О драконах и тенях: расстановка фигур

В таких хлопотах он провёл год с небольшим, и, когда до призыва оставалось чуть больше месяца, эльф будто бы проснулся от тихого шепота остальных обитателей монастыря. Они обсуждали подарки, и тогда травник с долей стыда вспомнил, что так ожидаемый им день важен ещё кое-чем. У эльфов не имелось традиции праздновать каждый прожитый цикл, из низких рас её чтили только люди, но даже так, не предавая предстоящему событию особого значения, Илу’ридан не желал выглядеть чёрствым в глазах ребенка, и остаток времени потратил не на попытки докопаться до истины, а на изготовление подарка к дню рождения Вэйдэ. Он даже не подозревал, что именно это уберегло его от безумия.

День отбытия показался эльфу слишком ясным, солнечным и тёплым – хорошая погода совершенно не передавала трагичности расставания, но даже природа будто бы желала им благополучного пути. К подножию каменной лестницы спустились все монахи и даже недавно прибывший травник, такой же аюрнай как и он сам, разве что моложе, который явно не понимал важности момента, а потому держался от остальных в стороне. Все подарки были вручены ещё накануне вечером, просто каждый из провожающих считал необходимым лично попрощаться с бывшим коллегой и девочкой, высказав воспитаннице пару напутствующих советов. Илу’ридан понимал, в этот день слова оставались последним, что они могли ей дать, неизменно заканчивая фразой: «Да не встретимся мы никогда…». В глазах нового травника она звучала грубо, почти как проклятие, сказанное с искренней улыбкой. Для остальных же, в том числе и для Вэйдэ, это было просто пожелание долгой жизни, замысловатое и понятное только им.

Последним к девочке подошёл настоятель Тенвиар. Старик сперва обнял воспитанницу и затем, не отпуская, несколько долгих минут тихо нашёптывал ей что-то на ухо, будто между ними имелись какие-то особые тайны. Но Илу’ридан был давно знаком с монахом и временами не по своей воле становился слушателем его пьяных откровений. До появления ребенка этот побитый жизнью человек регулярно напивался раз в год в один и тот же день, будто поминал кого-то близкого, изливая душу первому, кто подвернётся под руку. Эльфу же, только приступившему к службе аюрнай, просто не повезло стать слушателем охмелевшего настоятеля, ведь всё происходило во внутреннем дворе у конкретной клумбы. Так он узнал, что у каждого монаха имелась невесёлая история за плечами. В действительности мало кто приходил служить в монастырь Последнего пути только из альтруистических взглядов, кому-то было выгодно скрываться в удалённой обители от собственных проблем, а кого-то к её вратам приводили обстоятельства. Порой настолько разные, что остроухий позволил себе искренне удивиться, когда его служба только началась. Тот же Дайари Тенвиар являлся осуждённым преступником, что плохо вязалось с добродушным лицом человека и тёплым взглядом. Он не скрывал этого факта, только подробности ревностно держал при себе, даже когда алкоголь развязывал ему язык.

«Знаешь, – отбросив этикет и будто запивая нормы приличия вином, однажды признался монах, – не ко всем идущим по пути мести трибуции были также благосклонны, как ко мне, – он сделал еще глоток и рассмеялся. – Вынесенный приговор даже немного льстит: безвылазно сидеть в этих скучных стенах всю жизнь и быть похороненным рядом с саворинами. Чем не повод возгордиться?».

Когда же в монастыре появилась крошечная Вэйдэ и малышку чудом удалось вы́ходить, настоятель Тенвиар напился при нём в последний раз. К тому времени остроухий уже привык слушать старика, который только от вина непременно становился болтлив, но благодаря именно их странным разговорам Илу’ридан осознал: люди более эмоциональные, чем эльфы, более импульсивные и скорбь у них порой более глубокая, просто короче. Это привнесло в картину мира остроухого новые краски, на фоне которых его собственные переживания стали казаться блёклыми.

«Имя? – переспросил настоятель в ту, последнюю встречу. – Так звали мою покойную дочку, – и эльф, хмыкнув, закатил глаза. Он уже тогда понял, что старик привяжется к ребёнку, но следующих слов никак не ожидал. – А… не осуждай меня. Я бы и фамилию ей свою подарил, вот только… – монах икнул и недовольно продолжил. – Четыре закона, представляешь? Целых четыре, мать его, закона запрещают мне это сделать…».

Поэтому Илу’ридан лучше остальных понимал, почему старый монах прощался с Вэйдэ так долго, затягивая отбытие. Нежелание отпускать девочку читалось в каждом его движении, но в конце концов он нашёл в себе силы отступить на шаг.

– Да не встретимся мы никогда, милая, – настоятель, не стесняясь, смахнул сентиментальные слёзы.

– Сделаю всё возможное, чтобы не вернуться, – пообещала провожающим саворина и молча забралась в почтовый экипаж вслед за эльфом.

Им предстояло долгое путешествие на восток, подальше от береговой линии вглубь материка, к городу в о́круге Фара́йд с коротким названием Вибэ. Илу’ридан бывал там несколько раз проездом, навещая наставника, который занял пост заместителя ректора при Скользящей академии. Два десятилетия назад дорога оттуда к монастырю заняла у него неделю, оставив после себя не совсем приятные воспоминания: чем дальше эльф удалялся от разветвлённого подобно паутине главного тракта, что соединял все округа́ материка, тем сильнее становилась тряска, а постоялые дворы – всё реже. В такие моменты он невольно задумывался о мелочах. Несмотря на пролетевшие после «Побега» века, низких рас под небом Делиш Ден по-прежнему оставалось слишком мало, чтобы находящиеся на одном континенте города и небольшие поселения располагались хотя бы в дне пути друг от друга.

Дорога в обратном направлении той, что осталась в его воспоминаниях, на самом деле сильно раздражала отсутствием комфорта. На очередном ухабе он терпеливо напоминал себе: часть путешествия с почтовым экипажем – вынужденная мера, с которой лучше просто смириться. Их с настоятелем ещё в монастыре одолевали сомнения, что за девочкой кто-то приедет в такую глушь только ради призыва, а быстрый, пусть и с нюансами, транспорт определённо был лучше пустого ожидания. Впрочем, раздражение коснулось и сидящей рядом девочки. После того, как экипаж в очередной раз тряхнуло, она с резким хлопком закрыла книгу, уставившись в одну точку перед собой, будто из последних сил сдерживала ругательства.

– Дай угадаю, – усмехнулся остроухий, – у тебя жжёт глаза и разболелась голова?

– Могли бы и остановить меня, раз знали, что такое произойдёт, – проворчала Вэйдэ, одарив собеседника тяжёлым взглядом.

Эльф едва не вздрогнул, воспоминания о дне смерти странного саворина упрямо не желали его отпускать, и он поспешил посмотреть на книгу с потрёпанной обложкой без названия, которую девочка не спешила прятать.

– Есть в жизни моменты, когда личный опыт важнее наставлений, – высокопарно начал он, не желая признаваться, что легкомысленно забыл предупредить маленькую спутницу о трудностях путешествия. – Теперь ты знаешь, что на малых трактах лучше не читать.

– Вы говорите о дороге, по которой мы сейчас едем? – уточнила Вэйдэ, глаза её заблестели, хотя Илу’ридан совершенно не понимал, что такого любопытного она могла увидеть в его словах.

– Да, – кивнул эльф, – малый тракт от Ро́звана к нашему монастырю.

– Тогда почему о нём никто не заботится? – проворчала девочка, сложив руки на груди. – Эту колымагу нещадно трясёт, а передние колёса не переставая скрипят… Здесь не то что почитать, поспать не получится!

Брови остроухого поползли вверх от удивления. Ему еще ни разу не доводилось видеть, чтобы маленькая саворина была чем-то недовольна. А то, как Вэйдэ говорила и вовсе сбивало с толку. Откуда она нахваталась в обители таких слов? Но вслух сказал другое.

– Ночью поспишь, – пообещал эльф. – Лошадям тоже нужен отдых.

– Неужели мы до самой академии так будем ехать? – стеснения не давали саворине успокоиться.

– Нет, только до Розвана, – с предвкушением произнёс Илу’ридан. – Потерпи два дня, там пересядем в пассажирский экипаж и продолжим путь в комфорте.

Короткое оправдание, но в какой-то момент ему начало казаться, что он успокаивал не ребёнка, а будто убеждал сам себя: всё в одночасье изменится, стоит прибыть в знаменитый своей керамикой городок.

– Вы сказали, что это малый тракт. Значит, есть и большой? – чуть спокойнее продолжила Вэйдэ, разбавляемая скрипом и грохотом тишина давила на неё и просто молчать было невыносимо.

– Более того, есть еще и главный, – эльф потянулся насколько хватало пространства. Он ненадолго задумался. В глазах сопровождающего любопытство ребёнка коснулось того, что в жизни ей определённо пригодится. – Эти термины относятся к разделу географии.

– Которую наставник обходил стороной, – в голосе девочки снова слышалось недовольство.

– Не вини мастера Вендроша за то, что его широкие познания не включали какую-то конкретную область, – усмехнулся эльф.

Одним только обращением остроухий показал собеседнице своё уважение эрудированности покойного саворина, вот только тонкий смысл слов ускользнул от ребёнка. Она ещё успеет повзрослеть, подумал Илу’ридан, ещё научится подмечать детали.

– Может тогда вы восполните этот пробел, мастер Верода?

Теперь в голосе Вэйдэ так явно слышалась надежда, что эльф бросил на спутницу мимолётный взгляд и был буквально очарован её заинтересованным видом и сверкающими любопытством глазами. Щёки неожиданно обдало жаром, и он поспешил отвернуться. К счастью, девочка не приняла жест на свой счёт, в монастыре Последнего пути все привыкли к эксцентричности травника.

– Что ж, – задумчиво протянул остроухий, – по крайней мере, рассказ о дорогах будет тебе полезен…

Он даже не заметил, как угодил в ту же ловушку, что и Рашми при жизни: будто подсознательно чувствуя не угасающий интерес, Илу’ридан без умолку говорил несколько часов подряд, пока экипаж не сделал остановку в первый раз. У него отчего-то язык не поворачивался назвать себя по-настоящему сведущим, хотя ещё до службы в монастыре эльф исколесил весь Римуш, выполняя для культа разной важности поручения и разбавляя чувством ответственности собственную тоску. Без малого десять лет путешествий, наблюдений и налаживания связей. Поэтому ему было что рассказать. Подобно Рашми, Илу’ридан тоже начал издалека, часто ссылаясь на слова покойного учёного, сказанные во время уроков. Его совершенно не смущало, что таким образом он деталями выдавал своё присутствие в моменты, когда, казалось, саворины находились в одиночестве. Где-то в глубине души он надеялся, что собеседница заскучает, если затянуть рассказ, не подозревая, что совершает ошибку.

Всё началось с тех самых культов личности, появление которых многое подтолкнуло к переменам. Удивительным образом наиболее яркие изменения отразились только на одном континенте, Римуш. На остальных же землях, где авторитет единого общества был уже подорван, процесс по тем или иным причинам протекал плавно и мало заметно.

«Перед жителями Сабертии в то время особенно остро встал вопрос выживания. Не думаю, что у них находилось время на самокопания, – пояснял эльф. – У жителей Товару́на были слишком свежи воспоминания о судьбе Иллакеш. Они старались вести тихую и неприметную жизнь, чтобы не привлекать внимание драконов. А населения Ферры и Освы, – он, сам того не замечая, по привычке провёл границу между эльфами и остальными видами, что проживали в великом портовом городе, – перемены почти не коснулись. Но вернёмся к Римуш…».

Илу’ридан особенно любил эту часть истории. В определенный момент, когда заблуждения, обиды и грызня вот-вот готовы были перерасти в нечто более серьёзное, нашлись те, кто стал для сомневающихся примером. Смельчаками, которые собрали единомышленников и отправились в поисках подходящих мест.

«Не всеми ими двигали только благие намерения, – в своей особой, чуть насмешливой манере протянул эльф, – но уверен: никто из них не оказался готов к навалившимся трудностям, ведь в то время магия оставалась единственным, что упрощало жизнь низких рас, но и у неё имелся предел – далеко не всем она давалась, а полезных животных, тех же лошадей, ещё не было. Впрочем, крупных хищников, как потенциальной опасности тоже ещё не существовало. Всё это появилось потом, благодаря аномалиям Воплощения…».

Он много рассказывал о том, что мало упоминалось в книгах. Когда одних, подобно взбунтовавшимся детям, вело стремление к независимости, других направляла жажда наживы. Ещё при титанидах была проведена разведка полезных ископаемых, и нашлись те, кто целенаправленно занимал определенные территории, чтобы в будущем получить выгоду. Стоило ли винить их за дальновидность? Эльф затруднялся ответить, но не мог не признать: современные промышленные округа́ выросли из чьей-то жадности.

Тем не менее, именно благодаря культам личности некогда единое общество окончательно раскололось. Оно так или иначе распалось, просто плохо объяснимое социальное явление лишь ускорило процесс. Будто круги на воде, во всех направлениях от великого города Кардия начали появляться поселения. Сперва маленькие, в несколько домов, но спустя всего-то одно поколение по человеческим меркам каждое из них окрепло, стало расти вширь, ощетинилось стенами.

«Это особо примечательный момент, – увлеченный собственным рассказом, отметил эльф, – то было трудное время, переполненное неожиданными препятствиями. Низким расам приходилось привыкать жить по-другому, без технологий и подсказок бежавших покровителей, и заново учиться тому, что благодаря тем же титанидам оказалось забыто. Но ни одно из новообразованных поселений не исчезло с политической карты Римуш. Каждое из них за пролетевшие века стало большим оживлённым городом своей автономной территории, иначе говоря – сердцем округа, и заняло определённую нишу в промышленной цепочке, торгуя с остальными сырьём, готовой продукцией или знаниями, – он ненадолго замолчал, прежде чем продолжил. – Впрочем, с распространением аномалий Воплощения, появилась ещё одна крайне востребованная область – наёмничество. К слову, оба наших возницы в прошлом опытные воины…».

Сам же рассказ о дорогах занял у него до смешного мало времени. Главный тракт превращал Римуш в подобие кривого лоскутного одеяла, соединяя все округа материка непосредственно с Кардией, отчего великий портовый город будто бы находился в центре разветвленной паутины. Большие тракты создавали на карте схожую картину, только в границах округов, связывая крошечные поселения с большим городом и между собой. А вот малые тракты больше напоминали выбившиеся из общей картины белые нитки.

«Если говорить проще, то их можно назвать частными дорогами. Могут вливаться как в большие, так и в главный тракты, но неопределенный статус выводит их за рамки территориальной ответственности. Поэтому о таких дорогах почти не заботятся, если это напрямую не влияет на статус места, к которому она ведёт».

Когда же девочка разочарованно вздохнула, будто бы с упрёком проворчав: «Только и всего? Ну как же так?», он почувствовал себя неудобно. В тот момент Илу’ридану было отчего-то стыдно рассказывать Вэйдэ о проблемах оставшейся далеко позади обители. Финансирование монастырей Последнего пути всегда было слишком мало, чтобы постоянно заботиться о ведущих к ним дорогах. Этому ребёнку не стоило знать такие нелицеприятные детали о бывшем доме. И, к счастью для эльфа, экипаж начал сбавлять скорость, а через маленькое окошко возница сообщил о привале.

В тени листьев одинокого древа. Глава 2

Их разговоры по мелочам сильно скрасили ухабистую дорогу до Розвана. Но, стоило покинуть почтовый экипаж и оказаться на оживленной улице, как эльф сразу же испытал, казалось бы, давно забытое неприятное чувство. Стены невысоких домов будто давили и нависали над ним, а любопытные взгляды, подобно паутине, липли к одежде и рваным шлейфом тянулись следом. Как-никак мешковатый наряд был слишком знаком жителям небольшого городка, кто-то из монахов регулярно посещал его, договариваясь о поставках и решая финансовые вопросы. Потому появление на улице их маленькой компании вызывало обременительный интерес к остроухому и его спутнице. Всё это так сильно раздражало Илу’ридана, что хотелось выругаться вслух, и только присутствие Вэйдэ давало ему силы сдерживаться.

Но куда больше навязчивого внимания эльфа раздражала череда неудач, что, подобно брошенному в спину проклятию, настигла их компанию уже в Розване. Прибудь они хотя бы на час раньше и без проблем продолжили свой путь в тот же день, вместо этого Илу’ридан, тихо закипая, с каменным лицом выслушивал оправдания работника объединённой транспортной гильдии. Он уже собирался сообщить девочке о том, что до прибытия следующего экипажа им придётся прожить несколько дней в ремесленном городке, как вдруг снова заметил в глазах маленькой саворины знакомый блеск любопытства. Весь путь до здания с половиной колеса вместо вывески девочка ни к чему не проявляла интереса, но, пока эльф уточнял детали, она внимательно рассматривала непримечательный, выцветший рекламный плакат гильдии. За пролетевший после смерти Рашми год он неоднократно слышал от монахов, что, лишившись наставника, ребёнок растерял свою страсть к знаниям, и также неоднократно выслушивал, как она в очередной раз огорошила кого-то странным вопросом. Сам Илу’ридан, увлеченный в то время исследованиями, свидетелем подобному не был, вот только плохо объяснимый детский интерес к куску бумаги на стене внезапно всколыхнул воспоминания о тихих перешёптываниях в монастырской трапезной.

– Почему здесь написано «объединённая»? – спросила Вэйдэ, когда спутник подошёл к ней ближе.

– Если говорить проще, то всё это результаты мерзкой политики, – он старался говорить спокойно, чтобы не выплёскивать на ребёнка раздражение. Правда, получалось из рук вон скверно и плохое настроение легко читалось по резким словам.

– А если говорить сложнее? – уточнила девочка. В её голосе угадывалось озорство, будто она задавала вопросы, преследуя свои цели.

– Вэйдэ, – тяжело вздохнул эльф, – тебе действительно нужно это знать?

– Почему бы и нет? – пожала плечами саворина. – Нам всё равно заняться нечем.

– А…– понимающе протянул Илу’ридан. – Так ты всё слышала.

– Вас было сложно не услышать, мастер Верода, – парировала девочка и лукаво хихикнула.

Под детское веселье ему на мгновение показалось, что он раздвоился: мрачная тень, которую откровенно злила фальшивая улыбка на лице работника гильдии, снова стояла где-то у стойки, а привычно взвешенный травник всё также находился в компании монастырской воспитанницы. К удивлению эльфа, такое разделение его вполне устраивало.

– Хорошо, я дам тебе ответы, – и затем жестом указал на выход, – но сперва найдём место для ночлега…

К разочарованию остроухого, постоялый двор тоже встретил их неприятными хлопотами. Единственный в городе, его обеденный зал уже в разгар дня напоминал растревоженный улей, отчего пройти к подозрительно тощему трактирщику с сумкой на плече оказалось тем ещё испытанием. Битые десять минут он пытался договориться с хозяином и словно упирался в высокую стену, но даже тогда его разум оставался поразительно чистым. Раздражение эльфа как будто действительно осталось в транспортной гильдии, вот только в глаза то и дело бросались неприятные мелочи, слышались перешёптывания, прилетали косые взгляды. В кокой-то момент Илу’ридан просто осознал: их с маленькой савориной оценивают по одежде и делают ошибочные выводы. Низкими расами действительно двигают предрассудки, вспомнил эльф любимое оправдание старого настоятеля после очередного вежливого отказа. И затем, с холодной головой и без зазрений совести, подозвал Вэйдэ поучаствовать в разговоре. Напоминающие чешую отметины на лице девочки сразу сделали трактирщика более сговорчивым, вежливая маска человека треснула, обнажая суеверный страх перед драконами. Илу’ридан даже насладился коротким моментом, как маленькой победой, наградой в которой стала узкая комната без излишеств, почти каморка, где едва помещалась одна единственная кровать. Двуспальная кровать, что красноречиво говорило остроухому, кого же именно они потеснили. Это сильно омрачало его триумф, но даже так, переступая через брезгливость, было лучше, чем ночевать под открытым небом.

– Так почему же на том плакате было написано «объединённая»? – уже вечером напомнила эльфу об обещании девочка.

Они находились в обеденном зале, и, пусть людей в позднее время было меньше, там по-прежнему стоял гвалт. Илу’ридан за годы, проведённые в удалённой обители, откровенно отвык от шумных попоек и накинул на их стол подобие купола тишины, чтобы, не отвлекаясь, написать пару писем: настоятелю Тенвиару и перебравшемуся на Римуш наставнику. В свою очередь Вэйдэ без особого энтузиазма ковыряла ложкой ужин и в ожидании наблюдала за толпой. Еда казалась ей пресной, в монастыре определенно готовили лучше, а веселящиеся в магической тишине люди – крайне унылым зрелищем. Но, как только спутник отложил перо, она не стала терять возможность развеять скуку.

– По ряду факторов, – помедлив, сухо ответил эльф. Он в несколько раз сложил исписанные листы и спрятал во внутреннем кармане мантии. – В книгах тебя будут убеждать, что корни такого явления, как объединённые гильдии уходят как раз в период позднего расселения, но всё несколько глубже.

– В упомянутой вами политике? – предположила Вэйдэ, отодвигая от себя тарелку.

– Нет, она тоже лишь следствие, – прежде чем продолжить, Илу’ридан на пару мгновений замолчал, гадая, с какой стороны подойти к ответу. – Мастер Вендрош рассказывал тебе о первом контакте?

– Только в общих чертах, – неохотно призналась девочка.

– Тогда тебе стоит знать: прибывшие вместе с титанидами низкие расы преимущественно являлись учёными, меньшая часть – прибывшими для защиты военными. Среди них не было ни политиков, ни общественных деятелей, ни полностью творческих личностей.

– Какое это имеет отношение к моему вопросу? – нахмурилась Вэйдэ, речь собеседника мало походила на ответ издалека.

– В действительности самое прямое, – эльф откинулся на спинку массивного стула, его взгляд устремился на веселящихся людей. – Исторические книги беспощадны к деталям. Тебе никто прямо не скажет, что участвовавшие в экспедиции конкретные представители низких рас были одарены доверием, потому несли в своих умах идеологию титанидов об едином обществе и навязываемых им ценностях.

– Звучит так, будто вы сами всё видели, мастер Верода.

В голосе Вэйдэ чувствовалась осторожность. При жизни наставник так вдохновенно рассказывал ей об исторических событиях, что порой увлекался странными примерами и выводами, словно являлся свидетелем всему сказанному. Иногда её это пугало, и вот сейчас девочка ощущала эхо прежнего страха.

– К сожалению для тебя, я родился спустя сорок два года после «Побега», – усмехнулся Илу’ридан, но почти сразу снова стал серьёзным. – У эльфов память лучше, чем у людей, потому я уверен в словах своих учителей. Просто запомни: ранний период расселения был пропитан идеей сохранить единство хоть в какой-то форме, не смотря на разочарование в титанидах. Последним эхом этого стремления стало появление триединого совета.

– Но затем появились культы личности, – подхватила девочка, опасаясь, что собеседник подобно Рашми свернёт в дебри пояснений.

– Верно, – вздохнул эльф. – Последующий раскол повлёк не только второй период расселения, но и породил множество обид друг на друга, которые в свою очередь сильно повлияли на дальнейшие отношения между соседями.

– Это как? – удивлённо захлопала глазами Вэйдэ, наклонив голову набок.

От короткого вопроса Илу’ридан растерялся. Как может саворина не понять чего-то настолько очевидного? Он уже было открыл рот, собираясь едко прокомментировать оплошность собеседницы, как вдруг вспомнил кое-что из уроков далёкого прошлого. При всех достоинствах духовного тандема, у загадочной связи имелись малозаметные для окружающих недостатки. Язык драконов буквально отражал мировоззрение высокой расы, и то, чему не нашлось места среди слов скользящего диалекта, оставалось для рептилий не понятным. А значит, и саворинам тоже. Видимо, обида на себе подобных до сих пор не укладывалась в их головах, поймал себя на мысли эльф. С горечью остроухий осознал и другое: за пролетевшие годы монахи заботливо делились с ней жизненным опытом, рассказали о ярких чувствах, о разносторонней любви и дружбе, но в остальном жизнь в монастыре не подготовила девочку к иным трудностям – в обители даже ссор по мелочам не случалось.

– Порой косого взгляда или неосторожного жеста хватает, чтобы вызвать неприязнь, – хмыкнул Илу’ридан, он не горел желанием ещё сильнее затягивать разговор. – Но это сейчас, а тогда низких рас было так мало, что споры разгорались лишь за конкретных обладателей знаний, и, когда возникли культы личности, отказ влиться в ту или иную группу воспринималось как оскорбление лидера. Что, в свою очередь, приводило к долгоиграющим последствиям в разных областях, преимущественно в торговле. Я хочу сказать, что по примеру Кардии, в округах появлялись всевозможные гильдии, которые могли бы сотрудничать между собой, но все они подчинялись местным законам, а потому с обидчиками или не имели дел вовсе, или демонстративно задирали цены.