Дуэль с кроликом. Книга Первая

И тут я вспомнил, как давеча на Колиной кухне гигант помог мне так ярко изобразить боевой клич древнего рода графов Олешкинских. И мне подвернулась изумительная возможность отплатить ему той же разменной монетой. И я что было мочи, от всей души саданул его под столом носком моего туфля точнёхонько в коленную чашечку.

Боевой клич виконта Тагенберга оказался куда более устрашающим, чем у древнего рода графов Олешкинских. Он взревел будто голодный пещерный тролль, у которого по-хамски вырвали изо рта сладенькую и вкусненькую человечинку.

Адвокатесса в смертельном ужасе отпрянула назад и, наверное, упала бы вместе со своим полукреслом, если бы не двойные колёсики на концах его звездообразного основания. Полукресло на огромной скорости откатилось от стола и врезалось во внушительный книжный шкаф с какими-то книгами, папками и документами. При резком торможении голова Моники откинулась назад и гулко стукнулась о приоткрытую дверцу шкафа. От сотрясения мозга доктора в этот день спасли её густые чёрные волосы, заботливо собранные на затылке в тугой, аккуратный клубочек. Однако толстое стекло дверцы шкафа в двух местах всё-таки треснуло.

Гравюра с изображением Фемиды, нависающая как раз над шкафом, угрожающе перекосилась и закачалась. Богиня правосудия как бы раздумывала, в каком виде выразить свой протест на такое форменное бесчинство и безобразие. Наконец, рамочка сорвалась с хлипкого гвоздика и улетела в узкую щель, между стенкой и корпусом книжного шкафа. И там, звоном разбиваемого стекла, Фемида выказала своё недовольство таким вызывающим пренебрежением к законности и правопорядку. Римляне ведь не зря звали эту неподкупную и непредвзятую богиню Юстицией. Но после того фортеля, который выкинул тернопольский великан, ему трудно было рассчитывать не то чтобы на благосклонность Фемиды, но даже на её беспристрастность. А должность Юстиции в данный момент занимала адвокатесса Моника Дуарте.

Наступила зловещая, предгрозовая тишина. Степан пронзил меня убийственным, испепеляющим взглядом. Однако я с непосредственностью малого ребёнка изучал плафоны хрустальной люстры, покачивающейся над столом доктора Дуарте. Тогда исполин перевёл свой взгляд на шокированную Монику и с невинной заинтересованностью вежливо спросил:

– Примерно такой клич издали свевы, набросившись на полусонных кастильцев?

Девушка лишь безмолвно кивнула головою. Видимо, где-то в глубине своего мозга Степан всё же контролировал словоизлияния Моники и сумел вывернуться из весьма щекотливого положения.

Адвокатессе понадобились не менее пяти минут, чтобы собраться с мыслями и окончательно успокоиться. Придя в себя, она медленно-медленно встала и откатила полукресло обратно к письменному столу. Затем хозяйка кабинета внимательно осмотрела треснувшее стекло и заметно покосившуюся дверцу шкафа. Её взгляд скользнул вверх по створкам шкафа и остановился на глубокой выбоине в том месте стены, где совсем недавно висела гравюра. Сама же гравюра вместе с рамочкой, гвоздиком и куском штукатурки покоилась где-то за книжным шкафом. Потом взор девушки с нескрываемой опаской перекочевал на висевшую над её головой люстру. Та, хоть и слегка покачивалась, и часто подмигивала лампочками, но падать, по всей видимости, не собиралась.

– А у Вас, сеньор Степан, неординарное актёрское дарование, – наконец-то, по достоинству оценила проделку гиганта Моника. – Если Вы достоверно изобразили боевой клич свевов, то я теперь понимаю, почему они так легко одолели превосходящего их численностью противника.

– О! У меня множество разнообразных талантов, способностей и дарований! – расплылся в сладостной улыбке польщённый комплиментом Степан. – И если мы, дорогая Моника, сойдёмся с Вами поближе, то Вы очень даже скоро познаете все мои положительные качества и достоинства.

– Если мой друг начнёт сейчас демонстрировать Вам все свои дарования, то капитального ремонта Вам в ближайшем будущем не избежать, – как бы вскользь прокомментировал я обещания двухметрового ловеласа. – Кстати, в артистическом арсенале моего даровитого товарища есть и его коронный номер – предсмертный вопль чёрного назгула, сражённого мечом непорочной девы. И скажу Вам со всей откровенностью, что это эпическое представление вовсе не для слабодушных и слабонервных.

Доктор Дуарте испытывающее вперилась в мои глаза, видно прикидывая, сказал ли я всё это в шутку, или совершенно серьёзно. Внезапно она выдвинула ящичек письменного стола, достала оттуда маленький ключик и предупредила, что покидает нас всего лишь на минуточку. Девушка вышла в коридор, открыла ключом боковую дверь и до неприличия торопливо скрылась за нею, на всякий случай щёлкнув изнутри задвижкой. И хотя на двери не было никаких опознавательных знаков, но по приглушенным звукам сливаемой воды, я понял назначение этого подсобного помещения.

Степан буравил меня взором своих приобретших стальной оттенок очей и одними губами беззвучно изливал в мой адрес что-то весьма и весьма нелестное. По правде говоря, мне не понравились некоторые его недвусмысленные жесты и телодвижения. Поэтому я на всякий случай отодвинулся от него подальше и делал вид, что не понимаю его безмолвной обезьяньей пантомимы.

Моника появилась в кабинете минуты через три, оставив двери в туалет и в коридор чуть-чуть приоткрытыми. Не вызывало никакого сомнения, что ей непременно хотелось, чтоб путь к вероятному поспешному отступлению всегда оставался свободным. Она села в своё полукресло, но передвинулась так, чтобы люстра больше не нависала над её головою. Затем, с несвойственной для женщины мужественностью, она напряжённо уставилась на Степана, очевидно, приготовившись к самому худшему.

– Дорогая Моника! Я абсолютно не собираюсь прямо сейчас бахвалиться моим актёрским искусством, – постарался успокоить хозяйку агентства гигант. – Мне хотелось бы всё-таки дослушать историю о том, как роду Куэлью удалось приобрести португальское дворянское достоинство. Вы прервались на том моменте, когда свевы с боевым кличем ворвались в лагерь дремлющих испанцев.

Доктору сразу полегчало и, воспрянув духом, она продолжила героическое сказание о неувядаемых деяниях старины глубокой. И смуглянка даже не пыталась утаить, что это повествование доставляет ей глубочайшее моральное удовлетворение.

– Под покровом темноты воины Андре Мартинша ударили по врагу со стороны башни, а отряд Альбину да Лима атаковал испанцев с тыла. Кастильцев охватил панический страх и в растревоженном лагере началась повальная резня. Но в войске Альбукерке было немало опытных рыцарей, которые и сплотились у шатра своего неустрашимого главаря. Под руководством дона Игнасио, облачённого в непробиваемые дамасские доспехи, они отчаянно отбивались от наседавших со всех сторон свевов. Но неудержимый юный правитель долины, орудуя двумя тяжёлыми рыцарскими мечами, прорвался сквозь испанские ряды и поразил их предводителя чрез смотровую щель шлема. Сопротивление врага было сломлено, и захватчики начали бросать оружие, умоляя победителей о снисхождении и милосердии. Однако воспоминания об их недавнишних зверствах и злодеяниях были ещё слишком свежи. Памятуя об этом, разъяренные свевы не давали пощады насильникам. Около полторы сотни кастильцев просочились через ряды немногочисленных свевов и рассеялись среди покрытых туманом гор. Но впоследствии все они были поголовно выслежены, выловлены и безжалостно истреблены.

Раскрасневшаяся былинщица немного отдышалась, успокоилась и уже более ровным тоном продолжила пересказ увлекательной родовой летописи:

– А в это время большой отряд португальских воинов по ту сторону гор поджидал в засаде испанских головорезов. В том самом месте предгорья, где их в последний раз видели в прошлом году. Командовал отрядом Жузе да Арка, ставленник коннетабля, жаждавший отличиться в сражении с неуловимым грабителем. Местность была полностью опустошена предыдущими набегами испанцев, и узнать о горных проходах было попросту не у кого. Да Арка изнывал от нетерпения и бездействия, поэтому и выслал на разведку несколько опытных лазутчиков. Все условленные сроки уже прошли, а разведчики назад так и не возвратились.

Неожиданно по дороге со стороны запада появилась большая кавалькада всадников, а за ними и влекомые лошадьми повозки. Как оказалось, король Жуау Первый, под охраной самого коннетабля, направлялся из Гварды в Брагансу, по пути инспектируя приграничные крепости и укрепления. И коннетабль Алвареш уговорил короля сделать небольшой крюк, чтобы узнать об успехах засадного отряда. Его величество был крайне разочарован, что хитроумный план поимки грабителей не сработал. И время, и деньги, и усилия ратников были потрачены попусту. Неизвестно во чтобы вылилось растущее раздражение короля, если б дозорные не сообщили о появлении запропавших лазутчиков.

Король и коннетабль пожелали немедля заслушать донесение разведчиков в наспех поставленном королевском шатре. В шатёр вместе с лазутчиками твердым шагом вошёл статный рыцарь в полном боевом вооружении. Кавалейру почтительно снял свой блещущий, украшенный перьями шлем и преклонил колено перед Жуау Первым и Нуну Алварешем. Коннетабль вскрикнул от изумления, так как узнал в суровом воине своего старого соратника, Албину да Лима. Его ещё с прошлого года все друзья и сородичи считали невесть где пропавшим и бесследно сгинувшим. Радости Нуну Алвареша не было предела, ведь его верный сотоварищ по оружию будто воскрес из мёртвых.

Сначала выслушали незадачливых шпионов, которые заблудились в горах и совершенно случайно наткнулись на старую, разбитую дорогу. По торному шляху они прошли через перевал и попали в небольшую цветущую долину. Там-то они и наткнулись на многочисленный кастильский разъезд и вынуждены были сдаться окружившему их противнику. Пленников доставили на дознание в бивуак дона Игнасио Альбукерке, который как раз осаждал неприступную сторожевую башню. Но испанский гранд отложил допрос лазутчиков, ибо на утро назначил решительный штурм непокорной твердыни. Тем не менее, он авансом пригрозил шпионам ужасными пытками, если они не расскажут, кто и за каким дьяволом послал их в долину. Однако перед самым рассветом неведомые португальцам союзники атаковали беспечных испанцев и истребили их после жестокой и кровопролитной битвы. Освободители лазутчиков общались между собой на неведомом им диалекте, хотя многие из них говорили и по-португальски. В конце концов, они встретили кавалейру Албину, который и вызвался вывести невезучих разведчиков из неведомой ими местности.

Пришла очередь да Лима поведать о своих невероятных злоключениях и похождениях. Он рассказал королю всё: и о своем пленении, и о бегстве, и о том, как был спасён от смерти ратниками обитавшего в горах свевского племени. Сообщил фидальгу и о юном правителе забытой всеми долины, нещадно отмстившего гордым кастильцам за гибель своих кровных родичей. Однако кое-что да Лима всё-таки утаил, не желая выставить свевов в не очень приглядном свете. Он ни словом не обмолвился о том, почему три года подряд, грабители проникали чрез свевскую долину в португальские земли. Не стал он распространяться и о контрабандной торговле, и о помощи еврейских доброхотов. И придерживал свой язык кавалейру вовсе не из личной корысти или какой-либо выгоды. За год совместного ратного труда он стал не только помощником и советником Андре Мартинша, но и его верным другом. Поэтому да Лима особо подчеркнул, что предводитель свевов истратил все богатства своих предков на вооружение воинов и на возведение защитных укреплений.

– И эти прекрасные доспехи, и богатое оружие, и боевой конь – безвозмездно предоставлены мне сеньором Андре Мартиншем, – гордо заявил Альбину да Лима.

Особенно короля и коннетабля впечатлила повесть о яростных стычках и о конечной победе малочисленных свевов над войском надменного Игнасио Альбукерке.

– Такие мудрые воеводы и отважные воины были бы очень полезны для охраны наших границ, – высказал свою точку зрения коннетабль и король полностью с ним согласился.

И тут да Лима сообразил, что подвернулся удобный случай поведать о главной цели своего нежданного визита:

– Свевские витязи нанесли испанцам немалый урон, но и их ряды значительно поредели. Сам правитель сразил двенадцать рыцарей из самых благородных кастильских семейств своим мечом и огнём из ручной кулеврины. Я уже не говорю о сотне менее знатных идальго и кабальеро, павших от рук разгневанных свевов. К тому же более трёх сотен испанских наёмников-пехотинцев осталось лежать между скал и камней перевалов. Около сотни испанцев было рассеянно по горам, но свевы сейчас их вылавливают и истребляют. Однако без сомнения, кастильцы попытаются отмстить за гибель своих сородичей, и нового набега, похоже, не избежать.

Я убедил Андре Мартинша, что только под защитой португальской короны он сможет отстоять землю предков и уберечь свой народ от полного уничтожения. Вождь свевов готов принести Вашему Величеству присягу на верность и признать Вас своим верховным владыкой.

– Да. Было бы неплохо заткнуть эту дыру, через которую в северные и центральные графства проникают обнаглевшие грабители, – задумчиво произнёс коннетабль и вопросительно посмотрел на Да Лима. – И что же для этого нужно?

– Немного, – со знанием дела ответил фидальгу. – Отстроенная сторожевая башня господствует над входом в долину. Пушки, которые мы отбили у врага, уже установлены на её стенах. Они полностью простреливают единственную торную дорогу, ведущую вглубь португальской территории. Осталось только соорудить небольшой форт в боковом ущелье, чтоб враг по извилистой горной стежке не обошёл наши главные укрепления. Об этой тропинке знают лишь свевы, но лучше обезопасить себя от предательства. Теперь лишь необходимо снабдить гарнизон башни достаточным количеством пороха и ядер, и он не пропустит даже многотысячное войско. Правда, у правителя свевов осталось немного боеспособных соратников. Но мы надеемся, что вскоре излечатся и вернутся в строй израненные в предыдущих сражениях витязи. А через два-три года подрастут свевские юноши и восполнят потери дружины Андре Мартинша. Если же кастильцы оседлают Пикавальский перевал, то нам придётся в окрестных долинах построить как минимум три крепости.

Последний довод оказался решающим. Король пожелал лично посетить свевскую долину, если фидальгу Альбину да Лима гарантирует его безопасность.

5. Зуб коннетабля.

Через три дня королевский кортеж, в сопровождении мощного эскорта, достиг Пикавальской долины. Коннетабль разбил бивуак на том самом месте, который сейчас называется Ристалищем рыцарей. На этой большой поляне да Лима обучал свевских ратников стрельбе из ручных кулеврин.

Властителя свевов в долине в этот момент не было. Он охотился со своими ратоборцами в окрестных горах за остатками разбитого испанского воинства. Его Величество пожелал на ужин откушать свежатинку, и несколько бывалых охотников отправились в ближайшую пущу подстрелить какую-нибудь дичь. Король с коннетаблем сидели перед шатром и любовались могучей сторожевой башней, которая в лучах заходящего солнца казалась ещё более грозной.

Дозорные донесли, что по горному склону спускается отряд воинов и вскоре они выйдут по змеевидной тропинке к королевскому бивуаку. Взволнованный да Лима приложил свою длань к сморщенному лбу, внимательно вглядываясь в приближающихся высокорослых ратников. И, вдруг, он радостно воскликнул, оглашая растревоженный лагерь короля благою вестью:

– Да это же витязи Андре Мартинша возвращаются из похода домой!

– Да, – мрачно покачал головой коннетабль. – Немного же в его дружине осталось боеспособных ратников.

– Не менее двадцати пяти воинов находятся сейчас в сторожевой башне. – успокоил его да Лима. – Столько же охраняют поселение свевов, через которое мы проезжали утром. Около двух десятков дозорных прикрывают дорогу по ту сторону перевала, чтобы перехватить беглецов и кастильских курьеров. Ведь в Испании ещё не знают о гибели войска Игнасио Альбукерке. Кроме того, более полусотни витязей залечивают свои боевые раны.

Отряд правителя свевов прошёл через дубовую рощу и вышел на Ристалище рыцарей. Все свевские воины были высокими, стройными, светловолосыми и голубоглазыми. А впереди их величаво шествовал белокурый великан, несущий на плече огромную ручную кулеврину. Грудь его была защищена лёгкой, но довольно-таки прочной черненой кольчугой. На поясе висел длинный кинжал в золоченых ножнах и с украшенной самоцветами рукоятью. По обе стороны непокрытой головы богатыря виднелись рукояти мечей, которые, видно, покоились в походных спинных ножнах. Выглядел гигант весьма величественно и внушительно, хотя в то время Андре ещё и не достиг шестнадцатилетнего возраста.

Юноша встал на одно колено перед сидящим на походном стульчике королём и сложил у его ног свою кулеврину и блистающие в лучах солнца клинки.

– Я счастлив приветствовать Ваше Величество на земле моих славных и несгибаемых предков, – прозвучал его низкий, но уверенный бархатный голос. – Прошу Вас принять меня и мой стойкий народ под эгиду неодолимой португальской короны. Коли Вы мне окажите эту высокую честь, то клянусь служить Вам верой и правдой как в годину радости и изобилия, так и в час горести и печали. От имени моих храбрых воинов, обещаю Вам доблестно защищать границы Португальского королевства от любого вражеского посягательства. И пусть только геройская смерть избавит нас от этой присяги на верность.

Подчиняясь неведомому порыву, Жуау Первый поднялся со своего места, поцеловал юношу в лоб и поднял его на ноги.

– Я принимаю вашу присягу на Верность, – торжественно провозгласил король. – И пусть наградой за вашу преданность будет наша признательность, любовь и забота, а за клятвоотступничество – кара Господня.

Король усадил Андре Мартинша на принесённый кем-то большой военный барабан и долго расспрашивал хозяина долины о делах мирных и военных. Он удивлялся воспитанности, обходительности и благоразумию юного правителя свевов, который при надобности легко изъяснялся на беглой латыни. Его Величество пообещал снабжать своих новых верноподданных всеми необходимыми боеприпасами и выделить деньги на строительство дополнительных оборонительных сооружений. Андре Мартинш обязывался защищать перевал от вторжения и, в случае массового нашествия врагов, оповещать об этом ближайшие португальские крепости. Ко всему прочему, король отдавал под управление вождя свевов три небольшие долины с португальской стороны, которые к тому времени уже совершенно обезлюдили. Вдобавок ко всему, Его Величество обещал впоследствии предоставить юноше графское достоинство и новые владения, если он хорошо проявит себя в неугасающей войне. Достигнутые соглашения Жуау Первый приказал тут же заверить королевской грамотой.

В это момент возвратились посланные за лесной дичью охотники и доложили, что в этих проклятых чащобах не водится никакой достойной короля живности.

– И вы даже не смогли подстрелить хотя бы какого-нибудь мелкого кролика?! – возмутился коннетабль.

Охотники только виновато развели руками.

– Плохо искали, – усмехнулся Андре Мартинш и быстро перезарядил свою тяжёлую кулеврину. Затем он зажёг от ближайшего костра фитиль и вытащил из кармана какой-то странную на вид свистульку. Потом он отправился в ближайшую от лагеря рощу, и все услышали необычную, дивную и завораживающую мелодию. Через минуту грянул выстрел. Вскоре юный стрелок неторопливо вернулся и небрежно бросил охотникам:

– Пойдите по моим следам и принесите тушки убитых кроликов.

Охотники быстро вернулись, неся в руках двенадцать увесистых, жирных кроликов. Одиннадцать они нашли бездыханными в траве, а двенадцатого обнаружили по длинному кровавому следу.

– Да Вы, Андре, как я вижу, ещё и властитель кроликов! – восторженно воскликнул король и повернулся к писцу, который как раз начинал составлять текст грамоты. – В документе наш верноподданный должен значиться, как Андре Мартинш Куэлью …

Жуау Первый задумчиво посмотрел не сторожевую башню и подытожил:

– Андре Мартинш Куэлью да Пика! Приглашаю Вас, мой юный друг, к нашему столу на ужин.

Пока повара готовили кроликов, Нуну Алвареш внимательно рассматривал великолепные клинки свевского предводителя.

– Мне говорили, что вы виртуозно владеете мечом и лично сразили дона Игнасио своим смертоносным клинком, – наконец, обратился к богатырю коннетабль.

– Если Вы заметили, то на моём пути ещё не попадался такой меченосец, который смог бы меня одолеть, – без лишней скромности, но со сокрытой иронией ответствовал юноша.

– А не могли бы Вы, покуда готовится ужин, показать королю своё фехтовальное мастерство? – предложил задетый за живое коннетабль и подозвал двух своих рыцарей. – Вот двое моих меченосцев, которые достаточно искусно владеют клинком, и Вы можете выбрать для поединка любого из этих двоих витязей. Нет-нет! Не подумайте, что я хочу, чтоб дело дошло до крови! Но позвольте Его Величеству насладиться Вашим незаурядным умением.

– Как Вам угодно, – спокойно отреагировал Андре Мартинш и вытащил из ножен оба свои клинка. – Я буду сражаться с ними обоими.

– Isso é cúmulo da ousadia! – потрясённо вскрикнул король. – Вам не одолеть двух самых лучших фехтовальщиков нашего воинства. (Прим. Isso é cúmulo da ousadia! – Это вершина бесстрашия!)

– Ну, это мы ещё посмотрим, – сурово нахмурился богатырь и встал в позицию, зажимая рукояти своих мечей в огромных кулачищах.

Спектакль длился недолго. Через три минуты клинки соперников, выбитые мощными ударами из ушибленных рук, покоились у подошв могучего юного воина.

Король порывисто обернулся к писцу:

– Принесите-ка мне сюда грамоту! Отлично! Здесь хватит места! Теперь во всех документах наш верноподданный будет именоваться как Андре Мартинш Куэлью да Пика ду Кумулу! Кстати, мой юный друг! А как выглядит герб Ваших славных прародителей?

– Хотя мой отец и вел родословную от свевских королей, однако его родовой герб не очень-то и замысловат, – немного смутился белокурый богатырь. – На белом поле геральдического щита с красной окаемкой изображена скала со старинной сторожевой башней.

– А ну-ка принесите сюда чистый лист пергамента! – повелел Жуау Первый перепуганному писцу. – Мы сейчас подправим герб нашего нового стража границы!

Принесли пергамент, и король вместе с коннетаблем с упоением принялись за работу. И на геральдический щит попало всё то, чем юный воевода удивил пребывающего в чудном настроении короля. Туда попал и барабан, на котором сидел Андре Мартинш, и два его подобных молнии меча, и незнающая промаха кулеврина, и даже несчастные кролики, сражённые её дробью.

Неожиданно король призадумался и поинтересовался у свевского предводителя:

– Мой юный друг! А Вы уже были посвящены в рыцари?

– Увы, нет, – опечалился юноша. – Мой благородный отец погиб раньше, чем успел сделать это. А мой дядя, который мог его заменить, вероломно предал меня и привёл завоевателей в нашу долину. Однако возмездие настигло его, и я даже не знаю, где кастильцы его схоронили.

– Тогда мы сейчас же восполним этот пробел Вашей биографии, и с этих самых пор Ваши права и бенефиции будут неоспоримы!

Церемония состоялась прямо на Ристалище рыцарей, а после неё все веселились, пели и пировали до самой глубокой ночи. Торжество было омрачено лишь малюсенькой неприятностью – коннетабль, вкушая нафаршированного дробью кролика, сломал себе коренной зуб.

А утром король и коннетабль отправились в сторожевую башню и были поражены тем грандиозным объемом работ, которые строители закончили в столь сжатые сроки. По свежеотёсанным гранитным блокам было сразу заметно, что последние три яруса возведены совершенно недавно. А внутренние помещения башни содержались в идеальной чистоте и порядке, благоухая недавно обструганной древесиной и масляной краской. Захваченные у испанцев пушки уже стояли на новых лафетах и были обращены в сторону выхода из ущелья. В одной из комнат башни высокопоставленные гости увидели двенадцать рыцарских доспехов с пробитыми в области сердца кирасами.

Доктор Дуарте так вдохновенно вещала о рыцарской доблести схлынувших времён, что я всерьёз убоялся, как бы её повествование не затянулось до крика первых, всё ещё недорезанных петухов.

– Дорогая Моника! А вам не кажется, что эта история немного приукрашена переписчиком летописи, – осторожно нажал я на «тормоза». – Уж слишком часто в повествовании встречается одиозная цифра двенадцать.

Девушка нахмурилась и чересчур страстно отрезала:

– Мне посчастливилось увидеть латные доспехи этих двенадцати испанских рыцарей в одном из залов особняка доктора Жуау. Одиннадцать кирас имели большие круглые дырки в районе сердца, а на двенадцатом панцире, из воронёной дамасской стали, красовалась чашеобразная вогнутость на том же самом месте.

Степан, который, как мне казалось снова полудремал с идиотской улыбкой на порозовевших устах, содрогнулся, будто его ударило током.