обмениваясь рукопожатиями, полицейский незаметным движением левой руки снял платочком помаду с чела незадачливого ловеласа. Сеньор Филипе на мгновение оторопел, затем опустил очи на платочек служителя порядка – и его лицо стало таким же багровым, как только что стёртая с него губная помада.

– Вы неудачно попрощались со своей дамой, – едва расслышал я слова старого легавого. – И мне думается, что сделала она это преднамеренно.

– Я повыдёргиваю ноги из задницы этой соплячки, – тихо прорычал спасённый донжуан и, оббежав дона Фабиу, бросился к своей «Сокровищнице». – Дорогая! Что же стряслось в нашем доме, пока я отсутствовал по уважительным причинам?!

– Пока ты резался в картишки с падре Антониу и доктором Рибе́йру, нашу усадьбу нахально обчистила банда грабителей! – забрызгала мелкой слюной благоверная маленького распутника.

– Какие картишки, моя бесценная?! – запротестовал плешивый бородач. – Мы обсуждали план торжественных мероприятий к предстоящему Дню Всех Святых!

– А ты тыкву своей жёнушке на празднество уже приготовил?! – раздался из толпы насмешливый голос, намекающий на предшествующий Дню Всех Святых Хэллоуин.

– Постой-постой, милая! – вдруг, встрепенулся сеньор Филипе. – А что конкретно похитили из нашего дома?

– Как что?! – взорвалась в бешенстве Пресиоза. – Да самое ценное, что у нас было!!!

– Господи! – вылупил очи побледневший как полотно владелец усадьбы. – Неужели они унесли всю коллекцию моих старинных винных этикеток?!