Ride or Die

– Значит, решено, – подытожил Никита. – Постер – без «молнии». В ролике – миг. На площадке – порядок. И… – он задержал взгляд на Кире, – больше так не катайся в чужих ботинках. Возьмём твой размер.

– Поиграл в заботу? – приподняла бровь Кира.

– Отработал технику безопасности, – сухо ответил он. – И нервы. Свои.

– Твои нервы меня не интересуют, – сказала она и, уже уходя, добавила через плечо: – Меня интересует результат. В кадре.

– Тогда не ставь ногу, – бросил он ей вслед, но в голосе не было злости. Только тот самый хриплый смешок, который слышат немногие.

В офис вернулись, как после короткой гонки: никто не признавался, но у всех были красные уши. Лёха махнул секундомером, как флагом, Артём уже монтировал. Кира сняла куртку и шлем, поставила их на край стола. Руки чуть дрожали – не от усталости. От того, что пришлось держать себя на поводке.

«Без скорости. Без Ветра. Дыши».

В почте мигнуло письмо от организаторов Хельсинки: подтверждение стенда, схема подачи электричества, тайминг заездов. Она ответила на автомате. Потом открыла новый файл.

DRIVE SYSTEMS. День 12.

Площадка: закрытая.

Скорость: убрана.

Контроль: остался.

Никита – точен до тишины. Я – ровна до злости.

Искры есть. Пусть пока – только на пыли.

Итог: в глазах команды – «офисная, но с характером». Так и надо.

Постер – компромисс. Ролик – мой.

P.S. Нога была лишней.

P.P.S. И – абсолютно нужной.

Глава 9

Я не вернулся

Офис с утра гудел. Гул компьютеров, лязг кофемашины, звон пластиковых крышек и торопливое щёлканье клавиш – всё звучало как прелюдия к старту. Завтра они выезжали в Хельсинки, и каждый будто стремился за один день закрыть недельные задачи. На стеклянной двери переговорной кто-то приклеил лист с надписью: “Горим. Не тушить”.

– Мы всё утвердили? – Егоров хлопнул ладонью по столу, перекрывая гомон. – Баннеры, логистика, телеметрия, шатёр?

– Всё готово, – Лаура перелистывала чек-лист. – Макеты финализированы, шатёр уже на пути, постеры сверстаны, телеметрия настроена.

– Видеоролик с заездом? – уточнила Кира, не поднимая головы от блокнота.

– У Артёма. Почти готов, – отозвалась Элина. – Вечером будет финальный просчёт. Мониторы, подсветка, крепления – всё проверено.

В переговорке шумело, как в улье: документы, чашки, разбросанные макеты. На экране финальный список задач. Воздух вибрировал от собранности. Даже шутки звучали тише, чем обычно.

– Почти готово, – подвёл итог Егоров, откидываясь в кресле. – Организатор подтвердил финальный спринт на уличной трассе – короткая гонка с трамплинами. Наш слот – последний. Хельсинки ждёт.

Он уже собирался закончить, но взгляд его зацепился за один из листов. Он нахмурился.

– Кстати, после выставки расслабиться не получится. В сентябре «Cross Clash» в Мадоне. Уже летят заявки на диагностику, настройку подвески и серьёзную доработку байков. Придётся входить в режим с колес.

Его внимание переместилось на техотдел:

– Особенно вам, ребята.

– Никита, а ты участвуешь? – Артём небрежно потянулся за кофе, бросив на него взгляд.

Все замерли. Никита сидел в углу, с кружкой в руке, глядя куда-то за окно. Несколько секунд он молчал, потом поставил чашку и, не поднимая глаз, произнёс:

– Не знаю. Не думал ещё. Скорее всего, нет.

– Почему? – удивилась Элина. – Ты же знаешь эту трассу, как свой ящик с инструментами.

– Вот именно, – коротко сказал он. – Знаю.

– Даже как демонстрация? Как лицо компании? – голос Киры звучал жёстко. Почти ровно, но с резкостью, как заточенное лезвие. Никита медленно повернул голову, их глаза встретились.

– Я не лицо компании. Я просто чиню байки, – глухо отозвался он.

– А мы просто кофе пьём, – буркнул Артём, не глядя.

– Хватит, – резко сказал Никита. – Я не уверен, что хочу там участвовать.

– А я бы хотела увидеть тебя на старте, – тихо сказала Кира.

Он посмотрел на неё. И не выдержал, взгляд соскользнул, как будто что-то внутри не позволило держать прямой контакт.

– Я не люблю шоу. И не люблю, когда из меня делают баннер.

Наступила короткая тишина. Кто-то отхлебнул воду, кто-то перевернул лист.

– Ну, как знаешь, – Егоров пожал плечами. – Но ты в заявке как ведущий инженер и первый номер от команды в Хельсинки. Придётся быть в кадре.

– Не убегу, раз уж вписали, – глухо сказал Никита.

Кира едва заметно усмехнулась.

Собрание продолжилось в прежнем ритме. Уточняли тайминг доставки, расставляли приоритеты. Артём дописывал презентационный скрипт, Элина меняла блок в интерфейсе. Никита молчал. Кира делала пометки, но мыслями была в другом месте.

– Так, – Егоров хлопнул ладонью по столу, привлекая внимание. – Минутку. У нас проблема.

Переговорка замерла.

– Лайтбокс не приехал. Тот самый, с центральной подсветкой. Он застрял на складе в Юрмале. Без него не соберём демо-зону – он идёт в центр, под телеметрию.

– Почему не доставили? – Санта нахмурилась.

– Не заказан. В системе его нет, а склад не отгружает без заявки.

– Я могу поехать, – предложил Лёха.

– Там нужны подписи и сверка. Кира, ты поедешь. С тобой должен быть кто-то, кто разбирается в комплектации. Никита?

– Отлично, – буркнул тот.

Кира кивнула, не оборачиваясь:

– Поехали.

– Только быстро, – предупредил Егоров. – И вернитесь к обеду, нам ещё стенд грузить.

Никита вышел первым, Кира следом. Дверь за ними захлопнулась.

Артём пробормотал:

– Сейчас будет весело…

Элина хмыкнула:

– Корпоративная дипломатия. С элементами ближнего боя.

А потом всё стихло. Машина, как капсула вне времени, шоссе, как пауза между выстрелами. После напряжённого ритма офиса тишина внутри салона казалась почти нереальной. Дворники один раз скребнули по стеклу и замерли; поворотник щёлкал реже, чем дыхание. Даже ветер за окном звучал тише.

Они ехали молча. Машина сливалась с серой лентой шоссе, ветер за окнами слабо шевелил деревья. В салоне было тихо, только шорох шин, редкий звук поворотников и лёгкий запах кофе из бумажного стакана, который Кира машинально взяла с собой. Никита держал руль крепко, будто вцепился в него, чтобы не дать себе свернуть, ни с дороги, ни с мыслей. Первые десять минут никто не говорил, но тишина между ними не была пустой, скорее напряжённой, как перетянутая струна.

– Ты часто ездишь в Юрмалу? – вдруг спросила Кира, глядя в окно. Голос прозвучал нейтрально, но в нём чувствовалась осторожность. Она не проверяла, она искала, за что зацепиться, чтобы не чувствовать эту тишину как стену.

– Только если надо, – коротко ответил он. Тон, как защёлкнувшийся тумблер.

– Там красиво. Я… выросла в Юрмале, у родителей там дом. Пляж, песок в обуви, летом спина постоянно обгоревшая, – она усмехнулась, но в голосе скользнула грусть. – А за домом лес. Сосны, как колонны. Мы с дядей там часами пропадали. Он научил меня ездить на мотоцикле, на старом, тяжёлом, но с характером. Там всё было каким-то другим.

Никита краем глаза посмотрел на неё, почти незаметно. Без слов. Но она уловила движение.

– А ты где учился? – спросила она. – Кататься.

Никита пожал плечами.

– Двор. Площадка за гаражами. Сначала чужой байк, потом свой, собранный из трёх. Без шлема, без правил. Потом клуб, спортшкола. И всё. Затянуло.

Она усмехнулась:

– То есть ты сразу родился с ключом в руке?

– Почти. – Он посмотрел на неё. – А ты, выходит, с пляжа.

– Из леса, – усмехнулась она.

Повисла пауза. Потом Кира спросила уже серьёзно:

– Почему ты начал участвовать в гонках?

Никита несколько секунд молчал, не потому что не знал, а потому что слишком хорошо помнил.

– Потому что скорость – это единственное, где всё становится ясным. Без слов, без людей, только ты и мотор. Если сделал правильно – ты впереди, ошибся – платишь.

Он чуть усмехнулся, но улыбки в этом не было.

– И потому что на трассе всё честно, или почти честно.

Кира кивнула, медленно.

– Понимаю.

– Вряд ли, – коротко бросил он.

Он посмотрел на неё без прежней стальной резкости, только с усталостью и намёком на уважение.

Они ехали в тишине, будто все темы уже были исчерпаны. Линия сосен за окнами всё ещё мелькала зелёным туннелем, и солнце пробивалось сквозь крону, оставляя пятна на лобовом стекле. Кира покосилась на Никиту – тот сосредоточенно смотрел на дорогу, молчал, но в лице застыло что-то жёсткое, будто внутренний зажим, из которого нельзя выйти просто так. Она долго раздумывала, стоит ли говорить, но всё же решилась:

– Ты правда не хочешь участвовать в «Cross Clash»? – тихо спросила она.

Он не ответил сразу. Машина пролетела очередной участок дороги, где с одной стороны открывался вид на поле, с другой темнели сосны.

– Не знаю, – бросил он наконец. Сухо, как будто от этого слова хотелось отмахнуться.

– Почему? – её голос был осторожен, но в нём было настоящее любопытство. – Слушай, ты катаешься лучше всех, кого я видела. Ты должен быть там.

Он коротко усмехнулся, без радости.

– Должен?

– Я не про "обязан", я про то, что… это твоё. Это видно. Когда ты на байке, ты будто оживаешь.

Он резко вывернул руль чуть вправо, проезжая мимо медленно ползущего фургона. На секунду показалось, что он просто хочет отъехать подальше от разговора.

– Ты тащишь меня туда, куда я сам не хочу идти. Не надо. Я знаю, чем это может кончиться, – выдохнул он. – Я уже выходил туда. Уже побеждал. В последний раз пересёк финиш первым – и всё равно был сломан.

Он помолчал. Лицо его оставалось неподвижным, но взгляд чуть помутнел.

– Там было всё. Скорость. Брызги грязи. Контакт в повороте. А потом секунда, мгновение, когда ты знаешь, что кто-то не встанет, что ты не успел, не заметил, не среагировал, опять…

Кира медленно повернула голову. Она ничего не сказала, не перебивала, не пыталась утешить. Просто слушала, потому что в этом тоне уже был шрам.

– Я не вернулся с той трассы, Кира, – сказал он почти шёпотом.

Она почувствовала, как у неё внутри всё оборвалось. Не от слов, а от того, как он это сказал. Не громко. Не трагично. Просто… честно. Как признание. И вдруг она увидела его по-другому. Не холодного, не жёсткого, не того, кто “просто чинит байки”, а человека, в котором заживо что-то горит – без дыма, без крика. И которого не жалеют, потому что не знают, что с ним произошло. Кира хотела что-то сказать, но слова казались чужими, слишком простыми для такой боли. Она провела большим пальцем по браслету на запястье – и только потом сказала:

– Прости.

Её голос был почти неслышен, но Никита на мгновение прикрыл глаза, как будто сдерживал не боль, а воспоминание, острое, как срез ветра на высокой скорости.

И она поняла, нет слов, которые могли бы быть здесь точными. Он повернулся к ней, и в нём была не злость, а скорее рана, ещё не затянувшаяся.

– Просто не тяни меня туда, – сказал он почти шёпотом. – Я еду с вами в Хельсинки. Но дальше… я не уверен.

Они доехали до склада в тишине, ни слов, ни взглядов. Никита вышел первым, подошёл к сотруднику, переговорил пару коротких фраз. Тот стал долго копаться в папках и никак не мог найти нужные документы. Кира просто стояла рядом, словно всё сказанное в дороге заполнило пространство до краёв, и любое новое слово пролилось бы через край. Наконец-то работник нашел нужные бумаги. Кладовщик попросил накладную и подпись уполномоченного – Никита кивнул на Киру. Без неё короб не отгрузили бы. Кира на автомате подписала, не вчитываясь. Никита проверил комплектацию, коробку загрузили в фургон, но всё как в тумане, даже грузчики работали, будто в замедленном режиме.

Обратно ехали тем же маршрутом. Дорога тянулась бесконечно: без музыки, без слов – только ровный шорох шин да редкие проверки зеркал. У офиса Никита даже не попрощался, просто закрыл дверь и пошёл в ангар. Она ещё некоторое время сидела в машине и только тогда она заметила, как сильно дрожат её пальцы.

DRIVE SYSTEMS. День 15.

Тишина. Глубокая, как после заезда, где ты выложился до предела.

Он почти сказал. Почти раскрылся. И я вдруг поняла, что не могу это использовать, не могу обернуть его боль против него.

Впервые увидела в нём не соперника, а человека, который остался там, на трассе. Один. И теперь не уверена, хочу ли побеждать его. Он перестал быть только целью. А я перестаю быть только Ветром.

План – размазан. Чувства – не признаются. А ощущение, будто стою на старте, а мотоцикл не заводится. И всё слишком тихо.

Он больше не выглядит врагом. Скорее, кем-то, кого я давно знала, но так и не сумела понять.

Мне нужно на трассу. Там всё проще. Гравий. Газ. Поворот.

Там я не думаю. Там я дышу.

Пока он сильнее меня – я жива.

И это мой финиш. Или мой старт. Я ещё не знаю.

Глава 10

Пульс под кожей

На асфальте стоянки повисла тишина, плотная и предзакатная. Кира обошла фургон, припаркованный у самого края площадки, и лёгким щелчком открыла заднюю дверь. Внутри, в тени, стоял её байк – кроссовик, покрытый тонким слоем пыли, но готовый. Как пульс под кожей: не слышен, но живой. После аварии его чуть повело, но теперь он был в порядке: перебраны вилка и амортизатор, сменены масло и сальники. Она заботилась о нём через своего механика Гиртса. У него был ключ от фургона, и если Кира писала короткое сообщение, он забирал фургон и вёз байк на диагностику, перебирал, если надо – чинил, проверял, подкачивал и возвращал на место. Без слов, без объяснений, точно, как часовой механизм. Он никогда не лез с расспросами и всегда хранил молчание и ее тайну.

Кира провела рукой по седлу, будто проверяя, здесь ли ещё сердце. Потом махнула головой, как будто благодарила Гиртса заочно и захлопнула дверь. Села за руль фургона и завела двигатель. Она направилась к трассе DRIVE SYSTEMS. Ей нужно было сбросить напряжение, почувствовать под собой байк, почувствовать себя, и, может быть… его. Она подъехала к заднему въезду, где за металлической сеткой начиналась тестовая трасса DRIVE SYSTEMS – длинная, с подъёмами, трамплинами, песчаными поворотами. На въезде – шлагбаум со считывателем. Кира достала из кармана чёрный брелок-пропуск – Анита оформила ей временный доступ, чтобы не дёргать охрану. Короткий писк, зелёный огонёк – шлагбаум пополз вверх. Сейчас трасса была пуста, и вечернее солнце ложилось на неё косо, высвечивая рельеф и тени, как на ладони.

Кира заглушила двигатель, вышла из фургона. Несколько секунд постояла, вглядываясь в полосу гравия впереди, будто проверяя, жива ли она. Потом обошла фургон, откинула заднюю дверь и аккуратно выкатила кроссовик. Байк легко поддался, как будто знал, что сейчас начнётся нечто важное. Из скрытого бокового отсека Кира достала экипировку – чёрный, плотно сидящий костюм, шлем, очки, перчатки, ботинки. Всё это она надевала не просто как защиту, а как облик, как броню. Как Ветер.

Переоделась она быстро, с отточенной механикой движений, привычно, будто надевала саму себя. Когда защёлкнула шлем, сердце уже стучало в висках. Она села на байк, завела двигатель, и гул мотора мгновенно расплескал тишину. Кира рванула с места, как выстрел.

Первые несколько кругов были как выдох. Она не гнала, она плыла. Входила в повороты, будто по траектории, которую кто-то вложил в тело ещё до рождения. Каждый трамплин как импульс, каждое касание гравия как ответ. Земля дышала под колёсами, мотор вибрировал в груди. С каждым рывком по трассе из неё будто вырывалось напряжение, вместе с гулом мотора выплёскивалась злость, стиралось всё накопленное – разговор в машине, его голос, его взгляд, его молчание.

Она каталась уже минут двадцать. Сбивала дыхание, но не останавливалась. Кира не считала круги, только линии, по которым шла, будто писала ими свою злость и растерянность прямо на трассе. На одном из затяжных поворотов она почувствовала: ритм трассы изменился. Не громко, а скорее, как интонация. Слева коротко треснул газ – другой выхлоп, узнаваемый. Тень легла на край дорожки: он был уже на колее. Она не обернулась. Просто продолжила, будто это был ветер, а не мотоцикл. Но он приближался, не резко, а точно, аккуратно. Он не догонял, он сопровождал.

Никита.

Он держался позади, будто ждал, что она среагирует, даст знак. Но она не собиралась говорить. Ветер не разговаривает. Ветер мчится. Она прошла ещё один поворот, потом встала на подножки, оторвалась на прыжке, и когда приземлилась, слегка повернула голову. Он был рядом. Не ближе, чем нужно. Но точно там. Кира резко вывернула вправо, уводя байк на внешний край трассы, и, не останавливаясь, оглянулась через плечо. Подняла руку: ладонь вниз – спокойнее; короткий взмах кистью к внутреннему краю – держи линию. Молчаливый вопрос: “Ну что, попробуем?” Ответа не последовало, только мотор Никиты рванул в унисон с её, как аккорд. И они поехали.

Не гонка, а танец. Никто не пытался выиграть. Они просто ехали вместе, повторяя движения друг друга: прыжки, спуски, подруливания, заходы в виражи. Иногда он чуть опережал, иногда она, но это не было борьбой, это было пониманием. Молча – через траектории, через баланс, через совпадающую линию взгляда.

Кира ловила себя на том, что повторяет его движения, чуть иная подача корпуса, чуть позже торможение, чуть более резкий сброс газа перед связкой поворотов. А он, казалось, копировал её в ответ, мягкие заходы, точные акценты в развесовке, подруливание на проседании. Они учились друг у друга, не осознавая этого. Или осознавая, но не признавая. Трасса была их единственным языком.

Так они катались ещё минут десять. Потом Кира не резко сбавила газ и подняла левую руку вверх, ладонь открыта – знак: достаточно, съезжаем. Она свернула на боковую дорожку и, не оборачиваясь, ушла в сторону фургона. Никита не стал догонять. Когда Кира заглушила мотор, воздух вокруг был звенящим. Она сняла шлем – солёная пыль хрустнула на зубах, пот полосой стёк по шее под ворот экипа, но внутри всё стало тише. Не спокойно, а тише.

Никита всё ещё был там, на трассе. Не приблизился, не спросил. И это было правильно. Ветер не отвечает, он просто уходит.

DRIVE SYSTEMS. День 15. Дополнение.

Трасса. Пустая. Тишина после шума – самая резкая.

Мотор больше не гудит, но внутри всё ещё вибрирует.

Он был там. Не рядом. Не против. Не за. Он просто ехал со мной. Повторял. Улавливал. Отдавал. Без слов. Только мотоцикл, только траектория. Связь.

Я не думала, что смогу кататься рядом с тем, кто однажды стал причиной моей боли и при этом не чувствовать страха. Только дыхание. Только мотор. Мы ехали, как будто всё уже случилось и всё ещё возможно.

Он узнал Ветра, но не меня. И, кажется, понял. Не кто я. А что я. Механизм. Пульс. Упрямство. Тот самый Ветер, от которого он однажды отвернулся. И который сегодня не обогнал, а принял.

Мне легче. Не прощено. Не забыто. Но легче.

Я всё ещё не знаю, кем он станет. Соперником. Союзником. Или тем, кто снова разобьёт.

Но сегодня…

Сегодня я ехала не одна.

Глава 11

Залог мира

Утро началось слишком рано, и в этом раннем шуме чувствовалось больше, чем просто сборы. Запах кофе смешивался с резким ароматом изоляционного скотча, пластика и свежей смазки. Офис гудел – кто-то бегал с коробками, кто-то нервно листал бумаги, кто-то матерился, перекладывая инструменты с одной тележки на другую. Во дворе, под окнами, уже стояли два фургона с логотипом DRIVE SYSTEMS, нагруженные по максимуму – лайтбоксы, баннеры, стенды, телеметрия. Всё закреплено, всё готово. Почти.

– Так, у кого есть скотч? – донёсся голос из приёмной. – Только не декоративный, а нормальный! Чёрный!

– Был в твоём ящике, не возмущайся, – буркнул Артём откуда-то из-под баннера.

Кира шла по коридору, сжимая в пальцах термокружку, чуть крепче, чем надо. Пальцы были тёплыми, но внутри будто прихватывало, то ли от холода или от волнения, от чего-то, что она не могла назвать. После вчерашнего… всё было иначе. Поездка на трассу, молчание, синхронная езда с Никитой, его взгляд… Всё было слишком настоящим, чтобы забыть, и слишком хрупким, чтобы называть вслух.

Она подошла к чемодану, машинально поправила молнию и на секунду закрыла глаза. Сна почти не было – не потому, что не могла уснуть, а потому что внутри всё искрилось, как оборванный провод под напряжением. Она открыла ноутбук, проверила список, мельком глянула на зарядку, на чемодан. Всё на месте, всё как обычно, кроме неё самой. Что-то дрожало внутри, не страх, а предчувствие.

Когда она подняла глаза, Никита стоял в дверях прислонившись к косяку, руки в карманах, взгляд опущен.

– Через десять минут выезд, – сказал он ровно, но в этом спокойствии будто пряталась тугая нить, натянутая до предела.

– Поняла, – ответила Кира, слишком быстро и слишком спокойно, чтобы не выдать внутреннюю напряжённость.

Молчание между ними было тонким, как дым: не жжёт, но скрывает важное. Она не подняла глаз, занялась чемоданом, будто от этого зависело больше, чем просто сбор. Она чувствовала его – позади, в проёме, стоящего в тени, как будто сам стал этой тенью. Он не уходил, просто стоял и не шевелился, словно он выжидал – не ответа, а реакции. Кира застегнула молнию, слишком резко, и металл заскрежетал. Она будто вернулась в тело. Подняла глаза, он смотрел на неё.

– Всё в порядке? – спросил он вполголоса. Почти нейтрально. Почти.

– Конечно, – отозвалась она, и не узнала свой голос.

Он кивнул.

– Тогда встретимся у машины.

Он ушел и Кира осталась одна. Пульс бился в горле, как мотор, который не глушили слишком долго. Кира невольно провела пальцами по браслету на запястье, пальцы замерли на надписи. Она опустила руку, будто отпустив с этим жестом и тревогу и напряжение, выдохнула и вышла в коридор.

Во дворе стояла прохлада раннего часа. Над ангаром парило, бетон ещё держал ночную влагу. Было раннее утро, то редкое время, когда всё замирает перед движением. Кира вышла на улицу, чувствуя, как утренний воздух ударяет по коже, как ледяной спрей. У фургона Никита затягивал крепления, Лёха грузил последние сумки. Артём, Санта и Лаура стояли рядом, с кофе, папками и шутками наготове, а в глазах была та самая готовность сказать “удачи”.

– Всё, теперь у нас не офис, а полтора человека и кофе-машина, – буркнул Артём. – Вы там только стенд не сожгите, ладно?

Из-за угла выскочил Янис, запыхавшийся, с кипой бумаг.

– Чуть не забыл пропуска для зоны погрузки! – он передал их Никите, будто спас всю миссию.

– Без вас будет тихо. Подозрительно тихо. – сказала Санта с лёгкой усмешкой. – Привезите хотя бы магниты.

Из ворот ангара выглянул Марис, в рабочей форме и с кружкой в руке.

– Волков, покажи финам, как ездят настоящие машины, – крикнул он.

Элина вышла из ангара – чёрная куртка с ушами на капюшоне, рюкзак с блёстками и огромные наушники на шее.

– Если вы забудете мои флешки с телеметрией, я вас найду, даже в Хельсинки. Даже если вы закопаетесь в сугроб.

Она неожиданно обняла Санту.

– Береги сервер и моё кресло.

– А ты – Лёху, – подмигнула та.

Из офиса вышла Анита, вид у нее был как у строгой старшей сестры.

– И не звоните мне каждые пять минут с вопросами, как там склад, – сказала она.

– Постараемся, – подмигнул Лёха.

– Сомневаюсь. Но удачи, – бросила она.

Валдис стоял у окна второго этажа, с кружкой в руке. Он не махал, не улыбался, а просто наблюдал, как наблюдают те, кто сам раньше выезжал. Теперь – выпускает.

Вышел Егоров, неся в руках планшет и бумажную папку, как всегда, на полпути между электронным веком и старой школой.

– Все на месте? – спросил он, не глядя ни на кого конкретно. – Баки – почти в ноль, канистры опломбированы. На пароме откроют фургоны – крепления проверьте дважды.

– Всё есть, – отозвалась Элина, сверяясь с планшетом. – Даже пледик с лисичками, Лёхин.

– Это не пледик, это профессиональный антистресс-накидон! – возмутился Лёха и чмокнул термокружку. – Так, босс, ты с нами, да?

Егоров вздохнул, протянул Лёхе ключи и сел на переднее сиденье второго фургона.

– Да, я с вами. Доверить эту машину только вам двоим – значит вернуться в Латвию без техники и с репутацией цирка.

– Спасибо за веру, Михаил, – хмыкнул Лёха.

Кира оглянулась. Эти люди уже не просто коллеги, это её команда, её семья. Кто-то шумный, кто-то сдержанный, но каждый как часть чего-то большего. Никита подошёл к ней, без слов взял чемодан и закинул в фургон.