Птица и Король

Цепенею. Сухость во рту такая, что язык будто прилипает к нёбу.

– Чего ты хочешь? – мой голос дрожит, ломается, но я не могу молчать. Если не задам вопрос, он разорвёт меня молчанием.

Апоро ухмыляется. Улыбка медленная, растягивающаяся, открывающая зубы острые, как обломки стекла.

– «Чего я хочу»… – он повторяет мои слова с издёвкой, будто пробует их на вкус. – А если я хочу всего лишь поговорить? Разве это преступление?

Губы у меня дрожат. Сглатываю, чувствую, как горло саднит. В комнате становится так тихо, что слышно, как щёлкает свеча на столе.

– Ты лжёшь, – выдыхаю я, и голос звучит хрипло, едва слышно.

Он смеётся. Смех тонкий, едкий, царапающий. На его щеках играют тени, и кажется, что улыбка не исчезает никогда, только становится шире, страшнее.

– Конечно, лгу. Все лгут. Даже ты. Особенно себе. Разве не так?

Морщусь, нахмуриваюсь, пытаюсь отвернуться, но его взгляд держит меня, как капкан. Глаза – два чёрных омутa, и в них вспыхивают зеленоватые огни, как у змеи в темноте. Зрачки то расширяются, то сужаются, будто он дышит мной.

Я стискиваю зубы, подбородок напрягается, плечи вздрагивают.

– Что тебе нужно? – шепчу, и губы предательски подрагивают.

Он наклоняет голову набок, как птица, но слишком медленно, слишком плавно – это движение нечеловеческое. Улыбка его кривится, становится издевательской.

– Нужно? Пока ничего. Но ты ведь знаешь… сосуд не может вечно держать источник. Вода всегда находит трещину.

Сердце срывается в бешеный ритм, дыхание сбивается, руки дрожат так, что я прижимаю их к груди, чтобы скрыть это.

– Маленькая Абигейл, – голос его смягчается, становится почти ласковым, и от этого мороз бежит по коже. – Думаешь, что ненавидишь меня. Но я вижу – на самом деле ты боишься себя.

Вцепляюсь зубами в губу, чувствую вкус крови. Но не отвожу взгляд. Его глаза вспыхивают ярче, будто радуясь этому вызову.

Образ начинает дрожать, расплываться, стекло будто покрывается рябью. Его улыбка уходит последней, растворяясь в дыму. Но слова остаются, висят в воздухе, как яд:

– Я буду ждать.

Оседаю на пол, колени подгибаются, дыхание рвётся короткими, прерывистыми вздохами. Зеркало пустое, но ощущение – будто он всё ещё здесь, стоит за плечом и смотрит.

Прижимаю ладонь к груди, стараясь унять бешеный стук сердца. Комната тиха, но холод, который он оставил, заполняет меня целиком.

Мама … почему ты оставила меня одну?

***

Сижу в седле рядом с Алом – вторым стражником Белфорда. Он всю дорогу шутит, иногда делится спрятанными сухофруктами. Моя лошадь перегрелась и осталась в таверне. Белфорд и Сэм держатся тихо.

Ал молод. Его светлые волосы завязаны в тугой хвост; глаза чуть раскосые, как у лисицы, а лицо покрыто россыпью веснушек. Он держится в седле уверенно, и рядом с ним мне спокойнее.

Мы ведём лошадей вдоль гор. Безветренно. Тихо. Слишком тихо. Даже птицы молчат. Держу руку на передней луке седла, пальцы судорожно сжимают кожу. Стараюсь ни о чём не думать в присутствии Белфорда, но тревога не отпускает. Внутри будто тонкая струна – стоит задеть, и она лопнет.

Боюсь услышать этот голос вновь.

Взгляд расплывается. Сердце колотится слишком громко, в висках гул, будто кровь стучит по костям. В памяти всплывает Апоро – его искажённое лицо, глаза, чёрные и глубокие, как омут. Его слова до сих пор звучат в ушах, холодные, липкие. Я знаю: он не исчез. Знаю, что он ждёт.

Неизвестность душит, давит на грудь, заставляет ловить воздух ртом, как утопающая. Повторяю себе, что должна найти силы, чтобы противостоять этому магу, но силы утекают, будто кто-то пьёт их незримыми глотками.

Мы едем уже более шести часов. Я не ощущаю тела. Руки немеют, ноги висят тяжёлыми нитями. Каждый вдох даётся с трудом, и грудь сдавливает так, будто на неё положили каменную плиту.

Голова клонится вперёд. Веки тяжелеют, словно налились свинцом. Внутри появляется мерзкое ощущение: будто что-то тянет меня вниз, внутрь самой себя, в холодную пустоту.

Я невольно облокачиваюсь на грудь Ала. Он замечает, его рука крепко обхватывает меня за талию, удерживая в седле.

– Вы вся дрожите, леди Белфорд, – его ладонь касается моего лба. – Вас лихорадит.

Хочу что-то ответить, но язык не слушается. Слова застревают, превращаясь в хрип. Мир плывёт.

В животе – судорога, будто изнутри меня сжимает чья-то чужая рука. Жар поднимается к горлу, но тело леденеет. Всё во мне противоречиво: жар и холод, боль и пустота.

Я чувствую, как меня выжимают, как из треснувшего сосуда. Не понимаю, что происходит. Но где-то внутри – чёткое знание: это не болезнь, не усталость. Это он.

Апоро.

Не знаю, о чём думают остальные, но мне вдруг приходит в голову, что я сейчас потеряю сознание. Пугаюсь и вытягиваю себя из обволакивающей темноты.

Снег под копытами лошади хрустит так громко, что этот звук отдаётся в моём черепе, будто раскалывается лёд. Разум медленно начинает заволакивать тьма – густая, липкая как смола. В этот раз Апоро пришёл не для игр. Он пришёл за мной.

– Скучала, Абигейл? – Его голос, тихий, почти ласковый, раздаётся в голове, как зловещий шёпот, от которого по спине ползут мурашки.

Сердце колотится так сильно, что я чувствую его удары в горле, в висках. Каждое его слово, как стальной крюк, впивается в сознание, вытягивая из меня страх и отчаяние. Пытаюсь сжать кулаки, но пальцы не слушаются, они становятся ледяными, как сама зима, застывают, как мои мысли.

– Убирайся, – шепчу сквозь стиснутые зубы, пытаясь сосредоточиться, но голос звучит слишком слабо, словно исчезает в бездне, в которую он меня втягивает.

– Зачем, маленькая Абигейл? – его голос разносится эхом в сознании, зловещий и насмешливый. – Не видишь, что я могу дать тебе? Ты чувствуешь это… желание…

И я чувствую.

Магия, зовущая меня, заполняет каждую мысль, каждую клеточку тела. Она манит, обещая силу, мощь, которую можно получить, если я просто поддамся. Эта магия не моя. Она чужая. Она принадлежит Алу, Сэму, Белфорду… Но я могу забрать её. Вырвать из их тел, поглотить, как жадный огонь поглощает сухую траву.

– Нет, – шепчу, но голос уже начинает срываться.

Апоро давит на меня, как титан, загоняя в угол, лишая последней капли воли. Силы уходят, разум затуманивается, а внутри вспыхивает ненависть – жгучая, всепоглощающая ненависть к тем, кто владеет магией, которая должна принадлежать мне.

– Это твоё право, Абигейл, – его голос становится глубже, обволакивающий, как дым. Чувствую, как его слова проникают в меня, как шипы, впиваясь в сознание. – Возьми их магию. Забери то, что по праву должно быть твоим. Они всё равно недостойны её.

Чувствую, как воля ломается, как желание становится нестерпимым, почти болезненным. Тело начинает действовать само по себе, руки дрожат, а в груди поднимается тёмный вихрь, готовый рвануть, уничтожить всё вокруг.

Хочу забрать их магию, выдрать её из них… это желание становится настолько сильным, что меня начинает трясти. Ледяные когти Апоро глубоко вонзаются в мой разум, обволакивают его, сжимают так, что я теряю себя.

– НЕТ! – кричу, пытаясь разорвать его хватку, но он крепко держит меня, как паук, захватывающий свою жертву в паутину.

Крик разрывает горло, боль пронзает голову, как будто её сжимают в тисках. Чувствую, как внутри что-то разрывается, как магия уже почти стала моей. Вижу их силу – пульсирующий свет, который жаждет быть поглощённым. Всё внутри кричит, чтобы я взяла его, присвоила.

И тогда я чувствую, как кровь начинает стекать по губам. Я прикусила язык. Не могу больше сопротивляться. Внутри бушует буря. Голова раскалывается от напряжения, и мне кажется, что вот-вот я потеряю разум. Но нужно бороться.