Она была ДО меня… и ПОСЛЕ

Он не говорит слово "свидание". Он сказал "вот это вот всё". Исчерпывающе. И откровеннее некуда. И он так и не ответил, кто ему звонил.

Пару секунд парень ждет, что я отвечу, но у меня нет для него слов. Просто нет. Ни. Одного.

– Буду к ужину.

И развернувшись, он быстрым шагом устремляется в противоположную сторону. Туда, откуда мы пришли. Я остаюсь на месте, провожая его отчаянным взглядом девушки, которой, кажется, больше нет места в сердце ее парня. Магии, что нас окутала в балетной студии, больше не было, она просто испарилась. Дану позвонила Ева, и он тут же, не раздумывая, помчался к ней. Вот так просто бросив меня посреди свидания, на которое сам же меня и позвал.

Глава 8. Звонок другу полагается?

Он будто бы почувствовал мое состояние – мне позвонил Костя по дороге из парка. За спиной дизайнерский рюкзак, когда-то подаренный мне для балета Данилой, по ногам струится розовая тюлевая юбка с легким, едва уловимым оттенком коралла. В этом же платье я сидела с ним в круглосуточном супермаркете после студии и завтракала. В нем же я гуляла с ним среди сиреневых деревьев, а теперь, удрученная, шла домой. Одна.

– Ангел, как насчет того, чтобы я украл тебя прямо сейчас? И-и… как ты относишься к искусству? – Веселый голос, бодрый настрой.

Я поднимаю глаза и флегматично смотрю в небо – рассвет только-только вступил в свои права.

– Кость, ты всегда так рано встаешь? – Я не могу не удивиться его раннему подъему.

– Я еще не ложился, – хмыкает парень и повторяет свой вопрос: – Искусство интересует?

– Какое? – Я почти улыбаюсь.

– Самое настоящее! Я заеду за тобой через десять минут.

– Через десять минут я только домой доберусь.

Вижу свой дом отсюда, он выше всех крыш на этом проспекте. Дану нравилась высота.

– А где ты сейчас?

– На выходе из парка.

– Возле вас?

– Да, оно. – Я по-прежнему расстроена, и это примечает Костя:

– Знаешь, что лучше всего спасает от мысленных загонов? Краски! Много-много красок!

Я пытаюсь уловить суть между строк, но безуспешно.

– Я не понимаю.

– Просто замри. – (Я резко и неосознанно останавливаюсь). – Не уходи никуда. Я сам буду возле парка в течение семи минут. И заберу тебя.

Когда Костя подъезжает на своей серебристой «ауди», а стекло с моей стороны опускается, я тихонько схожу с тротуара на проезжую часть.

– Прыгай скорее, здесь нельзя долго стоять.

Я спешно залезаю в салон и захлопываю дверь, подобрав к себе юбку. А затем встречаю шаловливый взгляд водителя, ловко пристраивающего своего железного коня в разреженный утренний поток машин.

– Откуда ты такая? С бала цветочных нимф? – Потом шутливо ударяет себя по лбу. – Ну конечно, как я мог забыть: ты же ангел! Получается, с бала ангелов. Ангелы зажигают по ночам? Я и не знал.

Я подавляю улыбку.

– Кость, куда мы едем?

Рыжие и частично выгоревшие на солнце волосы собраны на затылке в короткий небрежный хвост. Подбородок и частично щеки покрыты легкой бородкой, которая делает парня взрослее своих лет, хотя ему всего двадцать пять. На нем простая серая футболка и темные джинсы. Он расслабленно откинут на спинку кресла и лениво покручивает одной рукой руль. И я ему слегка завидую. Водить так – наверное, искусство. Не умела никогда тонко чувствовать машину и, наверное, никогда не научусь так же сливаться с ней в одно целое. Словно она – твое продолжение, твои кончики пальцев.

– У меня встречный вопрос. Не боишься замарать платье?

– Оно дорогое, – на всякий случай предупреждаю я. Не нравится мне его вопрос.

Костя кивает:

– Я дам тебе свой фартук.

– Для чего мне фартук? – Поразмыслив, я во всём этом нахожу лишь одну логику: – Мы будем мазюкать картины?

Не зря же упоминались краски.

– Близко, – усмехается парень лукаво. – Но то, что мы будем делать, покруче любой картины. Тебе понравится.

– Ладно, – доверившись этим чистым карим глазам, я полностью перекладываю на друга ответственность за наш маршрут.

– Я могла бы переодеться, – наконец я вспоминаю, что в рюкзаке лежит моя обычная одежда. Заодно с неудобством вынимаю руки из лямок и ставлю его на коленки. Пристегиваюсь.– Только нужно найти уборную, где я могла бы это сделать.

– Это необязательно, – отмахивается Костя. – Кроме того, дай насладиться атмосферой костюмированного бала, где моей спутницей на вечер согласилась быть самая красивая женщина в самом дивном наряде. Я чувствую себя истинным джентльменом рядом с тобой, я не шучу.

Он отвлекает меня и считает, что я не понимаю этого. Но я не хочу избегать разговоров о Дане.

– Он прокатил меня со свиданием, – признаюсь я еле слышно, и шутливые краски стекают с его лица. – Ему кто-то позвонил и… Я уверена, что это была Ева.

– Я старался не вмешиваться, но… Но если ты думаешь, что стоит, мне рассказать ему о том, что из себя представляет эта женщина? Причину их расставания.

– Не надо, – я качаю головой. – Он не знает всех обстоятельств, и вы тоже.

Однако Костя не согласен со мной:

– Вообще-то…

– Не знаете, – повторяю я настойчивее. – И она может вывернуть всё в свою пользу. Сказать, что ее когда-то неправильно поняли. Надавить на жалость. Соврать и закрутить так, что мы в конце концом останемся плохими и за бортом, а она выйдет из воды святой. Рискованно, понимаешь? Это можно сделать только в крайнем случае.

– А то, что Дан бросился к ней по первому же звонку, это не крайний случай? – Бровь его выразительно выгибается. – Ты слишком добрая, Лера. На таких воду возят.

– Не сыпь соль на рану. Я не добрая, я просто пытаюсь поступать здраво, никому не причиняя вреда.

– А я что говорю? Добрая, – пожимает плечами. – В этой жизни нужно жить только ради себя. Больше ни для кого. Кути, бей, иди по головам, если чувствуешь: они того заслуживают. Но не уступай. Никому и никогда.

Я с молчаливым вздохом закидываю голову на подголовник. Нельзя вот так просто взять и переключиться.

– Приехали, – оповещает водитель, и я немного устало поднимаю голову, едва машина тормозит у какой-то арт-галереи с изумрудной арочной дверью и белыми стенами. Глиняный горшок с белыми и розовыми цветками на худенькой кроне крохотного деревца сбоку от входа. И старый белый скутер, служащий творческим украшением для фасада и подставкой еще для одного цветочного горшка с плетистой алой розой, спускающейся роскошной гривой по колесу.

Пока я стою перед винтажным строением, парень возится в своем багажнике.

– Закрыто же, – подмечаю я, внимательно изучив график работы, вывешенный у двери.

– Нам сюда, – Костя поманивает меня пальцами, и мы заходим за угол. – Держи.

Я оборачиваюсь с растерянным видом. У него в руках черный распоротый рюкзак, из которого он шустро вынимает такую же темную плотную ткань. Развернув которую, я понимаю, что держу в руках внушительный мужской фартук. Для рисования.

– Помочь?

– Я сама, – тяну я и неуверенно просовываю через голову горловую петлю фартука. Слишком низко – приходится высунуть обратно и укоротить под женский размер лямочные ленты. – А что мы будем делать? – Завязывая пояс за спиной, я озираюсь кругом. Безлюдно и пустынно скучно.

– Рисовать, – он небрежно указывает большим пальцем на белоснежную стену здания галереи и выхватывает из недр рюкзака несколько баллончиков с краской.

Я делаю испуганный шаг назад. Мотая головой и глядя на содержимое его рук.

– Я не умею.

– Эй, уметь не надо. Надо просто нажимать на клапан и выпускать на свободу краску. Желательно на стену. Но на всякий случай на, бери очки.

И мне протягивают защитную маску.

– Я…

– Бери-бери, – Костя зажимает мои пальцы вокруг очков. Потом еще и перчатки для меня достает.

– А здесь можно… ну, вытворять такое? – Я с сомнением обвожу взглядом стену. Она девственно чистая.

– Не гляди так несчастно, – Костю забавляет моя реакция, – поверь, там куча слоев краски.

– А так и не скажешь, – отзываюсь я, еще раз с изумлением осматривая поверхность для уличного граффити. – А это не запрещено? Тут рисовать?

– Галерея принадлежит одному моему знакомому. Мы вместе тусим иногда на вечеринках. Ко мне на днюху он тоже приходил, но ты, наверное, не помнишь. Твой парень же к тебе и на пушечный выстрел никого подозрительного не подпускал. А еще вы двое не отлипали друг от друга. Напились и сосались на моем кресле весь вечер.

Как порой глаголы бывают безжалостны. И тот праздничный апрельский вечер я отлично помню. И ночь: мы вернулись от Кости и зажигали вдвоем потом до рассвета. По пьяни наломали мебели и занимались любовью везде где только можно. В душе, на кухонном столе, на плюшевом кресле… Все фотографии со стен попадали. И любимый фотоаппарат Дана мы умудрились сломать. Это был настоящий тайфун.

– И не говори. Всё в прошедшем времени, – шепчу я чуть уныло, стоя в сторонке и наблюдая за тем, как парень продолжает выставлять на бетонный настил ряд баллонов. – А я точно должна это делать? Может, ты сам, а-то я всё испорчу?

– Ты просто обязана мне помочь, – упрямо настаивает на своем Костя, бросая на землю опустевший ранец и протягивая мне один баллончик.

– Ла-а-адно. – Мои пальцы нерешительно сжимают металлический цилиндр, и я в очках шагаю к стене.

– И всегда можно закрасить непонравившийся участок, так что не дрейфь. Твори.

– А что мне рисовать? Какая тема? – Я нервно тереблю в пальцах красный цвет.

– Искусство, как любое творчество, должно быть свободным, – дает Костя напутствие новичку. – Что хочешь, то и рисуй. Что первым придет в голову, тем и делись с миром. Можешь взять любой цвет или оттенок. Я всегда беру с собой штук пятнадцать разных красок, чтобы выделить детали.

Но я не решаюсь, только смотрю на движения мужских пальцев и на то, как распыляется на бетонном холсте бежевая краска. Хаотично на первый взгляд.

– А ты давно этим занимаешься? – интересуюсь я, завороженно следя за рождением нового художественного образа. Кажется, это руки. Женственные изгибы и линии. Плавный переход к чувственным плечам.

– С двенадцати лет, – весело усмехается Костя. – С тех пор как бросил художественную школу.

– Ух ты, – я поражена. Не знала такого факта о нем.

– Да-а, в одно чертовски жаркое осеннее утро я понял, что сидеть и пылиться в студии, не мое. Скучно до рвоты. Для этого полно других дураков, а я не хотел быть одним из тех скучных мимоз, которые радуют своих мам драматическим талантом созидать прекрасное. Я разве похож на неженку? – (Я качаю подбородком, отвечая на его скепсис). – А моя мама вот почему-то упорно во мне её видела и старалась приковать меня к холсту.

– Но у нее не получилось.

– Но у нее не получилось, – скосив на меня громкий взгляд, повторяет он мое заключение с истинным выражением бунтаря.

– Тебе больше нравится уличное граффити, – киваю я с пониманием.

– Именно! – с горделивой ленцой подтверждает художник.

– Тогда мои каракули нагадят в твоем многолетнем портфолио. Мне лучше к шведским стенам не притрагиваться, – отчасти серьезно, отчасти шутливо заявляю я, припомнив неожиданно к месту его фамилию. Шведов.

Он внезапно отходит от стены и прекращает водить по ней аэрозолем.

– Неправильная мысль. Я жажду увидеть твои каракули. – И небрежно выбрасывает руку, указывая на собственное творение. – Вперед. Можешь испортить и делать с ней всё что угодно. Разрешаю.

Я смотрю на него удивленно.

– Ты шутишь? Я этого не сделаю.

– Ты должна.

– Не-е-ет.

– Да-а-а.

– Нет.

– Да.

Наше противостояние длится минуту, а потом я сдаюсь и опускаю напряженные плечи.

– Ну ладно. Только… – я встаю на его место, которое он мне уступает, и неуверенно заношу баллончик над изображением женщины, – что рисовать? У меня красный цвет, – рассеянно изучаю металлический корпус и, нахмурившись, бросаю беспомощный взгляд через плечо. – Я не уверена, что он здесь к месту.

– Ничего не бывает не к месту, – философски изрекает Костя, серьезно встретив мой взгляд. – Просто внимательно взгляни на ситуацию и найди, куда применить то, чем владеешь.

Я набираю в легкие воздух и с шумом выдыхаю, понимая, что мне не дадут соскочить.

– Я попробую.

Он лениво кивает и поворачивает меня лицом к стене. А после отходит на пару шагов, чтобы не мешать.

«Я могу расставить акценты», – возникает идея в голове после минутного остолбенения, и я, решительно встряхнув баллон, начинаю пририсовывать женщине яркие сексуальные губы. Над подбородком. У нее еще нет лица, но я же примерно знаю, где должны находиться все части её тела.

Закончив с ртом, задумчиво прикусываю губу.

«А волосы… им же необязательно иметь стереотипный цвет», – Удерживая эту мысль в сознании, я принимаюсь закрашивать область вокруг головы и слегка заходя на зону лица. Словно ветер растрепал девушке длинные волосы и красные пряди частично упали ей на щеку.

Проделав это нехитрое дело, я медленно пячусь назад, оценивая свой вклад в создании картины перед собой.

– Видишь, ты нашла свое место, – раздается голос за спиной, и я с безудержной улыбкой оборачиваюсь к парню:

– Окантуешь? По-моему, необходимо добавить волосам розоватых линий и серых теней. Чтобы выглядело натуральнее.

Вокруг его глаз собираются морщинки.

– Нет уж, давай сама. А лицо, так уж и быть, на мне. – И наклонившись за нужными оттенками, он со смешком передает мне сначала розовый, затем темно-серый. Я с удовольствием приступаю к обрамлению всех своих акцентов.

– Тебе идет, – неожиданно произносит Костя, когда уступаю ему место и ухожу в сторонку.

– Что?

– Граффити.

– Не так, как тебе. Не думаешь заниматься этим профессионально? – Я наблюдаю за ним и за тем, как наш рисунок становится всё более цельным и утонченным.

– Не поверишь, думаю, – он бросает на меня короткий хитрый взгляд. – Я уже продал дедулин ресторан и собираюсь заявить о себе всему миру. Как сделал это Дан. В скором будущем я стану самым знаменитым граффитчиком, которого будут приглашать на самые грандиозные фестивали и масштабные шоу. Вчера мне на электронку пришел ответ. Знаешь, прошел в конкурсе. Меня пригласили на международную художественную выставку, где конкурсанты на глазах у публики будут воплощать на стенах свои самые оригинальные идеи.

– Звучит очень здорово. – Я так рада за него.

Ни на секунду не прерываясь от процесса, Костя с присущей ему скукой продолжает:

– Цель мероприятия: выявить самого нетривиального и неординарного художника. Угадай, кто это будет?

– Ты, – убежденно отзываюсь я, с такими амбициями и верой в себя ему суждено стать победителем.

– А ты мне нравишься, – подмигивает он мне. – Жаль, я не встретил тебя раньше Брайля. Ангелов на нашем грешном свете мало. Одну знаю, и та не моя.

Я хмыкаю, не принимая ничего из его слов на свой счет:

– Плохо искал, значит.

Ему элементарно нравятся хорошие девочки – это его типаж женщин, – а не конкретно я.

– Но я не сдамся, – ухмыляется он. – Я найду. Я упорный.

– Найдешь, – киваю я, избавляясь от тесных очков. – Для каждого на этом свете есть подходящая ему пара. – И добавляю без страха быть осмеянной: – Мой человек – это Дан. И независимо от того, как сложится наша с ним судьба, я точно знаю, что никого больше не полюблю.

И как и полагала, я получаю дружеский снисходительный взгляд.

– С годами все мы меняемся. Не думай, что то, в чем убеждена сейчас, останется с тобой навсегда.

– Я не думаю, я знаю наверняка. Многое поменяется, многое пройдет через меня, ты прав. Но моя любовь к нему так и останется со мной. Моего Дана никто не заменит в моем сердце. Он его клеймил, и я не стану избавляться от этого клейма ни через пять лет, ни через двадцать. Я выбираю осознанно так поступать. А всё, что мы делаем осознанно, никогда не умирает.

Он давно перестал рисовать и теперь с серьезным лицом смотрел мне в глаза.

– Ты говоришь так, словно уже прощаешься с ним. Но ты ведь обещала бороться. Не сдавайся.

С легкой улыбкой я мотаю головой:

– Я не сдамся. Буду с ним до последнего. Пока он не разрушит меня и то, что мы так долго строили.

Я. Буду. С Ним. До своего конца.

***

Стена была длинная, и мы рисовали до позднего вечера, пока не изрисовали её всю. Даже еду сюда заказали. И общественный туалет в двух шагах. Мы не замечали времени, прохожих, которые останавливались возле нас и шли мимо, а только творили и творили, отдавшись духу искусства. Но стоило патрульной машине остановиться возле нас, как я тотчас очнулась ото сна.

– Кость? – Я ошеломленно дергаю приятеля за плечо, уставившись на человека в форме, что целенаправленно идет к нам.

– Да, ангел, что у тебя? – Он оборачивается и видит то же, что и я. – Ох ты ж! Какие гости!

– Добрый вечер, господа нарушители. Вы знали, что это частная собственность и здесь нельзя наносить на стены никаких надписей и рисунков?

Я в таком шоке сейчас, что ни звука не могу вымолвить. Даже попросить служебное удостоверение, поскольку мужчина не предъявил ни его, ни сам не представился.

– У меня есть разрешение, – сообщает Костя, нагло сузив глаза. – Желаете взглянуть?

– К нам поступила жалоба от собственника арт-галереи, – полицейский окидывает нас высокомерным взглядом. – Сомневаюсь, что ваше разрешение действительно.

– Ну и мудень же ты, Пипа, – бурчит мой друг, посмеиваясь ошеломленно.

– Ты же говорил, он твой хороший знакомый, – перепуганная, я с ужасом округляю глаза.

– Говорил, – кивает Костя, цокнув чуть виновато. – Прости, ангел, но я забыл, что на прошлой неделе набил ему морду. Один раз. Легонько так. Самую кроху. А он, видишь, сразу мстить. Скотина, – пожимает плечами, словно от вопиющего беспредела.

Поверить не могу, что это происходит со мной.

– Ваши документы, будьте добры, – тем временем поступает требование от строгого инспектора.

– Для начала я хочу видеть ваши, – со скучающим видом приказывает Шведов. – Не дрейфь, ща разрулим, – утешает меня он шепотком в ухо. Но у меня, в отличие от него, нет подобной уверенности. Зато есть стойкое ощущение, что мы влипли по полной.

Едва заметно скривившись, полицейский представляется нам и показывает удостоверение. А я в этот момент усиленно стараюсь не замечать взглядов любопытных и недоуменных прохожих. Отгоняя от себя страх, нервно вопящий о том, что я оказалась в центре внимания и публичного осуждения.

– А мои в машине, – беспечно разводит руками Костя и машет в сторону своего «ауди». – Прогуляемся? Здесь недалеко. За углом буквально.

– А ваши, девушка? – На меня смотрят так страшно, что я неосознанно начинаю пятиться, а потом хватаюсь за плечо друга обеими руками, несознательно ища в нем защиты.

– У нее тоже они в машине, – безмятежно отвечают за меня, и я ругаю себя: нельзя быть такой трусихой. Возьми себя в руки, Лера! Ты ходила разбираться в участок и негодовала не по-детски, когда несправедливость касалась Алекс, но стоило облажаться самой, как двух слов связать не можешь! Что за избирательная мозговая система?! Бесит эта дрянь в голове!

– Ты брала с собой паспорт? – Почти сразу же наклонившись ко мне, заговорщически и одними губами спрашивает парень, удостоверяясь постфактум в истине собственной лжи.

– Да, он в рюкзаке, – обнадеживаю я, и мне тут же дарят ободряющую улыбку. Подмигивают и начинают быстро закидывать в рюкзак баллончики с красками.

– Ну пройдемте тогда к вашей машине, – недовольно произносит мужчина в форме, словно бы делая великое одолжение. – Но проехать со мной вам всё-таки придется, – с явным удовольствием подытоживает он, просмотрев наши паспорта.

– Звонок другу полагается? – закатив глаза, Костя нахально ухмыляется.

– С участка позвоните, – сурово припечатывает инспектор и указывает на служебный автомобиль, который подогнал к стоянке его коллега, оставшийся у руля. – А сейчас проследуйте, будьте добры, к машине.

Костя порывается мне что-то сказать:

– Езжай…

Но его мгновенно перебивают:

– И вы, девушка, тоже.

– Эй! Она ни при чем! – Костя за короткий миг приходит в такое возмущение, которого до этой секунды я у него почти не наблюдала. Он что ли думал, его одного заберут? Хотел меня домой отправить? Я вот ни на минуту не сомневалась, что и меня спеленают в этот их изолятор на пятнадцать суток. – Это я рисовал, это мои краски! Вся ответственность лежит на мне, меня и забирайте!

Мужчина нарочито устало вздыхает:

– Вы кого пытаетесь одурачить? Вас двоих застукали за мелким хулиганством. А именно, за созданием граффити в неположенном месте. На девушке спецодежда, а в руке защитные очки. Еще какие-то претензии к работе поборников закона имеются? Или вы желаете, чтобы ваши действия были расценены как вандализм, а это уже уголовная статья.

Я бледнею и дергаю Костю:

– Я с тобой поеду.

– Да блин, Пипа! – рявкает он и, поколебавшись пару секунд, обещает, удерживая меня за плечи: – Мы ненадолго. Я позвоню Олегу, и он нас вызволит. Не расстраивайся, ангел. Не в первый раз же. Выше нос. – Он по-дружески щелкает меня по носу. – Я вытащу нас.

– Только бы родители не узнали, – бормочу я едва слышно, стягивая перчатки, через голову фартук и отдавая их Косте, который всё шустро забрасывает в салон и закрывает «ауди».

Глава 9. Я просто хотела твоего тепла

Но к Олегу Костя не дозвонился, тогда право одного телефонного звонка пришлось использовать мне. Вариант позвонить родителям отпал сразу, и я позвонила Дану. Он приехал так быстро, что я даже не успела придумать, что скажу в свое оправдание. Сейчас он ждал нас снаружи, и едва документы были оформлены, меня и Костю отпустили.

– Как считаешь, наш болезный убьет меня на месте за то, что втянул тебя во всё это, или пинком отделаюсь? – Он еще и шутит.

– Честно, не знаю, что от него ждать, – я устало пожимаю плечами.

– Ну приехал же. Примчался аж! Может, он уже влюбляется, а? – поигрывает Костя бровями.

– Перестань, – хмурюсь я. – Это не смешно.

– А я смеюсь разве? – Его тон меняется, а лицо больше не выражает насмешек. – Просто хочется уже побыстрее сплотиться как раньше и быть неразлучной пятеркой. Глеб с Кирой уже давно не с нами. Иван вот удочерять кого-то умотал. Должен вернуться, конечно. Не увольнялся же. Сказать по правде, у меня только вы вчетвером остались.

– У тебя родных совсем нет? – Нет, я, конечно, знаю, что он давно похоронил родителей; братьев, сестер не имеет, но всё же… кто-то же должен быть, нет разве?

– Нет-т, – с подчеркнутым равнодушием сообщает Костя. – Они и не нужны, если есть вы. Мои друзья.

– Конечно есть, – я слегка толкаю его плечом, когда мы бок о бок движемся по коридору участка. Наверное, со стороны это выглядит смешно, ведь он втрое превосходит меня. Такой большой и накаченный в спортзале мальчик. – Мы с тобой связь не потеряем. Я обещаю.

Он в ответ приобнимает меня одной рукой, и я грустно улыбаюсь. Мне и грустно с одной стороны, но с другой – удивительно спокойно.

– А давай, граффити по воскресным вечерам будет нашей традицией? Что скажешь? Здорово я придумал? – Костя ищет в моих глазах согласие, и я киваю, не сомневаясь ни секунды.

– Только в следующий раз, пожалуйста, выбери такое место, где рисовать разрешено законом.

– Есть такое место! Прямо за торговым центром, справа от стоянки, возле реки. Я свожу тебя туда. Олег равнодушен к граффити. Дан пару раз хулиганил со мной – так же как мы с тобой – в неположенном месте. А Иван вообще не умеет рисовать. Его бы я вообще не подпускал…

– Я тоже. Я же тоже не умею рисовать.

Он цокает:

– Не сказал бы. Ты меня сегодня удивила. У тебя есть способности. Согласна быть моей ученицей?

– Я же согласилась уже. По воскресеньям. У реки.

– Нет, ну это другое. Это, знаешь ли, статус сразу повышается. Учитель. Как солидно звучит, а!

– Ты просто нечто, – закатываю я глаза и скидываю тяжелую руку с плеча.

– Ну классно же оторвались, скажи, – хохочет Костя на весь коридор.

– Ага, каждый день бы так, – с иронией отзываюсь я и толкаю дверь на улицу.

– О, ты тоже словила вайб, да? – Костю повело конкретно. – Я так и знал! Ты та еще зажи.... галоч-ка. – Напоровшись на суровый взгляд Дана, мы оба мрачнеем и затыкаемся.

– Ну и как называется ваш дуэт? – Мой парень отходит от двери своего джипа, на которую облокачивался.

– Лучшие друзья, – смело глядя ему в глаза, чеканит Костя. – И прежде чем ты накинешься с обвинениями в адрес своей девушки, я тебе напомню. С тобой мы в участок попадали аж два раза. – Тычет в него указательным пальцем. – И амнезией ты, друг мой, не отделаешься. Можем вместе покопаться в архивах и отыскать на нас дело, если такой дотошный.