Честная сторона лжи

– Это ведь ты советовал отправить его в Бастилию!

– Да, потому что он был опасен стране. Когда он одумается, его можно будет освободить и… направить всю его энергию против ваших врагов.

– Тогда уж лучше было его не сажать… – вполголоса произнес король.

– Простите, ваше величество?

– Ничего. Где мне найти друзей, которые были бы верны мне, Шарль?

– Ваше величество, я всего лишь ваш слуга, но я верен вам! Вы можете всегда быть уверены во мне!

– Да, Шарль, спасибо тебе. Но одного тебя мало… Ладно, ступай, а я буду готовиться перед тем, как зайти в комнату со змеями.

***

– Я рад видеть вас, монсеньор! – растекся в изящном поклоне и сладкой улыбке посол Испании. – Я приношу свои поздравления вам, вы наконец-то получили достойные вас должности!

– Я тоже счастлив видеть вас, господин Карденас, – ответил с едва заметной улыбкой Ришелье, – с нашей последней встречи прошло уже десять дней.

– Да, но, к сожалению, эти десять дней не принесли нам добрых вестей.

– Дурных – ведь тоже.

– Поймите меня правильно, но в том вопросе, что меня интересует, отсутствие хороших новостей и есть новость плохая…

– Какие же претензии вы хотите высказать?

– О! Никаких претензий, ваше преосвященство! Ни вам, ни господину Жаннену! Но… Мы… мой король и эрцгерцог, мы ожидали более скорого и более удовлетворительного результата…

– Господин посол, давайте вспомним, как все начиналось. Так сказать, перелистаем книгу сначала. Что вы поставили условием? Условием подписания договора между нашими странами, договора, где не оговаривалось право прохода испанских войск в Нидерланды через территорию Франции… Условием подписания этого договора вы поставили обязательство Франции организовать посредничество для заключения прочного мира Испании с Соединенными провинциями или продления перемирия на существующих или более лучших условиях. Не так ли?

– Совершенно верно. Если война окончится, то не возникнет и необходимости на проход войск и снабжение через территорию Франции. В мирное время это без труда можно сделать морем.

– А разве Франция гарантировала успех этого посредничества?

– Но это ведь подразумевалось…

– Что ж, мы сделали все, что вы просили. Организовали тайные переговоры между представителями Соединенных провинций и эрцгерцогом Альбрехтом, мы по вашей просьбе отправили посредником самого Жаннена!

– Спору нет – это выдающийся человек! То перемирие, которое было заключено семь лет назад – это ведь исключительно его заслуга!

– Вы видите, если заключить мир не получится у Жаннена, то не получится ни у кого!

– Ваше преосвященство, у меня есть сведения… Словом, у нас есть подозрения, что ход переговоров не является тайной для их противников…

– Вот как? Но первый вопрос – кто же противник этих переговоров?

– Я уверен, вы все прекрасно понимаете! Противник мира с Испанией – это, разумеется, штатгальтер Голландии, принц Оранский. Переговоры от имени Соединенных провинций ведет сам Олденбарневелт, он разумный, прагматичный человек, он хочет мира. Но он находится в сложном, я бы сказал, в щекотливом положении. Мориц Оранский – сторонник войны и может обвинить Олденбарневелта в сдаче государственных интересов…

– Любопытно… Значит, штатгальтер держит ван Олденбарневелта на коротком поводке…

– Я открою вам тайну… Сам господин Олденбарневелт и сообщил нам, что ему приходят указания от штатгальтера по каждому пункту договора, едва лишь он бывает обсужден на переговорах. Откуда он узнает об этом – загадка!

– Наверное, ничего загадочного тут нет – в переговорах ведь участвует много людей.

– Не больше десятка. Но сейчас мы вынуждены будем приостановить переговоры на неделю или две…

– Так что же вы хотите от нас, господин Карденас?

– Это очень непростая просьба… Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня…

– Говорите, господин Карденас, я пойму.

– Нужно смягчить позицию голландцев на переговорах.

– Но как это сделать?

– В этом и вся тонкость… Словом, можно попросить господина Жаннена или вашего посланника в Нидерландах – он ведь тоже участвует в переговорах – представить дело так, что от успеха этих самых переговоров с Голландией зависит утверждение договора между Францией и Испанией в той редакции, где нет речи о праве прохода войск…

– Но ведь это не так.

– К сожалению. Но, к счастью, голландцы не знают этого.

– Я, кажется, понимаю… Вы хотите внушить голландцам, что если они будут слишком упорствовать в своих требованиях и откажутся от заключения мира, то Франция будет вынуждена предоставить Испании право снабжать свои войска через свою территорию…

– Да! Достаточно случайно обмолвиться об этом, дать понять, тогда голландцы задумаются. Они считают, что Испания в военном плане находится в Нидерландах в очень уязвимом положении, и это во многом правда! Но право прохода войск через Францию, естественно, исправляет это положение!

– Значит, только намек… – задумчиво произнес Ришелье, – без всяких реальных обязательств…

– Всего лишь! – с надеждой произнес Карденас. – Монсеньор, это ведь облегчит задачу господину Жаннену! Я… я не буду скрывать от вас – это его предложение! Но ни он, ни ваш посланник господин дю Морье не могут пойти на это без санкции из Парижа… Та утечка информации с переговоров сыграет нам на руку. До сторонников войны, я имею ввиду штатгальтера прежде всего, быстро дойдет эта информация. Скорее всего, они перестанут вставлять палки в колеса господину Олденбарневелту!

– Что ж, интрига довольно тонкая и вполне осуществимая… Но возникает два вопроса. Первый – почему вы до сих пор не выяснили, как сведения о переговорах попадают к Морицу Оранскому? Ведь это важно для дальнейших консультацй.

– Разумеется, как только эрцгерцогу стало известно об этом, то было проведено некоторое расследование… Лучшими людьми! Результаты его… К моему большому сожалению… словом, вероятнее всего, утечка происходит с французской стороны. Прошу меня извинить…

– Даже так?

– Да, к прискорбию… Вы понимаете, что дипломатический этикет не позволяет нам вести… более активное следствие в отношении наших французских посредников.

– Но с этим все-равно нужно будет разбираться… Тогда второй вопрос…

– Я догадываюсь, монсеньор, – грустно произнес посол, – вы хотите спросить, какую ответную услугу может предложить Испания? Ну что ж, я слушаю вас.

– Я вновь настаиваю на выдаче дона Энрике де Торвильи, он обвиняется в заговоре и убийствах.

– Вы опять возвращаетесь к этой грустной истории, ваше преосвященство… Она, право, и так слишком дорого обошлась нам.

– Не мы все это затеяли.

– Поймите, это невозможно! Торвилья – королевский чиновник! Я больше скажу, это он и вел расследование по поиску источника утечки… с переговоров. Он близок к эрцгерцогу Альбрехту… Поймите… Это совершенно невозможно! Просите все, что угодно, но это…

– Это очень прискорбно, господин Карденас, что вы не хотите выдать нам преступника… Тогда, надеюсь, вы хотя бы не будете засылать к нам новых.

– Ваше преосвященство!..

– Я хотел бы, чтобы ваши сотрудники, господин посол, прекратили контакты с протестантскими организациями во Франции, перестали снабжать их деньгами, закупать для них оружие, вы понимаете меня? Словом, вы должны прекратить всякую подрывную деятельность в стране, в первую очередь – поддержку гугенотов.

– Ваше преосвященство, мы…

– Господин посол, я тоже обладаю определенной информацией и надеюсь, что за ту услугу, которую окажет вам Франция, Испания, в том числе и в вашем лице, не останется в долгу…

***

Обсуждение шло уже полчаса, все присутствующие на Королевском совете успели высказаться. Кроме короля. Он сидел ровно и неподвижно, его лицо, потерявшее последние следы летнего загара, было как обычно бледным и не выражало эмоций, но по глазам было видно, что король внимательно слушает все, что говорят вокруг.

– …наконец, и это также важно, мы получим серьезные преференции в торговле мануфактурными товарами в самой Испании, – заканчивал свою речь генеральный контролер финансов Клод Барбен, – так что с точки зрения хозяйственных и финансовых выгод договор с Испанией вполне приемлем.

– Но он мог бы быть несравненно более выгодным, – резко вступил в разговор Кончини, – если бы мы предоставили Испании возможность пользоваться нашей территорией! С какой стати нам отказывать им в этом, мы же стремимся наладить с ними дружеские отношения!

– Я согласна с маршалом д`Анкром, – грустно сказала Мария Медичи. – Благодарность сильнейшей державы Европы ценна сама по себе, а предоставление такой услуги – это еще и возможность влиять.

– Ну а что вы скажете, ваше преосвященство? – продолжил Кончини. – Быть может, имеет смысл все-таки переработать договор? Конде больше нет, препятствий быть не должно.

Ришелье уже видел, куда движется дело, он пытался придумать, как сохранить все, что с таким трудом и благодаря стечению обстоятельств удалось достичь. Но в то же время он не хотел напрямую идти против Кончини и королевы.

– Ваше сиятельство, – ответил Ришелье, – договор в текущей редакции тщательно проработан, в нем соблюден баланс торговых интересов, а главное – Испания готова подписать его. Что же до указанных вами политических вопросов, то… я соглашусь с ее величеством: нам важна возможность влиять на политические и военные процессы вокруг наших границ. С этой точки зрения, когда будет больше влияния? Когда мы будем обязаны пропускать испанцев по договору или, когда пропустить или нет, будет зависеть только от нашей доброй воли?

В Зале Совета воцарилось молчание: и Кончини, и Мария Медичи не нашлись чем возразить епископу, но вдруг тишину неожиданно нарушил сбивчивый, даже взволнованный голос короля:

– Вы хотите сдавать территорию Франции в аренду, господин Ришелье? Или превратить ее в постоялый двор, куда пускают всех подряд… за деньги? Я напоминаю всем присутствующим, что мое королевство независимо и не подчиняется никому. Мы не можем заключать договоры, которые будут обязывать нас… поступаться нашим суверенитетом и нашими правами!

Лицо Людовика по-прежнему было тусклым и невыразительным, но глаза горели. Ришелье в этом взгляде без труда читал ненависть. Ненависть к тому, на кого глаза короля даже не смотрели. Но Кончини не видел или не понимал чувств Людовика, а может, это было ему не важно, потому что он как равному стал возражать королю:

– Ну какая аренда! Всего-то: провозить снаряжение и солдат. От нас что, убудет? А за это мы могли бы получить еще больше выгод в торговле! Может, даже и в их колониях. Это были бы серьезные доходы!

– Я не т-торгую своими правами! – по-прежнему не глядя на Кончини, слегка заикаясь и теперь уже заметно волнуясь, произнес король. – Мы достаточно богаты, чтобы позволить себе это! Никаких испанцев на м-моей земле, слышите, епископ!

– Как будет угодно вашему величеству, конечно, – спокойно, даже развязано, будто и не видя гнева короля, произнес Кончини, – но мы много потеряем на этом…

– Ваше величество! – поспешил ответить Ришелье. – В договоре не будет прописано право Испании на проход войск. Я уже согласовал почти все детали с послом Испании, уверен, вскоре договор будет подписан.

– Хорошо, – опустив взгляд, уже спокойнее произнес король, – закончим на этом…

– Кстати о деньгах, ваше величество! – сказал Кончини. – Вы вчера играли в карты и, кажется, проиграли приличную сумму. Я готов заплатить ваш долг.

– Мне не нужны ваши деньги, маршал, – так же глядя в стол холодно ответил Людовик, – я сам плачу по своим долгам…

– Как пожелаете, ваше величество, я предложил от чистого сердца…

Но Людовик уже не слушал Кончини, он резко поднялся и вышел из Зала Совета, не увидев даже, как растерянные министры поспешно встают и отвешивают поклоны уходящему королю. Ришелье так и остался стоять среди расходящихся сановников. Он, не отрывая взгляда, смотрел на сидящую Марию Медичи, а она смотрела на него. Наконец, когда в зале никого не осталось, королева устало спросила:

– Ну, что скажешь?

– Я расстроен, ваше величество, мы вызвали неудовольствие короля… на ровном месте. Можно было бы обойтись без этого.

– Да… Зря мы завели разговор о проходе войск… Мальчик считает своего отца великим и хочет подражать ему в политике. Только вот масштабы их несопоставимы…

– Ну, король еще слишком молод, мы не знаем, каким он станет, повзрослев… А насчет политики… Мне кажется, ваше величество, что вам необходимо поговорить с маршалом…

– Да уж… Он отличился… Ничего, я его урезоню и объясню, хотя уже и сам бы мог понять… Ты сейчас занят, Арман?

– У меня сейчас важная встреча, но любая встреча подождет, если я буду иметь счастье быть нужным вашему величеству…

– Спасибо, друг мой, – с искренней нежностью произнесла Мария Медичи, – мне так нужна твоя поддержка… и твоя любовь…

***

В монастырь епископ Люсонский приехал уже под вечер. Начинались сумерки; голые дубы и вязы с корявыми сучьями и ветками, напоминавшими гигантские кривые узловатые пальцы, шевелились от ветра на фоне быстро темнеющего неба. Где-то рядом ударил колокол, и епископ, поежившись, зашел в Дом аббата. Отца Жозефа он нашел в общей зале, где вместе с ним сидели отец Ансельм, Рошфор и какой-то незнакомый ему молодой дворянин.

– Продолжим позже, друзья мои, – обратился к присутствующим отец Жозеф и, когда те, поклонившись, покинули помещение, спросил у Ришелье: – Ты поздно, Арман, что-то случилось?

– Просто есть, о чем поговорить… – ответил епископ и сел на стул, укутавшись в меховую накидку – в зале было довольно холодно.

– Ну, я тебя слушаю.

– Сегодня в Совете король показал характер. Очень кстати – помог мне отстоять наш проект договора…

– Так в чем же дело?

– Маршал д`Анкр, кажется, не понимает, что времена изменились. Он думает, что если Конде побежден, то и бояться больше нечего… Я уверен, король все запомнит и однажды рассчитается за свои обиды.

– Кончини обидел короля?

– Он делает это регулярно, но сегодня… Думаю, он и сам не до конца понимает, что творит. Ты же знаешь маршала и его бесцеремонность.

– К счастью – не близко. И ближе не хочу.

– Беда не в самом Кончини, а в том, что я завишу от этого человека. Мое назначение в Совет – это его заслуга. Его и королевы-матери. Я – не самостоятельная фигура на этой шахматной доске. Пока они сильны – я у руля государственной политики, но их слабость – это и моя тоже.

– И что король?..

– Король, к сожалению, видит меня только человеком Кончини и королевы. Он очень холодно ко мне относится из-за этого, можно сказать, даже с неприязнью… А ведь я не их человек, Франсуа! Я человек короля! Но он не видит этого, что бы я не делал! Ненависть к Кончини затмевает ему глаза и ложиться тенью на меня…

– Как это исправить?

– Что-нибудь придумается… Я, в общем-то, к тебе по другому делу. Сегодня я имел беседу с послом Испании…

– И что же тебе сказал дон Иньиго де Карденас?

– Дон Иньиго переживает за переговоры в Брюсселе. Хочет с нашей помощью припугнуть голландцев, чтобы были посговорчивее.

– Это как?

– Дать им понять, что запрет на проход испанских войск через Францию напрямую увязан с заключением мира…

– Тонко…

– Вполне, но главное не в этом. Олденбарневелт не может свободно вести переговоры – кто-то очень оперативно снабжает Морица Оранского всеми их подробностями, и штатгальтер успешно им противодействует.

– Ну, это же не совсем наши проблемы…

– Ты ошибаешься. Причем дважды.

– Первое заблуждение… – улыбнулся отец Жозеф.

– В том, что дон Иньиго, прося нас подыграть им на переговорах с якобы увязкой двух договоров, сам не осознает, что в этом нет никакого обмана.

– Не совсем тебя понял…

– Я сам не сразу понял… Просто теперь я уверен, что Мадрид не ратифицирует наш с ними договор, пока на переговорах в Брюсселе не будет достигнуто хоть каких-нибудь успехов. А для нас важнее всего договор с Испанией, такой, какой нам нужен. Что будет потом в Нидерландах: война или мир, соблюдение договоров или их нарушение – это уже не так важно.

– Теперь я понял. Нужно помочь Жаннену в Брюсселе, а для этого перекрыть утечки… Что же за тайные переговоры, когда все про все знают? Ну, а какое второе заблуждение?

– Оно касается нас еще непосредственнее. Дело в том, что испанцы считают, будто утечка информации с переговоров происходит от французской стороны.

– Ого! А вот с этого места нужно поподробнее.

– У меня нет подробностей. Я надеюсь, что их раздобудешь ты.

– У нас в Брюсселе, как ты знаешь, Сонвиль. Я ему поручил следить за переговорами, но он ничего такого не сигнализировал…

– Дай ему конкретное задание… А лучше пошли кого-нибудь к нему, чтобы свежим глазом, так сказать… Например, Рошфора.

– Хорошо, я займусь этим делом, Арман.

– Вот и славно. На неделю переговоры прерываются, так что у тебя есть время собраться с мыслями, а Рошфору – приготовиться.

– Пошлю вместе с ним Шато-Рено, пусть привыкает к нашей работе.

– Кто это?

– Молодой гугенот – мой новый сотрудник и помощник Рошфора. Ты его видел, когда вошел.

– Гугенот?.. Это правильно, что ты набираешь людей, но чтобы им доверять, нужно сначала проверить их в деле.

– А вот в этом уже ты разбираешься меньше моего, Арман, – вновь улыбнулся отец Жозеф и вызвал ответную улыбку Ришелье: – среди моих людей нет тех, кому я не доверяю.

Глава 4 Четыре дня Ле-Мана

– Итак, – сидя в кресле, после минутного раздумья произнес Рошфор, – вы абсолютно уверены в том, что за вами следили.

– Без сомнений! – ответил Филипп.

Поговорить о слежке удалось не сразу. Когда Шато-Рено вернулся, они вместе с Рошфором отправились на небольшое совещание к отцу Жозефу. Совещание неожиданно прервал епископ, и у Филиппа появилась возможность рассказать обо всем своему другу. Рассказал он заодно и как ушел от слежки. Это оказалось не так уж и сложно. Шато-Рено, как и хотел, дошел до «Капуцина», поговорил с трактирщиком и вышел через конюшню на задний двор, а потом на соседнюю улицу, вернее, в маленький переулок. Ну, а дальше было совсем просто и знакомо: пройдя через ворота Сен-Жак он оказался в пригороде, дошел до Сен-Жермен, переправился через Сену на лодке, еще раз убедившись, что «хвоста» больше нет, и уже известным путем через тутовый сад попал в монастырь капуцинов.

– У вас есть хоть какие-нибудь предположения, кто это мог быть? – спросил Рошфор.

– Никаких, – честно ответил Филипп, – даже намека на предположение.

– Надеюсь хотя бы, меня вы на этот раз не подозреваете…

– Не могу представить, зачем бы вам это было нужно.

– Да уж, трудно представить… А вы не думали, что это могут быть ваши единоверцы, скажем, из той организации, в которой состоит друг вашего отца?

– Барон д`Аркиан? – удивленно воскликнул Филипп. – А ему-то это зачем?

– Откуда я знаю? Это ваш знакомый…

– Рошфор! – взгляд Шато-Рено будто замер, а сам он словно отсутствовал несколько секунд, перенесшись в какие-то свои воспоминания. – Я вспомнил… Когда я послал Жака в Нуази… тогда, летом, за мной ведь следили, вы помните?

– Да, вы говорили мне…

– Я тогда не знал, кто это! Думал, что вы или испанцы…

– Точно – не я.

– И не испанцы! Турвиль рассказал мне, что нашел меня случайно, когда я выходил из дома, за которым они наблюдали!

– Что же это за дом?

– Это же не важно! Скорее всего, они следили за Конде. Я встретился с ним в доме барона д`Аркиана, а когда уходил они меня узнали… по времени вроде бы сходится.

– То есть испанцы знали барона? Зачем тогда было все это представление с шифровками?

– Да нет, они же не знали, что барон состоит в гугенотской организации, что он именно тот, кто им нужен!

– Резонно… То есть до этого это были не испанцы, интересно…Сейчас я вспоминаю, мы уже говорили об этом… Вспомните-ка все события за день-два до того, как вы впервые обнаружили слежку.

– Сейчас уже трудно вспомнить… В день перед этим у меня была дуэль, помните? Потом пришли вы в одежде монаха и с пистолетами… Вечером я ходил к Шале узнать, как Лувиньи, мы разговаривали… А! Еще я заходил в тот день к барону…

– Что?

– Д`Аркиану…

– В первый раз?

– Да…

– Ну что ж, версия с гугенотами, пожалуй, подтверждается. Остается вопрос – зачем?

– В это трудно поверить… Действительно, зачем? А ведь еще были и другие…

– Не понял?

– Те, что спасли меня от людей Турвиля ночью. Я вам рассказывал.

– Да… Знаете, что, Шато-Рено? Ходите-ка осторожней некоторое время. А без Жака вообще не выходите.

– Может, мне запереться в монастыре? В какой-нибудь келье?

– Не иронизируйте, дело может быть серьезным. Вы, помнится, говорили мне, что ваш брат был вынужден уехать из Парижа, что в него стреляли…

– Вы думаете, это связано с нашими поисками?

– Ничего нельзя исключать в данном случае.

– Если так, то значит и мы пошарили, где жарко?

– Не обязательно, достаточно вашего имени… Я предлагаю вам на несколько дней покинуть наш холодный и негостеприимный Париж. Вы же хотели съездить в Ле-Ман?

– Да…

– Так отправляйтесь хоть завтра. Найдите сержанта Шаброля, поговорите с ним… Потом аккуратно возвращайтесь.

– Ну, тогда пойду готовиться и Жака предупрежу.

– Перед отъездом, прошу вас, зайдите ко мне, мой друг. Мне хотелось бы дать вам небольшое напутствие…

***

Рошфор дал на поездку в Ле-Ман четыре дня:

– Два дня туда, два обратно. Думаю, этого вполне хватит.

– Вы же говорили, что мне пока нет дела, – улыбнулся Филипп.

– Да, друг мой. Но вот оно появилось – епископ Люсонский приезжал не зря, я еще вчера предвидел нечто подобное… Но все это после возвращения. Пока же – удачной поездки!..

Шато-Рено и Жак выехали из монастыря в полной походной экипировке, закутавшись в плащи и поеживаясь от холода. Из серого неба на них падал колючий холодный дождь и внутри каждой его капли сидели кристаллики льда, которые, ударяясь о камни мостовой, расплывались в маленькие лепешки. Конь Филиппа недовольно мотал головой – в такую погоду он с удовольствием отказался бы от прогулок и лучше простоял бы весь день в сухой и теплой монастырской конюшне. Но лошадей не спрашивают, нравится им погода или нет, и потому они хоть и встряхивали головами, словно укоряя хозяев и показывая свое недовольство, но продолжали идти, стуча копытами по мокрой мостовой, в сторону центра города.

В центр города, а конкретно – на улицу Короля Сицилии, Шато-Рено должен был заехать, чтобы предупредить Шале, что сегодняшняя встреча отменяется. На этом он терял почти час, но не предупредить друга не мог. Относительно широкая Сент-Оноре сменилась узкой, заставленной лавками улицей Жестянщиков. Несмотря на холод и дождь со снегом торговля уже во всю шла, и Филипп с Жаком с трудом пробирались по улице. Шато-Рено размышлял о том, что не так уж и давно на этом самом месте Равальяк убил короля Генриха и о том, какие события повлекло за собой это убийство. Он был так погружен в свои мысли, что не сразу заметил, как на углу Жестянщиков и Сен-Дени какой-то человек, появившийся словно из неоткуда, взял под уздцы его коня и вежливо отвесил легкий поклон. Филипп не сразу понял, что происходит, и просто смотрел на ничем не примечательного человека средних лет в простом кожаном колете, черном плаще, шляпе и со шпагой на боку. Человек, впрочем, сразу же заговорил сам:

– Прошу прощения, господин де Шато-Рено, что я так бесцеремонно останавливаю вас, но я должен сказать вам несколько важных слов.

Слова эти были сказаны с безупречной любезностью, человек в черном плаще не пытался тянуть за уздцы, а напротив, отпустил их и зашел за угол Сен-Дени, где не стояло лавок и было меньше людей, а потому Филипп посчитал, что невозможно не ответить на столь учтивое и таинственное приглашение.

– Что вам угодно, сударь? – спросил Шато-Рено, проследовав за незнакомцем за угол.

– Мне поручили передать вам, господин де Шато-Рено, – доброжелательно улыбаясь, ответил незнакомец, – что вашей жизни угрожает опасность.

– Вот как? А кто поручил?

– Этот господин желает вам добра, поверьте, но я не уполномочен назвать вам его имя.

– Это очень странно. Почему я должен верить человеку, который даже не хочет назвать себя?

– Согласитесь, предупреждать об опасности нельзя с дурными намерениями. Этот человек просто не хочет, чтобы вы лишились жизни.

– Но откуда вы знаете меня? И кто мне угрожает?

– Это все, что я могу сказать вам, сударь. Прошу вас, покиньте Париж, для своей же безопасности.

– Значит, вне Парижа мне ничего угрожать не будет?

– Я не могу ответить вам на этот вопрос.

– Но послушайте! Чтобы поверить предостережению нужно хоть что-то знать! Согласитесь же! Я поступил на службу, с какой стати мне все бросать и уезжать?