Кинжал для дона

Подчинение. Не слабость, а странная, извращенная сила. Отдать себя. Разрушить себя. Позволить ему лепить из твоей глины что угодно – статую или уродину. И знать, что в его руках ты становишься тем, кем должна быть. Исчезала Беатрис, оставалась только Трис – его Трис. И в этом уничтожении была горькая, пьянящая свобода.

– ПОВТОРИ!

Терпение Данте таяло так же быстро, как я в его руках. Его пальцы захватывали волосы и дергали вниз, задирая мою голову почти до предела. В тот же момент подставленная шея оказывалась под атакой твердых губ, то ли целующих, то ли кусающих, то ли оставляющих новые метки. И каждое их касание вкупе с непрекращающимися выпадами вперед вызывало очередной стон, слетающий с губ моих.

– Твоя! – почти кричала, когда где-то внутри Данте задевал особенно чувствительную точку. Узел внизу живота стянулся настолько, что грозился взорваться с минуты на минуту. Это почти больно, но слишком сладко, чтобы отказаться. – Всегда… твоя…

Это сломленное признание, вырванное на самой грани сознания, казалось, сорвало с Данте последние оковы контроля. Его движения потеряли остатки сдерживающей ярости, обнажив голую, первобытную потребность, жгучую и всепоглощающую. В тот миг не осталось ни Дона, ни его палача. Были только мужчина и женщина, слившиеся в отчаянном единоборстве, где не могло быть победителя – лишь взаимное уничтожение.

Губы Орсини вновь нашли мои в немом, удушающем поцелуе, воруя мое дыхание вместе со стонами. Его дыхание стало моим. Руки, крепкие и неумолимые, скользили по моей спине, прижимая так близко, что я чувствовала каждый толчок его сердца, каждый перекатывающийся мускул под кожей.

Я цеплялась за него – мой маяк и якорь, впиваясь пальцами в напряженные мышцы плеч, в сбившиеся от пота темные волосы на затылке. Вселенная сжалась до размеров этой кровати, до липкого жара его кожи, до гула в ушах и нарастающего, нестерпимого давления в самой глубине, грозившего разорвать меня на части.

Но разрывал меня на части в итоге он – Данте. Как ракета, разносящая на осколки целую скалу. Как метеорит, уничтожающий целую планету. Как ураган, вырывающий с корнем все, что когда-то казалось прочным. Я распалась. Не на осколки – на атомы. На пыль. На ничто, в котором осталось только одно – его имя, выжженное в каждом кванте моего существа.

Данте пережидал мой взрыв, прижавшись губами к моему плечу. Нерушимый, как целая адамантиевая глыба. Единственный утес, способный выдержать этот шторм – мой шторм.

– Моя, – то ли шептал он, то ли выжигали его губы на моем теле, давая прийти в себя. Но вряд ли это вообще возможно в ближайшем будущем.

И все же в этом – его забота. Даже в такие моменты. Даже в таком состоянии. Когда он зверь, когда он Дон – роль не важна. Данте – олицетворение заботы. Странной, жестокой, в чем-то приказной, но заботы. Обо мне. Он – единственный, кто делал это для меня.

Его тяжелое дыхание постепенно выравнивалось, горячее и влажное у моей кожи. Он все еще был во мне, и это последнее, что удерживало меня от полного распада. Как будто только эта физическая связь не давала моим атомам разлететься в небытие.

– Дыши, – голос Данте был низким и хриплым. Никакой больше ярости – его демоны получили, что хотели – мое признание – и улеглись на дне, довольные и сытые. – Просто дыши, Трис.

Я попыталась сделать вдох, и он получился сдавленным, прерывистым. Слезы выступили на глазах – не от боли, а от переполнявшего меня чувства. От этой странной, извращенной заботы, которая разрывала на куски похлеще оргазма.

Данте медленно, почти нежно, провел рукой по моим волосам, откидывая мокрые пряди с лица.

– Я здесь, – прошептал он, и в этих словах была вся наша обреченная правда. – Всегда здесь.

Я кивнула, не в силах говорить. Потому что это было единственное, что имело значение. Не его власть, не его приказы, не даже эта всепоглощающая страсть. А вот это – тихое «я здесь», звучащее в тишине после бури.

Все изменилось. Страсть никуда не делась, она трансформировалась. И следующий толчок Данте делал уже не с целью подчинить, а в попытке доставить удовольствие – хотя для меня это одно и то же. Любое его движение – удовольствие. Чистое, незамутненное, яркое, как пролетающая комета. Только не такое быстротечное.

Каждая секунда откладывалась в моей памяти, заботливо уложенная в темный ящик, запрятанный в самый дальний угол. Это только мое сокровище – самое ценное, что было в моей жизни.

Руки Данте скользили по моей коже уже не как оковы, а как проводники. Каждое движение было выверенным, точным, направленным не на завоевание, а на отдачу. Он знал мое тело лучше, чем я сама – каждую точку, каждый изгиб, каждое место, от прикосновения к которому мир переворачивался с ног на голову.

Когда следующая волна накрыла меня, это было не сокрушительным цунами, а бесконечным набором высоты. Я не разбивалась о скалы – я парила, и Данте парил со мной, разделяя момент на двоих.

Он не торопил финал, растягивая его, заставляя каждый нерв в моем теле петь от перегрузки. И когда наконец наступила разрядка, это было не взрывом, а медленным, бесконечным падением в бездну блаженства.

Мы лежали, связанные нашим общим безумием. Его губы касались моего виска такими легкими поцелуями, что их почти нельзя было ощутить, а мое дыхание разбивалось о его горячую грудь. Я вдыхала его запах – пота, кедра, сандала и черного перца – и понимала, что напряжение, в котором я жила с момента отъезда с виллы, только сейчас меня отпустило. Схлынуло, как накатившая на берег волна, оставив за собой острые камни и обломки ракушек.

La Fortezza всегда воспринималась мною как дом, который я выбрала себе сама. Но только со временем я поняла, что выбирала не стены с крышей, а человека. Одного. Того, кому отдала всю себя, без остатка. Ради которого наряжалась в дурацкое платье, пытала людей или просыпалась по утрам.

Плевать на место и время. Я могла любую халупу назвать домом, если там был Данте.

– Тш-ш-ш, Трис, – чуть шершавая подушечка большого пальца прошлась по моей щеке, стирая слезинку, которую я не заметила. – Все будет хорошо. Верь мне.

Стальной Дон, несмотря на свое прозвище, улавливал эти моменты моей беспомощности даже раньше, чем я сама, и стремился вернуть мне силы одной фразой или одним обещанием.

– Верю, – выдохнула я, и это было правдой. Единственной правдой, которая имела значение в этом мире лжи и предательств. Я верила Данте, даже когда он ломал меня. Особенно когда он ломал. Потому что только он и мог собрать обратно.

Его рука легла на мою спину, большая, теплая, тяжелая. Прижала к себе, как будто Дон боялся, что я рассыплюсь или исчезну. И в этом был странный парадокс: чем сильнее он держал, тем свободнее я себя чувствовала.

– Я знаю, что делаю, – прошептал он мне в волосы. – Всегда знаю.

И снова – верила. Потому что этот человек, мой Дон, мой демон, мой спаситель и палач, никогда не делал ничего просто так. Каждое его действие, каждое слово, каждый жест – все было частью сложной мозаики, которую только он один видел целиком.

Но кто бы знал, как порой это сложно – слепо верить, когда внутри все чувства в ошметки.

– Данте?

– М?

Эти мгновения уязвимости были для меня редки, и каждый раз настигали только в этих объятиях. Тогда я позволяла себе это: выпустить наружу ту маленькую девочку, которую бросили одну против целого мира. Потому что знала – мужчина напротив никогда ее не обидит.

Я подняла голову, встречая вопросительный мягкий взгляд, и призналась в том, что никогда бы не открыла никому иному:

– Я хочу домой.

Не в Крепость. Я хотела к нему – снова засыпать вместе, не бывая в своей комнате месяцами. Встречать вечера играми в шахматы под мирный треск камина. Наслаждаться тишиной утра за завтраком на террасе. Молча гулять по саду, наблюдая за бегающим неподалеку псом и делая вид, что мы – просто Дон и его Тень.

Я хотела обратно нашу жизнь: странную, неидеальную, но ту, где нас было двое. Всегда рядом. Вместе.

Данте понял – я видела это в его дымчатых глазах: миг на осознание, и они становились стальными, полными решимости и несгибаемой воли.

– Скоро, – пообещал Стальной Дон, притягивая меня так крепко, что мой нос уперся в его ключицу. Но я не собиралась возмущаться, я обнимала его в ответ и прикрывала глаза, зная, что свое слово дон Орсини сдержит всегда. – Я избавлюсь от лис и верну тебя, Трис. Потерпи немного.

Он не приказывал, он – просил, и если приказам я следовала неукоснительно, то перед просьбами была совершенно безоружна. Просящий Данте – мой криптонит. Отсюда и безграничная вера любому его обещанию.

– Как скажешь.

Я устроилась поудобнее в его руках. Завтра он уйдет, превратиться снова в дона, мужа, несгибаемого Орсини. Я нацеплю на себя привычный образ циничной стервы, всаживающий кинжал кому-то в печень. Но у нас еще остался кусочек ночи, который мы могли подарить друг другу.

Засыпать, чувствуя себя в безопасности – лучшее, что я испытывала в своей жизни. Если не считать Данте.

– Ты – мой дом, Трис, – донеслось до меня на самой границы сна и яви, вызывая счастливую улыбку. – Только ты.

Сил ответить ему у меня не было, но я могла ответить себе.

Ты – мой дом, Данте. Поэтому я буду за тебя бороться. Всегда. До последнего вздоха. Даже когда весь остальной мир будет против нас.

Веришь?

___

Дорогие читатели, глава получилась объемной, но я не стала делить ее на части, давая без разрывов прожить то же, что и Трис с Данте. Это очень важный момент для их отношений и продолжения истории! Поеделитесь в комментариях вашим мнением – для меня оно важно не меньше 🙏

И не забудьте поставить книге сердечко/звездочку и добавить в бибилиотеку, чтобы ее увидело как можно больше людей ❤️

Заранее спасибо, ваша Рина Сивая

Глава 13.3

Мое утро началось в обед, когда осеннее солнце уже высоко поднялось над крышами Санта-Люминии, но за свинцовыми облаками этого видно не было.

Как и за плотными шторами, закрывавшими окна в спальне – а ведь когда мы с Данте сюда завалились, они точно были раскрытыми, давая оценить подсвеченные огнями и фонарями ближайшие здания.

Самого Данте не было, что предсказуемо: в отличие от меня, он привык соблюдать режим. Я же так долго жила по графику, что теперь только и делала, что нарушала его.

Контрастный душ помог согнать сонливость, а найденная на кресле стопка одежды и аккуратно пристроенный сверху кинжал окончательно закрепили за этим утром определение приятного. Никаких платьев! Никаких туфель! Удобные джинсы, простая футболка, теплый свитер и черные кроссовки. Но самое важное: все – мое. Привезенное не со склада, а из моей комнаты на вилле. Белье, носки и резинка для волос – Данте ничего не забыл.

Готова спорить, что он собирал все лично, ведь знал, как я ненавидела, когда в мою комнату вламывался кто-то посторонний.

На столе в гостиной нашлась моя сумка – единственное, что уцелело после вчерашнего вечера. Туфли, как я надеялась, давно уже отправились на помойку; огрызков платья в номере не наблюдалось. Только маленький клатч и бесполезная губная помада, которые я без сожаления отправила в мусорное ведро. И лишь после этого, разблокировав телефон, обнаружила оставленное сообщение.

«Заткни гордость и закажи обед в номер. Я проверю.»

Абонент без имени, с одними только цифрами, вне списка контактов. Но я даже читала, представляя его интонации – его, Данте. Ведь кто бы еще мог приказать мне поесть?

Только тот, кто прекрасно знал, что я просплю все на свете и буду голодна достаточно, чтобы послушаться. Особенно когда желудок уже напоминал о себе оглушительным урчанием.

За поздним завтраком я развлекала себя просмотром местных новостей. Телевизор – техника, которую я предпочитала игнорировать, жила же без нее как-то четырнадцать лет, да и после особой любви между нами не случилось. Но в отельном номере занять себя было категорически нечем, а есть под аккомпанемент тишины мне не очень нравилось, поэтому я разглядывала сменяющиеся картинки, не особо вслушиваясь в бубнеж корреспондентов.

Но лишь до тех пор, пока на экране не появилась знакомая машина.

– Сегодня утром в Санта-Люминии из реки Лаура был поднят автомобиль, сорвавшийся с моста прошлой ночью. По предварительным данным, машина принадлежала известному меценату и перспективному политику Томасу Шейну. В результате трагедии тридцатитрехлетний Шейн погиб.

Я с трудом проглотила уже залитую в рот ложку супа, глядя на то, как специальный подъемник достает из воды тот самый седан, в котором я вчера угрожала отбившемуся от стада барану Ведьмы. Марка, модель, номер – не было никаких сомнений, что это была машина Томаса.

– Следствие сообщает, что водитель автомобиля, личный помощник политика, не справился с управлением: транспортное средство пробило ограждение и упало в воду. На месте происшествия работали спасатели и полиция, движение на участке моста временно перекрывалось.

Кадр сменился, демонстрируя следы на асфальте, дыру в ограждении и кучу полицейских в компании спасателей.

Очень достоверно. Уверена, никто из зрителей данного выпуска даже не догадается, что дело было совсем не так.

– Имя погибшего уже вызвало широкий резонанс, – продолжала ведущая с экрана, заставляя меня усмехаться. – Томас Шейн был не только одной из самых заметных фигур городской политики, но и активно поддерживал благотворительные проекты, связанные с образованием и восстановлением исторического центра Санта-Люминии.

Да-да, а еще он перешел дорогу сразу двум важным фигурам в этом городе, и оба носили фамилию Орсини. Только Лучия не хотела его смерти. А вот ее племянник…

– Будешь убивать каждого, кто ко мне прикоснется?

– Да.

Он обещал мне это вчера. В своей любимой властной манере. А Данте Орсини – не тот, кто бросает слова на ветер.

– Причины аварии устанавливаются, – донеслось до меня, когда рука уже потянулась к телефону. – Следователи не исключают, что к ДТП могли привести неблагоприятные дорожные условия. От лица нашего телеканала выражаем соболезнования всем родным и близким политика.

Назвать Стального Дона «неблагоприятными дорожными условиями» действительно можно. Ведь стоящий посреди улицы танк – это очень даже «неблагоприятно».

Пальцы сами собой набрали нужный номер, пока я запивала новости горячим шоколадом и пыталась прикинуть, как именно Данте это все провернул, ведь эту ночь он точно провел со мной. Хотя, много ли нужно, чтобы отдать подобный приказ? Хватило бы одного звонка человеку, который без приветствия уже спрашивал у меня в трубке:

– Посмотрела новости?

– Будет слишком наивно спрашивать, за что? – поинтересовалась я у Марко.

– Сама понимаешь, что спрашивать надо не у меня.

– Можно подумать, если я спрошу не у тебя, он мне что-нибудь ответит, – не сдержав ехидства, парировала я. – Расскажешь, как все было на самом деле?

– Расскажу, – как-то слишком быстро согласился Кардинал. Но я не успела даже нахмуриться, как он расставил все по своим местам: – Приезжай, поболтаем. Тут как раз Лучия отчитывает нашего дона. Очень забавное зрелище.

Я закатила глаза, но внутри испытала настоящее удовлетворение от того, что планы старой ведьмы пошли прахом. Я легко могла представить себе лицо Ведьмы, когда она узнала новости. Холодную ярость в ее глазах. Удовольствие от того, что ее племянник все еще так остро реагирует на все, что касалось меня. И досаду от потери ценной пешки.

Да, манипуляции Ла Стриги принесли свои плоды, но устроила ли ее цена? Судя по словам Марко – совсем нет.

– Ты хочешь, чтобы я приехала на виллу? – уточнила я.

– Скажем так, этого хочу не только я, – бросил Марко и добавил, прежде чем отбить вызов: – Те более, для тебя есть работа. Приезжай.

Я еще секунду смотрела на потухший экран телефона, прежде чем откинуться на спинку стула. Работа. Убийства, слежка, шантаж – вечный конвейер смерти, на который меня поставили много лет назад. Но сейчас, после вчерашней ночи, это слово звучало иначе. Оно было не просто приказом, а частью того самого сложного механизма, в котором я была и шестеренкой, и смазкой, и… чем-то большим.

Приятное предвкушение наполнило грудь. Спустя неполные три недели я наконец-то вновь почувствовала себя полезной и нужной.

Я допила шоколад, уже остывший и приторно-сладкий, и встала. Одежда, пахнущая домом, удобная и знакомая, сидела на мне как влитая. Кинжал на поясе лежал в ножнах с привычным, успокаивающим весом. Я была экипирована. Готова. Не просто как орудие, а как часть чего-то целого.

– Мисс Кастелли? – еще на выходе из лифта меня окликнул администратор – улыбчивый парнишка, но в его глазах – почти что страх. – Вам просили передать.

В руки лег брелок от моего джипа. Ну, конечно, Данте предусмотрел все. Даже мое желание сорваться куда-то. Интересно, отдавая приказ перегнать мою машину от дома Ведьмы сюда, он уже знал, что я поеду к нему?

Наверняка знал. В умении предсказывать будущее он легко посоперничает с самим Кардиналом.

Дорога до виллы заняла примерно полчаса. Все пункты охраны я преодолела без остановок, как и всегда. Словно ничего и не произошло, словно я – все та же Тень Дона, которая является тогда, когда этого захочет. Но теперь я являлась только тогда, когда хотел этого сам дон. Маленькое, но изменение.

Когда я припарковала джип у крыльца, машины Стриги уже не было. Зато был Марко, ожидавший меня у входа в дом со сложенными на груди руками.

– Приятно видеть тебя в нормальной одежде, – усмехнулся он, когда я вылезла из автомобиля. – Значит, сегодня никого не придется убивать.

– Еще только час дня, – напомнила я. – Не зарекайся.

Марко улыбнулся и кивнул в сторону двери, пропуская меня вперед.

– Я пропустила все веселье? – уточнила я, имея в виду Стригу.

Вилла встретила привычным спокойствием. Лаура, вечная экономка семьи Орсини, приветственно кивнула мне, выходя из столовой – я ответила ей тем же. Одна из горничных мышкой проскользнула на лестницу, неся в руках свежее постельное белье. Из кухни доносился аромат свежего хлеба.

Дом, милый дом. Я… скучала.

– Слишком долго ехала, – вырвал меня из ностальгии Вителло, которого я собиралась придушить после того, как он вчера сдал меня дону. А сегодня… сегодня я любила его как раньше. Мой единственный друг, даже спустя годы. – Лучия материлась как сапожник и пыталась отчитать Данте как малолетку.

Положив руку мне на поясницу, Марко подтолкнул меня к левому крылу. Все понятно, рабочие моменты решаются в рабочем порядке. Жаль, я почти поверила, что Дон действительно позвал меня только потому, что соскучился.

– Удивительно, как она уехала отсюда живой.

Конечно, Данте не стал бы причинять вред тетке. Но помечтать ведь можно?

– Кто-то вчера обеспечил дона хорошим настроением, поэтому сегодня Данте лишь наслаждался зрелищем.

– Не понимаю, о чем ты, – со всем доступным мне равнодушием не повелась я на ухмылку Кардинала и уверенно толкнула дверь, ведущую в кабинет великого и ужасного.

И сразу попала под рентгеновский взгляд Стального Дона.

Он сидел во главе своего стола, привычно собранный, привычно отстраненный. В белоснежной рубашке с закатанными рукавами и расстегнутой верхней пуговицей. В черном жилете воблипку. Сюда бы еще бабочку и пиджак, и можно подумать, что после вчерашнего Данте даже не переодевался. Но я-то знала, что его прошлая рубашка не выдержала напора.

– Трис, – он улыбнулся мне одним уголком губ – немного насмешливо, но так знакомо.

– Босс, – не осталась я в стороне.

– Тень.

Нехотя я скосила взгляд влево, хотя очень хотелось бы верить, что от моего игнора этот посетитель испариться, но нет: Сандро оставался на месте. И гаденько улыбался – мне.

– Клоун, – констатировала я максимально ядовитым голосом.

Вообще-то Меццино все звали Джокером – за ту самую улыбку и чувство юмора, но я считала, что он этого недостоин, потому что всегда подначивал меня – с тех самых пор, как я перебралась на виллу. Поэтому для меня Сандро – Клоун, и я никогда это не скрывала.

– Ты как всегда мила до неприличия, – усмехнулся этот бесчувственный айсберг с лицом топ-модели и откинулся на спинку кресла.

Из всех тех, кто прошел подвалы винодельни, Сандро единственный умудрился обойтись без шрамов. Хлыст Ковача его почти не касался. Никаких пулевых ранений. Ни одного глубокого пореза. Он любил шутить, что с таким лицом нельзя иметь потрепанное тело, и мне все больше казалось, что часть увечий он все-таки свел, когда появилась возможность. Хотя сам Джокер это, конечно же, отрицал.

Он был смазлив, и лишь неидеальная горбинка на носу давала понять, что драться Сандро умел не хуже любого другого Капо. А стрелял он вообще без промаха, за что я ему немного завидовала. Ковач пророчил Меццино должность снайпера, но Джокер пошел своей дорогой, и теперь заведовал всеми увеселительными заведениями Орсини, от стрип-баров до подпольных боевых клубов.

– По неприличиям у нас ты главный, – намекнула я на место, где Сандро устроил свою маленькую «базу» – его публичный дом. Это место, в отличие от всех остальных, он основал сам с разрешения Данте. «Чтобы шлюхи всегда были под рукой» – так оправдывал свое стремление Меццино, но мы-то прекрасно понимали, что ему просто хотелось больше денег.

И бесплатного секса, разумеется.

– А ты у нас главная по кровопусканию, – не остался в долгу Клону и подмигнул мне. – Поэтому я привез тебе подарочек.

– Твои подарки обычно выходят мне боком.

Я заняла свое излюбленное место за столом: по левую руку от Дона. Точно напротив опустился Марко, и я снова почувствовала это: удовлетворение от того, что все снова как раньше. Если опустить некоторые детали и не обращать внимание на болтуна чуть в стороне, развалившегося на стуле с царским видом. Хотя, его тоже можно смело списать под «как раньше».

– Этот тебе понравится, солнышко.

– Мне точно понравится заталкивать твое «солнышко» тебе обратно в глотку, Клоун.

– Не боишься, что я откушу тебе руку, милая?

– Я откушу вам обоим головы, если сейчас же не заткнетесь.

Данте, до этого наблюдавший за нашей пикировкой с ленивым равнодушием, произнес свои слова ровным тоном, но это и было опасно: так Стальной Дон говорил тогда, когда его терпение подвергалось испытанию. Поэтому мы с Сандро тут же заткнулись. А Марко насмешливо улыбнулся.

– Сандро привез тебе шестерку Триады, – сообщил мне Орсини, перехватывая мой взгляд. – И я хочу, чтобы ты вытащила из него все, что он знает.

Глава 14.1

Беатрис Кастелли. Настоящее. 43 дня, 10 часов и 57 минут

Сандро притащил действительно всего лишь шестерку, поэтому узнать от него удалось совсем немного. Он сдался быстро – настолько, что я даже не успела испытать ни радости, ни отвращения от того, что делала. Только… скуку.

О том, что китайцы пытаются «отжать» у Орсини металлургический завод, мы знали давно. Собственно, это и было главным камнем преткновения в отношениях с Триадой: «Титан» занимался не только переплавкой и сортировкой цветного металлопроката, но и подпольным производством ствольных заготовок, корпусов взрывных устройств и сердечников для бронебойных патронов. Все это впоследствии превращалось в полноценное оружие, которое мы или использовали, или перепродавали.

Когда-то давно завод принадлежал Триаде, но еще при Карло Орсини его то ли проиграли в карты, то ли перепродали за бесценок, то ли банально просрали во время рейдерского захвата, поэтому последние тридцать-сорок лет эта громадина работала на благо Семьи. Что, разумеется, не нравилось Драконам и их бессменному лидеру Ли Чэну. Атаки на завод он проводил с некоторой периодичностью, но до этого момента их все удалось отбивать.

Сейчас же Дракон зашел с другой стороны: прежде чем лезть на «Титан», он распотрошил несколько наших мастерских, собирающих из запчастей оружие. Мы потеряли не просто точки сборки, мы потеряли возможность производить товар. У нас остались запчасти, но какой от них толк, если ни людей, ни оборудования для обработки больше не было?

После этого Триада переключилась на фармацевтику, покусившись на производство наркотиков. Сжигать такие места было неразумно, и китайцы попытались забрать их себе. Мы отбились.

Дальше последовало оскорбительное предложение продать «Титан» за копейки – Данте, не раздумывая, послал его к черту. В ответ Драконы начали срывать разгрузку наших кораблей в порту.

Триада действовала точечно и без шума. Грузовики с сырьем для «Титана» внезапно оказывались с пустыми баками – кто-то сливал топливо ночью, не оставляя следов. Водители отказывались выезжать на маршруты, получая анонимные фотографии своих детей из школ.