Полянский. Детектив-медиум. Путь монстра. 1

Впервые попав в шикарно обставленный двухэтажный дом в Стрельне, Игорь оробел, будто приютский мальчик на Кремлёвской ёлке. Но Юля шептала о своей любви и обжималась с ним в полумраке беседки посреди ухоженного сада. А Игорь цепенел, опасливо оглядываясь на тень её отца, маячащую в окне ярко освещённой веранды. Страстный роман развивался стремительно. Соцкие, обожавшие дочку, устроили им красивую свадьбу. Игоря пристроили по знакомству на хорошую должность.

Сначала Спирин был уверен, что вытянул выигрышный билет, приготовился жить на полную катушку. Но довольно быстро все восторги закончились, и осколки от разбитых розовых очков разлетелись в разные стороны. У него была работа, но не было собственных денег. Ни в загородном доме, ни в квартире на Васильевском острове ему не принадлежало ни метра. Все его траты и перемещения контролировались и отслеживались. Теперь он с опозданием понял, что замужество Юли для её родителей – это точно такая же покупка развлечения для дочери, как новая машина, поездка на курорт, оплаченный шоппинг или спа-салон. А он – симпатичная собачка на коротком поводке, просто очередная игрушка для избалованной девушки.

Материнство в планы Юли не входило, она не спешила расставаться с собственным детством и комфортом, который обеспечивали родители. Игорь тоже к отцовству не стремился: ему-то мечталось о доме, где он будет хозяином, а не декоративной частью интерьера.

При этом Спирин давно привык к безбедному существованию и втянулся в налаженный быт. Ему нравилось жить в красивом доме и просиживать день в офисе с панорамными окнами, выходящими на Невский проспект, сладко пить и вкусно есть в модных заведениях, не прикладывая к этому ни малейших усилий. Вот уже больше шести лет от него требовалось лишь ухаживать за молодой женой, соблюдать форму, чтобы позировать для фото в соцсетях, не расстраивать, и время от времени нежно ревновать Юлю, чтобы она переживала яркие эмоции.

Всё это давалось легко и приносило массу бонусов. А угрызения совести Игорь старательно игнорировал, хоть и злорадно напоминал себе периодически, что до сих пор ничего за душой не имеет, к тридцати годам ни копейки не нажил, ничего из себя не представляет, и никогда уже никем не станет, скорее всего.

«Ты – полное фуфло и ничтожество, держишься зубами за женину юбку, да у тестя подмётки лижешь! Сделай уже хоть что-то, чмо!» – шёпотом выговаривал он своему отражению, когда щемило совсем уж нестерпимо.

Но для перемен, вот чтоб всё бросить и начать жить своим умом, Спирин был слишком труслив и ленив. Профессиональные навыки после института давно истлели в памяти, диплом куплен для «галочки», формальное трудоустройство и номинальная должность тоже росту и саморазвитию не способствовали. Про себя Игорь надеялся, что начнёт жить, когда помрут родители жены. Но, к его огромному сожалению, молодые пенсионеры обладали завидным здоровьем.

Не так давно он начал подворовывать у семейного досуга время для себя, устраивая мелкие интрижки. Игорь изредка предпринимал осторожные попытки ускользнуть от слежки, вырваться из-под контроля, умыкнуть минуту-другу для мимолётного флирта и заполучить вспышку случайного секса без последствий для здоровья. Сознание счастливого нарушения запретов придавало жизни остроту, взбадривало и пьянило адреналиновым коктейлем…

Трамвай мерно гудел и время от времени сигналил. На Проспекте Будённого загрузились пассажиры с покупками из «Ленты» и «Леруа Мерлен». И Спирин уступил место неухоженной рыхлой тётке с охапкой пакетов, чтобы она не навалилась на него сверху. Смотрел на своё отражение: стройный молодой брюнет, в распахнутом элегантном тонком пальто, в узком чёрном костюме и сорочке с небрежно расстёгнутым воротом. Гибкая подтянутая фигура и стильная стрижка, парфюм, дорогие часы – всё это куплено не им, ему не принадлежит и так чужеродно смотрится в этой унылой толпе.

«И что я тут делаю? Успешный красавчик, а по сути – как был нищебродом, так и остался. Бомж! Несчастный жиголо на содержании у жены и её семьи. Никому ты не нужен, ничего у тебя нет, и никого уже…».

Игорь не закончил мысль и, затаив дыхание, уставился в окно, которое электрический свет в салоне и темнота за бортом превратили в зеркало. Приподнимаясь на цыпочки, хваталась за поручни, пробиралась между пассажирами девушка. Неуверенно уцепившись, она повисла совсем рядом с ним. Тётка с опаской перехватила свои кульки, будто переживала, что их кто-то может отобрать. Потом она неодобрительно покосилась на новую пассажирку, смерила девушку презрительным взглядом с головы до ног. Потом демонстративно цыкнула с явным осуждением, чтоб все слышали, и с недовольной кислой миной уткнулась в телефон.

Не смея повернуть голову, Игорь сглотнул слюну и стал жадно рассматривать юную попутчицу в отражении:

«Как девчонка в японском порнушном комиксе! Крутейший косплей!».

Она действительно напоминала мульт-персонажа. Невысокая, худенькая. Спирин сначала был готов принять её за школьницу, но весьма выдающиеся и развитые грудь и задница сбивали с толку и будоражили фантазии. Густые белые с розовым волосы собраны в два высоких хвоста, множество пушистых прядок продуманно небрежно выпущены на лоб и тоненькую шею. Кукольное личико в окне было видно плохо. Но до Игоря доносился сладкий конфетный аромат. На девице короткая меховая курточка снежного цвета, а дальше видна короткая плиссированная красная юбка в шотландскую клетку.

Перед очередной остановкой трамвай качнуло, и Спирин радостно подхватил чудесную незнакомку, которая чуть не упала – её пальчики не удержались за перекладину.

– Извините, пожалуйста, – нежно и мелодично прошептала девушка, дыша клубничным леденцом.

– Ничего, – с улыбкой выдохнул Игорь и, осмелев, крепко взял её под руку. – Держитесь!

Попутчица доверчиво прильнула. Теперь он мог заглянуть в ей в лицо: глаза огромные и тёмные, длинные чёрные ресницы и ниточки бровей, маленький рот густо намазан бальзамом с блёстками.

«Наверняка она сосала конфету, и у неё сладкий язык! Сосала…!» – Спирин почувствовал, как кипящей волной желания кровь отлила в низ живота.

С усилием отведя взгляд от соблазнительного карамельного ротика, Игорь опустил глаза, и не зря: тонкая белая форменная рубашка на девушке была застёгнута где-то на животе, и в вырезе упруго колыхался налитой бюст.

«И без лифчика! ***! Неужели бывает такое наяву?!» – сердце заколотилось дробью, а в ушах зашумело.

Трамвай слегка покачивался, разгоняясь, и девичье тело всё крепче прижималось к Спирину, которому становилось всё жарче. Кажется, он покраснел. В вагоне появились свободные места, но удивительная девушка не торопилась высвобождаться из объятий Игоря.

На конечной станции он вышел из трамвая первым, и жадно вдохнул прохладный воздух, пахнущий перегретой проводкой. В голове чуть посветлело. Обернувшись, Игорь не успел подать руку незнакомке. Увидел только, как сверкнули голыми коленками длинные стройные ноги в красных высоких гольфах и белых перламутровых кроссовках.

– Ой, как темно уже, – ахнула девушка.

Она зябко поёжилась, не делая при этом попыток застегнуть рубашку и пушистую курточку. Из маленькой круглой розовой сумочки достала смартфон с блестящим брелочком, безуспешно попыталась включить, затем испуганно огляделась по сторонам. Потом её взгляд упёрся в Спирина.

«Сама боится, а глазищи-то блестят! А вдруг я у неё первым стану?» – мелькнула у него, обжигая, внезапная мысль.

– Телефон сел… Так поздно уже. А вы не могли бы меня проводить? – она наивно улыбнулась, смущённо куснув нижнюю губку. Казалось, ей хотелось быть бесшабашной, строить из себя роковую женщину, но одновременно при этом она отчаянно трусила.

– Да, конечно же! – Игорь выпрямил спину, с радостью ощутив себя сильным и значимым. – Вам далеко?

– Я к друзьям в гости приехала, но меня не встретили, – растерянно развела она руками.

– Давайте, разберёмся, куда вам, – солидно кивнул Игорь и открыл на телефоне приложение с картой.

– Вот, где-то тут, кажется, – ткнула она в экран, наклонившись, её белые и розовые волосы щекотали его руку. – Я давно у них была.

– Так это совсем недалеко, не волнуйтесь, – ободрил Игорь, а про себя с сожалением хмыкнул: «Всего минут десять пути, жаль!».

– Меня же должны были встречать. Одной-то страшно, – не без кокетства глянула девушка снизу вверх.

Спирин воровато огляделся по сторонам, быстро обшарив взглядом пассажиров. Вряд ли у трамвая ему встретятся знакомые или соседи тестя с тёщей, но вдруг… Нет, ни одного знакомого лица, удача, кажется, на его стороне. Но осторожность не помешает, нельзя полагаться исключительно на везение. Он так привык быть под пристальным наблюдением. Надо пройти вдоль шоссе, там малолюдно, и может быть, где-то там ему повезёт с прекрасной незнакомкой?

На мгновение охладила трусливая и сомневающаяся мысль: «А вдруг нарвался на колоритную профессионалку, вдруг она его заманивает, и там по пути где-то подкарауливает пара горилл-сутенёров, которые пасут эту конфетку? А вдруг она заразная?».

Но воображение так живо нарисовало, как одна его рука беспрепятственно проникает под короткую юбку и сжимает крепкую попку, преодолевая тоненькую преграду полосочки трусов, а вторая легко ныряет в рубашку и стискивает в горсти упругую грудь, что Спирин оставил все опасения.

С женой он спал нечасто. Только если у Юли было хорошее настроение, тогда звала к себе и требовала ласк и усердных нежностей. Но две недели назад она перебрала коктейлей на встрече с подружками, была агрессивна и не слишком адекватна. Её тошнило, романтический вечер не удался, они поссорились. Юля «наказала» его отлучением от тела. Вынужденное воздержание измотало Игоря, и теперь он почти до дрожи захотел эту девушку, так аппетитно пахнущую, страшно тянуло прижаться, войти в неё. Казалось, что она сладкая и воздушная, как свежайший зефир.

Девушка спокойно взяла его за руку. От прикосновения маленьких пальчиков Игоря будто бы током легко тряхнуло, гормональный заряд вспыхнул и шарахнул вниз по позвоночнику. У неё такая нежная тёплая кожа! Почти болезненная мечта о том, как она может приласкать его мягкими ручками, сжимая и теребя, выбила из головы все оставшиеся мысли.

Они пошли в сторону шоссе вдоль парка, заполненного чернильными пятнами теней. Было слышно, как недалеко шуршат автомобили на трассе. На деревьях не шелохнулось ни листика. Поток пассажиров рассыпался по улицам, немноголюдная публика осталась на станции далеко позади.

– К жене возвращаешься? – вдруг совершенно спокойно спросила спутница, легко перейдя на «ты» и поглаживая кольцо на руке Спирина. – Любишь её?

– Жизнь сложная штука, малышка, – печально вздохнул Игорь, надеясь выглядеть умудрённым опытом мужчиной, хоть и чувствовал, что потеет, как мальчишка. – Мы давно с ней живём как соседи. Она больна, и я должен содержать её и помогать родителям. Всё ж на мне.

Девушка пристально смотрела на него снизу вверх огромными потемневшими глазами, просто поедала пылающим взглядом.

– Когда тебя увидела, сразу подумала, что ты сильный мужчина, – она качнула бело-розовыми хвостами, в причёске переливались искрящиеся нити.

«Главное, чтобы она не спросила, какого хрена я делал в трамвае, как последний задрот!».

Но вместо неудобного вопроса, девушка стрельнула глазами и остановила его посреди дороги.

– Я тебе нравлюсь?

– Конечно же, малышка, ты…

Но Спирин не договорил и был не в силах противиться, когда девушка сама настойчиво повлекла его за собой в лесную темноту. Он услышал, как чавкнул под ботинками сырой дёрн, за брюки зацепился колючий куст. Но Игорь вообще уже ничего не соображал, от возбуждения у него даже голова закружилась. Свет фонарей с дороги едва пробивался через сито листвы.

– Я красивая? – игриво обратилась к нему попутчица.

Игорь спиной опёрся о дерево, едва мелькнула паническая мысль: «Не испачкаться бы в смоле какой!». Но в этот момент девушка впилась в его рот липкими сладкими губами, прижалась к нему всем телом, распласталась мягкой грудью, потираясь низом живота о его окаменевшую ширинку. И шаря трясущимися руками, Спирин чувствовал её горячую кожу под одеждой. Но вдруг…

«***! Даже достать не успел! Дома надо будет быстро переодеться!..», – тяжело дышал Игорь.

– Я – красивая? – улыбнулась девушка, чуть откинувшись назад. В полутьме её губы казались цвета чёрной вишни.

– Малышка, ты – самое красивое, что я когда-либо видел, – Спирин вытер вспотевший лоб, счастливо захлёбываясь её конфетным ароматом.

– А так я красивая? – она подняла руки к своим щекам, коснулась пальцами уголков губ, чуть потянула их в стороны, и её улыбка…

«Не может быть! ***!».

У Игоря от ужаса сжало горло, он хотел закричать, но не смог издать ни звука. Омерзительное создание приблизилось, из уродливой пасти удушливо пахнуло гнилым мясом, и Спирин успел разглядеть извивающийся, словно угорь, язык.

Невыносимая боль пронзила всё тело, вспарывая невидимым зазубренным лезвием сосуды и мышцы. Игорь, наконец, заорал, но хватило его ненадолго. Кровь закипела, выжигая внутренности. Он не мог уже ни дышать, ни видеть, ни слышать, и шершавая кора холодной сосны под ладонью была последним, что он ощутил.

Глава 8.

Вчера Тимофей рано лёг, долго ворочался в холодной постели, но всё же смог проспать больше девяти часов, и теперь чувствовал себя немного лучше. Заставив себя не думать пока о новом деле и не читать новости в телефоне, провалялся всё утро в кровати.

Да, он замечал, что на контакт уходит всё больше энергии и здоровья. Старательно гнал от себя мысль, что, возможно, через несколько лет неосторожное прикосновение к миру призраков может стоить ему жизни.

«Или превратишься в овощ, в гниющую развалину, убитую инсультом и параличом. Останешься уродливым обрубком в слюнях и дерьме. На хрен ты никому не нужен!» – в мрачных размышлениях Полянский после контрастного душа разглядывал в отражении кровяную кляксу от лопнувшего сосуда в уголке левого глаза.

Он привычным жестом разогрел, растирая между ладонями, немного бальзама с тонким цитрусовым ароматом. Нанёс на бороду и усы, чувствуя под пальцами старые шрамы под волосами.

«Доволен? И кому ты сдался, такой «красивый»?» – Тимофей тщательно расчесал и пригладил бороду щёткой.

Кому как не ему знать, насколько «внезапно смертен» человек. Разумеется, медиум заранее позаботился о своих делах: квартиру на Кутузовском он оставит своей соседке, Ярославе Беляковой, домработнице и помощнице, много лет обеспечивающей его быт и уют. Ещё три квартиры отписаны Ивану Шубину, ровно как и все сбережения. Психиатр сможет устроить загородный реабилитационный центр, как и мечтал.

Семейную коллекцию драгоценностей после смерти Полянского получит друг-котолак, у него в руках (лапах) два паспорта на имя Габриэля Бьянчи и прочие человеческие документы, оформленные усилиями детектива.

Николь получит доступ к средствам банковского счёта, куда Тимофей регулярно вносит деньги. А как проститутка распорядится этим счётом, это уже не будет его волновать.

К Софии Данкевич он постоянно возвращался мысленно. Нет, иллюзий не строил. Они вовсе не близки, и вряд ли будут, ведь психологиня терпеть его не может. И Тимофей думал:

«Такая женщина не для тебя. Но зацепила же, стерва такая! Она умна и хороша собой. Эх! Если бы только ты был моложе и привлекательнее… Ой, да не обманывай себя! Дело вовсе не в возрасте и внешности. Вон, Цейзер, «бешеный чихуахуа», тоже товарищ неформатный, и всего на пару лет моложе. Но у него-то на личном фронте всё в ажуре! А тебе не хватает обаяния, лёгкости, харизмы, мать её! Но если бы ты не ленился, работал над собой вместо того, чтобы в очередной раз набивать брюхо… Знаешь ведь, что склонен заедать любые расстройства. Кстати, как насчёт еды?».

Но прежде, чем заказать поздний завтрак в номер, он списался с Даниилом. Договорились, что Тимофей сначала навестит Багратионовский сквер, а потом прогуляется до Боровой улицы. На первом этаже дома, где в коммунальной квартире жил Цейзер, располагался симпатичный бар, там они смогут встретиться, чтобы обсудить дела. Даниил сообщил, что должен во второй половине дня получить информацию по ещё одному трупу, о котором упоминал следователь Давыдов.

«Три жертвы в городе с начала года. Никифорович, Агзам и этот, пока безымянный. Но это те, о ком известно…».

Из ресторанного комплекса принесли двойную порцию блинов с ветчиной и сыром, большой чайник чая с бергамотом и три бисквитных мини-пирожных.

«Ну вот! А ты не лопнешь, деточка? Нет, ничего страшного, я же не стал целую пиццу брать!» – привычно торговался Полянский сам с собой, орудуя ножом и вилкой.

После решил совместить работу и моцион и вышел из отеля прогуляться. Благо, Багратионовский сквер прямо через дорогу. Погода располагала к променаду, холодное северное солнце баловало туристов своим вниманием. Медиум с полчаса ходил кругами, медленно дыша и концентрируясь, любуясь трепещущей листвой.

Сквер этот разбили в пятидесятых прошлого века, и он долго оставался безымянным. Но после двухсотлетия со дня Бородинского сражения там установили памятник Багратиону, и с две тысячи тринадцатого года сквер стал Багратионовским. Островок зелени в центре города радовал глаз, как всегда. В аллеях бродил народ, выгуливал по кустам собак и детей на площадках, располагался на скамьях с импровизированными пикниками. Трое пожилых людей устроились с небольшими мольбертами на пленэр около клумбы.

Полянский машинально проверил зажигалку и кастет, их металлическая тяжёсть приятно ощущалась в карманах. Он присел на одну из скамеек напротив памятника в центре сквера и стал звать, высматривать знакомых, стараясь не слишком привлекать внимание. Ещё минут через двадцать услышал, как совсем рядом глухо прокатилось эхо от топота конских копыт, лёгкий потусторонний след от трибун общества рысистого бега – ипподром тут действовал ещё в начале двадцатого века.

А! Вот, наконец, и они: две очаровательные барышни, блондинка Люся и брюнетка Котя, избравшие стезю уличного разврата и так неосторожно упившиеся палёным портвейном в конце советских восьмидесятых. Время было непростое, что поделать, всяк крутился, как мог. Девушек в конце рабочей смены напоили залётные гастролёры и, обчистив, устроили на скамейке в углу сквера. Полдня спустя их обнаружили трое молодых людей, которые было вознамерились воспользоваться беспомощным состоянием несчастных женщин, но с ужасом поняли, что собрались принуждать к близости остывшие трупы.

Люся и Котя не сразу привыкли к своему новому состоянию, но поселились тут навсегда, наблюдали за сменой власти, началом нового века. Порой являлись жуткими призраками, позволяя себе вмешаться в чужое свидание, предостеречь девушку и вспугнуть не слишком порядочного ухажёра. А иногда подшучивали над припозднившимися парочками, маяча в аллеях.

«Здравствуйте, красавицы», – сдержанно улыбнулся Полянский.

«Ой, Тимофей Дмитриевич!» – радостно ахнула Люся и уселась справа от него, красиво закинув ногу на ногу.

«Давненько у нас не были, дорогой мужчина!» – проворковала Котя, поддёргивая и так короткую джинсовую юбку и устраиваясь слева.

«Всё дела, дела, красавицы. Недосуг был».

В листве запутался порыв ветра, деревья сердито зашуршали кронами. Тимофей откинулся на спинку скамейки, так ему видны обе проститутки, не придётся мотать головой. Вряд ли кто-то из посетителей сквера обратит внимание на него почти беззвучное бормотание.

Его собеседницы выглядели типичными модницами-студентками тех годов, только опытный глаз мог бы выделить их из толпы и безошибочно определить аморальный род занятий. Люся одета в ярко-голубые лосины и объёмный серый свитер-самовяз, дополненный длинными пёстрыми бусами. Бирюзовые пластиковые клипсы оттягивали мочки ушей. Глаза подведены жирными стрелками навылет, на губах Люси навсегда застыла смазанная фиолетовая помада. На Коте – голубой кружевной топ, джинсовая мини-юбка и сиреневый пиджак с широкими плечами, на веках – боевая радужная окраска из ярких теней. И так-то пухлые губы жирно накрашены розовым перламутровым блеском. Одна из полосочек накладных ресниц частично отклеилась, и когда Котя моргала, казалось, что на её щеке извивается чёрная лохматая гусеница.

Полянский привычно спокойно игнорировал синюшный цвет кожи и трупные пятна на лицах, шеях и руках своих знакомых. Запаха мертвечины он не ощущал, а вот лёгкий оттенок какого-то насыщенного цветочного парфюма доносился даже спустя сорок лет.

«Как же назывались эти духи? Вот только что ведь вспомнил, буквально на языке вертелось. Чёрт, просто вылетело из головы! И куда память девается?» – огорчённо вздохнул про себя медиум.

Скакнуло давление, и сбивчиво застучал пульс под металлическим браслетом часов. Полянский поморщился и потёр виски.

«Может, массаж сделать?» – деловито осведомилась Котя.

«Спасибо, красавица, в другой раз», – усмехнулся Тимофей.

«Вы кого-то ищете?» – Люся склонила голову к его плечу, проницательно заглядывая в лицо.

«Да, красавицы. Хотел спросить, не слыхали вы о странных убийствах… Необычных смертях?» – чуть нахмурился детектив.

«Тимофей Дмитриевич, да ведь каждый день убивают и крадут. Чего необычного-то?» – равнодушно двинула пиджачными плечами Котя.

«Речь идёт о ком-то новом. Оно не живое. В смысле, что не человек. Скорее всего. Я ни в чём не уверен. Убивает мужчин, не грабит…».

«Ну вот! А мы тут при чём! Стыдно вам честных девушек подозревать и обвинять!» – надулась Котя.

«Правда. Мы-то что? Мы ничего! Никого не трогали! А вы нам такое предъявляете! Нехорошо!» – отыграла оскорблённую невинность Люся.

«Красавицы, я к вам со всем моим уважением, не волнуйтесь. Дело в том, что… В общем, похоже, что оно соблазняет их сначала, а потом…» – Полянский пытался подобрать слова.

«И поделом этим.. козлам!» – фыркнула Люся, наматывая бусы на серые пальцы, с которых давно облетели ногти.

«А если кто-то из них не виновен и пострадал случайно?» – Тимофей рассматривал гравий на дорожке.

«Нет невиновных. Есть те, кого не спалили!» – отрезала Котя и с одобрением кивнула. – В общем, трахнула и грохнула? Молодец-девочка!

Её товарка куснула фиолетовые губы: если она и имела другое мнение, то не рискнула спорить.

«Почему ты сказала «девочка»? А, Котя?!» – чуть прищурился медиум.

Брюнетка изящным жестом, будто поправляя причёску, сдвинула на лбу складку разлагающейся кожи.

«Ну, сказала и сказала!» – сложила она руки на груди.

«Котя…» – с укоризной глянул на неё Полянский.

«Мы ничего не знаем! Нам Иван Мефодьевич рассказывал!» – выпалила Люся.

«Что рассказывал?» – насторожился Тимофей, чувствовал как волнами издалека накатывает боль, всё сильнее сжимая голову.

«Ему трамваи новости привозят. Говорил, двоих порешили, в депо бросили. И что девчонку видели…» – буркнула Котя.

«А подробнее?» – вздохнул медиум.

«Сами спросите!» – игриво стрельнула глазами Люся.

«Ясно всё с вами, красавицы. Спасибо. Проводите?», – поднимаясь, Полянский опёрся о скамью, в глазах на секунду вспыхнули мелкие звёздочки.

Тимофей спокойно пошагал через сквер к улице Марата. Мимо него спешили шумные компании друзей, семьи с детьми, торопившиеся посетить Океанариум и ТЮЗ. Смеясь и весело болтая, они обсуждали, как проведут время, где погуляют, в каком кафе посидят, какой фильм или спектакль посмотрят. А у него намечался мутный променад в компании двух мёртвых проституток.

«Злая потусторонняя ирония… Никогда тебе не жить обычной человеческой жизнью!», – размышлял про себя медиум, ощущая даже сквозь ткань сорочки и костюма холод от прикосновений призраков.

Девушки щебетали, развлекая гостя и стараясь попасть с ним в ногу. Два трамвая прошелестели по улице Марата. Полянский, ровно дыша, рассматривал старые дома, вспоминал о разнице между модерном и сецессионом и пытался отвлечься от головной боли.

«Жаль, что архитектура тебе не даётся, а какая красота просится на бумагу. Но требуется больше строгой графики, и чтоб потом в тенях сделать тонкую лессировку акварелью или размыть тушь… А вот и дом Бажанова!».

Завернули во внутренний двор, мрачный и облупившийся, как все «за парадным фасадом» улиц в историческом центре. Полянский поднял голову, любуясь сине-фиолетовой майоликовой облицовкой, этот фриз – единственный в своём роде, больше ни такой отделки, ни зданий «северного модерна» в городе нет.

«Доброго здоровьечка, Иван Мефодьевич!» – пискнула Люся.

И Тимофей увидел, как им навстречу из пыльной ниши качнулся расплывчатый силуэт: в воздухе быстро проступил среднего роста крепкий мужик в телогрейке и штанах на вате. На фуражке над треснутым лаковым козырьком когда-то была латунная пластинка «Дворник», но она давно потерялась между годами. Зато жестяная круглая бляха с названием улицы и номером дома была на месте, накрепко приколотая к холщовому фартуку. Седые усы мужика пожелтели от табака, обветренные пальцы сжимали древко метлы.