VIP-зона

– Чувствую себя как на маскараде, – пробормотал Денис, одергивая свитер. – Сколько эта шмотка стоит? Боюсь пошевелиться, чтоб не порвать.

– Не бери в голову, – Максим жестом пригласил его за стол. – Это старые вещи, я их уже не ношу.

Денис недоверчиво хмыкнул, но сел за стол и уставился на тарелку с пастой.

– Это что, осьминоги? – спросил он с опаской.

– Кальмары и креветки, – пояснил Максим. – Попробуй, тебе понравится.

Денис осторожно попробовал и удивленно поднял брови:

– Вкусно! Но я все равно не понимаю, как ты все эти щупальца ешь. Я бы предпочел нормальный кусок мяса.

– Завтра будет мясо, – пообещал Максим. – Расскажи лучше, как ты? Как дела в Торжке?

Денис пожал плечами:

– Да как… Нормально. Работаю в автосервисе, руки по локоть в мазуте. Зарплата – ну, ты понимаешь, не московская. Хватает на еду, выпивку и иногда девчонку в кафе сводить. Вот, решил к тебе вырваться, на большой мир посмотреть.

– Ты говорил, у тебя какие-то дела в Москве? – напомнил Максим.

Денис помялся, отводя глаза:

– Да как сказать… В общем, хотел работу поискать. В Торжке все совсем плохо стало – завод закрыли, половина мужиков без дела сидит. Сервис наш тоже еле дышит, зарплату задерживают. А у меня еще кредит на машину.

Максим нахмурился:

– Почему ты сразу не сказал? Я бы помог.

– Не хотел в нахлебники записываться, – Денис упрямо поджал губы. – Я же не денег просить приехал. Просто… может, знаешь кого-то, кто автомеханика хорошего ищет? Я свое дело знаю, Макс. Любую машину на ноги поставлю.

Максим задумался. Конечно, с его связями найти работу для Дениса было бы несложно. Но почему-то мысль о том, чтобы представить Дениса людям из своего нового окружения, вызывала странный дискомфорт.

– Знаешь что, – наконец сказал он, – у меня в "Истоке" как раз нужен человек для обслуживания оборудования. Холодильники, плиты, вентиляция – всё это постоянно требует ухода. Работа не пыльная, зарплата достойная. Что скажешь?

Лицо Дениса просветлело:

– Серьезно? Ты бы меня взял? Слушай, я не знаю, разбираюсь ли я во всей этой ресторанной технике…

– Разберешься, – уверенно сказал Максим. – Если ты с двигателем "Майбаха" справился, то с посудомоечной машиной точно проблем не будет. Завтра поедем в ресторан, я тебя со всеми познакомлю.

– Спасибо, друг, – Денис протянул руку через стол и крепко сжал плечо Максима. – Я знал, что ты не забыл, откуда мы оба родом.

Максим улыбнулся, но внутри что-то неприятно кольнуло. Не забыл ли? Иногда ему казалось, что он делает всё возможное, чтобы забыть и никогда не вспоминать.

– Может, объяснишь мне, что это за хрень? – Денис держал в руках замысловатое приспособление из нержавеющей стали. – Я три дня пытаюсь понять, для чего эта штука нужна.

Они сидели на кухне "Истока" после закрытия. Прошла неделя с приезда Дениса, и он, к удивлению Максима, действительно оказался полезен в ресторане. Оборудование в его руках словно оживало, а поломки, с которыми не могли справиться специалисты из сервисных служб, он устранял буквально на ходу.

Максим взглянул на металлическое устройство и рассмеялся:

– Это вакуумный инфузер. Используется для быстрого маринования продуктов под давлением.

– А по-русски? – Денис повертел прибор в руках.

– Ну, это как если бы ты мясо не сутки мариновал, а за пятнадцать минут получал тот же эффект.

– А, типа скороварка для маринада? – Денис кивнул. – Так бы сразу и сказал. А то "инфузер", блин. Заумничали вы тут все.

Максим хмыкнул и отпил из бокала красное вино. Они с Денисом часто оставались в ресторане после закрытия – сидели на кухне, пили вино из погреба "Истока" и разговаривали. В такие моменты Максиму казалось, что время поворачивает вспять – они снова были просто Максом и Деном, двумя пацанами из детдома, которым не нужно было притворяться кем-то другим.

– Знаешь, – задумчиво сказал Денис, – я ведь помню, как ты впервые сказал, что хочешь стать поваром. Нам было по четырнадцать, и нас отправили помогать на кухню в столовой. Помнишь Клавдию Петровну?

– Еще бы, – Максим улыбнулся. – Толстая тетка с усами, которая орала как сержант в армии.

– Во-во. Так вот, мы чистили картошку, и ты сказал: "Ден, я когда-нибудь открою свой ресторан. Не такую забегаловку, а настоящий ресторан, где будут подавать самую вкусную еду в мире." А я еще ржал и говорил, что ты дурак, и что нам, детдомовским, на такое рассчитывать нечего.

– А я тебе ответил…

– "Мы сами решаем, кем нам быть," – закончил за него Денис. – И вот ты здесь. Сделал всё, как хотел. Я, блин, горжусь тобой, Макс. Серьезно.

Максим отвел взгляд, чувствуя странную смесь гордости и стыда. Да, он добился многого. Но какой ценой? И остался ли он тем парнем, который когда-то мечтал просто готовить самую вкусную еду в мире?

– А помнишь, как мы мечтали сбежать из детдома? – продолжил Денис, разливая остатки вина по бокалам. – Составляли планы, рисовали карты. Ты всё хотел добраться до Москвы, а я предлагал рвануть на юг, к морю.

– Да, – Максим улыбнулся воспоминаниям. – А потом ты украл деньги у Михалыча, и нас чуть не выпороли.

– Эй, я не крал! – возмутился Денис. – Я просто… одолжил. И вообще, он сам виноват – нечего было пьяным засыпать с кошельком в кармане.

Они рассмеялись, и на мгновение Максиму показалось, что всё его нынешнее окружение – Барский, Анжела, высокопоставленные чиновники и бизнесмены – исчезло, растворилось, оставив только эту простую, настоящую дружбу.

– Слушай, Макс, – вдруг серьезно сказал Денис, – а эти твои новые друзья… они знают, откуда ты?

Максим напрягся:

– В смысле?

– Ну, что ты из детдома. Что у тебя нет ни папы-банкира, ни мамы-профессора. Что ты, по сути, такой же, как я – пацан из ниоткуда.

– Некоторые знают, – уклончиво ответил Максим. – Но это не та тема, которую я обсуждаю за ужином.

Денис внимательно посмотрел на него:

– Ты стыдишься?

– Что? Нет, конечно! – слишком быстро ответил Максим.

– Да ладно, Макс, я же вижу. Ты меня своим новым друзьям не показываешь. За неделю, что я здесь, ты трижды уходил на какие-то деловые ужины и закрытые вечеринки. И ни разу не предложил пойти с тобой.

– Ты бы там скучал, Ден. Это просто бизнес.

– Правда? – Денис смотрел на него с неожиданной проницательностью. – А может, тебе просто стыдно показать своим новым крутым друзьям детдомовского пацана, который работает автомехаником? Может, ты боишься, что они поймут, кто ты на самом деле?

Максим почувствовал, как внутри поднимается волна раздражения. Денис всегда умел попадать в больное место.

– Ты несешь чушь, – сказал он холоднее, чем намеревался. – Я просто не хотел тебя утомлять бесконечными разговорами о бизнесе и инвестициях.

– Ага, конечно, – Денис хмыкнул. – Знаешь, что я думаю? Ты создал себе новую личность, Макс. Сменил кожу, как змея. И теперь боишься, что кто-то увидит настоящего тебя под этой шкурой успешного бизнесмена.

– Хватит, – Максим резко встал. – Ты пьян, и несешь чушь.

– Может и пьян, – Денис тоже поднялся, – но я, по крайней мере, знаю, кто я такой. А ты, похоже, уже забыл.

Они стояли друг напротив друга – два человека, выросшие из одной почвы, но пошедшие разными путями. Денис – в потертых джинсах и футболке с логотипом рок-группы, простой парень, который никогда не пытался быть кем-то другим. И Максим – в дизайнерском костюме, с дорогими часами на запястье, человек, который каждый день играл роль, пока эта роль не стала его сутью.

– Знаешь что, – Максим глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, – давай не будем ссориться. Ты мой друг, Ден. Единственный настоящий друг. И мне не стыдно ни за свое прошлое, ни за тебя. Просто… мир, в котором я сейчас вращаюсь, он сложный. Там свои правила, свои коды. И не всем там место.

– Даже тебе, – тихо сказал Денис. – Ты же и сам это чувствуешь, да? Что не принадлежишь им по-настоящему? Что всегда будешь для них чужаком, как бы ни старался соответствовать?

Максим не ответил, но внутри что-то болезненно сжалось. Денис попал в точку, как всегда. Несмотря на все его усилия, несмотря на признание Барского и его круга, глубоко внутри Максим всегда чувствовал себя самозванцем в мире элиты. Человеком, который в любой момент может быть разоблачен и изгнан обратно туда, откуда пришел.

– Пойдем домой, – наконец сказал он. – Завтра тяжелый день.

Денис кивнул, и они молча вышли из ресторана. На улице было прохладно, и Максим поднял воротник пальто. Они шли по ночной Москве – два человека, связанные общим прошлым, но разделенные настоящим.

– Я скоро уеду, Макс, – вдруг сказал Денис. – Вернусь в Торжок.

– Почему? – Максим остановился. – Тебе же нравится работа в ресторане. И платят хорошо.

– Нравится, – согласился Денис. – Но я не могу оставаться здесь и смотреть, как ты превращаешься в кого-то другого. В кого-то, кого я не знаю.

– Я не изменился, Ден.

– Изменился, – Денис грустно улыбнулся. – И дело даже не в дорогих костюмах или часах. Дело в том, как ты говоришь, как смотришь на людей, как оцениваешь всё вокруг. Ты стал… холоднее. Расчетливее. Словно постоянно что-то взвешиваешь и просчитываешь.

Максим хотел возразить, но слова застряли в горле. Потому что Денис был прав. Он действительно изменился. И эти изменения начались задолго до знакомства с Барским – с первого дня в Москве, с первого ресторана, где он работал посудомойщиком, с первого унижения от шеф-повара, обозвавшего его деревенщиной.

Он поклялся себе тогда, что никогда больше не будет чувствовать себя ниже других. Что добьется успеха любой ценой. Что станет тем, кем хочет быть, даже если для этого придется стать кем-то другим.

– Останься еще на неделю, – попросил Максим. – Завтра у меня важная встреча, но потом мы могли бы… не знаю, съездить куда-нибудь вместе. Как в старые времена.

Денис пристально посмотрел на него:

– Дело не в том, чтобы проводить вместе время, Макс. Дело в том, чтобы быть честным с собой. Ты помнишь, что Мария Ивановна говорила нам перед выпуском?

– "Не позволяйте миру изменить вашу суть," – тихо процитировал Максим.

– Вот именно, – Денис положил руку ему на плечо. – Подумай об этом, ладно?

Они продолжили путь в молчании. Максим чувствовал себя странно – словно призрак его прошлого шел рядом, напоминая о том, кем он был когда-то. И о выборе, который делал каждый день, становясь тем, кем был сейчас.

Звонок от Барского застал Максима врасплох. Был поздний вечер, и они с Денисом сидели в гостиной, смотрели старый фильм и пили пиво – впервые за всю неделю просто отдыхая, как обычные друзья.

– Да, Артём Викторович, – Максим вышел на балкон, чтобы говорить приватно. – Слушаю вас.

– Максим, мне нужно, чтобы ты завтра присутствовал на встрече с инвесторами, – голос Барского звучал напряженно. – Это по проекту ресторанной сети. Очень важные люди, из самых верхов. Нужно произвести правильное впечатление.

Максим поморщился. Он обещал Денису завтра свободный день.

– А можно перенести? У меня завтра личные планы…

– Нет, – резко ответил Барский. – Эти люди не переносят встречи. Они делают одолжение уже тем, что согласились нас принять. Завтра в двенадцать, в "Империи". Оденься соответственно.

И он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Максим стоял на балконе, глядя на ночную Москву, и чувствовал себя пешкой в чужой игре. Барский всё чаще давал понять, что их отношения – это не партнерство равных, а патронаж босса над подчиненным.

Он вернулся в гостиную, где Денис увлеченно смотрел боевик.

– Слушай, Ден, мне очень жаль, но завтра придется поработать. Важная встреча, никак нельзя пропустить.

Денис даже не повернулся к нему:

– Я так и думал.

– Правда, мне очень жаль, – Максим сел рядом. – Это правда важно. От этой встречи зависит будущее "Красного".

– Конечно, – Денис пожал плечами. – Бизнес прежде всего, я понимаю.

В его голосе не было обиды – только усталая обреченность, от которой Максиму стало еще хуже.

– Знаешь что, – вдруг решился он, – поехали со мной. Познакомлю тебя с Барским и остальными. Тебе будет интересно.

Денис наконец повернулся к нему, и в его глазах Максим увидел удивление:

– Серьезно? Ты хочешь взять меня на деловую встречу? Меня, в этих, – он указал на свои старые джинсы и футболку.

– Мы купим тебе костюм, – решительно сказал Максим. – Утром поедем в магазин, выберем что-нибудь подходящее. Ты мой друг, Ден. И я хочу, чтобы ты был частью моей жизни. Всей жизни, а не только… – он запнулся.

– Не только той части, которую ты не стыдишься показывать другим? – закончил за него Денис.

– Я никогда тебя не стыдился, – твердо сказал Максим. – И завтра докажу это. Поехали со мной.

Денис долго смотрел на него, словно пытаясь понять, серьезно ли он говорит. Потом медленно кивнул:

– Хорошо. Поеду. Но учти – я не буду притворяться кем-то, кем не являюсь. Не для тебя, не для твоего Барского, ни для кого.

– Я и не прошу тебя притворяться, – Максим улыбнулся. – Просто будь собой. Это всё, что нужно.

Но внутренний голос уже шептал ему, что он совершает ошибку. Что миры, в которых они с Денисом существовали сейчас, слишком разные, чтобы их можно было соединить. Что Барский и его окружение увидят в Денисе лишь напоминание о прошлом, которое Максим так старательно пытался оставить позади.

И всё же, впервые за долгое время, Максим чувствовал странное облегчение. Словно решение привести Дениса на встречу было первым шагом к примирению с самим собой. К признанию того, что как бы далеко он ни ушел от своих корней, они всё равно оставались частью его.

Старые призраки не исчезают просто так. Иногда с ними нужно научиться жить в мире.

ЧАСТЬ II: РАЗВИТИЕ ДЕЙСТВИЯ

Глава 6: "Первая трещина"

– Лот номер двадцать три: уик-энд на частной вилле в Сен-Тропе, включая перелет на личном самолете и ужин с известной кинозвездой. Начальная цена – пятьдесят тысяч евро!

Аукционист – элегантный мужчина в безупречном смокинге – обвел взглядом зал, где собрался цвет московской элиты. Благотворительный аукцион в поддержку детей с онкологическими заболеваниями проходил в роскошном зале "Ритц-Карлтона", украшенном с имперской пышностью: хрустальные люстры, золоченые детали, живые цветы, расставленные так, чтобы создать видимость непринужденной роскоши.

Максим сидел за столиком Барского, потягивая шампанское и наблюдая за происходящим со смесью интереса и легкого цинизма. После инцидента с Денисом прошло две недели. Дениса на встречу с инвесторами он так и не привел – в последний момент Барский позвонил и сказал, что формат изменился, и присутствовать будут только ключевые фигуры проекта. Денис сделал вид, что не расстроился, но через три дня все-таки уехал обратно в Торжок, оставив Максиму короткую записку: "Спасибо за всё. Не забывай, кто ты есть на самом деле."

Эти слова теперь преследовали Максима, всплывая в памяти в самые неожиданные моменты. Вот и сейчас, сидя среди богатейших людей Москвы, которые соревновались в щедрости, выкладывая сотни тысяч евро за символические лоты, он думал о том, кто он на самом деле. И сам не знал ответа.

– Шестьдесят тысяч! – выкрикнул кто-то из зала.

– У нас шестьдесят тысяч евро, – подхватил аукционист. – Кто даст шестьдесят пять?

– Семьдесят! – раздался голос с другого конца зала.

– Восемьдесят, – спокойно сказал Барский, даже не поднимая руки. Просто произнес цифру, и аукционист мгновенно ее зафиксировал.

– У нас восемьдесят тысяч евро от господина Барского! Кто больше?

Зал притих. Никто не решался перебивать ставку Барского – то ли из уважения к его статусу, то ли из страха перед его влиянием.

– Восемьдесят тысяч – раз, восемьдесят тысяч – два, восемьдесят тысяч – три! Продано господину Барскому!

Раздались аплодисменты. Барский едва заметно кивнул, принимая поздравления. Рядом с ним Анжела картинно захлопала в ладоши, восхищенно глядя на своего покровителя.

– Впечатляющая щедрость, – заметил Максим.

– Это не щедрость, а инвестиция, – тихо ответил Барский. – На той вилле будет отдыхать министр финансов. А мне как раз нужно обсудить с ним некоторые налоговые аспекты нашего проекта.

Максим кивнул, пытаясь не показать, как его покоробило от этой откровенности. Всё, даже благотворительность, было для Барского лишь инструментом для достижения его целей.

– Лот номер двадцать четыре, – объявил аукционист. – Эксклюзивный ужин в трехзвездочном мишленовском ресторане в Париже с перелетом первым классом. Начальная цена – тридцать тысяч евро!

– Сорок тысяч, – лениво сказал Барский.

– У нас сорок тысяч евро! Кто больше?

– Сорок пять, – раздался женский голос с другой стороны зала.

Максим повернулся и увидел молодую женщину, сидевшую за столиком в дальнем углу. Она не выглядела так, как большинство женщин в зале – никаких ультра-коротких платьев, вызывающих декольте или избыточных украшений. Простое темно-синее платье средней длины, минимум макияжа, волосы, собранные в элегантный пучок. Но было в ней что-то, что мгновенно привлекало внимание – какая-то внутренняя сила и уверенность в себе.

– Пятьдесят, – сказал Барский, даже не взглянув в ее сторону.

– Шестьдесят, – тут же отозвалась женщина, и в ее голосе Максиму послышался вызов.

Барский наконец повернулся, чтобы увидеть, кто осмелился с ним соперничать. На его лице мелькнуло удивление, а затем он усмехнулся и покачал головой:

– Семьдесят тысяч.

– Восемьдесят, – женщина даже не колебалась.

В зале воцарилась напряженная тишина. Все присутствующие понимали, что стали свидетелями необычного противостояния – кто-то осмелился бросить вызов самому Барскому.

– Девяносто, – Барский уже не выглядел расслабленным. В его голосе появились стальные нотки.

– Сто тысяч, – женщина произнесла эту сумму так спокойно, словно речь шла о стоимости чашки кофе.

Барский на мгновение замер, затем рассмеялся и поднял руки в шутливом жесте капитуляции:

– Уступаю даме. Она явно хочет этот ужин больше, чем я.

– Сто тысяч евро – раз, сто тысяч евро – два, сто тысяч евро – три! Продано! – аукционист указал на женщину. – Поздравляем, госпожа Воронцова!

Максим запомнил это имя – Воронцова. Он продолжал разглядывать женщину, пока Барский не заметил его интерес.

– Любопытный экземпляр, не правда ли? – усмехнулся олигарх. – Софья Воронцова. Из тех самых Воронцовых – старая московская интеллигенция, корни чуть ли не до революции. Отец – профессор в МГУ, мать из дипломатической семьи. Сама работает куратором в музее современного искусства.

– Она позволила себе перебить вашу ставку, – заметил Максим. – Не многие на это решаются.

– Воронцовы всегда славились своей… независимостью, – в голосе Барского прозвучала смесь раздражения и невольного уважения. – Им наплевать на статусы и иерархии нашего мира. Думают, что их интеллект и происхождение ставит их выше всего этого.

– А разве нет? – спросил Максим, сам удивляясь своей смелости.

Барский внимательно посмотрел на него:

– Сила и деньги – вот что правит миром, Максим. Всё остальное – красивые сказки для утешения неудачников.

Аукцион продолжался, но Максим то и дело бросал взгляды в сторону Софьи Воронцовой. Было в ней что-то необычное – какая-то естественность, резко контрастирующая с нарочитым блеском окружающих. Словно она находилась здесь, но не принадлежала этому миру.

Когда официальная часть закончилась, гости разбрелись по залу, образуя группы по интересам. Барский сразу же оказался в окружении чиновников и бизнесменов, жаждущих минуты его внимания. Анжела отделилась от их столика и направилась к группе светских львиц, обсуждавших что-то с живым интересом.

Максим, оставшись один, решил прогуляться. Он взял бокал шампанского у проходящего официанта и направился в сторону балкона, надеясь немного отдохнуть от шума и суеты. И там, на балконе, выходящем на ночную Москву, он увидел ее – Софью Воронцову, стоящую в одиночестве с бокалом в руке и задумчиво смотрящую на город.

Сам не зная почему, Максим подошел к ней:

– Впечатляющая победа в аукционе.

Она обернулась и посмотрела на него без тени смущения или кокетства – просто внимательный, оценивающий взгляд.

– Не уверена, что это можно назвать победой, – ее голос был глубоким, с легкой хрипотцой. – Скорее, демонстрацией абсурдности происходящего.

– В каком смысле? – Максим был заинтригован.

– В прямом, – она пожала плечами. – Посмотрите вокруг. Все эти люди выкладывают сотни тысяч евро за символические лоты, делая вид, что их волнует судьба больных детей. А на самом деле им просто нужно продемонстрировать свой статус и завязать полезные знакомства. Благотворительность как инструмент нетворкинга – разве это не абсурдно?

Максим замер, удивленный такой прямотой. В мире, где он теперь вращался, не принято было называть вещи своими именами.

– Но разве важен мотив, если результат благой? – спросил он. – В конце концов, дети получат деньги на лечение.

– А вы умеете находить оправдания, – она слегка улыбнулась, и эта улыбка преобразила ее лицо, сделав его неожиданно юным и открытым. – Но да, вы правы. Результат имеет значение. Хотя… – она сделала паузу, – мне всегда казалось, что истинная благотворительность – это когда даешь не то, что тебе не нужно, а то, что тебе дорого. Когда по-настоящему жертвуешь, а не покупаешь себе индульгенцию.

– Вы так говорите, словно не одобряете подобные мероприятия, – заметил Максим. – И всё же вы здесь, и только что потратили сто тысяч евро на ужин в Париже.

– Я здесь, потому что моя мать входит в попечительский совет фонда, – пояснила Софья. – А деньги… ну, скажем так, я хотела проверить, насколько далеко готов зайти господин Барский, чтобы не потерять лицо.

– Вы специально перебивали его ставки? – Максим был поражен.

– Конечно, – она даже не пыталась скрыть этого. – И, признаться, немного разочарована, что он так быстро сдался. Я была готова дойти до двухсот тысяч.

Максим не выдержал и рассмеялся:

– Вы понимаете, что только что нажили себе могущественного врага?

– Не думаю, что Артём Барский обратит внимание на такую мелочь, – она отмахнулась. – К тому же, у наших семей давняя… скажем так, история взаимного игнорирования. Мой отец считает таких, как Барский, временным явлением в истории России. А Барский, насколько я знаю, считает таких, как мой отец, пережитком прошлого.

– И кто из них прав? – спросил Максим, с интересом глядя на эту необычную женщину.

– История рассудит, – она пожала плечами. – А пока мы все играем свои роли в этом странном спектакле. Кстати, я не представилась. Софья Воронцова.

– Максим Краснов, – он протянул руку.

– Знаю, – она пожала его руку. – Читала о вас статью в "Эксклюзиве". Впечатляющая история успеха.

В ее голосе не было ни сарказма, ни подобострастия – только констатация факта. И всё же Максиму показалось, что за этими словами скрывалось нечто большее, словно она видела в этой статье то, чего не замечали другие.

– Статья немного… приукрасила реальность, – неожиданно для себя признался он.

– Они всегда так делают, – Софья кивнула. – Настоящая жизнь слишком сложна и неоднозначна для глянцевых журналов. Им нужны простые истории с четким посланием.

– А какое послание вы увидели в статье обо мне? – спросил Максим.

– "Российская мечта существует," – она чуть прищурилась. – "Если вы талантливы и трудолюбивы, то добьетесь успеха, независимо от стартовых условий." Очень удобный нарратив для тех, кто наверху – он снимает с них ответственность за системные проблемы. Ведь если кто-то не добился успеха, значит, он просто недостаточно старался, верно?

Максим почувствовал легкое раздражение:

– Вы так говорите, словно мой успех – это какая-то… пропаганда.

– Нет, – она покачала головой. – Ваш успех настоящий, и он результат вашего таланта и труда. Я не сомневаюсь в этом. Но то, как этот успех используется и преподносится – это уже другой вопрос.

Она отвернулась и снова посмотрела на ночную Москву:

– Красивый город, правда? Особенно отсюда, с высоты, когда не видно всей грязи и несправедливости внизу.

Максим не знал, что ответить. Слова Софьи задели что-то глубоко внутри него – те мысли и сомнения, которые он старательно подавлял последние месяцы. Да, его историю использовали как пример "российской мечты". Да, ему приходилось говорить вещи, в которые он не до конца верил. Но разве это не было частью игры? Разве не так устроен мир?

– Вы всегда так прямолинейны со всеми? – наконец спросил он.