Разлом

– Конечно, – добавил он после короткой паузы. – Если смогу быть полезен – с удовольствием.

– Меня интересуют случаи, когда Совет… – я на мгновение замешкался, подбирая слова, – рассматривал дела людей, нарушивших законы города.

– Вы имеете в виду преступников?

– Да. В особенности интересуют случаи, связанные, так сказать… – я дал фразе повисеть в воздухе, – с еретическими влияниями.

Он посмотрел на меня чуть внимательнее.

– Уточните, пожалуйста, что именно вы имеете в виду?

– Механиков. Ученых. Конструкторов. Тех, кто представлял – или мог представлять – угрозу установленному порядку.

Прудент на мгновение задумался, но не выглядел удивленным.

– Хм. Что ж, я видел многое за свою службу. Поверьте, таких случаев хватает. Люди склонны верить, придумывать, скрываться. Некоторые делают это сознательно, другие – по неведению.

– Все же, – я сделал полшага ближе, – были ли случаи… исключительные? Те, что не вписывались ни в один знакомый вам шаблон?

Он посмотрел чуть внимательнее.

– Вижу, вы пришли ко мне уже с чем-то. Вы, журналисты, любите ходить вокруг да около. Мистер Крейн, если вас интересует конкретный случай – спросите напрямую.

В этот момент миссис Прудент сделала мужу едва заметный, но многозначительный жест. Он, похоже, его проигнорировал.

– Вы правы, – согласился я. – На днях я побывал в Департаменте Общественных Коммуникаций. Просмотрел десятки дел. Большинство – формальные, предсказуемые. Но одно… выбивалось.

Я сделал паузу и посмотрел прямо ему в лицо. Оно по-прежнему не выражало ничего, кроме безупречной любезности.

– Продолжайте, – пригласил Прудент.

– В этом деле не было ни обвинения, ни имени, ни хронологии. Только предмет рассмотрения дела и решение Совета. Без объяснений. Без материалов.

Прудент отвел взгляд, как будто хотел уйти в размышления, но вынужден был остаться.

– Да… – произнес он тихо. – Теперь понимаю, к чему вы ведете. Такие случаи бывали. Последний – очень давно. Настолько, что многие из ныне заседающих тогда еще не имели права голоса.

Он на мгновение замолчал, словно проверяя, не слушает ли кто.

– Расскажите подробнее. Я считаю, что если люди узнают об этом, то станут бережнее относиться к тому, что город делает ради них.

– Да-да, Вы правы.

Он глубоко вздохнул. Миссис Прудент делала вид, что не слушает нас.

– Мужчина. Прибыл неизвестно откуда. Документов при себе у него не было. Поведение – странное. Не агрессивное, но… Он совершенно не знал наших законов и что мы пережили только не давно. Он представлял опасность для общества, поэтому Наместник решил привести его на Совет и дать высказаться.

– Что же он рассказал?

– Он говорил о каком-то приборе. О других мирах. Термины были странные, непривычные. Нам это показалось бредом. Или признаком помешательства. Он не нападал, не угрожал, но… было ощущение угрозы. Мы приняли решение об изгнании.

– Изгнании? Вы уверены? – искренне удивился я.

– Я не видел документов, подтверждающих это, но решение Совета было таким.

– Мистер Прудент, в этом деле в графе “Решение” за печатью Совета значилось “казнь через повешение”. – с нажимом сказал я. – Вы точно в этом уверены?

Он взглянул в мою сторону – куда-то в пространство над правым плечом.

В этот момент за спиной раздался голос. Низкий, спокойный, но с огромной тяжестью в голосе.

– Если таково решение Совета, будьте уверены, что оно… – голос сделал многозначительную паузу, – исполнено.

Я обернулся.

Передо мной стоял Слоттермен.

– Мистер Прудент, – произнес он, – вы сегодня читаете лекцию?

– Нет, мистер Слоттермен, – смущенно ответил он, – Мистер Крейн пишет статью. О влиянии старых веяний на современное общество.

– Мистер. Крейн. – чеканя каждое слово произнес Слоттермен. – Скажите, откуда у Вас доступ к делам Совета?

– Мне его предоставили, – ответил я. – Пригласили.

– Удивительно. – Он чуть склонил голову. – И какие, по-вашему, выводы должен сделать читатель из этих… любопытных случаев?

Я медленно выдохнул.

– Что город находится под защитой. Что Совет внимателен. Что, несмотря на существующие угрозы, народ может чувствовать себя в безопасности.

Слоттермен выпрямился.

– Смело. Звучит… убедительно.

Он сделал паузу, снова перевел взгляд на Прудента. Тот стоял молча.

– Вы ведь понимаете, – продолжил Слоттермен уже тише, – что внимание может быть обоюдоострым? Будьте осторожны, мистер Крейн. Ваш интерес не останется незамеченным.

Я ничего не ответил.

В этот момент к нам, почти бесшумно, подошел Элайа. Вежливо, но с заметной поспешностью.

– Простите, господа, – обратился он, – не мог бы я одолжить мистера Крейна на пару слов?

Слоттермен долго смотрел на него, а затем – едва заметно кивнул.

– Конечно.

Мы отошли на несколько шагов.

– Нам нужно уходить, – тихо сказал Элайа, наклоняясь ко мне. – Сейчас.

– Сейчас? Но…

– Мистер Крейн, – его голос изменился. Стал более четким, почти командным. – Ваши расспросы привлекли слишком много внимания. Ненужного внимания.

– Что Вы имеете ввиду?

– Видите людей в черных плащах? – он слегка кивнул, будто невзначай. – Те, что рассредоточены по залу, у колонн, у выходов? Это гвардия Совета. Не думаю, что они здесь ради приема.

Я понял все без лишних слов.

– Вы правы, – сказал я. – Похоже, нам действительно пора.

Мы двинулись вглубь зала – спокойно, будто просто меняли дислокацию для беседы. Я чувствовал, как по коже расползается липкий холод.

– Не оборачивайтесь, – тихо сказал Элайа. – Просто идите вперед.

Обогнув колонну, мы миновали группу гостей у широкой лестницы, где официанты разносили бокалы с ярко-синими напитками. Я заметил, как один из гвардейцев плавно сместился ближе. Мне показалось, что смотрел он именно на меня.

– Куда мы направляемся? – спросил я почти шепотом.

– Есть один служебный коридор, – ответил Элайа. – Я бы не стал им пользоваться, но у нас нет выбора. Он выведет нас на нижний уровень.

– И что там?

– Официально – что-то вроде подвала. А неофициально… – он бросил на меня короткий взгляд, – черный ход, через технический блок.

– И часто Вы им пользуетесь?

– Еще не доводилось, – усмехнулся он.

Мы свернули в узкий проход между колонн, прошли через арку с гравировкой, изображающей сцены согласия и мира, и углубились в коридор. Свет стал тусклее. Гул голосов остался позади.

– Здесь, – сказал Элайа и потянул за одну из панелей. Она мягко отъехала в сторону, открывая узкий проход с каменными ступенями, ведущими вниз.

Он жестом предложил мне идти первым.

Я кивнул. Свет за спиной погас. Мы начали спуск.

Вокруг – почти полная темнота. Только ступени под ногами едва подсвечивались бледными боковыми линиями. Лестница уходила резко вниз, потом – плавный изгиб вправо, как будто огибала гигантскую колонну. Воздух становился прохладнее. Дыхание отзывалось эхом в сводах.

Мы прошли футов триста – или больше. Я начал считать шаги, чтобы не потерять счет.

Внезапно сверху донесся шум. Кто-то тоже был на лестнице, но пока только в самом начале.

– Быстрее, – прошипел Элайа.

Мы ускорились. Еще немного – пара десятков ступеней. Я уже видел две ровные полосы света внизу – выход.

Сверху раздался отчетливый топот. Кто-то бежал вниз. Несколько человек.

Мы достигли ровной площадки. Не сговариваясь, бросились вперед по узкому коридору. Дверные проемы, черные, мелькали то слева, то справа, перемежаясь рукавами коридоров.

Элайа обогнал меня и, не сбавляя темпа, свернул вправо, в один из них. Голоса сзади доносились все громче.

– Сюда! Они свернули!

Мы бежали во весь опор. Дыхание вырывалось хрипом. Грудь жгло.

Внезапно Элайа схватил меня за рукав и дернул в сторону.

– Нам сюда. Быстро.

Он толкнул тяжелую металлическую дверь. На удивление, она поддалась с первого раза – как будто нас ждали.

И вдруг – все стихло. Мы оказались снаружи.

Ночь встретила нас дождем и прохладой. Мелкие капли сбивали жар с кожи. Где-то вдалеке гудел город. А позади – за закрытой дверью – все еще звучали шаги.

Мы нырнули в узкий переулок за дверью, стараясь не издавать ни звука. Дождь усилился – цепкий, холодный, проникающий под воротник.

Я остановился, прислушался. Тишина. Только капли стучали по металлическим решеткам водостоков. Ни шагов, ни голосов.

– Думаю, они не знают об этом выходе, – сказал Элайа, переводя дыхание. – Или не ожидали, что мы его используем.

Я все еще не мог поверить, что мы ушли. Сердце билось где-то в горле. Пальцы дрожали от перенапряжения.

– Сюда, – сказал он и указал на черный прямоугольник в стене. Дверь, почти неразличимая в тени. – Это служебный вход для поставок. Он давно не используется. Пройдем через склады и выйдем в квартал ниже.

Мы двинулись вперед, сквозь узкий проход, пахнущий сырым деревом и пылью. Позади нас закрылась дверь.

Больше ни звуков. Ни шагов. Ни голосов.

Мы прошли через темное помещение, больше похожее на заброшенный склад: деревянные ящики, брезент и запах старой муки. Воздух был неподвижен, а шаги глухо отдавались по полу.

Элайа опустился на ящик у стены и жестом пригласил меня присесть рядом. Я не отказался. Тело дрожало, но разум уже начал отстаивать спокойствие.

– Кажется… Вы меня только что спасли.

Элайа пожал плечами, откинувшись к стене.

– О, ну что Вы, мистер Крейн. Подумаешь, пара гвардейцев, тайных коридоров, легкая пробежка… Обычный вечер в Лунденвике.

– Вы ведь могли просто уйти. Не вмешиваться вовсе.

Он посмотрел на меня – спокойно, почти весело.

– Возможно. Но я терпеть не могу, когда кто-то портит другим хороший костюм.

– Костюм? – переспросил я, удивленно.

– А Вы подумали, я сделал это ради вашего спасения? – Он усмехнулся. – Знаете ли, сейчас пошить что-то приличное – дело почти невозможное.

– Признаю… Вы меня удивили.

– Надеюсь, в хорошую сторону?

– Пока – да.

Он чуть наклонился, с полушутливой серьезностью:

– Только пока?

– Пока не выяснится, что все это было частью вашего плана.

Он поднял руки, изображая полнейшую невинность.

– Да как вы могли такое подумать. Я же просто хороший парень. Почти скучный.

Мы оба усмехнулись. И только тогда я понял, как давно не смеялся.

Глава 11

Я стоял у раскрытого окна. Вековые деревья теперь не казались такими пугающими. Они не тянулись ко мне, не пытались утянуть за собой в бездну неизвестности. Наоборот, они стояли, как стражи, укрывая от палящего солнца раскинувшийся внизу сад. Среди листвы колыхались диковинные цветы, густые травы, источающие терпкий, чуть горьковатый аромат.

Сестра Анна, сгорбившись еще больше обычного, медленно передвигалась меж грядок и клумб, осторожно срывая побеги. Оказалось, что те жуткие на вкус похлебки, от которых поначалу мутило, обладали лечебными свойствами, благодаря которым я так быстро пошел на поправку.

Теперь уже я знал точно, что провел в этом приходе чуть больше пяти недель. Из разговора с доктором Ольманом выяснилось, что у меня было сломано три ребра, тяжелый ушиб головы и правого локтя. Чудо, что локоть не сломался тоже. Вдобавок, множество мелких ушибов, ссадин и царапин. Плечи, спина, бока, ноги – все было покрыто пятнами, как будто я прошел через дюжину падений подряд.

– Судя по характеру ссадин на Вашем боку и руках, – сказал доктор, – Вы прокатились по черепичной крыше. Возможно, это Вас и спасло. Судя по всему, высота была не слишком большой. Иначе… – он не договорил, просто взглянул поверх очков. Я и сам знал, что иначе меня здесь бы не было.

В углу моей комнаты стояло зеркало, которого не было видно с койки. Когда я впервые подошел к нему, в отражении смотрел на меня человек, которого я не знал. Волосы – сбившиеся, слипшиеся – свисали клочьями, напоминая комья грязи, готовые вот-вот отвалиться. Лицо – все в ссадинах и порезах, проступающих даже сквозь отросшую бороду и усы. Под левым глазом наливалась гематома – лиловая, плотная, придававшая лицу почти угрожающий вид.

Сегодня утром я попросил у доктора бритву. Не знаю, чего именно ожидал – может, чего-то медицинского, стерильного, бионического. Вместо этого он, не моргнув, протянул мне классическую опасную бритву – тяжелую, с вытертой ручкой.

Я побрился без лишней церемонии, почти машинально, как делал это раньше в армии. Быстрые, точные движения, холодный металл у щеки, тусклое отражение в зеркале. Волосы пришлось очень долго расчесывать, терпеливо, как будто разбирал спутанный клубок. Потом, вооружившись ножницами все от того же доктора, подровнял волосы как смог.

Теперь в зеркале я мог узнать себя. Лицо все еще было в ссадинах и порезах, кожа – сероватая, а под глазом темнел багровый синяк. Но это точно был я.

Одежда, в которой я сюда попал, была изорвана в клочья, в крови и грязи. Поэтому приходилось довольствоваться серой монашеской робой. Она была изготовлена из грубой, плотной холщовой ткани. Подмышки сильно натирало, ворот давил как удавка. Ничего. К этому можно привыкнуть.

Я услышал приближающиеся шаги. По звуку ботинок, по размеренному, тяжеловатому ритму я узнал доктора Ольмана.

– Добрый день, мистер Колдуэлл. Вижу, вам становится лучше.

– Добрый день, доктор. Да, я чувствую себя гораздо лучше. Особенно теперь, когда удалось немного привести себя в порядок.

– Приятно это слышать и видеть. Давайте проведем осмотр.

Он, как и пару дней назад, тщательно прощупал суставы, грудную клетку, живот. Ребра, почки и печень все еще отзывались болью. Легкие, к счастью, были в порядке – но остальному телу досталось изрядно.

– Что ж, – сказал он, убирая руки и чуть отступив, – вы явно идете на поправку.

Я кивнул, запахивая робу.

– Мистер Колдуэлл… Пару дней назад приходил молодой человек. Он спрашивал о некоем Итане Крейне.

По спине пробежал холод. Только сейчас я осознал, что доктор Ольман все это время звал меня настоящим именем.

– Как он выглядел? – спросил я, стараясь сохранить спокойствие.

– Как чиновник, – ответил доктор, немного подумав. – Высокий. С аккуратной бородкой. Белая рубашка, серый жилет. Вежлив, настойчив.

– Что же Вы ему ответили?

– Что Вы еще не готовы принимать посетителей.

– Благодарю Вас, доктор.

Он кивнул и начал собирать свои инструменты в чемоданчик.

– Доктор Ольман… – задумчиво произнес я.

– Слушаю Вас.

– Вы называете меня “мистер Колдуэлл”. Почему?

Доктор многозначительно посмотрел на меня.

– Потому что это Ваше имя, мистер Колдуэлл.

– Откуда вы знаете это?

– По нескольким причинам, мистер Колдуэлл. Во-первых, вы сами произнесли это имя, пока были в бреду. Несколько раз.

Он замолчал, бросив взгляд на корзину у изголовья кровати, где лежали остатки моей прежней одежды – грязные, изорванные, но не выброшенные.

– Во-вторых… оно вышито на подкладе вашей рубашки. Тонкой шелковой нитью: Итан Колдуэлл.

– Действительно… – потупив взгляд, ответил я.

Доктор на мгновение замолчал, затем произнес, почти без нажима:

– Другой вопрос, мистер Колдуэлл – зачем вам скрывать свое имя?

Что же можно ответить на такой вопрос? Потому что я не тот, за кого меня принимают? Потому что я не из этого мира? Потому что я инженер, и если это раскроется, то меня, скорее всего, просто казнят?

– На это… были причины.

– Я так и думал.

Он поднял свой чемоданчик и направился к выходу. Уже у двери остановился и обернулся:

– Но подумайте и Вы, мистер Колдуэлл. Почему именно сюда он привез Вас той ночью?

Я так и остался стоять в середине комнаты, глядя ему вслед.

Теперь было о чем еще подумать. Зачем доктор задал этот вопрос? Что именно он имел в виду? Знал ли он больше, чем говорил?

Похоже, он знал, кто привез меня сюда. И, судя по описанию, этот человек уже приходил – справиться о моем здоровье.

Но зачем? Это была просто вежливость, беспокойство? Или нечто иное?

Нужно поскорее выбираться отсюда и вернуться к профессору Хартли. Надеюсь, что хоть у него есть какие-то ответы.

Собравшись с мыслями, я вышел в коридор.

Он был выполнен в том же стиле, что и моя комната: потемневшие от времени, облупленные обои, скрипучие половицы, прикрытые ковром – выцветшим, застарелым, впитавшим в себя пыль и грязь тысяч ног. По обе стороны были двери. Некоторые из них были приоткрыты. Я осторожно шел вперед, поочередно заглядывая в каждую.

Больных, кроме меня, больше не было. Но я помнил, как однажды слышал крик.

Кто-то схватил меня за руку. Резко обернувшись, я увидел сестру Анну.

– Тебе нельзя здесь оставаться, – прошептала она, глухо, словно сквозь какую-то маску. – Заканчивай дела и уходи.

– Но…

– Ты в опасности. И всех, кто рядом, подвергаешь ей.

Я открыл рот, но слов не нашел.

– Посмотри, – сказала она и протянула мне кусок мутного стекла.

– Что это?

– Смотри, – только и ответила она.

Я поднес стекло к глазам – и вздрогнул. Комната за дверью, пустая минуту назад, была полна раненых. Они стонали, корчились от боли. Никто не помогал им.

Я обернулся. Увидел каталки, выстроенные вдоль коридора. На них лежали… мертвые. Тела скрыты под простынями, руки свешивались вниз.

Я выронил стекло. Оно ударилось о пол и не разбилось – только глухо звякнуло.

Видение исчезло.

– Что это было? – спросил я. Тихо. Почти хрипло.

– Настоящее, – сказала сестра. – То, что происходит сейчас. Но не здесь.

На миг я задумался.

– Не здесь? – я повернулся к Анне.

Но вопрос так и повис в воздухе. Ее уже не было.

Я поднял стекло, снова поднес его к глазам. Ничего не произошло.

Мелкая дрожь не отпускала. Руки тряслись. Что это было? Я готов поклясться, что среди тех раненых видел Крейна.

Может, я снова теряю рассудок?

Я спрятал стекло в карман внутри робы – медленно, словно пряча улику, которую никто не должен найти. Потом повернулся и пошел обратно.

Коридор снова был пустым, но уже не казался таким безобидным. Тени будто стали гуще, а тишина плотнее.

Я вернулся в свою комнату, сел на край койки и уставился в пол. Что это было? Видение? Бред? Или еще одно напоминание?

Раздался стук в дверь.Снова шаги. На этот раз доктор был не один.

– Войдите. – сказал я, отгоняя тревожные мысли.

Дверь распахнулась со скрипом, и на пороге появились доктор Ольман и… Элайа.

– Мистер Крейн, – произнес доктор. – Ввиду улучшения Вашего самочувствия, я решил разрешить этому молодому человеку Вас навестить.

– Благодарю Вас, доктор.

Он поклонился и ушел, оставив нас вдвоем.

– Итан! Рад видеть, что ты жив-здоров! – радостно сказал Элайа. – Честно говоря, я не был уверен, что ты вообще жив, когда нашел тебя.

– Нашел? Где?

– Я шел домой. Проходил мимо Инспекции и вдруг заметил… кого-то лежащего на земле.

Я посмотрел на него, излучая полное непонимание. Он продолжил.

– Сначала я подумал, что кому-то стало плохо, но все оказалось куда серьезнее. Судя по осколкам черепицы вокруг, ты упал откуда-то сверху. Не помнишь что ты там делал?

– Я… ничего не помню.

– Совсем ничего? Что ты мог там искать?

– Даже не догадываюсь.

Он на мгновение задумался, слегка прищурился.

– Может быть, твое расследование тебя туда привело?

– Расследование?

– Ну да. Та статья, которую ты пишешь. Может, ты что-то искал? Или хотел поговорить с кем-то?

– Я старался вспомнить, – сказал я, глядя в сторону. – Но… есть только обрывки. Воспоминания, ощущения… и все. Больше ничего.

– Понятно. Очень жаль. Возможно, что это пройдет и память восстановится?

– Я не знаю. – зачем-то слукавил я. – Доктор Ольман говорит, что шанс есть, но небольшой.

Элайа прошелся по комнате и опустился на стул у окна – тот самый, что стоял в углу, почти забытый.

– Когда ты придешь в норму, – сказал он, – я заберу тебя в город.

– Скажи… почему ты привез меня именно сюда?

Он ненадолго задумался. Лицо его вдруг стало серьезным, жестким. Таким я его еще не видел.

– Потому что в городской больнице это могло бы вызвать ненужные вопросы. Не думаешь?

– Разве это место не в городе?

Элайа вдруг повеселел.

– А вот это хороший вопрос! Да, мы все еще под куполом. Но формально – за городской чертой. Конечно, законы здесь те же… но почему-то мало кто знает об этом месте.

– Как ты вообще узнал о нем?

– Уютное, правда? – легко ушел он от ответа. – В следующий раз попрошу для тебя комнату с хорошим видом.

– В следующий раз?

– Ну, с твоей тягой к приключениям… думаю, ты еще сможешь сюда вернуться.

Он уходил от прямых ответов. Интересно, почему? Все, что говорил, звучало разумно, даже правдоподобно. Но будто что-то между строк. Я не понимал что меня беспокоит сильнее. То, что он говорит или то, как он это делает.

– Честно говоря, я бы не хотел.

Элайа встал и подошел ближе.

– Тогда выздоравливай. И больше не попадай в такие переделки.

– Я постараюсь. – пообещал я.

– Ну… мне пора. Скоро увидимся.

Я кивнул.

– До встречи. И… спасибо, что не прошел мимо.

Дверь мягко закрылась. Я остался один в тишине.

Я все больше думал над словами доктора Ольмана и Элайи. Многое в их поведении казалось разумным, почти дружелюбным. Но за этим что-то скрывалось. В голову приходило слишком много вопросов – и ни одного ответа.

В какой-то момент я осознал, что сжимаю в руке под робой тот самый осколок стекла. Я достал руку и разжал пальцы – тонкая струйка крови потекла по ладони.

Я снова посмотрел сквозь стекло. Никаких видений.

***

На следующее утро в дверь постучали.

– Войдите, – сказал я.

Доктор вошел, как обычно, с папкой в руках.

– Как вы себя чувствуете, мистер Колдуэлл?

– Гораздо лучше, доктор Ольман. Спасибо!

Он одобрительно кивнул и что-то записал.

– Вчера, при том молодом человеке, Вы не стали раскрывать мое имя…

– Верно, мистер Колдуэлл. Я – врач, и не мое дело выдавать чьи-то тайны.

– Понимаю.

Действительно, все звучало логично.

Доктор Ольман сделал еще одну пометку в бумагах.

– Доктор, если это возможно… я бы хотел пойти в город.

– Пойти? – удивился доктор Ольман. – Боюсь, что пока что так далеко Вы не уйдете.

– Да, я понимаю. И у меня теперь нет одежды…

– Насчет этого сильно не переживайте. В подвале есть склад с одеждой, оставленной прежними посетителями.

– Прежними посетителями?

Доктор на секунду задумался.

– Иногда люди уезжают в спешке. А иногда… не уезжают вовсе.

Он сказал это спокойно, будто речь шла о погоде.

Я кивнул.

– Спасибо, доктор. Я спущусь и что-нибудь подберу.

Глава 12

Подвал приходской лечебницы встретил меня тусклым, пульсирующим светом ламп, развешанных вдоль стен, и стойким запахом сырости. Где-то капала вода. Вдоль стен стояли грубо сколоченные деревянные ящики, частично закрытые серыми, выцветшими от времени тряпками.

На одном из них виднелась надпись: "медикаменты".

Потолок нависал так низко, что мне приходилось пригибаться. Казалось, единственный, кто чувствовал бы себя здесь как дома, – это сестра Анна.

Справа я заметил массивную дверь с коваными петлями и выцветшим орнаментом. На ней небрежно было написано: "Вещевой склад".

Я потянул за ручку. Дверь поддалась с протяжным скрипом, от которого у меня невольно скривилось лицо.

Внутри оказалось куда просторнее. Из небольшого окошка под потолком лился дневной свет. Вещей было на удивление много. Что-то было сложено в аккуратные стопки, но большинство валялось перемешанными кучами. Увидев такое множество вещей, я задумался: сколько людей успело покинуть это место за все годы?

Поиск одежды не занял много времени. Женских вещей было больше, но я старательно откладывал их в сторону. Среди груд изношенных курток, платков и мешковатых халатов я нашел брюки – синие, плотные, практически не ношеные. Рубашку – темно-синюю, со слегка потертыми манжетами и выцветшими пуговицами. Она подошла почти идеально.

Обувь лежала в беспорядке: туфли, сандалии, ботинки, сапоги – в куче, будто брошенные в спешке. Я копался в ней достаточно долго, прежде чем нашел пару кожаных ботинок. Они слегка жали, особенно в области подъема, но были цельные, с целой шнуровкой, а это уже было удачей.

В углу стояло зеркало. Его поверхность была мутной, покрытой пылью, и мое отражение выглядело размыто, но даже сквозь этот призрачный слой я увидел, как сильно изменился.

Темноволосый мужчина с усталым взглядом. Щеки ввалились. Кожа побледнела. На шее – едва заметный след от повязки или бинта. Костюм, хоть и слегка пыльный, выглядел почти официально. Одежда сидела хорошо: рубашка облегала плечи, брюки держались даже без ремня, не спадая.