Предводитель гандурасов

Хинкельман перехватил взгляд Толика, направленный на пол.

– Автоматика. И она повсюду. Есть системы слежения, присутствия и даже правопорядка – аналог полиции. Много всего, особенно разные датчики лжи.

– Это как? – спросил Толик, чему обрадовался Хинкельман – беседа развивалась в нужном направлении.

– Принципа устройства не знаю, да это и неважно. Владельцы планет устанавливают разнообразные дорогостоящие сенсоры, считывающие параметры с присутствующих в местах, где сочтут нужным, и в тех количествах, на которые хватит средств (по собственному усмотрению, могут и вовсе не тратиться). Автоматика обрабатывает, а затем архивирует или оповещает. Но её разработчики, кем бы они ни были, явно не тестировали приборы на людях. Ложь на территории федерации – серьёзное преступление, которое может приравниваться к предательству, поэтому запомни, Анатолий, скажем, на вопрос «Нравятся ли вам мериканцы?» можно ответить: «Да». Сенсоры распознают обман, но вам ничего за это не будет, ибо ответ толерантен. А чтоб обойти сенсоры, надо выстроить логико-ассоциативный прецедент. Так, на вопрос «Любите ли вы пить спирт?» вспомните попойку, после которой на водку даже смотреть тошно, и говорите «нет» (сенсоры сочтут прецедент как искреннее общее положение, то есть за правду), а вспомнив удачное застолье, можно ответить «да».

– Так это проще детектора лжи, – удивился Толик. – Такой обмануть несложно.

– Не всё так просто. В случае если вас поставят на контроль, то ваши ответы и эмоции начнут архивировать для последующего анализа, и со временем отследят ложь. Поэтому не расслабляйтесь, молодой человек. Если шайка аборигенов способна оплатить тот или иной прибор, то вправе устанавливать его в любое место.

– А в этой камере они есть? – спросил Толик, озираясь по сторонам.

– Вряд ли. Датчики и сенсоры – дорогое удовольствие, чтоб ставить их в редко востребованных помещениях на второсортных планетах. Максимум, что ехшаа здесь установят, так это противопожарную сигнализацию или фиксатор смерти. – Хинкельман наслаждался чтением лекции. Он выдержал короткую паузу и углубился в тему. – Федерация финансирует существующую квоту на систему правопорядка. Плюс к этому, федерация за свой счёт обеспечивает датчиками лжи ряд помещений особого значения, типа суда или официальной приёмной, в которой ты был.

– А в чём причина их помешательства на этих сенсорах?

– Причина такова, что логика слаба. Многие НИИ совместно с уроженцами мира подолгу прорабатывают программы для осуществления контроля, дабы снять с граждан бремя контроля и удержания его же в рамках закона «ОЖ». В целом, таким образом законы федерации действуют везде одинаково, и у надзорного отдела единый стандарт.

Толик начал уставать от информации о местном укладе жизни.

– Скажите, Хинкельман, а для чего вы так подробно всё объясняете?

Собеседник Толика взял паузу.

– Во-первых, давайте договоримся: в обществе жителей федерации называйте меня Хинкельман (кстати, два имени здесь либо роскошь, либо привилегия), но когда мы одни, зовите меня каким угодно другим именем. Исаак, старик, да хоть просто – еврей или даже жид. Я не обижусь.

Толик с недоумением посмотрел на Хинкельмана. Тот предвидел незаданный вопрос.

– Возможно, местные преступники и используют клички, но в целом федерация до скуки вежлива, поэтому здесь для меня «еврей» будет звучать как статус или титул, если хотите. – Хинкельман опустил голову и замолчал. Долгие годы он привыкал к местной жизни и столько же безуспешно отвыкал от прошлой. – Любое, в пределах разумного, обращение ко мне разбавит серость общения, наполнив воспоминаниями.

– А во-вторых? – спросил Толик, нарушая начавшую затягиваться паузу.

– Во-вторых… – Хинкельман поднял голову и строго взглянул на Толика. – Мне бы не хотелось, чтобы вы нарушали статус-кво. Долгие годы я выстраивал привилегированное отношение к себе и человеку в целом. Я представления не имею, чем вы будете здесь заниматься, но возможности огромны, потому что я подготовил почву, и ваша задача её не испортить. Присутствие двух человек одновременно – для федерации огромная редкость. Неделю назад я спокойно мог сказать, что абсолютно все нормальные люди делают себе обрезание, а сейчас вы можете всё испортить, сказав, что это всего лишь религиозный обряд. – Хинкельман по лицу понял, что тема усвоена. Лишь отвернувшись, он добавил. – Очень скоро вы всё поймете и привыкнете к здешней жизни. И совокупиться с местными обитателями – вопрос времени. Теперь собирайтесь, нам пора на Хомало-5. А поговорить у нас ещё будет время.

Толик посмотрел по сторонам и взял филк-карту.

– Я готов.

– Это всё? – спросил Хинкельман.

– Земную одежду отобрали.

Выходя из камеры, люди нос к носу столкнулись с Парахагесом, тот хотел было что-то спросить, но его опередил Хинкельман.

– Незамедлительно доставить все вещи пришельца на космодром. Свои, кстати, тоже, нас троих ждут для участия в аккредитации и совете федерации.

Отлёт

Поверхность Кехшаа-2 походила на гнездо огромной птицы из-за кучно составленных зданий, имеющих форму полусфер. Толик смотрел по сторонам, разглядывая белые купола домов на фоне рыжего грунта, освещённого жёлтым небом. Между отдельными группами домов бродили ехшаа, а по грунтовым дорогам двигались драги разных модификаций.

– Анатолий, – привлёк его внимание Хинкельман, – не вертите головой. В масштабе федерации Кехшаа – небогатая планета, и всё из-за ехшаарской гордыни: «сохранить планету-праматерь в первозданном виде». Так что смотреть не на что, а шея будет болеть.

Едва Толик успокоился и стал думать о будущем в компании с доселе неизвестным пожилым евреем-зоофилом, о перспективе жизни в иной цивилизации, бок о бок с говорящими монстрами, предстоящем космическом перелёте, как ему снова поплохело. Вследствие особенности спутника на орбите Кехшаа, внезапно участилось сердцебиение.

В разговоре по переговорному устройству один из трёх сопровождающих дабилотян обронил, что движется на космодром. Толика бросило в пот, реальность наступала неуклонно. «Ну вот и сбылась мечта идиота. Мечтать о полёте в космос – это одно дело, и совсем другое, когда стоишь перед фактом». Страх перед грядущей массой новых впечатлений был велик, а Толику с лихвой хватало бы и Кехшаа. У сидящего в открытом драге Толика ноги не просто тряслись, они с силой били в пол. Штурман неоднократно оглядывался в поиске источника шума.

Внезапно чувство страха покинуло Толика. К нему пришло осознание, что уже несколько минут он смотрит на асимметричный космический корабль длиною в сто двадцать – сто пятьдесят метров, а в местном измерении – в восемьдесят – сто маран. Усыпанный выступами, отводами, бойницами и чем-то, что напоминало подвесные ракеты, он возвышался на высоту шести-семи этажей. Почти под самым верхом несколько дабилотян кувалдами чинили створку шлюза, за которой пряталась система залпового огня.

– Да-а-а, – протянул Толик, глядя на ремонтный процесс, – космические технологии иной цивилизации, а ремонт по-человечески.

– Хочу вам заметить, молодой человек, что вы ещё не знакомы с технологией ехшаар в строительстве высотных зданий. – Хинкельман хотел было рассказать об этом подробнее, но драг остановился, и дабилот, продолжавший говорить по телефону, жестом пригласил на выход.

– Высокие здания? Что-то я их не встретил.

– Просто многие космические пилоты плохо летают в атмосферах планет, а ехшаа тем более, вот и не строят высотки рядом с космодромом, опасаясь за их целостность.

Толик впал в оцепенение. Ноги превратились в вату, и он со стоном, на слабом выдохе рухнул обратно в кресло. До этого момента его пугала непривычность иного мира, а теперь и безопасность жизни вообще.

– Успокойтесь, Попов, – Парахагес гневно посмотрел на соопекуна, – речь идёт о гражданском флоте. Военный же флот перемещается, опираясь на автопилотирование, запрограммированное уроженцами мира, а для боевых действий, военных манёвров и нестандартных ситуаций на кораблях есть квалифицированные пилоты.

Хинкельман в подтверждение кивнул головой и добавил:

– На этом крейсере отличный пилот, мериканец Омас-тат.

Слова Хинкельмана не возымели особого эффекта. Всем известно, что воякам до гражданских проблем дела нету. И всё-таки бздеть не было в привычках Толика, он поднялся и покинул драг.

Поскольку пришелец и его опекуны миновали космопорт по поверхности планеты, до посадочного шлюза им пришлось идти по закопчённой поверхности старто-посадочного комплекса. С дрожью в ногах Толик шёл по коридору в недрах патрульного крейсера. На центральной палубе (в военно-космическом флоте федерации считалось лишним наличие нескольких гостевых кубриков) в гидрокостюме дожидался своих пассажиров Ашистам (капитан крейсера, подпоясанный широкой белой портупеей).

– Ра. Добро пожаловать на патрульный крейсер, борт № 802. Занимайте свои места, мы скоро взлетаем. – Капитан отдал честь и ушёл, держа руки за спиной.

Парахагес и Хинкельман уложили Толика в разгрузочное кресло, закрепили его эластичными ремнями и так же поступили с собою.

По совету Хинкельмана, Толик лежал и смотрел в монитор, а тот вёл прямую трансляцию космодрома, в данном случае с сектора 2-4. Сконцентрировать мысли на чём-то одном не получалось. Страха как такового не было, но была паника из-за отсутствия понимания собственного будущего. Появившаяся мелкая дрожь крейсера не понравилась Толику до физического изнеможения…

Борт восемьсот два, как и подавляющее большинство космических судов, имел хорошую манёвренность на космическом просторе, но в атмосферах планет она была относительной, не говоря уже о том, что с некоторых планет крупные корабли вообще никогда не могли взлететь.

Силовая установка чихнула, затем ещё несколько раз. Двигатели набрали расчётные обороты и на щадящем форсаже медленно потащили патрульный крейсер в родную стихию.

Картинка на мониторе поползла вниз. Как только Толик увидел горизонт планеты, к нему вернулось самообладание. Паника и страх были всего лишь защитой в стрессовой ситуации.

Толик сравнил себя с первоклассником, заблудившимся первого сентября в огромной школе. Вокруг море суеты и правил, тысячи незнакомых лиц и полнейшее неведение грядущего.

«…логико-ассоциативный прецедент. Ну ничего…. И школу, и институт мы видали, а армия так и подавно – другое измерение с иными законами, физикой и логикой. И персонажи там ещё те…».

Девятый оборот вокруг Кехшаа-2 вывел крейсер в открытый космос, заставив пилота активно маневрировать между орбитальным мусором. Утомлённый, но спокойный Толик отключился сразу после третьего витка.

Как приятно просыпаться, когда ни одна клетка твоего тела не отдавлена. Открывая глаза, Толик помнил, где находится, и новый мир его не пугал.

– Эй, на камбузе, – громко сказал Толик, ни к кому конкретно не обращаясь, – когда завтрак?

– Рад видеть вас в хорошем расположении. – Хинкельман встал с кресла и чудной походкой направился к Толику. – А какой ясный взгляд! Не тот, что при взлёте.

Толик попытался подняться, но оказалось, что по-прежнему ограничен в движениях.

– Вы таки спешите, молодой человек, или вы знакомы с невесомостью?

– Но ведь вы же идёте. – Тут он заметил на ногах Хинкельмана мягкий обклад на обуви и понял, что из-за него седой еврей так странно ходит.

– Ходить в грасапах непросто, надо учиться. – Хинкельман отстегнул все удерживающие ремни, и Толик медленно оторвался от кресла. – Пока насладитесь невесомостью. Хотите кушать?

Толик, аки дитя малое, на грани столкновения со стенами беспорядочно кувыркался в воздухе, гребя руками и ногами. Опомнился, пролетая мимо мутного монитора. «Искажает ли реальность транслятор космоса? Мрачный и скучный вид». Совсем не то, что он представлял себе о космических полётах.

– Вы что-то говорили о еде?

– Для нас с вами рацион небольшой. – Хинкельман открыл замысловатую дверцу не менее замысловатого шкафчика. – Итак, мы имеем: пюре овощное, пюре фруктовое, паштет из куваку и федеральный космопай.

– А хлеба нет?

– Хлеб недорогой, но редкий продукт. В военный флот он не поступает.

Несколько минут Толик малоэффективно грёб невесомость в попытке добраться до кресла. Улыбнувшись, Хинкельман поймал его за руку и отбуксировал к креслу.

– Паштет без хлеба не годится. – Прижимаясь к креслу, Толик пристегнулся ремнями. – Скажите, Исак…

– Исаак, – поправил Хинкельман.

– Неважно. – Толик откровенно не видел разницы. – Скажите, Исаак, а что за космопай?

– Сбалансированный набор витаминов и минералов, усреднённое количество белков, жиров, углеводов, а также ощутимое содержание антидепрессантов. На семьдесят процентов синтезированный продукт.

– А пюре натуральное?

– Да. Наполовину.

– Тогда конечно пюре, для начала фруктовое.

Толик получил некое подобие тюбика.

Хинкельман выбрал себе тюбик овощного пюре. Демонстрируя инструкцию по применению, старик вспомнил формы и конструкции унитазов, встречавшихся за те годы, которые он провёл в ознакомительно-туристическом туре по планетам федерации.

– Зря так относитесь к космопаю, – со знанием дела заявил Хинкельман, – у него, между прочим, усвояемость свыше восьмидесяти процентов.

Земляне допивали сок из настоящих ятукан (в отличие от ехшаарской посуды, содержимое было под давлением), когда на палубу нелепейшей походкой пришёл Парахагес, словно он пробирался по заиленному дну.

– Нас ожидают через сутки. Расширенная комиссия уже сформирована. – Доктор старался не замечать ухмылок на лицах землян. – Скажите, Хинкельман, пришелец в состоянии адекватно пройти аккредитацию?

Две пары глаз с большим интересом смотрели на старика.

– Да. Можете так и доложить совету. Один к десяти против изолирования.

Хинкельман расположился в кресле и пристегнулся. Как только дверь за хахн-захом закрылась, Толик попытался встать, но передумал, не желая отстёгивать ремни.

– Ну расскажите, что меня ожидает в «космозоо»?

– Тебя ожидает мирный допрос. Пожалуй, начну-ка я издалека. Когда я попал в Сурь, мою психику подкосило обилие здешних обитателей. Ты с ходу принялся выявлять крайние патологии форм, меня же ошеломило общее разнообразие говорящих существ. Во время моей аккредитации я так намудрил, что меня признали нестабильным. Это почти псих, но к землянам в федерации особое отношение. Первое время федерация исследовала меня, как могла. А я их.

Однажды меня привезли на Тольтранта-4 к видному специалисту в области психиатрии, мериканцу Бууш-тону. После второго сеанса (к огорчению) он сам тронулся умом. Мериканская медицинская комиссия, созванная по данному факту, упрятала Бууш-тона на несколько лет в клинику на Акруд-2 с размытым определением, а по сути «истерический психоз». А меня совет отправил на курорты Пельеса-1 с диагнозом «продолжительная нестабильность рассудка». Но вы должны понимать, что уроженец Одессы, поживший в Израиле, просто так сойти с ума не может. – С лёгким коварством в глазах Хинкельман принялся массировать морщинистый подбородок. – У федерации сложилась давняя убеждённость в человеческом потенциале. Время от времени мне стали задавать узконаправленные вопросы по разнообразным темам и аспектам. Получаемые ответы на сугубо экономические вопросы со временем им стали особо ценны. Какой еврей не может от трёх отнять два так, чтобы ещё два осталось? В результате мои рекомендации поспособствовали росту федеральной экономики, а я, кроме обычного статуса члена федерации, был назначен федеральным советником с кучей привилегий и пожизненным пособием. На вашей аккредитации я буду добросовестно представлять интересы федерации. – Толик чуть не забыл, как дышать. Но Хинкельман поспешил успокоить. – Молодой человек, и к чему эти нервы? Я-таки остался евреем, но грех вам считать меня предателем рода человеческого. Напротив, совет даст мудрую оценку вашим способностям, а я буду лишь слегка корректировать её в нужном для вас направлении. Кем бы вы хотели стать?

Вопрос оказался на засыпку.

«Как определить род занятий, не имея о них ни малейшего представления? Как, например, с его средними знаниями международного права Земли лезть в неизвестную ему адвокатуру космической федерации? На территории любого государства земли он мог бы работать в автосервисе, а местную технику надо сначала изучать (хотя, поминая дабилота с кувалдой, можно заключить, что инструменты и методы те же). Бушмен, скажем, попав в Японию, либо неделю восхищался бы смартфоном, либо топтал его босыми пятками с криками «шайтан». Из того, что хоть как-то вязалось с этим миром, оставалась только армия. Отсюда, как вариант, поступить на службу? Познакомить их армию с дедовщиной, а когда та начнёт разлагаться, можно будет предложить местному генералитету взять на вооружение устав строевой воинской службы российской армии (в памяти его текст был словно высечен в граните). Короче говоря, мне здесь делать нечего», – завершил свои раздумья Толик.

– Скажите, Хинкельман, а могу я сначала просто осмотреться?

– Ну разумеется, только недолго, пока на вашей карте не исчерпается кредит баллов.

– Это типа деньги?

– Да, виртуальные. Они передаются в протонном исчислении, в полях филк-карт. Федерация отказалась от налички, дабы свести кражи до минимума (тысячные процента) и не тратиться на печать дорогостоящих банкнот.

– Выходит, федерация с самого начала загоняет меня в долги.

– Баллы на вашей филк-карте не кредит, а подъёмные. Если вы не знаете, чем заняться, доверьтесь комиссии.

– Какая ещё комиссия?

Хинкельман некоторое время просто молчал, а когда заговорил, стал похож на ректора института, читающего лекцию двенадцать часов подряд:

– Когда мы прилетим, вас ожидает аккредитация, процедура оценки вашего психического и психологического состояния. После этого определится ваш статус. Ну а после состоится совет по профпригодности. Совет оценит ваши знания, способности, интеллект, а после предложит и порекомендует область занятости.

«Казнить не собираются – уже хорошо». – Толик закрыл глаза.

– Исаак, какие ещё есть формы?

– Хорсы, …

Орбита

Доедая пюре из неизвестного, но приемлемого фрукта, Толик посмотрел на медленно движущиеся звёзды по ту сторону иллюминатора. Внезапно у него возник вопрос.

– Скажите, а почему вчера в иллюминаторе ничего не было видно?

– Это элементарно! – отозвался Парахагес. – Вчера мы находились в подпространстве. На это время камеры обзора отключаются.

Толик непонимающе сморщил лицо. Хинкельман пришёл на помощь.

– Ты смотришь не в иллюминатор, а в монитор, который ведёт прямую трансляцию.

– Где мы вчера были? – Этот вопрос вызывал у Толика больший интерес.

– Подпространство – это вместилище времени, проходя через которое, время и расстояние между созвездиями сокращаются.

– А-а-а… – Толик сделал вид, что вопрос исчерпан.

«Потом у кого-нибудь узнаю, у более компетентного».

По монитору поползло рукотворное сооружение, в котором угадывался патрульный крейсер, схожий с бортом № 802. Вскоре по многочисленным шлюзам Толик догадался, что огромный корабль без лишних башен и выступов является грузовым.

– Приготовьтесь к стыковке с околопланетной станцией, – предупредил заглянувший на палубу офицер Слинт.

Не ожидавший столь скорого прибытия, Толик удивился как неготовый к уроку ученик, вызванный к доске.

– Мы уже прибыли?

– Мы на подлёте к Хомало, – безразличием в голосе Хинкельман пытался успокоить нервы земляка, хотя это было лишним. – Космическим кораблям запрещается даже подлёт к общефедеральной столице. Посадка на планету и её сообщение со станцией осуществляются только специальными челноками.

– Стало быть, мы стыкуемся с орбитальной станцией… – у Толика назрел вопрос.

– Она не орбитальная, а околопланетная, – Парахагесу с его докторской степенью надоело молчать. – Скорость орбитальной станции слишком высока для стыковок того количества транспорта, какой её посещает.

– Околопланетная станция, как Луна у Земли, всегда рядом, но на безопасном расстоянии.

Хинкельман поднялся, прихватив свой намагниченный кейс.

– С этим мне всё ясно, – Толик нарочно выдержал долгую паузу. – Меня интересует, как я попаду на станцию в условии невесомости? Вы меня как на верёвочке потянете? Как воздушный шарик?

Парахагес заплямкал, а Хинкельман принялся массировать подбородок. С неподдельным интересом Толик ждал ответа на свой вопрос, поочерёдно глядя на своих опекунов.

– Что, если мы попросим одного дабилота перенести вас? – предложил доктор, на что тут же получил ответ в виде несложной комбинации из трёх пальцев. Беглым взглядом изучив дулю, Парахагес на полном серьёзе обратился к Хинкельману. – Не могли бы вы объяснить, что это означает?

– Он с вами не согласен.

– Я что, больной? – возмутился Толик. – А случись, у Хинкельмана зубы заболят, так вы попросите дабилота пожевать старику мяса?

– Вот именно, – воскликнул Хинкельман, убрав руку от натёртого докрасна подбородка. – Как я мог забыть этот момент. Первое время меня перемещали в эвакуационном кресле.

Где-где, а на патрульных крейсерах эвакуационные капсулы для раненых всегда наготове. На одной такой Толика и доставили, сначала на станцию (где он сразу узнал мериканца по характерным чертам, за которые те и имели своё второе название), а затем и на челнок.

Вдвое меньше Луны, околопланетная станция не просто искусственный спутник Хомало-5, рукотворность станции потрясла Толика. Многочисленные терминалы и галереи, монументальные купола и миниатюрные на их фоне грузовые лифты, пояса остова в тысячу моран и сеть трубопроводов разного диаметра и назначения. Встроенные в творение местного разума, крупные шарообразные сектора, усеянные иллюминаторами, словно шелкография, смотрелись на станции как элементы декора. Позже Толик выяснил, что шары – это жилые сегменты, которые в случае необходимости пригодны для эвакуации жителей и сотрудников. Как насекомые вокруг фонаря, космический транспорт медленно приближался к станции и так же удалялся. Крупные и средние корабли маневрировали у стыковочных шлюзов, а малые суда, шастлы и челноки влетали в её недра.

Хомало-5 оказалась поистине футуристической планетой. Она отличалась от околопланетной станции лишь размером и большей открытостью при перемещении над поверхностью. Девяносто процентов поверхности было покрыто разнообразными строениями. Челнок совершил один демонстративный виток вокруг планеты, прежде чем зайти на посадку. В какой-то момент Толик разглядел на крыше гипер-здания роботов и жителей федерации в скафандрах, идентифицировать которых он не мог.

Хинкельман пояснил это так: «Космическая радиация некоторым формам жизни не вредит, но города выстроены с учётом неуклонности сохранения толерантности».

– Кстати, нам под местной звездою лучше долго не загорать.

– Под земным солнцем тоже долго не стоит.

Аккредитация

Прежде всего Толика ожидала процедура медосмотра. Сперва взяли пробу крови, почти как в земных поликлиниках, затем поместили в стеклянную кабинку и залили на удивление ароматной жидкостью под самый потолок так, что пришлось надолго задержать дыхание, а после просушки сделали две инъекции и вернули под опеку Хинкельману. Доктор Парахагес присутствовал на медосмотре, но среди десятка хахн-захов Толик с трудом его узнавал.

Слабо освещённый зал аккредитации в общей концепции напоминал амфитеатр, а футуристическое исполнение и отделка радовали глаз строгостью и нелепостью. Три места для рулящих советом располагались этажами, как спортивный подиум.

Две внушительные колбы стояли позади подиума. В них покоились два уроженца мира. Робот одного из них стоял рядом, второй что-то объяснял рухонголам. По левую сторону, в соседстве с рухонголами, мирно беседовали ехшаарцы с дабилотами; с надменным видом сидели мериканцы. По правую сторону салки и хахн-захи спорили на бытовые темы; хорсы тихо переговаривались сами с собой; без звука сидели только андройды.

Все разговоры стихли, едва в зал вошли люди.

Хинкельман провёл Толика к зависшему над полом седалищному элементу кресла. Место расположения было не самое центральное, но на самом виду. С лёгкой вальяжностью Толик сел в седалище и стал незаметно разглядывать присутствующих. Словно в помощь, освещение медленно нарастало.

Зал оказался неполным, но и тех, кто присутствовал, для Толика было достаточно, чтобы ощутить себя на судилище в Хэллоуин.

Освещённость достигла своего пика и резко снизилась на половину. За спиной Толика послышался шорох, и он обернулся. В кресло с вырезом для хвоста усаживался пожилой хахн-зах, ру Блох Кезыс. Как председателю совета федерации, ему вменялось вести процедуру аккредитации. Хинкельман в качестве советника расположился справа от него, а секретарь Емздам – слева.