Дети Велеса

Он посмотрел на каждого из них в последний раз.

– Помните одно. Главное правило стаи. Вместе – вы сила. Поодиночке – вы просто мясо.

С этими словами он шагнул за порог. Дверь за ним не закрылась. Просто черная, непроглядная тьма снаружи качнулась и поглотила его фигуру. Он не ушел. Он растворился.

Несколько мгновений в избе стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в очаге. Затем Ратибор с силой ударил кулаком по столу.

– Старый хрыч! Бросил нас, как котят в реку!

– Он предупреждал, – глухо сказал Велеслав, глядя в пустой дверной проем. – Он сказал, что мы здесь одни.

Гостомысл опустился на лавку и обхватил голову руками. Его плечи мелко дрожали.

– Что же нам теперь делать?..

Яромир подошел к двери и закрыл ее на тяжелый деревянный засов. Глухой стук засова прозвучал окончательным приговором. Он повернулся к остальным, и в его глазах, отражавших пламя очага, не было страха. Была тяжелая, холодная решимость.

– Делать? – он обвел взглядом поникшие фигуры товарищей. – То, зачем мы сюда пришли. Выживать.

Глава 5. Первая ночь

Тишина, наступившая после щелчка засова, была иной. Не лесной, древней и полной скрытой жизни, а мертвой, ватной, какая бывает в склепе. Она давила на уши, забиралась под кожу, пропитывала саму душу липким, холодным страхом. Огонь в очаге был единственным живым существом в этой избе, и четыре юноши жались к нему, словно ища защиты, но даже его тепло не могло прогнать внутренний озноб.

Никто не решался заговорить первым. Слова казались неуместными, жалкими перед лицом той бездны одиночества, что разверзлась перед ними. Они были островом, крохотным пятнышком света и тепла посреди безбрежного, темного, равнодушного океана. И океан этот дышал, шелестел, ухал и выл тысячами незнакомых голосов прямо за тонкими бревенчатыми стенами. Каждый шорох, каждый треск ветки, каждый далекий крик ночной птицы заставлял их вздрагивать, и взгляды невольно метались к запертой двери, к затянутым пузырем окнам-глазницам.

– Нужно… поесть, – голос Гостомысла был хриплым и надтреснутым. Он говорил не потому, что был голоден, а потому, что молчание стало невыносимым. Он развязал свой сидор, достал завернутую в чистую тряпицу краюху хлеба и кусок сала. Дар матери. Последний привет из прошлой жизни.

Вид еды вывел остальных из оцепенения. Они тоже разложили на столе свои скудные припасы. Никто не ел жадно. Они отламывали маленькие кусочки, медленно, тщательно пережевывали, словно пытаясь растянуть этот последний вкус дома.

– Моя мать пекла этот хлеб вчера утром, – тихо сказал Гостомысл, глядя на свой кусок так, словно это было сокровище. – Она, наверное, сейчас не спит. Думает, где я. Тепло ли мне…

Ратибор с силой вонзил нож в кусок сала и отрезал добрую половину.

– Хватит сопли жевать! – рыкнул он, но в его голосе не было привычной уверенности, лишь грубость, прикрывающая страх. – Матери… Забудь. Нет у нас матерей. Нет домов. Есть только этот хлев и мы. И жратва, которая кончится через три дня. Вот о чем думать надо! Что жрать будем, когда это кончится? Мох?

– Лес накормит, – подал голос Велеслав. Он почти не ел, лишь пил воду из деревянной кружки, и его темные глаза были устремлены в огонь. – Тех, кто умеет просить. И брать.

– Просить? – Ратибор хохотнул. – У кого, у белок? Я привык брать то, что мне нужно. Силой.

– Сила дуба – в его корнях, а не в ветвях, которые он выставляет напоказ, – не оборачиваясь, ответил Велеслав. – Сила волка – в стае, а не в клыках. А твоя сила, Ратибор… в чем она? В громком голосе и остром языке? Лес такого не оценит.

Ратибор вскочил, опрокинув лавку.

– Ты что сказал, шептун?! Повтори!

– Сядь, – ровный, спокойный голос Яромира прозвучал как удар хлыста. Ратибор замер и обернулся. Яромир не двигался, сидел на своем месте, но во взгляде его была сталь. – Сядь. И успокойся.

Их глаза встретились над столом. В полумраке, освещенные пляшущим пламенем, они были похожи на двух молодых волков, готовых вцепиться друг другу в глотку. Но Ратибор, помедлив, отвел взгляд первым. Он с грохотом поднял лавку и тяжело опустился на нее, продолжая сверлить Велеслава ненавидящим взглядом.

– Он прав, – продолжил Яромир, обращаясь ко всем. – Мы сейчас, как четыре головешки в костре. Будем вместе – будем гореть. Начнем раскатываться по сторонам – поодиночке истлеем. И ссоры – это первое, что нас потушит.

– А что ты предлагаешь, вожак? – с ядом в голосе спросил Ратибор. – Будем тут сидеть и держаться за руки, пока с голоду не передохнем?

– Я предлагаю спать, – отрезал Яромир. – Ночь темная. Завтрашний день длинный. Нам понадобятся силы. Надо установить дежурство. По двое. Двое спят, двое следят за огнем и слушают. Мало ли какой зверь на дым придет. Я останусь первым. Со мной…

– Я, – тихо сказал Велеслав, не дожидаясь ответа.

Гостомысл и Ратибор, не сговариваясь, отошли к широкой лежанке. Усталость и эмоциональное истощение взяли свое. Они завернулись в тяжелые, пахнущие зверем шкуры и вскоре их дыхание стало ровным.

Яромир подсел к огню, напротив Велеслава. Они долго молчали. Лес за стенами жил своей жизнью, перешептывался, вздыхал.

– Думаешь, мы справимся? – неожиданно спросил Яромир, глядя в огонь. Он задал этот вопрос не кому-то, а себе, но Велеслав услышал.

– Лес никого не убивает просто так, – так же тихо ответил тот. – Он лишь ставит тебя в такие условия, где ты убиваешь себя сам. Своей глупостью, своей слабостью или своей гордыней.

– Ратибор…

– Ратибор – наш самый тяжелый груз. И наше самое главное испытание. Если мы сможем ужиться с ним, мы сможем договориться и с Лешим.

Яромир усмехнулся.

– С Лешим, пожалуй, будет проще.

Они снова замолчали. Яромир взял в руки свой топор, провел пальцем по острому лезвию. Ощущение холодной, надежной стали немного успокаивало. Велеслав закрыл глаза и, казалось, задремал, хотя его спина оставалась идеально прямой.

Усталость медленно окутывала Яромира. Пламя в очаге гипнотизировало, голоса леса сливались в монотонный, убаюкивающий гул. Он начал проваливаться в сон, но это был не сон, а тяжелое, липкое забытье, полное тревожных образов.

Ему снилось, что он стоит на околице родной деревни, но сама деревня пуста. Дома стоят с темными, выбитыми окнами, и из печных труб не вьется дымок. Тишина. Мертвая, абсолютная. Он зовет мать, сестру, но в ответ ему лишь эхо. И вдруг он понимает, что деревья… они подступают. Медленно, неумолимо, гигантские, темные сосны и ели шагают прямо на деревню, выкорчевывая из земли свои корни-лапы. Он пытается бежать, но ноги увязли в земле. Он кричит, но из горла не вырывается ни звука. И вот одна гигантская ель нависает над ним, и ее сухие нижние ветви, словно костлявые пальцы, тянутся к его лицу…

Яромир вздрогнул и рывком открыл глаза. Сердце бешено колотилось в груди, лоб покрылся холодной испариной. Огонь в очаге почти погас. Напротив сидел Велеслав и смотрел на него своими бездонными глазами.

– Плохой сон? – спросил он.

– Лес, – выдохнул Яромир. – Он… наступал.

– Он не наступал, – спокойно ответил Велеслав. – Он звал. Просто ты еще не готов услышать его зов правильно.

Яромир встал, прошелся по избе. Заглянул в бочку с водой – половина. Потрогал засов на двери – крепкий. Все было на месте. Но чувство, что они не одни, что кто-то или что-то невидимое стоит прямо за стеной и наблюдает, слушает, ждет – стало невыносимо сильным.

Он снова сел у огня, подбросил дров. Осознание пришло не как мысль, а как удар под дых. Они абсолютно, окончательно одни. Никто не придет. Никто не поможет. Их жизнь и смерть теперь в их собственных руках. И эта ночь была лишь первой. Впереди их ждала целая вечность таких ночей. И рассвет казался не спасением, а лишь отсрочкой приговора.

Глава 6. Распределение ролей

Утро пришло не как рассвет, а как медленное, неохотное отступление тьмы. Серый, безрадостный свет просачивался сквозь затянутые пузырем окна, и изба, казавшаяся ночью убежищем, теперь предстала во всей своей убогой неприглядности. Пахло холодной золой, сыростью и немытыми мужскими телами. Тишина была тяжелой, наполненной невысказанным напряжением.

Яромир проснулся первым, хотя сном его тревожное забытье можно было назвать с натяжкой. Он чувствовал, как затекла спина от сидения на твердой лавке, и голова была чугунной. Ратибор и Гостомысл спали, сбившись в кучу на лежанке, как два медвежонка. Велеслав же исчез. Дверь была приоткрыта, и в избу тянуло утренней, знобкой прохладой.

Яромир вышел на улицу. Лес вокруг дышал. Густой, белый туман цеплялся за ветви, стелился по земле, превращая поляну в островок посреди молочного моря. Каждый звук – падение капли с сосновой лапы, далекий стук дятла – был оглушительно четким и чистым. Велеслав стоял у кромки леса, неподвижно, как изваяние, и смотрел в туманную пелену.

– Что там? – тихо спросил Яромир, подойдя.

– Слушаю, – так же тихо ответил Велеслав, не оборачиваясь.

– И что слышишь?

– Лес просыпается. Вода зовет напиться. Зверь идет на водопой. И земля просит, чтобы по ней ходили тихо.

Яромир проследил за его взглядом, но видел лишь колышущуюся белую мглу.

– Я пойду, осмотрюсь, – сказал Велеслав. – Далеко не отойду. Нужно знать, какие соседи у нас под боком. И что можно положить в котел, кроме наших сапог.

Не дожидаясь ответа, он шагнул в туман и растворился в нем через два шага, не издав ни единого звука. Яромир вернулся в избу, раздул угли, подбросил дров. От треска проснулся Гостомысл, сел на лежанке, испуганно озираясь.

– Где… где Велеслав?

– На разведку пошел, – ответил Яромир.

Вскоре заворочался и Ратибор. Он сел, зевнул, потянулся с хрустом и оглядел избу.

– Ну и дыра… С чего день начинать будем, вожак? Молиться твоим пням станем или сразу за корой пойдем, брюхо набить?

Его голос сочился утренней злостью и сарказмом. Яромир проигнорировал выпад.

– Начинать надо с дела. Сидор сказал: изба – живая. Значит, надо привести ее в порядок. Гостомысл, твоя спина крепкая – таскай дрова, поленница должна быть полной. Воды наноси из ручья, бочка почти пустая. И вытряхни эти шкуры, в них блох, поди, больше, чем шерсти.

Гостомысл, обрадованный четкому приказу, тут же вскочил.

– А ты что будешь делать? Руководить? – Ратибор не унимался. Он встал, подошел к Яромиру и посмотрел на него снизу вверх, вызывающе.

– Я проверю, что в этой избе есть полезного. Силки, ловушки, может, соль осталась. И приведу в порядок очаг, – спокойно ответил Яромир, глядя ему прямо в глаза.

– То есть, ты тут, в тепле, с железками ковыряться будешь, а мы с Гостомыслом – воду таскать да дрова рубить? Не жирно ли, Яромир? Кто тебя главным-то назначил?

– Никто, – голос Яромира оставался ровным, но в нем появились ледяные нотки. – И тебя никто. Сейчас нет "главных" и "помощников". Есть те, кто хочет выжить, и те, кто будет мерить силу, пока остальные не сдохнут от голода.

– А я считаю, все надо по-честному решать, – Ратибор упер руки в бока. – Давай на кулаках. Кто победит, тот и вожак. Коротко и ясно. Как у волков.

– Мы не волки, Ратибор, – вмешался Гостомысл, который до этого испуганно наблюдал за перепалкой. – Мы же… вместе…

– Заткнись! – рявкнул Ратибор, не глядя на него. – Это мужской разговор.

Яромир медленно выпрямился. Он был на полголовы выше Ратибора, и тень от него падала на заносчивое лицо соперника.

– Ты хочешь драться? Здесь? Сейчас? – тихо спросил он. – Хорошо. Представь, что ты победил. Я лежу, у меня сломана рука или разбито лицо. Что дальше? Гостомысл один будет делать всю работу? Или ты, наш новый вожак, пойдешь вдвоем с Велеславом на кабана? Калека в лесу – это обуза. Он тянет всех на дно. Хочешь, чтобы я стал обузой? Или, может, я сломаю тебе ногу, и тогда обузой станешь ты?

Он сделал шаг вперед, и Ратибор невольно отступил.

– Твоя волчья "честность" – это глупость. Волки дерутся за самку или за место вожака, когда стае грозит голод, и нужен самый сильный. Мы же еще даже не попытались что-то сделать. Твоя драка нужна не стае. Она нужна только тебе. Чтобы потешить свою гордыню. Ты хочешь власти, Ратибор. А я – выжить. Чувствуешь разницу?

Ратибор молчал, лишь желваки ходили на его скулах.

– Я не прошу мне подчиняться, – продолжил Яромир, понизив голос. – Я предлагаю делать то, что разумно. Сейчас изба и припасы – это самое важное. Это наша берлога. Наш единственный шанс пережить первую неделю. Потом – охота. И вот там посмотрим, чье копье бьет точнее и чьи ноги быстрее. Но если наша берлога будет гнилой и пустой, то охотиться будет некому. Ты можешь сейчас ударить меня. И я ударю в ответ. И завтра, может быть, нас найдет Велеслав – двух покалеченных идиотов и одного насмерть перепуганного Гостомысла. Этого ты хочешь?

Ратибор молча развернулся, схватил топор, что стоял у очага, и с яростью вылетел из избы. Через минуту снаружи послышались бешеные, отрывистые удары топора по дереву. Он вымещал свою злость на сухих стволах.

Гостомысл посмотрел на Яромира с восхищением и страхом.

– Я… я пойду за водой, – пробормотал он и выскользнул наружу.

Яромир остался один. Он устало провел рукой по лицу. Победы он не чувствовал. Лишь горечь. Он понимал, что это не конец. Это лишь начало. Он выиграл не бой, а лишь отсрочил его. И следующего такого разговора может и не быть. Ратибор затаил злобу. И эта злоба, как гной в ране, будет отравлять их изнутри, пока не прорвется наружу.

Он принялся за дело. Осмотрел избу, нашел в углу под шкурами старую, но еще крепкую сеть, несколько мотков крепкой бечевы из жил и глиняный горшок с остатками соли на дне. Находка была бесценной. Он carefully собрал соль в кожаный мешочек. Пока он работал, в избу вернулся Велеслав. Бесшумно, как тень. В руках у него были грибы, похожие на желтые уши, пучок каких-то кореньев и несколько еловых веток.

– Что это? – спросил Яромир.

– Обед, – просто ответил Велеслав. – И ужин. И чай, который прогонит хвори.

Он сел у очага и начал разбирать свою добычу, что-то бормоча себе под нос. Ратибор продолжал рубить дрова. Гостомысл таскал воду. Яромир готовил снасти.

Каждый был занят делом. Они не разговаривали. Но это было уже не мертвое молчание страха, а напряженная тишина работы. Негласное распределение ролей состоялось. Яромир стал головой, предлагающей разумные решения. Велеслав – глазами и ушами, добывающим знания и пищу. Гостомысл и Ратибор – руками, грубой силой. Но если Гостомысл подчинялся из уважения и страха, то Ратибор – лишь потому, что его ярость нашла временный выход.

И все четверо понимали: этот хрупкий мир был временным. Как затишье перед бурей. И буря обязательно грянет. Лес будет проверять их не только голодом и холодом, но и ими же самими.

Глава 7. Голод – первый учитель

Два дня прошли в тяжелом, молчаливом труде. Изба преобразилась: поленница выросла до самой крыши, бочка была полна ледяной, отдающей железом ручьевой воды, шкуры вычищены и просушены у огня. Съестные припасы, принесенные из дома, кончились. Последнюю горбушку хлеба разделили на четверых, и этот обряд прошел в такой торжественной тишине, будто они причащались. Теперь их кормил только Велеслав. Он приносил коренья, грибы и какие-то кисловатые ягоды, найденные под снегом. Из этого варили жидкую, пахнущую землей похлебку. Она притупляла острое чувство голода, но не насыщала. Тело, привыкшее к салу, мясу и хлебу, слабело. По ночам сводило мышцы, а мысли становились вязкими и короткими, концентрируясь на одном – еда.

Голод – это не просто пустота в желудке. Это червь, который заводится внутри. Он точит тебя, пожирает не только плоть, но и разум. Он делает тебя злым, раздражительным. Цвета тускнеют, звуки становятся резкими, а любая мелочь раздувается до вселенских масштабов. Яромир видел, как меняются лица товарищей. Гостомысл стал тихим и апатичным, двигался, как во сне. Велеслав, казалось, почти не замечал голода, его худое, аскетичное тело было привычно к лишениям. Но самым страшным был Ратибор.

Его и без того злой нрав превратился в чистую желчь. Он перестал рубить дрова, целыми днями сидел у огня, точил свой топор и сверлил остальных голодными, волчьими глазами.

На утро третьего дня, когда Велеслав снова поставил на огонь котелок с бурой жижей, Ратибор не выдержал. Он вскочил и с силой пнул котелок. Кипяток шипя, хлынул в очаг, заливая огонь.

– Хватит! – заорал он, и в его крике была истерика. – Хватит жрать эту землю! Я пришел сюда не для того, чтобы стать кротом! Я – охотник! Мне нужно мясо!

– Огонь погасил, дурень, – спокойно сказал Велеслав, глядя на шипящие угли. – Теперь будем мерзнуть. Мяса захотел? Вон лес. Иди и возьми.

– И пойду! – огрызнулся Ратибор. – Только не один! Хватит отсиживаться. Сегодня мы идем на охоту. Все.

В его голосе была такая стальная уверенность, что никто не возразил. Идея охоты, обещание горячего, жирного мяса, от запаха которого ломило в зубах, была слишком соблазнительной.

Они готовились в лихорадочной спешке. Яромир и Ратибор взяли топоры и копья с кремневыми наконечниками, что нашлись в избе. Гостомысл вооружился тяжелой дубиной. Велеслав взял лишь длинный нож и свой лук – кривой, невзрачный, связанный из двух разных пород дерева, но, как он уверял, бьющий точно.

Выйдя из избы, они впервые осознали, насколько беспомощны. Лес, огромный, молчаливый, смотрел на них с холодным безразличием. Куда идти? Где искать зверя?

– Вон, следы, – Ратибор ткнул копьем в сторону цепочки отпечатков на подмерзшей земле. – Похоже на косулю. И свежие. Идем!

– Подожди, – остановил его Велеслав. – Ветер дует от нас прямо на них. Она почует нас за полверсты. Нужно обойти.

– Обойти? – Ратибор рассмеялся. – Пока мы тут будем круги нарезать, она до другого края света добежит! Я иду прямо. Кто со мной? Кто не баба, которая ветра боится?

Он вызывающе посмотрел на Яромира. Яромир понимал, что Велеслав прав. Вся охотничья наука, которой его учил отец, говорила о том же. Но он видел и другое – голодный блеск в глазах Ратибора и Гостомысла. Одно неверное слово – и они расколются. "Вместе – вы сила", – прозвучали в голове слова Сидора.

– Хорошо, – сказал Яромир. – Идем прямо. Но тихо. Идем по двое. Я с Гостомыслом, ты – с Велеславом. Ступайте след в след. И ни звука.

Ратибор удовлетворенно хмыкнул и двинулся вперед, увлекая за собой недовольного Велеслава. Они шли по следу около часа. Лес был пуст и безмолвен. Ни птиц, ни белок – ничего. Только их собственное тяжелое дыхание и хруст веток, который, несмотря на все старания, то и дело раздавался под ногами.

Внезапно Ратибор замер и вскинул руку. Впереди, в небольшом овражке, заросшем молодым ивняком, мелькнуло что-то серо-бурое. Косуля! Она стояла к ним боком, ощипывая тонкие ветки, и не замечала их. Расстояние было шагов семьдесят, не меньше. Слишком далеко для копья или топора.

– Лук… – прошептал Ратибор, оборачиваясь к Велеславу.

Велеслав медленно, без единого лишнего движения, поднял лук. Он наложил стрелу, натянул тетиву. На мгновение все замерло. Но в этот самый момент Гостомысл, стоявший за спиной Яромира, не выдержал напряжения и шумно втянул носом воздух. Звук был тихим, но в звенящей тишине леса он прозвучал, как удар грома.

Голова косули мгновенно вскинулась. Одно мгновение она смотрела прямо на них своими огромными, черными, испуганными глазами. А в следующее – белая точка ее хвоста мелькнула между деревьями и исчезла.

Тишина.

Ратибор медленно опустил копье. Он обернулся. Его лицо было бледным от ярости.

– Ты… – прошипел он, глядя на Гостомысла. – Ты, жирный мешок с дерьмом!

Он шагнул к нему, но Яромир встал на его пути.

– Стой. Он не нарочно.

– Мне плевать! – заорал Ратибор. – Мы из-за него остались без мяса! Голодные! Ты понимаешь, безмозглый ты ублюдок?! – это он снова кричал Гостомыслу, который съежился и, казалось, вот-вот заплачет.

– Остынь, Ратибор. Все ошибаются, – твердо сказал Яромир.

– Ошибаются?! В деревне ошибаются, когда не ту девку за задницу ущипнут! А здесь ошибка – это смерть! Его ошибка – это наши пустые животы! Может, сожрем его, раз он такой бесполезный? Мяса в нем много!

Эта страшная, брошенная в ярости фраза заставила всех похолодеть. Гостомысл всхлипнул. Даже Велеслав, обычно спокойный, с тревогой посмотрел на Ратибора. В его глазах полыхало безумие голода.

– Хватит, – голос Яромира стал тихим и смертельно опасным. – Еще одно слово в его адрес, Ратибор, и наш разговор о поединке состоится прямо здесь. И мне будет плевать, кто из нас останется калекой.

Ратибор тяжело дышал, переводя взгляд с Яромира на Гостомысла. Наконец, он с силой вонзил копье в землю.

– Тьфу! – он сплюнул. – Да пошли вы все! Стая недоумков и слабаков!

Он развернулся и, не разбирая дороги, ломясь сквозь кусты, пошел обратно в сторону избы.

Остальные молча постояли еще немного. Подавленные, опустошенные. Охота кончилась.

Они вернулись в избу уже в сумерках. Ратибор сидел у погасшего очага, обхватив голову руками. Он ни на кого не смотрел. Атмосфера была такой тяжелой, что, казалось, ее можно резать ножом. Велеслав молча высыпал на стол принесенные с собой коренья и поставил котелок с водой.

– Вот и поели мясца, – глухо сказал Гостомысл, опустившись на лавку. В его голосе было столько отчаяния и самобичевания, что у Яромира сжалось сердце.

Яромир сел напротив него.

– Это не твоя вина, Гостомысл, – сказал он.

– Моя, – парень не поднимал головы. – Ратибор прав. Я – бесполезный. Я только все порчу…

– Ты не бесполезный, – вмешался Велеслав, который разводил огонь. – Ты просто еще не научился быть тихим. Этому не учат в деревне. Это приходит здесь. Через ошибки. Сегодня ошибся ты. Завтра ошибется он, – он кивнул в сторону Ратибора. – Или он, – взгляд на Яромира. – Или я. Лес не прощает ошибок, это правда. Но он дает шанс их исправить. Если ты останешься в живых.

Огонь занялся, и его теплый свет смягчил суровые, осунувшиеся лица.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Яромир.

– Я хочу сказать, что наша проблема – не в том, что Гостомысл шумно дышит, – Велеслав посмотрел на Ратибора. – А в том, что один из нас думает, что охота – это когда ты бежишь сломя голову с копьем наперевес. Охота, – он перевел взгляд на Яромира, – это терпение. Это знание. Это умение ждать часами, днями. Это умение стать частью леса. А мы сегодня были не охотниками. Мы были стадом баранов, которое распугало всю дичь в округе.

Он встал.

– Нам нужно не мясо. Нам нужен урок. И голод – наш первый и главный учитель. Он научит нас терпению. Он выбьет из нас всю дурь и спесь. И только когда мы станем пустыми, тихими и злыми, как настоящие волки, а не как бешеные псы, – он снова посмотрел на Ратибора, – только тогда лес даст нам пищу.

Он бросил коренья в закипевшую воду. В избе запахло землей и горькой травой. Запахом выживания.

– Ешьте, – сказал он. – И думайте. Завтра будет новый день. И новый урок.

Глава 8. Дар Лешему

Ночь была пыткой. Пустые, сведенные судорогой желудки не давали уснуть. Каждому снилось одно и то же: пиршественные столы, ломящиеся от жареного мяса, дымящегося хлеба, полных крынок с молоком. Они просыпались от собственного слюнотечения, с горечью осознавая, что это лишь морок, и реальность – это холодная, темная изба и ноющая пустота внутри. Утро не принесло облегчения. Оно принесло лишь серое, безразличное небо и еще более острое чувство голода, которое, казалось, выскребало нутро тупым ножом.

Велеслав снова приготовил свою горькую похлебку. На этот раз ее ели молча, без отвращения. Это была просто вода, дающая обманчивое чувство тепла и наполненности. Когда с едой было покончено, Ратибор встал и демонстративно начал готовить копье.

– Снова на охоту? – глухо спросил Яромир. – Рано. Зверя мы распугали. Нужно выждать.

– Ждать, пока мы начнем друг друга жрать? – огрызнулся Ратибор. – Нет, спасибо. Я лучше сдохну в погоне за кабаном, чем здесь, от твоей "разумной" медлительности. Кто со мной?

Гостомысл опустил голову, боясь даже посмотреть в его сторону. Ратибор презрительно хмыкнул и посмотрел на Яромира.

– Я пойду один. Но не сейчас, – вдруг сказал Велеслав. Его голос был тихим, но в нем была такая непреклонная сила, что даже Ратибор обернулся. – Сначала мы должны сделать одно дело.

Он встал, взял со стола маленький узелок, который никто раньше не замечал.