Предводитель гандурасов

– Как зачем? Пить, конечно.

Намечалась долгожданная трапеза. Толик потирал руки.

– Не положено. Запрашиваемая вами жидкость огнеопасна.

– Понимаю. По такому случаю разбавьте ее водичкой, один к одному.

Парахагес посмотрел на Толика, склонив голову в сторону, и в задумчивости ушёл.

Едва за доктором закрылась дверь, Толик схватил пульт и поднял туалет. Справляя малую нужду в местный клозет, он пытался понять, для чего нужна гофрированная двухвёдерная клизма, выполненная цельно с замысловатым унитазом?

Парахагес отсутствовал с полчаса. В апартаменты Толика он вкатил винтажного вида дорожный комод на колёсах с откидным столиком. Запах жареного кувака ударил в нос, словно местный кабан готовился в нашатырном спирте. Вскочивший было Толик, теряя способность видеть, попятился.

– У-у, док, – взвыл Толик, – что это за хрень? Ящер-убийца.

– Успокойтесь, это ваш заказ.

– Какая вонь!

Парахагес влил в кастрюлю принесённую с собой жижу в презентабельной бутылке, и запах сменился в лучшую сторону.

– Док, что это было? – прохрипел Толик, приходя в себя.

– Это кувак, я говорил вам. А теперь ешьте, я вам всё объясню.

Толик с опаской принюхивался, пробовал на язык и, возможно, всё же не решился бы есть, но голод проигнорировал зрение. И не зря – кувак был точно жирный кабанчик, а мясо – нежнее нежного.

– Вот то, что вы просили. – Парахагес протянул металлическую колбу и стал наблюдать.

«Вот оно счастье! – Толик сделал несколько хороших глотков. – При таких раскладах можно жить и в этом зоопарке», – заключил он, закусывая крупным куском кувака.

– А вы, док, что стоите? Присоединяйтесь. – Толик жестом предложил и спирт, и закуску.

– О! Благодарю вас, Попов, но у нас, хахн-захов, не в правилах питаться за чужой счёт.

– Да ладно, я же вас угощаю.

– Спасибо, я сыт.

Некоторое время Толик ел молча.

– Чем вы полили непрезентабельного кувака?

– Это старинная спецразработка института с моей родной планеты Зорпак, – не без гордости осведомил Парахагес. – Соусный концентрат «646» – расщепитель, по сути, желудочный сок чупаки. Некоторым формам жизни без его скромных аналогов сложно питаться. Соус 646 обеспечивает успешное переваривание тяжёлых продуктов, начиная от кувака и заканчивая минеральными отложениями. Так что кушайте быстрей, пока мясо не разложилось окончательно.

И Толик ел. Ел без лишних церемоний, с аппетитом и лёгкой настороженностью, часто прикладываясь к спирту. Постепенно алкоголь спутал и без того разбросанные мысли. Сравнение соуса с желудочным соком отошло на второй план. Короче, приближалось умеренное алкогольное опьянение.

– Док, ну а спиртику вам можно откушать?

– Что?! Сколько я себя помню, «спиртик» является топливным компонентом. Пить то, чем заправляют баки космического флота? Нет уж. – Парахагес немножко лукавил, его смущало не безумство употребления того, что губит организм, а вид Толика, которому оставалось пару долей до коматозного состояния.

– Может, тогда споём? Петь-то вам… Я-ящерам, можно?

– Что? – не понял Парахагес. – Послушайте, Попов, меня настораживает ваше состояние.

Толик попытался встать, но пошатнулся и сел на зависшую полку. Та мягко подалась, словно намагниченная.

– Меня пугает ваша координация движения. Точнее, её отсутствие.

– Н-н-не-сы… Паря… в воду… ка… – исполнил Толик, встал и завалился на кровать.

Депеша

На эту планету Парахагеса (общественного деятеля, консультанта по межвидовым отношениям и доктора социологии) с подачи учёной коллегии (из-за разногласий в объективности и целесообразности в вопросах дальнейших колонизаций) отправил второсортный военно-тыловой комиссариат.

– Доктор Парахагес, комиссариат нуждается в вашем мнении о возможности размещения на Кехшаа-2 базы тылового обеспечения и последующей реакции аборигенов. Скоро туда прибудет господин Га-На Лой, весь собранный материал передадите ему. – Оглашение командировочного предписания звучало как приговор о краткосрочной ссылке. – А задача – выяснить, не станут ли ехшаарцы чинить пакости персоналу базы.

Задание было практически выполнено, оставался последний пункт.

Парахагес, не спавший на Кехшаа-2 несколько дней, очень обрадовался, когда приборы космодрома зафиксировали импульс телепортации. Не просто факт телепортации, а правильной, с вероятным появлением живого организма. В федерации уже несколько лет обсуждают: «Правда ли, что мериканским учёным удалось телепортировать таблетку от головной боли?»

Целое поколение может прожить без случая телепортации, тем более правильной. И вот на этой второсортной планете малообразованных ехшаа, под руководством старика (ортодоксального почитателя пра-пра-предков), произошло такое событие, а из учёных – только Парахагес. Естественно, что для него это шанс поднять свой рейтинг именно как учёного. Достаточно, чтобы телепортированный объект оказался вменяем и пригоден для федерации. В скромном предвкушении доктор потирал свои чешуйки и не предполагал предстоящих последствий.

Прошло три дня, как появился пришелец, а с ним и ночи без сна и покоя. Вот он, пришелец, чуть не доконавший Парахагеса пьяным отрубоном, храпит, чем приводит Кехшаарскую охрану в бешенство.

Появилось и у Парахагеса время на отдых. В ожидании информации странного содержания, идущей способом архаической посылки, он расположился на хахн-захском ложе, грея тело под лампами, имитирующими тёплый дневной свет. Только так было удобно всем уроженцам планеты Зорпак – колыбели хахн-захов. Ни один из них не способен спать на спине из-за гребня, тянувшегося от макушки до хвоста. А хвост, в свою очередь (хоть и не полноценный), мешал расслабленному телу, как третья нога. Неизвестно, уменьшался ли хвост в процессе эволюции или же, напротив, был в стадии роста, но его ампутация неминуемо приводила к смерти. Только под весом собственного тела, лежащего на полусфере, тазобедренный сустав расширялся, позволяя лечь короткому и широкому хвосту.

Блаженство было разбито вдребезги настойчивым сигналом запроса на соединение федеральной видеосвязи. Монитор светился подписью «Космодром». Исполнительный Парахагес неосознанно игнорировал, пока запрос не сменился на экстренное соединение.

– Доктор Парахагес, – на мониторе появился салк, – докладывает капрал Анаслам. Прибыл крейсер, на нём курьер с депешей.

– Да, да… Простите, – Парахагес нахмурил бы брови, если б они у него были, – и что? Направьте курьера в научный центр.

Анаслам задумался.

– Ситуация нестандартная, курьер одновременно и чиновник…

– …чиновников полагается встречать, – закончил Парахагес.

Рука капрала коснулась головы, и связь прервалась.

Хахн-зах сполз с ложе, размял таз, повиляв хвостом и, плямкнув, отправился к транспортеру. Сделав пересадку в распределителе, вошёл в зал порта, где с лёгкостью (по усиленной охране) нашёл рукав, ведущий на космодром. В холле космодрома его встретил рядовой Чилит и проводил к капралу Анасламу.

– Доктор, у меня приказ, я назначен для сопровождения вас и прибывшего курьера.

– Кто он?

– Он? – Анаслам задумчиво погладил плечо под гидрокостюмом. – Не военный, это точно. Он этот…

– Ладно, капрал, не затрудняйтесь, просто проводите меня.

Они преодолели античный коридор и вышли к гофрированному рукаву приёмника, выходящему к посадочному шлюзу. Парахагес имел несколько докторских степеней, но никак не мог запомнить, что в отсеке за посадочным шлюзом не всегда производят дезинфекцию. Вот и теперь он остановился, закрыв глаза.

– Доктор! – окликнул его Анаслам, призывая идти дальше. – Знаете, доктор, курьер… – заданный ранее вопрос для капрала Анасламаа срока давности не имел, – он не то чтоб гандурас… Редкий, но при совете федерации. Я таких не встречал.

Когда они дошли коридорами до жилых отсеков, им преградил путь дабилот с белой повязкой младшего офицера на голове.

– Кто доктор?

Презрительно посмотрев на белую повязку, Парахагес ответил:

– Угадайте.

– Я здесь не для того, у меня приказ – пропустить учёного.

– Вот и пропусти, – нервно произнёс Парахагес, отстраняя дабилота рукой.

Пройдя центральную палубу, Парахагес вошёл в гостевую и изумился – в огромный экран иллюминатора планету разглядывал человек. Особь, идентичная пришельцу, только с большим числом прожитых лет. Складки увядшей кожи и седой волосяной покров подсказывали, что пик активной жизнедеятельности пройден.

Отведя взгляд от монитора, седовласый посмотрел на Парахагеса и поинтересовался:

– Скажите, поступивший на Хомало-5 доклад безошибочно точный?

– Разумеется.

Человек с плохо скрываемым разочарованием подхватил небольшой полупрозрачный кейс и направился к выходу уверенным шагом.

– Офицер Слинт, – обратился седовласый к дабилоту, – передайте капитану, что наша договорённость в силе. Старт крейсера № 802 откладывается до моего возвращения.

Шли молча. Парахагес искоса поглядывал на кейс, пытаясь изучить содержимое на расстоянии. На выходе (уже за створками шлюза) он не удержался.

– Простите, но где депеша? В кейсе?

– У меня, – успокоил седовласый. Он выбирал: либо выдать продолжительный доклад о важности пришельца, заготовленный во время полёта; либо заранее приготовленную кашу из терминов, рассказанную совету федерации.

– Я не вижу пакета с информацией, которую нельзя было передать ни одним средством трансляции.

– Успокойтесь, голубчик, иначе я таки начну разделять мнение ваших коллег о вашей компетентности. Даже не знаю, сколь много вы преуспели в изучении межформенного взаимодействия, но не узнать меня… Человеческая форма, весьма разносторонняя, вынослива и даже агрессивна. В данных условиях пришелец раним. Думаю, вам не стоит напоминать о важности сохранения его во вменяемом состоянии, посему оставить пришельца на попечении некомпетентных… лиц совет не решился. Я – депеша.

Дальнейший путь до жилого комплекса они прошли молча.

На пути к распределителю Парахагес обратил внимание на печальный вид «депеши» и учтиво поинтересовался:

– Желаете отдохнуть или изучить документацию?

– Я хотел бы увидеть пришельца. – В ответе явно прослеживалось нетерпение.

– А я хотел бы услышать разъяснения относительно депеши. – Парахагес, устав волноваться, вывел некую цепочку фактов, исходя из которых в случае необходимости возложит вину на нерасторопность федерации, забыв, что он же, как член федерации, вполне сойдёт на роль того самого виновного.

Долго не раздумывая, седовласый решил повторить рассказ («чужая душа – потёмки, особенно землянина»).

– Доктор Парахагес, мы оба понимаем, что несмотря на то, что вы являетесь межформенным консультантом, вы мало что знаете о человечестве. Меня зовут Исаак Хинкельман, я не только житель федерации, но ещё и федеральный советник. Обо мне знают в самых высших кругах, но тонкую, многогранную человеческую натуру не поймёт даже уроженец мира. Люди иной раз сами себя не понимают. Допустим, описал бы я требования к содержанию, и что? Как вы определите, с кем имеете дело? Астматик, аллергик, гопник, нацист, фетишист, поц, русофоб, некрофил… Определений множество, а человек способен являться носителем сразу десятка категорий или определений и ревностно к ним относиться, поэтому требует к себе отдельный подход. Я, например, не употребляю кувака, подобных животных мой народ считает «грязными» – недостойными для приёма в пищу.

– Пришелец ел и мне предлагал, – Парахагес услужливо поделился информацией в помощь скорейшего определения классификации пришельца.

– Вот видите, это частный случай, – Хинкельман сделал паузу, а затем подытожил. – Помимо всего прочего я назначен соопекуном, и мы с вами должны доставить пришельца на Хомало-5. Итак, где пришелец? Каково его состояние?

Парахагес жестом пригласил Хинкельмана пройти к транспортеру, ведущему к корпусу надзорного отдела.

– Пришелец поступил с травмой руки, полученной при падении. За оскорбление приговорён к одним суткам изоляции с отсрочкой. – Встав на ленту транспортера, Парахагес плямкнул. – Два дня назад употребил порцию кувака с соусом 646, самостоятельно подверг себя интоксикации, выпив ятукан компонента ракетного топлива, а сейчас находится в глубокой фазе сна.

Транспортер уходил вглубь планеты, а соопекуны погружались в раздумья.

Новость о втором опекуне Парахагес расценил как положительную, ибо второй опекун автоматически несёт половину ответственности.

Хинкельман терял надежду на положительный исход в улучшении семейного положения.

В освоенном космосе насчитывалось около десятка разных разумных форм жизни и около двух десятков сформировавшихся видов. Досконально процесс размножения был изучен не у всех. Официально в федерации считается некорректным вопрос о половой принадлежности из-за того, что процессы размножения сильно различались. Рептилоидные хахн-захи – яйцекладущие. Ехшаа не имеют половых различий и по желанию способны менять циклы самок и самцов. Так что, при желании комиссара, Пердуш может самостоятельно родить себе маленького ехшаа, ему нужно только уйти в медитацию. Через полдекады переспит, к примеру, с подчинённым или начальством, а ещё через двадцать пять декад родит лысого недоразвитого ехшаа.

Проснулся Толик очень быстро. Малая нужда пробудила мозг, а тот, в свою очередь, поднял тело. Провалами в памяти Толик никогда не страдал, но несколько секунд было потрачено на обзор помещения. В поле зрения попали: дверь, пустыня на экране монитора и пульт, лежащий на полке. Схватив пульт, подгоняемый нуждой Толик с первого раза угадал, и ехшаарская механика явила санузел работы инженера-сюрреалиста.

Найти кран, чтобы умыться, оказалось сложнее. В процессе поиска были найдены: противопожарная вытяжка, технический кондиционер и роботизированный пылесос, попытавшийся выехать из стены и забитый ногой обратно. Когда Толик все ж приступил к водным процедурам, дверь распахнулась, и в камеру вслед за Парахагесом вошёл Хинкельман.

– Самец, – с досадой произнёс Хинкельман. – И всё-таки я очень рад! – искренне подытожил он и, подойдя, обнял растерянного Толика.

Не понимая смысла происходящего, Парахагес кинулся разнимать людей.

– Что вы себе позволяете? – шипел доктор, отталкивая Хинкельмана.

– Парахагес, – возмутился едва не упавший старик, – вот это ещё раз доказывает, что федерация не имеет даже десяти процентов знаний о людях. Вы присутствовали при дружеском приветствии. Я обнял его, – в глазах Хинкельмана появились искренние слёзы, – потому что рад видеть себе подобного из родного для меня мира. Впервые за двенадцать лет, что я здесь нахожусь.

Парахагес посмотрел на Толика, едва успевшего прийти в себя с похмелья.

– Скажите, Попов, вы знакомы? – Парахагес смотрел на обоих землян поочерёдно, с недоверием и любопытством щуря кошачий глаз.

– Я? Впервые его вижу! – честно признался Толик.

– В таком случае, признаюсь, что не вижу логики в столь радушном приветствии. Ну да ладно. Я знаю, что по федеральному обычаю должен вас представить друг другу. Знакомьтесь, – обратился доктор к Толику официальным тоном, – перед вами член совета федерации, федеральный советник, ваш второй опекун Исаак Хинкельман. – Так же официально он обратился и к Хинкельману. – Пришелец Попов Анатолий Сергеевич, все переданные мной отчёты относительно него составлены точно и по протоколу. Ваши неизученные форменные тонкости заслуживают моего внимания и изучения. Продолжайте, а я понаблюдаю.

Хинкельман отвёл Парахагеса в сторонку и заговорил так, чтобы Толик не слышал.

– Доктор, очень скоро мы отправимся на Хомало-5 для его аккредитации, и нам нужно составить психологический портрет на вменяемость. Что у вас на него есть?

Хинкельман посмотрел на начинающего нервничать молодого русского примерно лет тридцати и, не дожидаясь ответа, предположил:

– Да пожалуй, кроме пристрастия к алкоголю и жёсткой свинине… собственно, ничего.

Парахагес, смотревший себе под ноги, в подтверждение поднял глаза.

– Вы не в курсе, он случайно не шовинист? – прошептал вопрос Хинкельман.

– А это кто такие? – Парахагес насторожился.

– Это без пяти минут нацист! – фраза прозвучала как страшная угроза.

– А…

Доктор хотел было уточнить по поводу последних, но предвидя это, Хинкельман не стал дожидаться очевидного вопроса, а сразу ответил с лёгкой небрежностью и безразличием:

– Да так, люди с комплексами. Док, мне надо поговорить с пришельцем по душам, нет ли потенциальной угрозы для федерации.

Парахагес тотчас выпрямился, плямкнул и, повернувшись, обратился к Толику.

– Попов, вы согласны остаться с Хинкельманом наедине?

«Кем бы Хинкельман ни был, он человек, и с ним надо пообщаться», – решил Толик и согласился.

Инструктаж

С уходом Парахагеса в комнате наступила тишина. Хинкельман присел на лежак, а Толик неспешно прогуливался сложа руки за спиной и украдкой бросая взгляд на человека.

«То, что вменяем, это однозначно. Пару стандартных тестов он пройдёт легко, а с моей помощью он наберёт высшие баллы, – размышлял Хинкельман. – Похоже, есть шансы, что этот парень может принести пользу и федерации, и мне. Если только не окажется подлецом».

«Исаак Хинкельман, наверняка это и есть та самая депеша, которую нельзя транслировать ни в одном из форматов. – Очередной короткий взгляд Толика на земляка ради оценки внешнего вида. – Седой, но ещё не совсем старик, худощав… Проехался по ушам ящеру, тот и ушёл. Любопытно, советник – это просто уважаемая должность, или он ещё и при власти? Еврей, работающий в правительстве федерации внеземных животных! Либо он хитрый проныра, либо здесь можно нормально устроиться и прожить до пенсии. Например, устроиться водителем на шахту, глушить местное топливо – по мне так нормальная водка, купить себе бунгало и жить с бабой…».

Толик сделал ещё шаг и остановился. Выворачивая шею, обернулся к Хинкельману за уточнением.

– А бабы где?

– О-о! – в этом восклицании Толик почувствовал нескрываемую горесть. – В том-то и беда, что нету. – Хинкельман с выражением великой грусти на лице продублировал свой ответ жестом (поднял руки к груди и демонстративно раскрыл пустые ладони, символизируя пустоту). Оба землянина перевели на них взгляды. – Нет, женщины-то есть, но не земные. Есть дабилотки…

– Те, что с четырьмя руками?

– Да, но только в молодые годы. Пока шерсть не выросла, с ними можно приятно провести время. Есть лупожопки, но физиология во многом отличается, и склонить их к… к спариванию сложно. – Хинкельман с досадой вспоминал все свои многочисленные попытки, окончившиеся провалом. Но с Толиком он не стал делиться болезненным опытом. – Да и перспектива кувыркаться с «зелёной шлангою» как-то слабо возбуждает.

– Как вы сказали? Лупожопки?

– Вообще-то правильное название формы «мериканцы». А лупожопыми их называют все гандурасы и добрая половина федерации (когда ты их увидишь, то поймёшь), но за это можно поплатиться сутками изоляции. Ещё есть…

– Постойте, – возразил Толик, потому что не это его сейчас интересовало, – я понимаю, что вам одиноко, но может мы поговорим о более важном?

– Молодой человек, может, вы не поняли, но я таки объясню. – По всему было видно, что более важных тем для Хинкельмана не было. – В этом мире разнообразия форм жизни всё замешано на Основах Жизни, но потаённо присутствует и иная идея: превосходство одних над другими. Разумеется, все формы заинтересованы в поддержании мира, и ОЖ регламентирует порядок, а построено всё на численности и важности, но без фанатизма. Неоправданный демографический взрыв одной формы приведёт к санкциям со стороны федерации. Спасает экспансия, но её необходимость требуется обосновать. Удача, если возрастает потребность в одной из форм. К примеру: требуются шахтёры – половина форм не пригодна физически: дабилоты и салки в штольню не полезут; мериканец – легко травмируемый; остаются ехшаары и тормозящие в развитии рухонголы. Кого совет федерации выберет, тот и получит право увеличить популяцию.

– Другими словами – космический заповедник.

– Вот именно. А наша популяция состоит из нас с вами, – Хинкельман удручённо вздохнул. – Когда я узнал, что выявлен случай правильной телепортации человека, то понял, что это последний мой шанс создать хотя бы резервацию. Человеческий потенциал здесь во все времена востребован, и лимит огромен.

– Вы сказали, что это ваш последний шанс? – незаметно для себя Толик проникся идеей.

Хинкельман глубоко вздохнул.

– Мне так не хотелось верить в доклад Парахагеса с его умолчанием о поле телепортированного. Я такого нагородил совету федерации, что сам едва не запутался, – Хинкельман развёл руками. – Я уже не молод. – О том, что однозначно пришлось бы прибегнуть к помощи генетиков, Хинкельман умолчал. – Упоминать о сложностях размножения здесь трудно, приходится балансировать между вторыми статьями «ОЖ» «… о формах» и шестыми статьями «… о толерантности».

– Значит, вы хотели видеть на моем месте женщину?

– Совершенно верно. Но то, что вы молоды, тоже хорошо, очень скоро я не смогу участвовать в процессе размножения, а у вас два варианта. – Хинкельман поднял руку для наглядного счёта на пальцах. – Первый – вы ждёте появления женщины на территории, подконтрольной силам федерации; второй – вы пытаетесь оплодотворить самку другой формы, а может, даже кого-то из гандурасов. В случае удачи появится новый вид – жизнь, которая будет иметь человеческие гены. Однако жить ей придётся за пределами федерации.

– Неужели вы всерьёз думаете, что я стану зоофилом?

– Зоофилом… – с обидой повторил Хинкельман. – Не знаю, но надеюсь, что вам удастся этап оплодотворения хоть с кем-нибудь. Мне этого не удалось.

– Я не стану осеменять зверей! – Толику показалась противна сама идея.

– Пастухи на Кавказе, уводя свои стада на горные пастбища, не брали с собой женщин. Считалось нормой вступать в соитие с ослицами… Да послушайте, молодой человек, если вы нормальный муж, пройдут годы, и природа возьмёт верх, так зачем упускать время. – Хинкельман это знал не понаслышке, за что и винил себя, но в подробности вдаваться не стал, а перевел тему. – Скажите, вы сегодня обедали?

– Мне бы сначала позавтракать. – Толик совсем забыл о еде, и теперь голод отозвался из пустого желудка громогласным требованием.

Хинкельман вынул из нагрудного кармана филк-карту, пультом где-то что-то наклацал, и по монитору перед Толиком замелькало меню местной кулинарии.

– Позволю себе дать совет, – вызвав сегмент умывальника, Хинкельман положил одну руку Толику на плечо, а второй рукой пригласил пройти. – Здесь мойка, это очень важный элемент. Пользуйся им чаще, особенно когда тебе лижут зад или напротив, проявляют личную неприязнь. Не спрашивай, почему, чтоб не портить аппетит, просто помни мой совет, – указав на кран, он поднял палец, подчёркивая важность сказанного. – Не пропускай первые кукиши льющейся жидкости, в них моющие и дезинфицирующие средства. – После наглядной демонстрации Хинкельман глянул на пульт и поторопил Толика. – Мой скорей, стулья прибывают.

Пробежав глазами по пустому помещению, Толик хотел было уточнить, но вот появились три условно говоря табурета (с поверхностью, повторяющей рельеф ехшаарского зада) привычным для данного помещения способом.

– Присаживайся, – настаивал Хинкельман. – Вскоре невостребованный предмет будет удалён.

Едва были заняты посадочные места, лишний табурет провернулся, а с потолка спустилась круглая столешница. Следом спустилась ещё одна, но гораздо меньше, с двумя приятно пахнувшими блюдами и двумя ятуканами.

– Кушай спокойно, это качественная растительная пища, – заверил Хинкельман.

Оба землянина ели молча, думая каждый о своём. Толик пытался анализировать услышанные факты относительно отсутствия земных женщин со всеми вытекающими. Этот факт был известен, но не рассматривался под данным углом. Хинкельман впервые за долгих одиннадцать местных лет довольствовался обществом себе подобного.

Покончив с едой, оба пересели на лежак – более удобную мебель, нежели ехшаарские табуретки. Спустя короткое время после того, как не стало нагрузки на табуреты, столешница ушла в потолок, а табуретки провернулись в пол.

Сытый Толик внезапно вспомнил «кукиш».

– Что такое «кукиш»?

– Мы с тобой попали в иной мир, и меры тут иные. Кукиш – это мера объёма, равная одной шестой мериканского глаза или половине человеческого. Запоминай! Этих… э-э… метров в Сури нет. Маран – основная мера длины, чуть меньше ехшаарского роста, это около полутора этих… метров. Единица времени равна тридцати долям, а доля – пяти… минутам. В федеральных сутках – десять единиц. Десять суток – декада, четыреста – год. Парад – мера условная, и условно равна сорока пяти годам.

Глядя в никуда, Толик оценил ситуацию: «К измерениям в саженях можно привыкнуть. С мебелью будет сложнее».