Птица и Король

– Зачем ты пришёл? Ты должен лежать, тебе нельзя вставать… – слова прерываются рыданиями.

Он сжимает мою руку своей слабой ладонью.

– Потому что у меня мало времени, Абигейл. Я был самонадеян. Думал, что смогу держаться дольше… что хватит сил, чтобы быть рядом, когда ты вырастешь. Но ошибся. И теперь каждое мгновение дорого. Я должен сказать тебе всё, что успею, пока не стал слишком слаб, чтобы говорить.

Моё дыхание сбивается. Я утыкаюсь лбом в его плечо, и слёзы текут сами собой.

– Нет, отец, прошу… тебе нужен отдых…

– Нет, доченька, – качает он головой, и в глазах его загорается больное, но ясное пламя. – Отдыхать я буду в могиле. А пока у меня есть дыхание, я хочу, чтобы ты знала правду. Я не позволю себе уйти, не передав тебе того, что должен.

Он берёт моё лицо в свои дрожащие руки. Его пальцы холодные, но тёплые отцовской любовью.

– Прости меня, – говорит он тихо. – Я думал, что у нас впереди годы. Думал, что справлюсь. Но я ошибся. И теперь моя гордыня стоит мне жизни.

Его голос срывается, он тяжело дышит, но не отводит взгляда. Я чувствую, как каждое его слово обжигает меня, потому что именно я стала причиной того, что он умирает быстрее, чем должен был.

– Почему, отец? Почему это вообще случилось с нами? – не выдерживаю я, срываясь на крик.

– Мы не можем выбирать, – отвечает он тихо. – И это проклятие, которое ждёт лишь одного момента, чтобы захватить твою силу. Апоро, тот, кто несёт в себе это проклятие, был когда-то простым магом. Но его одолела жажда власти. Он не просто вытягивал энергию, он уничтожал всё на своём пути. Однажды он забрал слишком много, и маги создали Альянс, чтобы остановить его. Его младший брат, которого он любил больше жизни, предал его, и Апоро заточили в мир мёртвых – Марвитре. Но его дух… он живёт, жаждет вернуться, уничтожить своих предателей. И каждый, кто носит его силу, становится охотником на жизни.

Всхлипываю, не в силах больше слушать.

– Каждый ребёнок, как ты, с зелёным свечением при рождении, должен быть казнён. Закон о магии жесток. Но я знал, что ты не чудовище, – он вытирает мои слёзы. – Прости меня, Абигейл.

Сижу, чувствуя, как каждый его выдох становится короче, а рука на моей щеке дрожит сильнее с каждым мгновением. Он стирает мои слёзы, но мне кажется, что всё вокруг рушится. Отец – единственный, кто скрывал меня от этого мира, и если его не станет…

– Абигейл, ты должна продолжить жить, даже если меня не будет рядом. – В его голосе звучит твёрдость, но я вижу, как ему тяжело, как каждое слово даётся с болью. – Я сделал всё, что мог. Но чтобы магия не уничтожила тебя, ты должна быть защищена. Должна научиться контролировать себя.

Понимаю, к чему он клонит. И именно это вызывает во мне ярость и страх одновременно.

– Что ты имеешь в виду? – шепчу, едва сдерживая голос.

Он кивает. Глаза его снова омрачены болью, но он не отводит взгляда.

– Я говорю о твоей скорой свадьбе, – голос его тихий, но твёрдый. – Союз с магом даст тебе защиту, и он сможет… сможет хоть как-то уберечь тебя от того, что мне уже не по силам удерживать.

Сжимаю кулаки, пытаясь переварить его слова, но в голове пульсирует только ярость. Всё это звучит как проклятие, нависшее надо мной с самого рождения, и он говорит, что мой единственный выход – подчиниться?

– И ты решил это за меня? – шепчу, чувствуя, как слёзы снова подступают. – Ты и мать, вы всё решили… без меня?

– Мы сделали это ради твоей жизни, – произносит он с тяжёлым вздохом, будто осознавая, как жестоко это звучит, но другого выхода нет. – Ты должна понимать, Абигейл. Это не просто страх. Если Пожиратель захватит тебя… ты погибнешь. И уничтожишь всё вокруг.

Слова пронзают ледяным холодом. Молчу, чувствуя, как сердце всё быстрее сжимается от страха и боли. Он смотрит на меня с такой нежностью, что я понимаю: это не просто попытка манипуляции. Это единственный выход, который он видит.

– Я… я понимаю, отец, – наконец выдыхаю я, голос едва слышен. – Ты хочешь защитить меня.

Его глаза медленно закрываются, но пальцы едва заметно шевелятся, указывая на что-то за дверью. Выхожу. Смотрю, и сердце замирает – если я правильно поняла намёк, он собрался подарить мне то, что всегда хранил под замком. Подхожу и открываю крышку.

Внутри лежит меч, о котором мне рассказывали легенды с детства, тот, что достался отцу от его предков. Чёрное лезвие, выкованное из самой крепкой стали. Говорят, её нашли в недрах гор Светлого мира, и её почти невозможно повредить. Отец называл её драугрист – «сталь теней». Лезвие тёмное, как полночь, и в свете факелов оно блестит, будто поверхность зеркала, но не отражает ничего.

– Возьми его, – голос отца уже еле слышен. – Я надеялся, что он долго ещё будет под замком, но… раз ты столкнулась с этим миром, теперь это твоя Тень.

Осторожно беру меч, ощущаю его вес в руке, будто он становится частью меня. Сталь ложится в ладонь идеально, а рукоять кажется тёплой, как живая кожа.

– Спасибо, – выдыхаю, пытаясь удержать дрожь в голосе.

Отец кивает, а в его глазах мелькает тень воспоминаний.

– Знаешь, почему магия под запретом, верно? Почему этот мир отвернулся от неё? Император – тот, кто управляет судьбами в Ильштрассе и по всей Империи, – он боится. Боится, что магия когда-нибудь снова выплеснется и вернёт силу Пожирателю Жизни. Он боится Апоро, – его голос тихий, но решительный. – Поэтому законы здесь такие жестокие.

– Поэтому император и создал этих Серых Плащей? – уточняю я, поднимая взгляд. – Этих… элитных псов, которые бегают по всему Ильштрассу и выслеживают магов, как грязь, которую нужно смыть?

– Да, – отец кивает, и голос его становится мрачнее. – Серые Плащи – его главная сила, его глаза и уши. Они наделены всей властью выслеживать и уничтожать. Но их цели совпадают с целями Возрожденных, культа Матери-Прародительницы. Они тоже хотят очищения, и для них все маги – это нечисть, которую нужно сжечь на костре.

Возрожденные. Те, кто видит мир только в чёрно-белых тонах, грязь и чистоту. Их ненависть к магии не имеет границ. Они считают себя единственными избранными, единственными, кто может сказать, что чисто, а что – нет.

– Возрожденные и Серые Плащи, – произношу я сдержанно. – Отличный выбор для охоты на ведьм, разве не так?

Отец улыбается, но эта улыбка больше напоминает болезненную гримасу.

– Да, таков наш мир, Абигейл. Это мир, в котором нам больше не место. Ты не сможешь жить спокойно. Союз с магом – твой шанс остаться в живых.

– И этот маг… он тот самый «гость», ради которого ты просил устроить ужин? – мой голос звучит холоднее, чем я намеревалась, и внутри закипает отчаяние.

Я понятия не имею, кто он, но сама мысль, что мне придётся подчиниться этому решению, сводит с ума.

Отец кивает, веки его опускаются, и голос становится почти неразличимым. Он пытается что-то сказать, но слова тонут в бессильном шёпоте. Хватаю его за руку, зову его, умоляю не уходить, но он теряет сознание.

Сердце замирает. На миг мне кажется, что он уже не дышит, и мир рушится. Кричу, поднимаю тревогу, зову криком стражу, слуг. В комнате начинается суматоха: кто-то поправляет одеяло, кто-то приносит воду, лекарь спешно пробует привести его в чувство.

Стою в стороне, словно во сне. Не могу вдохнуть, будто сама задыхаюсь. Грудь жжёт, слёзы душат. Если он умрёт сейчас, это будет моя вина. Я – причина его боли, его слабости. Он сгорает, потому что защищал меня. Я его убиваю, и никакие слова этого не изменят.

Меня колотит, пальцы дрожат, по щекам бегут слёзы. Я злюсь на себя, на судьбу. Но больше всего я боюсь. Боюсь, что однажды он не проснётся, и никакие лекари не смогут вернуть его. Боюсь остаться без него. Боюсь правды, которая с каждым днём становится ближе.

В этот момент в комнату входит мать. Её лицо каменное, холодное, но в глазах на миг проблескивает тень – печаль или злость, я не могу понять.

– Всё готово. Мы начнём без отца, – говорит она сухо, будто речь идёт о пустяке. – Абигейл, перестань плакать. Это тебе не к лицу. Все собрались и ждут!

Я сжимаю кулаки.

– Мне всё равно, что мне «к лицу», а что нет! – голос срывается, но я всё же вытираю слёзы. Руки дрожат, дыхание рвётся на куски, и я отворачиваюсь, чтобы мать не видела моего лица.

– Соберись и следуй за мной, – приказывает она.

И я иду. Иду, потому что понимаю: иначе нельзя. Даже если сердце разрывается, даже если отец умирает у меня на глазах, я должна идти вперёд. Потому что такова наша жизнь. Потому что выбора у меня больше нет.

Тугой ворот давит к горлу, мех на плечах колется, будто напоминает – назад пути нет. Я хочу всё бросить и бежать, но под острым страхом ворочается другое: злость на себя и тихое, упрямое понимание — иначе нельзя.

Если я хочу остановить Апоро, мне нужен союз. Не прихоть – щит. Не каприз – единственный путь, чтобы подавить проклятую силу, стереть пятно магии с собственной души.

Отец и мать не выбрали бы мне дурного человека. Не могли. Они берегут меня ценой собственной жизни. Значит, тот, кто ждёт меня, должен быть лучшим из мужчин – верным, как мой отец; надёжным, как Райн; защитником, а не палачом.

Рука матери твёрдо сжимает мою – её пальцы холодны и непреклонны. Я иду рядом, шаг за шагом, считывая каждый удар сердца, словно меня ведут на суд. В воздухе витает торжественность – свечи коптят, тени дрожат на каменных сводах, где-то за стеной гулко тянет ветер. Всё это не успокаивает – лишь сильнее давит на грудь.

Мы входим в главный зал. На мгновение мне кажется, что ночной кошмар возвращается.

Он здесь.

Высокий. Неподвижный. Его глаза – холод смерзшегося льда. Он словно впитывает тени, делая их частью себя. И я знаю его: хрип остановившегося крика, кровь на снегу, взгляд Джозефа, угасающий в моей памяти; Катрина, застывшая в неверии – всё это приходит разом.

Воздух вырывается из лёгких. В ушах грохочет кровь, мир сужается до узкой прорези света, в которой – только его лицо. Как он проник сюда так легко? Где стража? Где стены? Где железо, которым мы привыкли защищаться от лютой зимы и от людей хуже зимы?

Тугой воротник кажется петлёй, шнуровка режет кожу, мех душит. Пальцы немеют; я не чувствую их, только дрожь, что идёт изнутри, от самого сердца. Это не защитник. Это тот, кто командовал смертью.

Паника поднимается волной: колени подгибаются, во рту – вкус железа, дыхание рвётся, как пар на морозе. Пытаюсь ухватиться за мысль, которой держалась секунду назад: родители не выбрали бы мне зло. Но эта мысль бьётся, как птица о стекло, – и падает. Передо мной – убийца, и он стоит посреди нашего зала.

Цепляюсь за рукав матери – она чувствует, как дрожит моя рука, и сжимает сильнее, не позволяя мне отступить. Её ладонь – как клин, вбитый в расползающийся страх.

Лицо его словно высечено из камня. Волосы, тёмные и блестящие, как вороново крыло, падают на лоб. Всё в нём – от холодного взгляда до уверенного, даже вызывающего наклона головы – кричит о его безразличии и об опасности, которую он представляет.

– Мой лорд, прошу вас, – голос матери звучит властно, но даже в её тоне слышна нотка осторожности, которую я раньше не слышала. – Позвольте представить вам мою дочь, Абигейл Грефт.

В этот момент незнакомец поворачивает голову. Его взгляд останавливается на мне. И, хоть мне бы хотелось выдержать его, я чувствую, как внутри что-то надламывается. Это взгляд, в котором нет ничего, кроме холода, и от одного этого мне хочется кричать. Но я молчу, боясь выдать себя.

– Дамиан Белфорд, – произносит он с лёгким поклоном. Его голос звучит так, будто он привык не представляться, а командовать. – Ваш будущий супруг, леди Абигейл.

Слова его холодны, как лёд, и у меня в груди загорается ярость, которую едва удаётся сдержать.

Мой будущий супруг? Этот монстр?

Он смотрит на меня так, будто проверяет, сколько я смогу выдержать, и делает это с превосходством, от которого тошнит. Хочу что-то сказать, но понимаю, что любое слово только усугубит ситуацию.

Не могу отвести взгляд. Его глаза пронзают меня, и в них нет ни капли сочувствия или сострадания – только контроль, только абсолютная уверенность, что всё идёт по его сценарию.

Воздух между нами сгущается, каждая секунда тянется, как предвестие удара. В голове бьётся лишь одна мысль: это ловушка, смертельная ловушка, и я в её центре.

Стараясь дышать ровно, замечаю, что мои руки дрожат, и этот дрожь распространяется по всему телу. Паника подступает к горлу, как рвотный рефлекс, и кажется, что здесь, в этом зале, нечем дышать. Сердце колотится так, что я боюсь, что его услышат все. Единственное, что я могу сделать, – сдерживать себя изо всех сил, чтобы не сорваться, не выдать своей ярости и страха.

– Молчишь, леди Абигейл, – звучит голос Белфорда, и я вздрагиваю от его спокойного, почти насмешливого тона.

– Молчу? – слова срываются с моих губ, и я еле сдерживаюсь, чтобы не броситься прочь. – Простите, милорд. Я просто… поражена.

– Поражена? – его губы растягиваются в едва заметной усмешке, которая только усиливает ощущение кошмара. – Надеюсь, в приятном смысле.

Я едва не захлёбываюсь страхом, и вместе с ним поднимается ненависть. Сжимаю губы, чтобы не закричать, – он сказал мне не выходить из комнаты, если хочу остаться живой. И вот он сам здесь, в Олтгейме, в самом сердце замка, куда не должен был проникнуть никто. Стены, стража, замковые ворота – всё это вдруг кажется ненужным, словно тонкий лёд под ногами: одно неверное движение, и всё рухнет.

Если он так легко вошёл сюда, что удержит его дальше? Никто. Ни мечи, ни орудия. Всё бессильно против него. Он стоит среди нашего зала, как хозяин, и каждый его шаг напоминает: нет дверей, которых он не откроет.

Он смотрит на меня с ледяным спокойствием, и дыхание сбивается. В его словах не было угрозы – лишь утверждение, как закон, от которого не уйдёшь. Если я хочу жить, я должна подчиниться. Но разве это жизнь?

Каждое мгновение его взгляда будто тянет из меня силы, как мороз вытягивает тепло из тела. Я чувствую, как слабнет моя воля, как сердце сжимается, а мысль отчаянно ищет выход. Может, это ошибка? Может, это сон? Но в его глазах нет ни искры сомнения, ни тени игры. Он не из тех, кто шутит.

– Вам… для приличия… стоило бы спросить моё… мнение, – произношу, стараясь держать голос ровным, хотя меня трясёт изнутри. – Разве не так положено в таких… договорах?

– О, я более чем уверен, что ты согласишься, – его голос скользит, как лезвие по коже. – В конце концов, это не просто договор, леди. Это судьба.

Последние слова он произносит так тихо, что их слышу только я. Перед глазами снова встаёт видение той кровавой поляны, его людей, добивающих всех, кто сопротивлялся.

– Моя судьба – не ваша забота, милорд, – бросаю я, сжав кулаки.

Но он лишь усмехается, и в его глазах на мгновение появляется что-то похожее на забаву.

– Скоро станет моей, – отвечает он холодно, и в его тоне звучит такая уверенность, что я не выдерживаю и отвожу взгляд.

Как только между нами повисает тишина, в разговор вмешивается мать. Её голос полон восхищения, и это звучит просто отвратительно.

– Лорд Белфорд, мы так рады, что именно вы станете частью нашей семьи, – говорит она, подходя к нему чуть ближе с натянутой улыбкой. – Ваша репутация как стратегического гения и выдающегося воина предшествует вам. Признаюсь, это честь для нашей дочери и для всего нашего рода.

Я едва не скривилась при этих словах, но сдержалась, лишь сильнее сжав кулаки. Белфорд отвечает ей кивком. Его лицо остаётся таким же непроницаемым, а взгляд возвращается ко мне, как будто он проверяет мою реакцию, что вызывает во мне новую волну ненависти. Он словно получает удовольствие от моего раздражения.

– Мы действительно счастливы приветствовать вас в нашей семье, – вступает дядя Денли, высокий, статный мужчина с серебристыми волосами, который всегда выглядел на все сто в любой ситуации. – О таком союзе можно было только мечтать. Скажите, милорд, как вы смотрите на расширение наших земель? Это всегда было интересной темой для обсуждения, знаете ли…

Белфорд с лёгкой усмешкой бросает взгляд на дядю, и я замечаю, как при этом выражении Денли буквально расцветает.

– Земли, конечно, важны, – отвечает Белфорд с той же ледяной вежливостью, – но прежде всего меня интересует защита моей будущей супруги. Я планирую приложить все силы, чтобы она чувствовала себя в безопасности.

Эти слова подрывают меня, как удар под дых. Безопасность? Серьёзно? Этот маг, способный вырезать любого, кто ему не угоден, вдруг заботится о моей безопасности? Я едва сдерживаюсь, чтобы не ответить ему насмешкой, но в этот момент вперёд выходит тётя Яви, с улыбкой и блеском в глазах, как будто перед ней – спаситель.

– Моя дорогая племянница, – произносит она, глядя на меня с неприкрытым одобрением. – Ты и представить себе не могла лучшего мужа! Лорд Белфорд – как раз тот человек, который сможет защитить и тебя, и нашу семью.

Сжимаю зубы, чувствуя, как ярость смешивается с отчаянием.

Да что они все, ослепли? Они не видят того, что вижу я? Не видят в нём угрозу? Но все они, один за другим, будто находятся под его чарами. Этот холодный убийца завладел не только моей жизнью, но и умами моей семьи.

Сзади слышу, как нервно сглатывает Райн. Он подходит ко мне, и его рука осторожно касается моего локтя.

– Абигейл, – шепчет он, наклоняясь ближе, – может, ты… попробуешь просто переждать? Ты ведь не обязана сейчас ничего решать.

Поворачиваюсь к нему, и в его глазах вижу страх, смешанный с беспокойством. Он понимает, что я не собираюсь молчать, но в его взгляде умоляющая просьба.

– Я? Ждать? – говорю тихо, чтобы никто, кроме него, не услышал. – Ты думаешь, что с этим… чудовищем вообще можно что-то обговорить?

Райн кивает едва заметно, но не отвечает. И тут снова звучит голос матери, словно не замечая ничего из происходящего между нами.

– Лорд Белфорд, может, вы расскажете нам о ваших недавних победах? – спрашивает она с восхищением, которое прямо-таки режет по ушам.

– Пожалуй, это не место для рассказов о боевых подвигах, – отвечает он, снова слегка усмехаясь. – Но если вы настаиваете, могу сказать, что Ильштрасс сейчас под надёжной защитой, а враги Империи – там, где им место.

Эти слова вызывают лёгкий ропот одобрения среди родственников, и даже мать кивает, поражённая его уверенностью.

– Это замечательно, милорд, – говорит тётя Яви, буквально сияя от восторга. – Как же нам повезло. Абигейл, посмотри, какой достойный человек готов взять тебя под свою опеку. Ты должна быть просто в восторге.

– В восторге? – Я не выдерживаю и, сдерживая дрожь в голосе, поворачиваюсь к ней, бросая взгляд на мать, тётю и всех остальных. – Вы правда считаете, что я должна чувствовать что-то вроде благодарности?

Райн, стоящий рядом, незаметно сжимает мою руку, будто пытаясь остановить меня, но я не в силах замолчать. Они все смотрят на Белфорда так, будто он герой, а не хладнокровный ублюдок, который всё, что делает, – это планирует своё собственное величие и власть.

– Думаю, с благодарностью можно подождать, – спокойно говорит Белфорд, и его взгляд устремляется прямо на меня, словно острый клинок, проникающий в самую глубину. – Уверен, после нашей свадьбы у тебя будет достаточно времени, чтобы по-настоящему понять, насколько я заслуживаю твоей признательности.

– Никакой свадьбы не будет, – резко говорю я, сдерживая дрожь в голосе.

Я ни за что не дам ему знать, что он меня напугал. Но мать тут же подходит ко мне и с силой сжимает руку.

– Абигейл, что ты говоришь, – шипит она сквозь зубы, улыбаясь при этом Белфорду. – Лорд Белфорд не заслуживает такого тона. Ты сейчас же скажешь ему, что счастлива, и мы вернёмся к ужину.

– Счастлива? – я не сдерживаю нервный смешок, чувствуя, что от этих слов мне становится дурно. – Это нелепо, мама, даже для тебя.

Но в этот момент я встречаю взгляд Белфорда, и по моему телу снова пробегает холод. Он словно ждёт, что я скажу ещё что-то, чтобы использовать это против меня.

Внезапно в зале становится тише, и все головы разворачиваются к двери. Я вздрагиваю, когда вижу отца, едва держащегося на ногах. Его лицо бледное, глаза тусклые, но он поднимает руку в жесте, что-то означающем для всех нас. Мы замолкаем, напряжение будто взрывается вокруг, и мне, по правде, совсем не хочется, чтобы он оставался здесь, чтобы он вообще говорил.

– Отец, – вырывается у меня, и я делаю шаг вперёд, пытаясь поддержать его, но он жестом останавливает меня, словно всё, что ему сейчас нужно, – это сказать свою правду.

Он оглядывает зал, и его взгляд на мгновение задерживается на Белфорде, который едва заметно кивает, уважительно склонив голову.

– Лорд Белфорд, – начинает отец, и его голос, хотя и слаб, звучит с неожиданной твёрдостью. – Вам, известно, что этот человек – один из самых могущественных людей Империи. В Ильштрассе он известен как преданный слуга самого императора, и его репутация как стратега и воина абсолютно заслужена.

От этих слов в зале вновь нарастает волнение. Дядя Денли с любопытством переводит взгляд на Белфорда, тётя Яви вновь выражает откровенный восторг, а мать склоняет голову в знак глубокого уважения. Но я чувствую, как сжимаются мои кулаки. Как этот маг оказался в окружении императора, который ненавидит магию всей душой?

Отец делает паузу, чтобы перевести дыхание, и продолжает:

– Он тот, кто среди всех возможных женихов добровольно откликнулся на мой запрос. Откликнулся для того, чтобы защитить тебя, Абигейл, – его голос слегка дрожит, но он продолжает, не отводя взгляда от меня. – Взамен на… скромную услугу.

Скромную услугу? Какую услугу этот маг может потребовать от моего отца? Понимаю, что граф хочет оставить это в тайне, но это становится лишь горьким напоминанием о том, что всё уже решено, и никто не считает нужным мне это объяснить.

Белфорд всё это время молчит. Его взгляд направлен на моего отца, но как только тот заканчивает, его глаза снова сосредотачиваются на мне, и мне кажется, что ледяной холод от его взгляда проникает под кожу. Он ждёт, будто что-то ещё должно прозвучать, но, когда все начинают переглядываться, он решает взять слово:

– Да, – говорит лорд спокойно, тихо, но от его слов становится не по себе. – Мне есть что вам предложить.

Тётя Яви и дядя Денли не скрывают восхищения – Белфорд, доверенное лицо самого императора! Как только эта мысль проникает в моё сознание, мне становится невыносимо холодно.

И тут отец, выпрямившись, добавляет:

– Дамиан Белфорд – тот, кто несёт в себе магию, – слова его звучат так, что все мгновенно замолкают, а в воздухе повисает страх. – Никто, кроме нас, не знает об этом. И если кто-то решит рассказать… – он переводит взгляд на Белфорда, и тот лишь слегка усмехается, холодно, словно зная, что любой, кто попытается раскрыть его тайну, обречён.

Все застывают в ужасе. Дыхание замирает.

Ощущаю, как все вокруг судорожно глотают воздух, напуганные открытием, от которого им становится не по себе. Сердце колотится в груди так громко, что, кажется, его слышат все.

Все в зале будто окаменели.

Я, затаив дыхание, наблюдаю за его реакцией. Но он даже не моргнул. Его лицо остаётся бесстрастным, будто ничего из сказанного не стоит ни единой эмоции. Он словно наслаждается этим моментом – тем, что теперь все боятся сказать хоть слово против него.

– Я надеюсь, мы все понимаем, что эта информация не покинет стены Олтгейма? – тихо говорит Белфорд.

Все торопливо кивают, в том числе дядя Денли и тётя Яви, хотя их лица по-прежнему полны растерянности и страха. Мать опускает голову, но я вижу, что она тщательно выбирает слова, словно боится сказать что-то не то.

– Конечно, милорд, – отвечает она тихо. – Мы благодарны вам за ваше… доверие.

Белфорд слегка кивает, будто одаривает их одолжением. Наконец его взгляд возвращается ко мне, и я чувствую, как от этого взгляда у меня по коже пробегает холод.

– Что ж, теперь, когда всё ясно, – говорит он, словно обращаясь только ко мне. – Мне осталось лишь получить ответ моей невесты.

Волна ужаса накрывает меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться.

Ответ? Какой ещё ответ? Разве здесь вообще есть выбор?

Отец кивает, веки его опускаются, и голос становится почти неразличимым. Он, побледнев, тяжело оседает в кресло. Его пальцы дрожат, как сухие ветви на ветру. Я наклоняюсь к нему, стараюсь, чтобы голос не сорвался в крик:

– Папа… пожалуйста… очнись. Ты же знаешь, кто он такой, он сам сказал – держаться от него подальше, если я хочу жить. Как ты можешь? Как ты мог привести его сюда?