Синдром пустоты

– Мы уже используем все возможные рычаги, – ответил я. – Дальше только личная жизнь – семья, друзья, интимные подробности.

– Используйте все, – распорядился Рогов. – Найдите, раскопайте, сфабрикуйте, если нужно. Мне плевать на методы, мне нужен результат.

– Есть еще вариант, – осторожно произнес Игорь Павлович. – Более… радикальный.

Рогов вопросительно посмотрел на него.

– Мы можем организовать компрометирующую ситуацию. Подставить его с наркотиками, например. У нас есть связи в полиции, это можно устроить быстро.

Я напрягся. Это уже выходило за рамки информационной войны и вторгалось на территорию уголовного кодекса.

– А если он не возьмет наркотики? – скептически спросил Рогов.

– Возьмет, – уверенно сказал Игорь Павлович. – Добровольно или нет – это уже детали.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Я смотрел на этих двух людей, спокойно обсуждающих возможность подбросить человеку наркотики, и чувствовал, как внутри нарастает протест.

– Это слишком рискованно, – наконец сказал я. – Если всплывет, что мы причастны к такой операции, скандал будет огромным. Репутационные потери перевесят возможные выгоды.

– Кирилл прав, – кивнул Рогов после некоторого размышления. – Пока продолжаем действовать информационными методами. Но время на исходе. У вас есть сутки, чтобы окончательно дискредитировать Соколова. Если не получится – перейдем к плану Игоря Павловича.

Выйдя из кабинета Рогова, я почувствовал, что меня трясет. Ситуация выходила из-под контроля, принимая угрожающий оборот. Я не был готов участвовать в уголовном преступлении, каким бы циничным манипулятором ни считал себя.

В кабинете меня ждал Денис с новостями.

– Кирилл, ты не поверишь! Соколов дал интервью «Дождю». Прямой эфир, только что закончился. Он назвал документы фальшивкой, высмеял всю кампанию против него и пообещал завтра опубликовать свое расследование о «Меркурий Групп».

– Черт! – я стукнул кулаком по столу. – Как он прорвался на «Дождь»? У нас же договоренности со всеми основными медиа!

– Не со всеми, как выяснилось, – Денис покачал головой. – Что будем делать?

Я не успел ответить – зазвонил телефон. Это был Рогов, и он был в ярости.

– Ты видел этого ублюдка на «Дожде»?! – заорал он, не дожидаясь моего приветствия. – Какого хрена, Кирилл? Я думал, у тебя все под контролем!

– Виктор Сергеевич, мы не могли предусмотреть…

– Мне плевать на твои оправдания! – перебил он. – Ситуация выходит из-под контроля. Я даю добро Игорю Павловичу на его план. Ты продолжай свою линию, но теперь это уже второстепенно.

Он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Я медленно опустил телефон, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Это означало, что Соколову грозила реальная опасность. И я был частью этого.

– Что будем делать? – повторил Денис, наблюдая за моим лицом.

– Продолжать кампанию, – механически ответил я. – Пусти все резервы.

Он кивнул и вышел, а я остался один, пытаясь разобраться в вихре противоречивых эмоций. Часть меня хотела просто делать свою работу, как всегда. Другая часть – та, что проснулась после разговоров с Соколовым и Олегом – протестовала против происходящего.

Весь вечер мы с командой работали не покладая рук, запуская новые волны атак на Соколова. Теперь в ход пошло все – грязные намеки на личную жизнь, инсинуации о психическом здоровье, даже сфабрикованные фотографии, якобы компрометирующие журналиста. Я действовал как робот, отдавая приказы, согласовывая материалы, координируя усилия, но внутри нарастало ощущение неправильности происходящего.

Около полуночи, когда большая часть команды разошлась, я сидел в своем кабинете, просматривая результаты дневной работы. Массированная атака в социальных сетях, разгромные статьи в СМИ, уничижительные комментарии «экспертов» в вечерних телепрограммах – казалось, мы задействовали все возможные ресурсы.

Телефон снова зазвонил. На этот раз номер был незнакомым.

– Кирилл Андреевич? – раздался женский голос, когда я ответил.

– Да, кто это?

– Меня зовут Вера Соколова. Я сестра Алексея.

Я напрягся, не понимая, чего ожидать от этого звонка.

– Чем могу помочь?

– Вы можете прекратить то, что делаете, – ее голос звучал не агрессивно, а скорее устало. – Вы можете остановить эту кампанию лжи против моего брата.

– Послушайте, я не знаю, о чем вы…

– Не надо, – перебила она. – Мы оба знаем, о чем я говорю. Алексей рассказал мне о вашей встрече в ресторане. Он считает, что вы не такой, как Рогов и остальные. Что где-то глубоко внутри у вас еще осталась совесть.

Я молчал, не зная, что ответить.

– Знаете, что самое ироничное? – продолжила она. – Алексей уважает вас. Говорит, вы профессионал высочайшего класса. Только использующий свой талант не на ту сторону.

– Зачем вы мне звоните? – наконец спросил я.

– Чтобы сказать: еще не поздно все изменить. Помогите нам остановить Рогова и его компанию. Помогите спасти жизни людей, которые пострадают от фальшивых лекарств.

– Я ничего не могу сделать, – устало ответил я. – Механизм запущен. Я всего лишь исполнитель.

– Нюрнбергский процесс доказал, что «я просто выполнял приказы» – не оправдание, – тихо сказала она. – Подумайте об этом, Кирилл Андреевич. Спокойной ночи.

Она повесила трубку, а я остался сидеть, глядя в пространство. Слова Веры Соколовой задели что-то глубоко внутри меня, какую-то струну, которая, как я думал, давно оборвалась.

Я вышел из офиса и поехал домой, чувствуя смертельную усталость. Ночной город мелькал за окном такси размытыми огнями, а в голове крутились слова Веры о Нюрнбергском процессе и ответственности исполнителей.

Дома я первым делом проверил новости. Кампания против Соколова продолжала набирать обороты. Социальные сети были переполнены негативными комментариями, мемами, карикатурами. Складывалось впечатление, что вся страна ненавидит этого человека. А ведь еще неделю назад большинство даже не знало, кто такой Алексей Соколов.

Я достал бутылку виски и налил себе полстакана. Впервые за долгое время не было желания принимать кокаин. Хотелось просто выпить и забыться, уйти от навязчивых мыслей о том, что я делаю и кем становлюсь.

Телефон зазвонил снова. На этот раз это был Игорь Павлович.

– Кирилл Андреевич, у нас проблема, – его голос звучал напряженно. – Соколов исчез. Мои люди потеряли его несколько часов назад.

– Как это – исчез? – я не понимал, почему это должно меня беспокоить.

– Он пропал после интервью. Не вернулся домой, не отвечает на звонки. Это может означать, что он готовит публикацию материалов из какого-то безопасного места.

– И что вы хотите от меня? – я начинал раздражаться.

– Если у вас есть какие-то контакты с ним или информация о его возможном местонахождении – сообщите мне немедленно.

– У меня нет никаких контактов с Соколовым, – отрезал я. – И я не имею ни малейшего представления, где он может быть.

– Жаль, – сухо ответил Игорь Павлович. – В любом случае, будьте на связи. Ситуация развивается не по плану.

Я выключил телефон сразу после разговора. Мне нужна была пауза, тишина, возможность подумать без постоянных звонков и сообщений.

Выпив еще виски, я включил телевизор, чтобы отвлечься. Переключая каналы, я наткнулся на ночной выпуск новостей. Ведущая с фальшивой скорбью в голосе сообщала сенсационную новость:

«Журналист Алексей Соколов найден мертвым в своей квартире. По предварительным данным, причиной смерти стало самоубийство. Рядом с телом обнаружена предсмертная записка, в которой Соколов признается в получении денег за заказные статьи и выражает раскаяние. Полиция проводит расследование обстоятельств смерти…»

Я замер, не веря своим ушам. Соколов мертв? Самоубийство? Но Игорь Павлович только что сказал, что Соколов исчез, что его не могут найти…

Телефон, который я только что выключил, вдруг ожил – видимо, экстренный вызов обошел блокировку. Это снова был Игорь Павлович.

– Вы видели новости? – без предисловий спросил он.

– Да, – ответил я, чувствуя, как внутри все холодеет. – Что произошло?

– Официальная версия – самоубийство. Всё, больше никаких вопросов по телефону. Рогов собирает экстренное совещание завтра в 8 утра. Не опаздывайте.

Он повесил трубку, а я остался сидеть с телефоном в руке, пытаясь осознать происходящее. Соколов мертв. Человек, с которым я разговаривал всего пару дней назад, которого мы травили по всем каналам, больше не существует. И обстоятельства его смерти вызывали слишком много вопросов.

«Самоубийство» после массированной кампании дискредитации. «Предсмертная записка» с признанием в том, в чем его обвиняли. Все слишком удобно, слишком аккуратно уложилось в нужную нам версию.

Я вспомнил разговор в кабинете Рогова, слова Игоря Павловича о «радикальных методах». Неужели они действительно…?

Мой телефон снова зазвонил. На этот раз это был Денис.

– Ты видел? – он говорил тихо, почти шепотом.

– Да, – ответил я. – Не могу поверить.

– Ты думаешь, что…? – он не закончил фразу, но я понял, о чем он.

– Не знаю, – честно ответил я. – Но слишком много совпадений.

– Кирилл, мы во что-то влезли, – голос Дениса дрожал. – Что-то очень грязное.

– Знаю, – я потер лицо руками. – Увидимся завтра на совещании.

Я положил трубку и выключил телевизор. В квартире стало тихо – только тиканье часов и отдаленный шум города за окном. Я сидел в темноте, пытаясь осмыслить произошедшее и свою роль в этом.

Мы травили Соколова, разрушали его репутацию, создавали образ продажного журналиста. И вот теперь он мертв, а рядом с телом – записка, подтверждающая все наши обвинения. Слишком удобно. Слишком подозрительно.

И я был частью этого. Не непосредственным исполнителем, но соучастником. Человеком, который создал информационный фон для этой «идеальной» развязки.

Виски больше не приносил облегчения. Я достал заначку кокаина, которую хранил в сейфе, и сделал дорожку. Вдохнул белый порошок, чувствуя, как он обжигает носоглотку. Через минуту пришла знакомая эйфория, но она не смогла заглушить голос совести, который становился все громче.

Я вспомнил Соколова – его открытый взгляд, его прямоту, его бесстрашие. Вспомнил наш разговор в ресторане и его вопрос: «В какой момент ты перешел на другую сторону?»

Телефон зазвонил в третий раз. Я почти не удивился, увидев на экране имя Рогова.

– Видел новости? – спросил он без приветствия.

– Да, – коротко ответил я.

– Отлично. Проблема решена. Теперь нужно правильно подать это в СМИ. Завтра на совещании обсудим детали, но основную линию я хочу обозначить сейчас: Соколов не выдержал разоблачения, осознал, что его карьера разрушена, и выбрал трусливый путь.

Я молчал, не находя слов.

– Кирилл, ты меня слышишь? – раздраженно спросил Рогов.

– Да, – наконец ответил я. – Слышу.

– Завтра в восемь в моем кабинете. И, Кирилл… хорошая работа. Премия тебе обеспечена.

Он отключился, а я бросил телефон на диван, чувствуя приступ тошноты. Меня хвалили за «хорошую работу» – работу, которая, возможно, привела к смерти человека. И мне обещали премию – деньги за чужую жизнь.

Я провел остаток ночи в кокаиновом угаре, пытаясь заглушить мысли и чувства. Одна дорожка сменяла другую, виски лился рекой, музыка грохотала на полную громкость. Но ничто не могло заглушить внутренний голос, который повторял одно и то же: «Ты соучастник. Ты помог им убить его».

К утру пакетик с кокаином опустел, бутылка виски была допита, а я сидел на полу в гостиной, глядя в пространство невидящими глазами. В таком состоянии меня и застал звонок водителя, сообщавшего, что он ждет внизу, чтобы отвезти меня на совещание к Рогову.

Я с трудом поднялся, принял холодный душ, выпил двойной эспрессо и таблетку модафинила, чтобы хоть немного прийти в себя. В зеркале на меня смотрело лицо незнакомца – опухшее, с красными глазами, с выражением загнанного зверя.

Машина доставила меня к офису ровно к восьми. У входа в бизнес-центр уже собирались журналисты – новость о смерти Соколова стала главной темой утренних выпусков. Я прошел мимо них, не отвечая на вопросы, и поднялся на лифте на верхний этаж.

В кабинете Рогова уже собрались ключевые фигуры холдинга – финансовый директор, начальник юридического отдела, Игорь Павлович и мой заместитель Денис. Все сидели с серьезными лицами, но в воздухе чувствовалось странное возбуждение, почти эйфория. Рогов выглядел довольным – как человек, решивший сложную проблему.

– А, Кирилл, проходи, – он указал на свободное кресло. – Мы как раз обсуждаем нашу коммуникационную стратегию в связи с последними событиями.

Я сел, чувствуя на себе взгляды присутствующих. Денис смотрел с тревогой – он видел мое состояние и, похоже, догадывался о моих мыслях.

– Итак, – продолжил Рогов, – ситуация развивается в нашу пользу. Соколов мертв, его репутация разрушена, угроза публикации компрометирующих материалов миновала. Теперь нам нужно закрепить результат и извлечь максимальную выгоду из сложившейся ситуации.

Он говорил о смерти человека как о выгодной бизнес-возможности. Я смотрел на него и не узнавал – неужели я все эти годы работал на такого монстра?

– Кирилл, – Рогов обратился ко мне, – твоя задача – организовать вторую волну публикаций. Теперь уже с акцентом на «трагедию человека, запутавшегося в собственной лжи». Нужно создать образ Соколова как слабого, морально нестабильного человека, который не выдержал разоблачения. Предсмертная записка, – он сделал легкое ударение на этих словах, – дает нам прекрасный материал.

– А полиция? – спросил я. – Они будут расследовать обстоятельства смерти?

Игорь Павлович усмехнулся.

– Не беспокойтесь об этом. Все необходимые формальности будут соблюдены. Официальная версия – самоубийство на фоне депрессии, вызванной профессиональным крахом.

– И никто не усомнится? – я не мог сдержать скептицизма.

– Усомнятся, конечно, – пожал плечами Рогов. – Коллеги, друзья, родственники. Но их голоса утонут в общем хоре, который мы организуем. Кирилл, это твоя задача – создать такой информационный фон, чтобы любые сомнения воспринимались как теория заговора.

Я кивнул, не доверяя своему голосу. Внутри нарастало отвращение – к Рогову, к Игорю Павловичу, к самому себе. Я был частью этой системы, этой машины лжи и манипуляций. И теперь, возможно, соучастником убийства.

Совещание продолжалось еще час. Обсуждались детали коммуникационной стратегии, распределялись задачи, утверждались бюджеты. Я сидел молча, кивая в нужных местах, но мысли мои были далеко.

Когда все начали расходиться, Рогов задержал меня.

– Кирилл, задержись на минуту.

Я остался, чувствуя неприятный холодок. Когда дверь за последним участником совещания закрылась, Рогов внимательно посмотрел на меня.

– Ты какой-то странный сегодня, – сказал он. – Проблемы?

– Нет, – я попытался улыбнуться. – Просто не выспался. Тяжелая ночь.

– Понимаю, – кивнул он. – События развивались стремительно. Но результат того стоил, не так ли?

Я промолчал, не зная, что ответить.

– Послушай, Кирилл, – Рогов наклонился ближе, понизив голос, – я знаю, что ты человек умный и понимаешь, как устроен мир. Иногда приходится принимать жесткие решения. Это бизнес, ничего личного.

– Конечно, – автоматически ответил я.

– Вот и отлично, – он похлопал меня по плечу. – Сегодня вечером в «Консерватории» – небольшой праздник для узкого круга. Успешное завершение операции заслуживает отмечания, не так ли?

– Разумеется, – я поднялся, собираясь уходить.

– И, Кирилл, – Рогов задержал меня, – я ценю твою работу. Ты незаменимый член команды. Никогда об этом не забывай.

Это прозвучало одновременно как комплимент и как угроза. Я кивнул и вышел из кабинета, чувствуя, как дрожат колени.

День прошел как в тумане. Я механически выполнял свою работу – давал указания команде, согласовывал тексты, проводил совещания. Но внутри была пустота, заполненная лишь отвращением к самому себе.

Вечером я поехал в «Консерваторию» – ресторан на крыше отеля «Ритц-Карлтон» с видом на Кремль. Рогов арендовал отдельный зал для «узкого круга» – около двадцати человек из высшего руководства холдинга и особо доверенных подчиненных.

Шампанское лилось рекой, подавали изысканные блюда, играла живая музыка. Со стороны это выглядело как обычная корпоративная вечеринка по случаю успешного завершения проекта. Но я знал истинную причину торжества – смерть человека, угрожавшего благополучию компании.

Я стоял у окна с бокалом шампанского, глядя на ночную Москву, когда ко мне подошел Игорь Павлович.

– Прекрасный вид, не правда ли? – сказал он, указывая на освещенный Кремль.

– Да, впечатляет, – безразлично ответил я.

– Знаете, Кирилл Андреевич, – неожиданно перешел он на серьезный тон, – я хотел бы кое-что прояснить. То, что произошло с Соколовым – необходимая мера безопасности для компании. Иногда приходится принимать сложные решения.

– Вы о чем? – я напрягся, не понимая, к чему он клонит.

– Я о том, что некоторые вещи лучше не обсуждать. Даже с близкими друзьями, – он многозначительно посмотрел в сторону Дениса, который разговаривал с кем-то в другом конце зала. – Люди, которые слишком много знают или догадываются, иногда становятся… проблемой.

Это была недвусмысленная угроза. Игорь Павлович давал понять, что любые разговоры о подозрительных обстоятельствах смерти Соколова могут иметь серьезные последствия.

– Я не понимаю, о чем вы, – сказал я, стараясь сохранять спокойствие. – Но я всегда был командным игроком.

– Вот и отлично, – он слегка улыбнулся. – Наслаждайтесь вечером, Кирилл Андреевич.

Он отошел, а я остался стоять, чувствуя, как холодный пот выступает на спине. Теперь я понимал, что тоже стал заложником ситуации. Я слишком много знал или догадывался, и это делало меня потенциальной угрозой.

Вечеринка продолжалась. Рогов произнес вдохновляющую речь о командной работе и корпоративной лояльности. Все аплодировали, улыбались, пили за успех. Я улыбался вместе со всеми, поднимал бокал, поддерживал разговоры. Но внутри была только пустота и страх.

Около полуночи я незаметно ушел, сославшись на головную боль. Сел в такси и попросил водителя просто покататься по ночному городу. Мне нужно было время подумать, осмыслить произошедшее и решить, что делать дальше.

Москва за окном сверкала огнями, жила своей обычной жизнью. Миллионы людей спали, работали, любили, страдали, не подозревая о той грязной игре, в которой я принимал участие. О человеке, которого, возможно, убили, чтобы заставить замолчать. О моей роли в этом.

Я попросил водителя остановиться у круглосуточной аптеки, купил снотворное и поехал домой. Мне нужно было забыться хотя бы на несколько часов, не думать, не чувствовать.

Дома я принял две таблетки, выпил виски и лег в постель. Но сон не приходил. Перед глазами стояло лицо Соколова, его прямой, открытый взгляд. В ушах звучали его слова: «В какой момент ты перешел на другую сторону?»

И я не мог найти ответа на этот вопрос. В какой момент я из идеалиста-журналиста превратился в циничного манипулятора? Когда потерял себя? И есть ли путь назад?

С этими мыслями я наконец провалился в тяжелый, беспокойный сон. Мне снился Соколов – он стоял напротив меня и молча смотрел, не обвиняя, но с какой-то бесконечной грустью. И я не мог выдержать этого взгляда.

ЧАСТЬ II: ДИАГНОЗ

Глава 6: Холодное пробуждение

Я пришел в себя от настойчивого звонка в дверь. Голова раскалывалась, во рту пересохло, тело ломило, будто по нему проехал грузовик. Я с трудом сфокусировал взгляд на часах – 14:28. Четверг. Но какого числа? Какого месяца?

Звонок не прекращался. Кто бы это ни был, он явно не собирался уходить. Я с трудом поднялся с постели и, пошатываясь, побрел к двери. Открыв её, я увидел Дениса – бледного, с кругами под глазами, с выражением тревоги на лице.

– Слава богу, ты жив, – выдохнул он, проходя в квартиру. – Я уже начал думать, что…

Он не закончил фразу, но я понял. После смерти Соколова мысли о «несчастных случаях» и «самоубийствах» возникали сами собой.

– Сколько времени прошло? – хрипло спросил я, наливая воду из кувшина.

Денис удивленно посмотрел на меня.

– Ты не помнишь? Три дня, Кирилл. Ты пропал на три дня. Не отвечал на звонки, не появлялся на работе. Рогов в бешенстве. Все ищут тебя.

Три дня? Я попытался вспомнить, что произошло после корпоратива в «Консерватории». Смутные образы всплывали в памяти – я дома, пью виски, принимаю снотворное, просыпаюсь, снова пью, снова принимаю таблетки… Потом – провал.

– Я, кажется, сорвался, – пробормотал я, осматривая квартиру.

Повсюду были следы трехдневного загула – пустые бутылки, грязные стаканы, разбросанная одежда, остатки еды из доставки. На журнальном столике – пустой пакетик из-под кокаина и свернутая в трубочку купюра. Классический натюрморт саморазрушения.

– Ты не отвечал на звонки, – продолжал Денис. – Я приезжал вчера, но ты не открыл. Рогов сначала злился, потом начал беспокоиться. Сегодня утром он даже намекнул, что возможно… – он замялся. – В общем, он подумал, что ты мог что-то выкинуть.

– Покончить с собой, как Соколов? – я горько усмехнулся. – Не дождутся.

– Кирилл, – Денис пристально посмотрел на меня, – что с тобой происходит? Я никогда не видел тебя в таком состоянии.

Я тяжело опустился на диван, чувствуя, как вся энергия вытекает из тела.

– Я не знаю, Денис. Просто… все это. Соколов. То, что мы сделали. То, во что превратилась моя жизнь. Иногда мне кажется, что я смотрю на себя со стороны и не узнаю человека, которым стал.

Денис сел рядом со мной.

– Послушай, мы все в одной лодке. Да, то, что случилось с Соколовым – ужасно. Но мы не имеем к этому прямого отношения. Мы просто делали свою работу.

– «Просто выполняли приказы»? – я вспомнил слова Веры Соколовой о Нюрнбергском процессе.

– Не передергивай, – поморщился Денис. – Это совсем другое. Мы не убивали его. Мы даже не знаем наверняка, что это не было самоубийство.

Я промолчал. Возможно, Денис прав, и Соколов действительно покончил с собой, не выдержав травли. Но легче от этого не становилось.

– В любом случае, тебе нужно привести себя в порядок и появиться в офисе, – продолжил Денис. – Рогов хочет тебя видеть. И еще… он настаивает, чтобы ты встретился с доктором Левиным.

– Кто это?

– Психотерапевт. Работает с топ-менеджментом холдинга. Рогов считает, что тебе нужна профессиональная помощь.

Я усмехнулся.

– Корпоративный психотерапевт? Серьезно? Чтобы он доложил Рогову о моем ментальном состоянии?

– Он связан соглашением о конфиденциальности, – пожал плечами Денис. – И, честно говоря, Кирилл, глядя на тебя сейчас, я думаю, что помощь специалиста не помешает.

Он был прав. Я выглядел как человек, который находится на грани нервного срыва. И чувствовал себя соответственно.

– Ладно, – сдался я. – Дай мне час, чтобы привести себя в порядок.

Денис кивнул с облегчением.

– Я подожду. И, Кирилл… все наладится. Правда.

Я не ответил. Не хотелось говорить, что я больше не верю в это.

Душ, бритье, свежая одежда – внешне я снова стал похож на успешного PR-директора. Но внутри была пустота, заполненная тревогой и отвращением к самому себе. Я принял двойную дозу модафинила и таблетку от головной боли, чтобы хоть как-то функционировать.

По дороге в офис Денис рассказал, что произошло за три дня моего отсутствия. Смерть Соколова стала главной темой новостей. Официальная версия – самоубийство на фоне депрессии, вызванной профессиональным крахом. Предсмертная записка с признаниями публиковалась во всех СМИ. Похороны прошли вчера – скромная церемония с минимумом участников.

– А что с его расследованием? Материалы о коррупции в «Меркурий Групп»?

– Ничего, – ответил Денис. – Никаких публикаций. Видимо, он блефовал, или документы были только у него.

Это звучало слишком удобно. Соколов мертв, его репутация разрушена, компрометирующие материалы не опубликованы. Идеальное разрешение ситуации для Рогова и компании.

Офис встретил меня тишиной. Коллеги странно поглядывали, но никто не задавал вопросов. Все уже знали, что я «был болен» – стандартное объяснение для подобных пропаданий в корпоративном мире.

Алина, моя секретарь, выглядела обеспокоенной.

– Кирилл Андреевич, вы в порядке? – осторожно спросила она. – Мы все переживали.

– Все хорошо, спасибо, – я выдавил улыбку. – Просто подхватил грипп.

Она кивнула, делая вид, что поверила.

– Виктор Сергеевич просил вас зайти, как только появитесь. И у вас назначена встреча с доктором Левиным в три часа.