Птица и Король

Резко поднимаю голову, вцепляюсь ногтями в ладони и, собирая последние силы, почти срываюсь на крик:

– Думаешь, это даст тебе власть надо мной?

Белфорд спокойно убирает нож в ножны, встаёт и медленно отряхивает снег. Его лицо не меняется, только в глазах вспыхивает жёсткий блеск.

– Спокойнее, Абигейл, – говорит он ровно, ледяным голосом. – Чем сильнее ты сопротивляешься, тем легче ломаются твои стены.

Тянусь к коленям, сжимаю кулаки так сильно, что ногти режут кожу. Сижу прямо, упрямо глядя ему в глаза, но внутри всё дрожит: страх, ненависть, паника переплетаются, и я слышу, как громко стучит моё сердце в этой тишине леса.

Он вынимает что-то из-за спины и бросает мне. Рефлекторно ловлю и осматриваю предмет – Тень. Извлекаю клинок из ножен и радуюсь ему, как родному.

– Не теряй его больше, – произносит Белфорд.

Лорд одет в простой чёрный камзол и такие же брюки, заправленные в высокие сапоги. На его поясе висит меч. Ему явно не холодно, хотя одежда не выглядит тёплой.

– Где мы? – задаю вопрос в надежде, что мне ответят.

– В Зимнем лесу.

У меня перехватывает дыхание. Мы покинули Олтгейм и достигли Зимнего леса – он в десяти часах пути от дома. Значит, заря не утренняя. Сейчас вечер.

Взгляд блуждает по голым деревьям. Ощущаю тугой хвост на голове, касаюсь волос – они собраны и завязаны. Я одета в длинную мужскую тунику и кожаный жилет с мехом внутри. На ногах высокие сапоги, похожие на те, что на моём «муже», и узкие штаны. Стараюсь не думать о том, кто меня переодевал.

– К чему такая спешка? Почему мне не дали возможности собрать вещи? – безразлично спрашиваю, ковыряя пальцем в грязном снегу.

Белфорд не отвечает. Заглядываю в его бездонные глаза и чувствую себя отвратительно.

Мне нехорошо.

Мне хреново.

Очень скверно.

Но когда он достаёт из мешка свёрток ткани и протягивает его мне, кажется, что ничего необычного во мне не замечает, и это хорошо. Несколько секунд просто смотрю на то, что держу, потом разворачиваю ткань и вижу пару ломтиков хлеба, помидор и яблоко. Организм истощён. Начинаю жадно есть, вгрызаясь в хлеб и яблоко.

Солнце окончательно скрывается за горизонтом. Деревья застывают. Всё вокруг замирает в ожидании ночи. Я продолжаю есть и больше не смотрю на Белфорда. Он отходит, давая мне побыть одной.

Незнакомый мужчина, что помладше, перекатывается на другой бок. Слежу за его движением и пытаюсь принять свою новую реальность.

Холодно.

Не телу, а душе.

Заканчиваю с едой, отряхиваю руки и встаю на ноги. Осматриваюсь в поисках укромного места.

– Лучше далеко не отходи, – слышу голос Белфорда.

– Как прикажешь, – бурчу.

Уверенно иду к большому дереву. Обхожу его и присаживаюсь, развязывая тугую нить на талии. Горят щёки. Ничего постыдного в этом естественном действии, и никто меня не видит, но стыд ощущаю. Возвращаюсь на лежанку. Ложусь. Жду.

Минуты складываются в часы, и я стараюсь не нервничать и не двигаться. Перед глазами – макушки деревьев, укрытые снежной бахромой. Слёзы катятся по щекам.

Мужчины спят.

Белфорд давно вернулся к дереву, облокотился на него спиной и затих. Его дыхание стало ровным. Поворачиваюсь к нему лицом. Борюсь с желанием рассмотреть его, но оно сильнее меня. Белфорд – самый красивый мужчина из всех, кого я видела. Хотя видела я не так уж и много. Его суровая красота, безусловно, притягивает, но она же и ранит, как острый осколок стекла.

Размышляю над тем, как мы смотримся вместе: он выше меня, мы оба темноволосы, только лорд красив, а я недостаточно. Встряхиваю головой и заставляю себя перестать думать об этом.

Какая мне разница? Белфорд красив, как изваяние, с этими идеальными чертами и ледяными глазами, но всё это не стоит и пары медяков. Пусть он подавится он своим самодовольством.

Лес молчит. Отец учил меня выжидать. Невольно улыбаюсь. Не раз и не два я слышала от него, что умение ждать – главная составляющая успеха. Самое трудное, по его мнению, – сохранять спокойствие и не распыляться по мелочам. Наверное, он прав.

Сейчас я лежу на колючем снегу, тело ломит от холода, дыхание хриплое, тяжёлое. Но я буду ждать. Просто сбежать невозможно – он догонит, услышит мой план раньше, чем я сделаю шаг. Он читает меня, и это самое страшное.

Значит, я должна ждать не только движения, но и момента в мыслях. Держать голову пустой. Не строить планов, не показывать страх, не давать ему повод улыбнуться. Пусть думает, что я сломалась. Пусть видит только усталое тело на снегу.

Мой шанс придёт не тогда, когда я решу бежать, а тогда, когда он поверит, что я больше не способна даже думать об этом.

Далеко в глубине леса что-то тихо звякнуло.

Распахиваю глаза. Держу Тень наготове, и ладони моментально потеют. Меня растили с оружием в руке. Я училась этому. Теперь мне известно, что я должна была умереть сразу после рождения. Над моей головой вечно будет нависать рука смерти. Тем не менее в какой-то момент появляется глупая надежда. Начинаю думать, что смогу справиться с чем угодно.

Ты не монстр, Абигейл!

Делаю вдох.

Рядом слышны шаги и хруст снега. Мои мышцы напрягаются. Смотрю на лорда. Он сидит с открытыми глазами. Чувствую нервную готовность. Белфорд переводит тяжёлый взгляд на меня и качает головой. Один из его людей, коренастый и выше остальных, смотрит в лес и молча кивает. Белфорд снова поворачивается ко мне и жестом просит не издавать ни звука. Никого не видно, но в тишине леса отчётливо слышно, что кто-то приближается.

Секунда. Чую треск тетивы. Перекатываюсь – вовремя! Стрела вонзается в плащ, на котором я только что лежала. Мы с Белфордом встречаемся глазами. Он резко встаёт, подходит ко мне и протягивает руку.

– Держись рядом.

Киваю и достаю клинок из ножен.

Из темноты леса выходят Серые Плащи. Никто не ждёт. Бой начинается резко и шумно. Сглатываю, пальцы сжимаются на рукояти. Отсиживаться нет смысла. Я принимаю вызов.

Схватываюсь с одним из них. Он двигается быстрее меня, его удары точнее. Я лишь уворачиваюсь и парирую, в голове только одна мысль: хочу жить.

И когда он, играя со мной, допускает ошибку, я, действуя больше от ужаса, чем от умения, вонзаю Тень ему в бок. Лезвие входит слишком легко, слишком глубоко. Мужчина всхлипывает, его глаза расширяются от боли и удивления. Он падает на колени, а потом валится на снег.

Резко выдёргиваю клинок. Горячая кровь брызжет, окрашивая белизну снега, и этот контраст бьёт в глаза. Зажмуриваюсь, ощущая, как меня выворачивает изнутри. Руки дрожат. Я не убила его – он ещё дышит, стонет, корчится, но всё равно чувство тошнотворного ужаса накрывает.

Снег скрипит под ногами. Тишина постепенно возвращается, но у меня в голове только один звук – его хрип, рвущийся из горла.

Белфорд стоит неподалёку, меч в его руке мокрый от крови. Его лицо спокойно, слишком спокойно. Он смотрит прямо на меня, взгляд задерживается, проникая внутрь.

– Первый? – спрашивает он негромко и, видя, что я не понимаю, поясняет: – Раньше приходилось убивать?

Я глотаю, во рту сухо. Перед глазами – та ночь, когда в лесу, на тайной свадьбе, всё закончилось кровью. Тогда я ничего не могла сделать. Сейчас смогла – и мне от этого только хуже. Медленно киваю.

Белфорд чуть прищуривается. Его взгляд меняется, но он остаётся сдержанным.

– У всех это случается по-разному. Кто-то плачет, кто-то блюёт.

– Со мной всё… – пытаюсь сказать, но голос дрожит. Я делаю глубокий вдох, стараясь совладать с собой, но тошнота не отступает, наоборот, подкатывает сильнее.

– Вижу, – тихо отвечает он и неожиданно убирает прядь волос с моего лица. Его пальцы холодные. – Но у тебя есть выдержка.

Я поднимаю брови. Комплимент от него звучит странно и чуждо. Отвожу взгляд, чтобы не видеть его спокойных глаз, и срываюсь на другое:

– Что здесь делают наёмники Императора?

Белфорд лениво поворачивает клинок в руке, будто его вопрос не задевает.

– Понятия не имею.

Я ничего не отвечаю. В памяти тут же всплывает та ночь, когда люди в серых плащах убили всех на свадьбе. Белфорд тоже был там. Совпадение?

Мой взгляд скользит по раненому наёмнику. Может, страх моих родителей, когда они не смогли убить собственную дочь, изменил во мне что-то. Или, может, украденная жизнь превратила меня в ту, кто пойдёт на всё, чтобы выжить. А может, я просто монстр.

– Дамиан, мы всех уложили. Было ещё два лучника. Убрали и их. – Рядом с нами останавливается человек Белфорда.

Перевожу на него встревоженный взгляд. Он смущается.

– Проверь всё в радиусе, а затем поставь защиту, – Белфорд отвечает своему человеку, но смотрит на меня.

– Сделаю.

Мы остаёмся одни. Провожаю мужчину взглядом и спрашиваю:

– Он тоже маг?

– Сэм? Да. – Белфорд лениво убирает меч в ножны.

Опускаю взгляд.

– А другой?

– Его зовут Ал, – лорд улыбается. – И ты правильно думаешь: он тоже маг.

Принимаю это как данность. Теперь мне, кажется, придётся удивляться обыкновенным людям в окружении.

Сэм возвращается. Они с Алом обходят тела убитых. Нас больше никто не ищет, и Белфорд ведёт меня к лошадям.

– Дорога будет долгой, – говорит он, привязывая мешок к седлу. Его движения точны, отрешённы, будто всё происходящее не более чем рутина. – Если станет хуже – скажи.

– Мне не придётся говорить, – отвечаю, глядя на его спину. Намёк очевиден: он слышит и так.

Белфорд на мгновение замирает, потом чуть поворачивает голову. В глазах блеск, который холодит сильнее ветра.

– Но всё же скажи. Мне важно услышать твой голос, когда ты поймёшь, что ты ничто без меня.

Я напрягаюсь. Каждое слово – словно удар по больному месту. Сжимаю пальцы, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь.

– Путь держим на восток? – спрашивает Сэм, прерывая паузу.

– Вдоль гор, – отвечает Белфорд, и в его голосе нет ни усталости, ни сомнений. Только твёрдость, будто он давно всё решил.

Мы трогаемся. Лес тянется безмолвной стеной, снег под копытами глухо хрустит. Холод ночи пробирает до костей, но сильнее всего давит осознание:

я сделала нечто ужасное.

Повторяю себе: я не монстр. Но чем дальше едем, тем больше кажется, что это ложь.

Глава 4

В ловушке судьбы и в цепях вины,

Птица поёт, но её песни грустны

В замке графа в Олтгейме обнаружены десятки трупов. По приказу императора для расследования происшествия были направлены Серые Плащи. На данный момент связи с ними нет. Принимаются меры для выяснения обстоятельств и планирования дальнейших действий.

Депеша от Главного Секретаря Императорской Канцелярии

Через два часа у меня затекло всё тело! В какой-то момент я перестала чувствовать ноги. Зловещий мороз овладевает телом. Мертвенно-стылый свет сходит с небес и накрывает всё вокруг. Щурюсь. Снег переливается, и, кажется, он единственный, кому этот яркий свет угодил. Белфорд молчалив. Кстати, о нём: лорд держится в седле уверенно и спокойно, а меня периодически бросает то в одну, то в другую сторону.

Больше не могу сидеть. Мне холодно до костей, и каждая часть тела болит.

Хочется просто лечь и лежать.

Ветви деревьев – длинные и когтистые, как лапы хищной птицы. Лес кажется живым. Его голые ветви тянутся к холодному небу. Здесь нет ни малейшего звука, тишина настолько глубока, что, кажется, он сдерживает даже собственное дыхание. Нагие ветви, словно скелеты древних существ, создают ощущение, будто сама природа застыла в ожидании.

К полудню почти теряю сознание. Смотрю на мужчин, совсем не уставших, и понимаю, что достигла предела.

Белфорд мчится в седле. Чёрные волосы развеваются на ветру. Его взгляд, серый, как далёкое грозовое облако, сверкает яростью и решимостью. Он держит узду коня с мастерством, которого у меня, кажется, никогда не будет.

И почему я вообще о нём думаю?

Вспоминаю его просьбу сказать о своей усталости. Задумываюсь, как к нему обратиться. Решаю, что ничего плохого не будет в том, чтобы назвать мужа по имени.

– Дамиан! – окликаю его.

Мысль о том, что ничего плохого в его имени нет, уже не кажется мне такой уж правильной. Лорд каменеет. Спина выпрямляется ещё больше. Он неторопливо переводит на меня взгляд. Ошеломлённая его реакцией на своё имя, забываю, что хотела сказать.

– Прости, – глупо извиняюсь. – Просто больше не могу. Ноги свело.

Он молчит. Зрачки медленно расширяются, заполняя серую радужку, делая глаза чёрными и бездонными.

– Если выйдем из Зимнего леса и пойдём на восток, наткнёмся на таверну, – предлагает Сэм, почесав нос и смущённо улыбнувшись. – Если ты, Дамиан, не против.

Сдвигаю брови.

Почему этот стражник спокойно называет Белфорда по имени, а на меня смотрят так, будто я направила на лорда заряженный арбалет?

Лошадь припадает на задние ноги, её голова поникла, а ноги дрожат от усталости. Легонько похлопываю её по загривку, но тут же убираю ладонь, видя, что шкура покрыта белым налётом. Лошадь на грани.

– Даже самые выносливые нуждаются в отдыхе, – говорит Белфорд с каким-то холодным оттенком заботы в голосе.

Оборачиваюсь и вижу, как серые глаза искрятся… печалью? Что за? Я привыкла к его ледяному взгляду, но сейчас в нём что-то другое, что-то, чего я не могу понять.

– Ладно, – говорю, стараясь скрыть растерянность. – Идём к таверне?

– Осмотрите её лошадь, – резко приказывает Белфорд, пронзая меня взглядом, как будто это я отвечаю за всё происходящее.

Глубоко вдыхаю, пытаясь справиться с тревогой и непониманием.

Почему он так зол? И почему его забота кажется такой… ложной?

***

Я проснулась ближе к полуночи. Шторы плотно задвинуты, маленькая свечка пылает на прикроватной тумбочке. Комната тёмная и узкая. За окном в небе ярко блестят звёзды, и во главе их красавица луна. Напротив меня стоит ещё одна кровать и маленькая тумбочка рядом. Здесь довольно чисто, но странный запах присутствует. Поблизости никого нет. Кровать не расстелена.

Подхожу к умывальнику. Возможность наконец-то привести себя в порядок очень радует. Минуты покоя без скитания по Зимнему лесу кажутся мне настоящей наградой. Смотрю на себя в зеркало и с грустью отмечаю серый цвет лица. Голод и постоянное переутомление сделали дело.

За дверью послышалось шуршание. Кто-то поднимается по лестнице. Шаги затихают. Напряжённо осматриваюсь в поисках меча. Дальнейших действий от неизвестного не следует. Похоже, тот, кто за дверью, не решается войти, либо же нагло подслушивает.

Вижу Тень в ножнах возле прикроватной тумбочки. Беру оружие в руку. Набираюсь смелости и открываю дверь. За ней стоит высокий мужчина с ярко-серыми глазами.

Ах, проклятье…

Мы с Белфордом удивлённо смотрим друг на друга.

– Что тебе? – начинаю я.

Белфорд заводит руки за спину.

– Собирайся, выходим через десять минут.

– Хорошо… мне просто нужно…

– Поторопись. – Белфорд планирует уйти, как вдруг останавливается и произносит: – Необходимо найти тебе одежду.

Он неторопливо исследует меня сверху вниз. Даже чересчур неспешно. Излишне пристально. Моя кожа покрывается мурашками.

– Не откажусь от вашей одежды, лорд Белфорд, – произношу, прежде чем успеваю обдумать фразу.

Его левая бровь приподнимается. Губы растягиваются в кривой усмешке.

– Что ещё моё вы готовы присвоить себе, леди?

Голову! И ты знаешь об этом.

Держу язык за зубами.

– Моё имя вы уже присвоили себе.

Вот это его осуждающее выражение – он что, серьёзно? Почему в том, что я просто назвала его по имени, было что-то настолько ужасное? Отчего он выглядит так, будто я нарушила какой-то сакральный запрет?

– И что, – бросаю зло, щурясь, – это запретная тема? Ты слишком важная персона?

Он не отвечает. Тишина, наступившая после моих слов, холодит кожу до мурашек. Белфорд делает шаг вперёд. Тяжёлый, неторопливый, будто весь мир принадлежит ему. Я инстинктивно отшатываюсь назад. Он приближается ещё на шаг, и я снова отступаю, не замечая, как плечо уже скользит вдоль сырой стены. Каменная кладка холодит лопатки, но от этого не становится легче – только будто ловушка смыкается.

Силуэт его растёт в полумраке, тени от свечей ползут по его лицу, и глаза сверкают так, словно в них горит чужой огонь. Я задыхаюсь. Он наступает, я пятюсь, и шаг за шагом он отнимает у меня воздух, оставляя всё меньше пространства, пока не останется только стена за спиной и он передо мной.

– Абигейл, – произносит лорд медленно, тягуче. Каждая буква скользит в воздухе, обволакивая шелковыми нитями.

Он делает ещё шаг, и теперь между нами нет растояния. Чувствую его дыхание на своих губах. В его голосе звучит что-то опасное, что-то, отчего сердце сжимается, а кровь в жилах кипит.

– Дамиан… – пытаюсь возразить, но слова застревают в горле, когда он вдруг касается меня. Его пальцы скользят по шее, тёплые, почти обжигающие, оставляя после себя огненные следы.

– Нравится, когда тебя называют по имени? – его голос как бархат, но в нём скрыта сталь.

Он наклоняется ближе. Тусклый огонёк свечи дрожит, отражаясь в стали его глаз. Его губы почти касаются моих, и я ловлю на себе тяжёлый запах железа и дыма, впитавшийся в его одежду. К горлу тут же подступает тошнота.

Сердце срывается в бешеный ритм, дыхание рвётся короткими глотками. Комната тесная, стены давят, и мне кажется, что воздух здесь закончится раньше, чем я смогу закричать. Хочу отодвинуться, но спина упирается в холодную стену, и эта беспомощность только усиливает дрожь в коленях.

Стараюсь не отводить взгляд, будто этим могу сохранить остатки достоинства. Но его лицо слишком близко, и я вижу каждую тень, каждый изгиб этой жестокой ухмылки. Он смотрит на меня так, словно я – добыча, загнанная в угол.

Внутри поднимается липкий ужас. Он монстр. Он держит меня здесь не потому, что хочет защитить, а потому что ему нравится моя слабость. И если он решит – я не смогу остановить его.

– Ты… ты пробуешь меня сломить? – выдыхаю, но голос дрожит, выдавая всё, что я пытаюсь скрыть.

– Я лишь хочу научить тебя, – шепчет он, и его слова срываются в пространство между нашими губами.

Его пальцы поднимают мой подбородок. Пытаюсь отвести взгляд, но он заставляет смотреть в свои серые глаза. Они тёмные, как штормовое небо, и от этого взгляда мороз ползёт по коже. Он скользит пальцами по щеке, и там, где проходит его холодное прикосновение, остаётся ощущение липкой мерзости. Меня тошнит.

Воздух в комнате тяжёлый, затхлый, пахнет гарью и металлом. Тесное пространство давит. Внутри поднимается паника: сердце грохочет так, что я боюсь – он услышит.

Белфорд наклоняется ниже. Его тень падает на меня, отрезая даже дрожащий свет свечи. Я почти слышу, как он наслаждается каждым моим вздохом, каждым обрывком страха. И это сводит меня с ума. Он знает. Читает всё: мой ужас, отвращение, желание закричать. И это его забавляет.

Сжимаю зубы. Нет. Не позволю. Пусть думает, что держит меня в руках. Пусть верит, что ломает меня. Но я не его игрушка.

– Дамиан, – шепчу я, едва касаясь его губ. Голос дрожит, но слова звучат как вызов.

Он прищуривается. На губах – насмешка, тень хищной ухмылки.

– Ты невыносима, – говорит он низко, и это больше похоже на рычание.

– Взаимно, – бросаю я, и прежде чем успеваю испугаться собственных мыслей, хватаю его за воротник и резко тяну к себе.

Наши губы сталкиваются. Его дыхание холодное, горькое, и от этого поцелуя меня выворачивает. Сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, и всё же не отстраняюсь. Это мой вызов. Мой способ плюнуть ему в лицо, даже если мои губы на его губах.

Он отвечает жёстко. Его рука ложится на мою спину, прижимает ближе, почти насильно. Но я не уступаю. Каждое моё движение – протест. Я целую его с яростью, с ненавистью, будто вгрызаюсь в его власть. Пусть подавится. Пусть почувствует, что он не хозяин положения.

Мимолётно я вижу, как его брови хмурятся, как взгляд становится жёстче. Он не ожидал этого. Он хотел увидеть страх в глазах, услышать мольбу, а вместо этого получил мой яд. И теперь он не знает, кто из нас давит сильнее.

Я отрываюсь первой. Резко, будто вырываюсь из капкана. Его губы остаются напряжёнными, взгляд – тяжёлым, но в этой тяжести есть нечто новое: удивление. Он не ждал, что я пойду так далеко.

Улыбаюсь – сухо, зло, вытирая губы тыльной стороной ладони, словно смываю грязь.

– Видишь? – шепчу я, едва касаясь его дыхания. – Мне плевать на твои игры. Власть надо мной – иллюзия, Белфорд.

На миг в его лице проступает злость. И я понимаю: я задела его. Этот поцелуй не сломал меня – он унизил его.

Он не отвечает, но его рука остаётся на моей спине, тяжёлая, чужая. Словно он ещё не решил: отпустить меня или вцепиться сильнее и затянуть обратно в этот кошмар. Сердце грохочет, но я не отвожу глаз. Пусть видит: я сделала шаг сама. Пусть знает, что этот поцелуй – не его победа.

Резко вырываюсь, сдвигаюсь в сторону, ударяясь бедром о край стола. Его пальцы ещё мгновение держат, а потом отпускают, оставляя кожу горящей. Машинально сжимаю ладонь, будто хочу стереть с себя его прикосновение.

– Не играй со мной, Абигейл, – говорит он наконец. Голос низкий, но в нём нет прежней уверенности. Это не угроза, а предостережение.

– Я не играю, – отвечаю, и слова звучат резче, чем я ожидала. – Просто не собираюсь падать перед тобой на колени.

Его глаза сверкают в полумраке, и я вижу, что мой ответ его задел. В этом есть странное удовлетворение, но вместе с ним накатывает мерзость – будто я вымазалась собственной же ненавистью.

– Было десять минут, – произносит он серьёзно, будто ничего не произошло. – Осталось три.

Белфорд выходит за дверь. Я остаюсь одна. Колени дрожат, и я хватаюсь за стену, чтобы не осесть прямо на пол. Подхожу к умывальнику, плескаю на лицо ледяную воду, потом на шею и грудь, словно пытаюсь смыть с себя его тень. Пью прямо из кувшина, вода стекает по подбородку, но мне всё равно.

Отвращение не уходит. Оно только крепнет, перемешиваясь с ненавистью – к нему и к себе за то, что я решилась на это.

Стираю капли воды с лица, но отмыться от этого не получается. Как же меня тошнит. Опираюсь на раковину, дышу глубже, пытаясь прогнать мысли о том поцелуе, который должен был стать моим вызовом, но вместо этого оставил привкус пепла. И вдруг, в зеркале передо мной, из темноты проступает чей-то силуэт. Моргаю, надеясь, что это просто игра теней, но когда поднимаю взгляд снова, встречаюсь глазами с чужим лицом.

– Кто ты? – шепчу, но слова выходят едва слышно, будто голос поглощает окружающая тьма.

Мужчина в зеркале лишь усмехается, как бы играя с моим страхом. В его глазах – зелёный свет, неестественный, неземной, будто внутри них горит что-то жуткое, древнее. Этот свет пронзает, проникает в самую душу, и мне кажется, что он видит все мои тайны, все страхи.

– Испугалась, маленькая Абигейл? – его голос раздаётся в воздухе.

Он мягкий, но в нём слышится зловещий отзвук, как будто кто-то шепчет одновременно с ним, только издалека, с того света.

Отступаю на шаг, сердце гулко бьётся в груди, и я чувствую, как ледяные пальцы страха сжимают горло.

Апоро?

Моё отражение дрожит в зеркале, словно его тоже охватывает страх.

– Ты… ты, – выдавливаю, не в силах скрыть дрожь в голосе.

Пожиратель смеётся, и этот смех, словно эхо, отдаётся в стенах комнаты, заполняя каждый угол. Он звучит так, будто его издают тысячи голосов, каждый из которых наполняет пространство вокруг.

Апоро наклоняется ближе к зеркалу, и его чёрные волосы, длинные и густые, касаются стекла, словно они могут протянуться ко мне и схватить за горло. В его глазах что-то сверкает, что-то опасное, как огонь на краю пропасти.

– Ты чувствуешь это, Абигейл? – шепчет он, и его голос звучит так, будто он стоит прямо за мной, дышит мне в затылок. Оборачиваюсь, но за спиной пусто. – Чувствуешь, как тьма заползает под твою кожу? Как она обвивает сердце, замораживая его?

Тело пронизывает дрожь, становится холодно, как будто ледяные когти вонзаются в сердце. Чувствую, как его присутствие проникает в меня, заполняя всё вокруг.

В зеркале что-то не так. Моё отражение стоит неподвижно, а Апоро двигается – скользит по стеклу, меняя очертания. Его лицо то вытягивается, то расплывается, искажённое, словно под водой. На миг черты становятся человеческими, а потом – чужими, острыми, вытянутыми, почти змеиными.