неСтандартный отпуск учителя

Влад мне нравится гораздо больше, чем Олег. Неправильно. Олег мне нравился. Во Влада я влюблена как кошка в марте. Все мои тщательно взращённые брони и когти просто пасуют перед этим. Я не могу ни злиться, ни обижаться на женщину, которая родила и воспитала этого восхитительного мужчину. При этом телефонный разговор же показал, что мне вряд ли будут рады.

Пока я всё это перевариваю в себе, Головин подходит ко мне и очень нежно берёт в ладони моё лицо.

– Малыш, я не знаю, что произошло у тебя в прошлом, – он говорит спокойно, размеренно и ласково. – Очень, кстати, хочу узнать. Но не сейчас. Торопимся. Ничего не бойся. Не бойся моей мамы. Она дорогой мне человек, и я никогда её не брошу. Но! Даже ей нельзя унижать и оскорблять мою любимую девушку.

– Любимую? – мой голос хрипнет. Мы шептали массу нежностей, успокаивая друг друга, или в порыве страсти, но признаний так и не случалось.

– Любимую, – голос Влада, наоборот, твёрд и уверен. – Я люблю тебя, моя Ася. И не позволю ничему и никому разрушить нас.

Свои слова Влад подкрепляет крышесносным поцелуем. Зажигая меня мгновенно, заставляя откликаться и тонуть в его сладком вкусе. Не даёт мне вставить ни слова, шикает, когда я пытаюсь заговорить.

– Потом… ты всё скажешь потом, – и дарит мне ещё один поцелуй. Страстный и нежный, горячий и быстрый. С трудом отрываемся друг от друга и экстренно ускоряемся. Времени немного, а дел хватает. Влад звонит Лёхе, сдёргивая его вместо нас побыть с сестрой первую половину дня. Пока мы будем кататься по делам мамы Головиных, Лёша побудет здесь, потом сюда приеду я и отпущу его поработать. Эта идея не очень нравится мужчинам, но работу тоже никто не отменял.

Разговоры на повышенных тонах, разбудили малышню, поэтому я перехватываю Глеба и оставляю Нину заниматься Ромашкой. Вместе с малышом мы умываемся и чистим зубы, потом идём завтракать, освобождая ванную Владу. Как хорошо, что мне вчера хватило сил поставить таймер на мультиварке и засыпать кашу. За эти недели я уже немного освоилась на кухне Головина, периодически пекла блинчики или оладушки на завтрак, чередуя с горячими бутербродами и воздушными омлетами. Сегодня сил и времени возиться с завтраком нет совершенно. Раскладываю всем кашу, достаю из холодильника малиновое варенье, которым поделилась с Владом, свежие ягоды, из бабулиного сада, сухофрукты из любимого магазина. Готовлю напитки на всех: Владу кофе, Нине чай, нам с Глебом какао. Перехватываю малыша, чтобы Нина спокойно поела, потом Ромашку забирает у меня Влад, давая возможность спокойно поесть. Чехарда с ребёнком и кухонная суета создаёт ощущение, что я этакая мать семейства. Хихикаю от этой мысли. Мне 23, но мой ментальный возраст похоже 50.

В этот момент в дверь звонят, и мы с Ниной вздрагиваем и переглядываемся. Фуф. Как бы ни казалось, что всё хорошо, но нервное напряжение вчерашнего дня ещё не скоро отпустит нас. Влад возвращает племянника Нине и идёт к двери, но всё хорошо, это оказывается Лёха. Здороваемся, мужчины обмениваются рукопожатиями.

– Лёш, ты завтракал? – спрашиваю, помня, что немного каши ещё осталось.

– Не, не успел, – трёт сонные глаза. – Меня Влад в мастерской разбудил. Я вчера после вас заскочил на СТОшку, пока там всё разгрёб, решил домой уже не ехать. Лёг там, поспал в итоге только часа 4.

– Давай тогда я тебе каши наложу, – встаю и достаю ещё одну тарелку, – поешь да ложись в гостиной поспи. Свежее постельное сейчас принесу. Кофе делать не буду, чтобы сон совсем не перебить. Чай, какао, молоко?

– А давай молока, – он идёт в ванную мыть руки и возвращается, как раз когда я уже поставила ему завтра.

– М-м-м, так пахнет, как в детстве. Уютом, – мне в голосе его слышатся какая-то потаённая грусть. – Спасибо, Ась. Ты прям хозяюшка.

– Не за что, – мгновенно заливаюсь румянцем. От смущения сбега́ю в комнату и, как обещала, достаю постельное. Забегаю на минутку в ванную проверить, как выгляжу. Выбор одежды у меня здесь небольшой, но это и к лучшему. Голубые джинсы, белая футболка и кроссовки – сегодня уже классика. Немножко элегантности образу добавляю, убрав волосы в лёгкую косу, а футболку спереди заправляю за пояс, оставив сзади навыпуск. Стильно и неброско. Макияж делать даже не собираюсь, только бальзам на губы.

Выбегаю сразу в коридор обуваться. Уже оттуда громко говорю:

– Нин, ты по продуктам посмотри там, если что-то ещё надо, пиши нам. Привезём.

Натыкаюсь на какой-то странный взгляд Влада, что уже собранный стоит у двери и крутит ключи от машины в руках. Не понимаю, что у него во взгляде.

– Всё, народ, мы поехали. Привезу Асю часа через три. Не шалите, – говорит игривым голосом, но тут же становится серьёзным. – Если что сразу звоните, не ждите. Лёх?

– Да, понял я, понял, – голос Лёхи прерывается на пережёвывание еды. – Всё не ссы, прорвёмся. Валите уже.

Музыка: Мама (LOUNA)

Глава 18

«Пришла, рассыпалась клыками»

Дети рассказывают стихи (Просторы интернета)

Всю дорогу в машине Влад висит на телефоне, причём ничего не скрывая от меня, просто врубив громкую связь. Созванивается с управляющим второй мастерской в городе, Сергеичем. Объясняет, что Лёха сегодня не выйдет, просит проконтролировать какие-то важные машины в его мастерской. Да, Лёша ведь не просто друг, с которым они когда-то это всё начинали, он управляющий самой первой станции. Потом звонит мастерам в Захарино, объясняет, что сам не приедет и пришлёт Лёху после обеда. Обещает покарать всех, если опять накосячат, при этом разговаривает матом так, что светофоры краснеют. Договаривается с какими-то мужиками, что сделают их тачки попозже.

– Голова, не бузи, – говорит очередной собеседник. – День-два мне похуй, вторая тачка на ходу, главное сам глянь. А то не верю я этим пидорасам из официального центра.

– Добро. Будет готово, отзвонюсь.

– Забились.

Влад заканчивает вызов и паркуется во дворе пятиэтажки в центре города. Я понимаю, что мы приехали и надо выходить, но сил идти нет. Внутри раскручивается смерч тревоги. Так бывает, когда ты ждёшь неприятности и они приходят. А сейчас мне к ним надо выйти самой. Фуф. Чутко поймав, моё настроение, Влад сжимает мою ладошку и целует пальчики:

– Я не дам тебя в обиду.

Поднимаемся на третий этаж и звоним в дверь.

– Открыто, – раздаётся голос, приглушённый стенами.

Влад неодобрительно качает головой, но толкает дверь. Мы оказываемся в узком, но светлом коридоре. По планировке я понимаю, что это двухкомнатная хрущёвка, но с хорошим, новым ремонтом. Светлые стены, декоративный кирпич. По стилю очень похоже на квартиру Влада, только менее мужской вариант. Больше тёплых цветов, дерево, всякие мелочи: подушечки, ключница, зеркало. Из коридора мы сразу попадаем в большую комнату, похоже, была сделана перепланировка и кухню объединили с проходной комнатой.

За столом сидит миниатюрная пожилая женщина и пьёт чай. Нина невероятно похожа на свою мать. Когда-то Татьяна Елисеевна, а так зовут маму Головиных, была невероятно красива. Более хрупкая, чем дочь, шатенка, тонкие брови вразлёт, выразительные глаза, пухлые губы. Мужчины, наверняка, безумно завидовали её мужу. Сейчас же болезнь наложила тяжёлый отпечаток на её внешность. Выглядит она гораздо хуже своего возраста, хотя и тщательно следит за собой. Аккуратный маникюр без лака. Кожа, по которой заметно близкое знакомство с уходовой косметикой. Пучок на голове, завязанный так небрежно, что сразу понятно – это тщательно спланированный беспорядок в причёске. Я видела таких женщин: они внимательны к своей внешности, но внутренние переживания старят их. Вишенка на торте впечатлений надменный, пронизывающий взгляд, который, казалось, говорил: «Я вижу тебя, милочка насквозь. Сына можешь дурить, меня не обманешь!».

Будто в подтверждение моих слов, Татьяна Елисеевна бросает:

– Ну что же вы, милочка, в дверях-то застряли. Проходите, осваивайтесь. Вам же скоро всё достанется, – и тон такой, как будто она увидела стрелку на новых колготках прямо перед выходом на улицу.

– Здравствуйте, Татьяна Елисеевна. Прошу прощения, немного растерялась. У вас очень красивая квартира, – говорю тем тоном, которым разговариваю с родителями своих сорванцов.

– О! Уже оценила рыночную стоимость, да? И что сколько выручишь? Миллиона 3-то хоть выйдет? Всё же старый фонд, – желчь из этой женщины так и хлещет.

– Мама, прекрати! Я тебя предупреждал, с Агнией ты общаешься вежливо или не общаешься совсем, – голос Влада сух и строг.

Хорошо, что он вмешался сейчас. Долго в таком режиме я не выдержу. Это мама моего любимого мужчины. Пора признать хоть себе, что я безудержно полюбила этого невероятного человека. И это делает меня беззащитной. Я не умею быть жёсткой с близкими. Это не мама моего ученика, перед которой я защищаюсь как профессионал, это родственник, который линчует меня как человека. Публично и изощрённо.

– А что я не так сказала, сын? Ты нашёл очередную девку, которой от тебя нужны только твои деньги. Сейчас дождётся моей смерти, продаст квартиру и заживёт за наш счёт. Не была б сиротой, я б решила, что эта ушлая сюда надумала привезти всю родню до пятого колена. Такие бесприданницы только с виду невинные овечки, а за деньги под любого лягут. Она ещё и гулящая, вон вся рожа разбита. Очевидно, какой-то хахаль приложился.

Ощущение, как будто мне в грудь воткнули раскалённый штырь и пару раз провернули. Смотрю во все глаза на то, как по её лицу разливается довольная улыбка, мол, смотри, я самая умная знаю, всё про эту дрянь. А мне так плохо. Мои ресурсы закончились ещё вчера. Мне больно. Мне обидно. Я не сирота, у меня тоже есть мать. Жестокая, но есть. Мне не нужны ничьи деньги. Я просто хочу любви.

Сегодня я не могу быть сильной. Концентрируюсь на дыхании. Вдох-выдох, вдох-выдох. Мне нельзя уплывать в боль. Дышу. Пульс стучит в висках. Разворачиваюсь и вижу шок и ужас на лице Влада. Он смотрит на мать так, будто вместо неё там сидит кракен, чудовище морское неведомое. Она говорит и говорит, но в моих ушах долбит пульс, и я не слышу ничего.

–Твою дивизию, мама! Не смей.

– Прошу прощения, я пойду.

Мы с Владом начинаем говорить одновременно. Только мой тон спокоен, а Влад орёт и бушует. Головин, поняв, что я хочу уйти, хватает меня за руку.

– Ась…

– Не надо, – машу головой, – решай вопросы мамы, я на такси за машиной и поеду к Нине. Не ругайся из-за меня. Не хочу ещё больше доставлять проблем. Всё в порядке. Мама – это важно.

– Малыш, ну какое в порядке, – Влад не знает, что делать. Он ничего не может сделать собственной больной матери, а невозможность защитить меня ломает его.

– Не переживай. Я в порядке! – чмокаю его в уголок губ и сбега́ю.

– Вот, правда глаза колет! Что, дрянь, не ожидала, что тебя быстро выведут на чистую воду! Меня не обманешь! Знаешь, сколько таких меркантильных вокруг Володеньки…

Сквозь гул в ушах прорываются злые слова, но я не вслушиваюсь, отсекаю их, захлопнув дверь в квартиру. Сбега́ю вниз по лестнице, но на последнем пролёте торможу и плюхаюсь прям на ступеньки, прижимаясь щекой к стене. Холод подъезда остужает кратер, что извергается внутри меня.

Ну вот, спрашивается, и чего я расстраиваюсь? Чего ждала? Если, собственной матери я не нужна, то что говорить о других? Как там она говорила во времена моего детства: «Ты моль! Ты тень! Тень нашей семьи: ни лица, ни ума, ни денег».

Услышала ли я сегодня что-то новое про себя? Нет.

Обидно, что мама любимого мужчины не принимает меня? Да.

Готова ли я расстаться ради этого с ним? Нет.

Готова ли лебезить, чтобы понравиться? Нет.

Выход один. Дистанцируемся. Мы живём в разных вселенных. В одной есть я, в другой она. Мы не пересекаемся. А спустя ещё три недели я уеду, и проблема сама собой рассосётся. Я не буду тянуть Влада на себя. Это его мама. Мама – это важно. Если он решит беречь её нервы, я отпущу его. Перебурлив в себе проблему, выдыхаю и дрожащими руками, достаю из кармана телефон и пытаюсь открыть приложение такси.

Пока я через раз попадаю по экрану, наверху хлопает дверь и торопливые шаги приближаются ко мне. Выруливая из-за очередного поворота, Влад замечает меня и замедляется. Спускается чуть ниже меня, ставит колено на ступени, так чтобы удобно смотреть мне в глаза.

– Ася, любимая, прости. Такого больше никогда не повторится. – Головин судорожно вглядывается мне в глаза, ища там что-то, его тоже знатно потряхивает. Я же взгляд отвожу и разглядываю рисунок на своих кроссовках.

– Всё в порядке, Влад. Не случилось ничего такого, чего я не ожидала. Я точно не являюсь мечтой мам, как пара для их сыновей. Некрасивая, сирота, с нищей профессией. На правду не обижаются. Тем более всё это от любви к тебе и переживаний.

В стену рядом со мной прилетает кулак, и я, вздрогнув, вскидываю взгляд на Влада.

– Не говори, пожалуйста, ерунды. Ты красивая, очень сильная и невероятно душевная девушка. Ты не в чём не виновата. А моя мать…моя мать превратилась в избалованную суку, которая не готова делить внимание собственного сына. После твоего ухода я выслушал такую хрень, что понял справедливость слов маминого врача. Она уже давно оправилась от болезни, но манипулирует мной и сестрой, потому что после смерти отца потеряла цели и смыслы в жизни. Но! Мне было все равно, пока это касалось только меня. Обижать тебя я не позволю. Даже тебе самой. Ты маленький лучик, который надо оберегать, как величайшую ценность.

– Мой дракон… – шепчу, потому что голос подводит. Как же…как же приятно. На месте извержения вулкана в моём сердце начинают пробиваться осторожные ростки. Неужели меня, правда, можно любить и оберегать?

– Что? – Влад теряется и не понимает, о чём я.

– Ты мой дракон, защищающий принцессу от чудовищ, – чуть громче говорю я.

– Надо, буду и драконом, и ядерной боеголовкой.

Меня подхватывают на руки, и поднявшись на пролёт вверх, сажают на подоконник, после чего страстно целуют.

– Люблю тебя! – шепчет Влад в перерывах между поцелуями.

– А я тебя!

Музыка: «When We Stand Together» (Nickelback)

Глава 19

«Семья – это когда все любят».

Ответ ученика начальной школы (Просторы интернета)

Несмотря на все заверения Влада, осадок после встречи с его мамой будет со мной ещё долго. Как бы я ни храбрилась. Как не принимала и понимала ситуацию. Это было больно. В этот раз ещё больнее, чем в прошлый. При этом я не хочу показывать эту боль своему мужчине. Не станет легче ни мне, ни ему от понимания, насколько сильно Татьяна Елисеевна смогла меня зацепить.

Чтобы прийти в себя окончательно, мне срочно надо остаться одной. Сбросить эмоции, продышаться, может поорать песню какую-нибудь. В идеале бы потанцевать, но я уже почти год не занималась. После школы в профессиональные танцы не вернулась, но в разные кружки/клубы/секции ходила. Первый год работы в школе находила время ходить в фитнес-клуб на зумбу. А в этом году вот не получилось.

– Влад, давай, ты меня сейчас докинешь к бабуле. Я заберу машину, заеду в магазин и сменю Лёшу? Вы вдвоём быстрее порешаете свои вопросы и приедете.

– Ась… – Влад ерошит волосы опять.

– Ну ты же понимаешь, что это лучшее решение. Трубки от него мы не берём, дверь не открываем, если вдруг, что звоним вам сразу. У меня есть шокер в бардачке, возьму с собой. Ну и вряд ли он настолько отбитый, чтобы завалиться в квартиру к тебе?

– Я пошлю пару мальчишек к вам во двор. Они, конечно, пацаны совсем, но понаблюдают за двором, да и мне спокойнее будет.

– Хорошо, – я делаю небольшую паузу и, набрав побольше воздуха в лёгкие, выдыхаю. – Что с лекарством для твоей мамы?

Брови Влада вновь взлетают под чёлку.

–Бля, я забыл. Сейчас. – Он открывает телефон, пару минут возится, матюгается. – Всё готово, поехали, отвезу тебя до машины, туда как раз приедет курьер с лекарством, завезу его маме после работы. Или пока буду по городу мотаться.

– Погоди, – теперь уже в ступор впадаю я. – То есть это лекарство можно спокойно заказать через приложение? Я думала оно какое-нибудь рецептурное, и забирать надо в специальной аптеке.

– Нет, препарат новый, но его можно спокойно заказать. Мама требует возить её просто потому, что хочет видеть меня. Ну и знать, что её прихоти будут выполнены.

Выпадаю в осадок от шока. Серьёзно? Срывать сына, который пашет как про́клятый, ради блажи? Не получается переварить эту информацию. Не бьётся в моей голове образ Нины и Влада и вот такой мамы. Кручу эти мысли всё время, пока идём до машины, рассаживаемся и отъезжаем от этого негостеприимного дома.

– Влад, – говорю, наконец. – Ты скажи, если лезу не в своё дело, но ты говорил, что ваша мама не всегда была такой? Это так болезнь повлияла?

Головин хмыкает и молчит. Чешет пальцем бровь, стучит по рулю и громко выдыхает.

– Ладно, прости, зря лезу, – иду на попятную я. Мне ли не знать, что не каждому можно рассказать о закидонах родни. Слегка царапает, конечно, что Влад не готов делиться со мной этим, с другой стороны, мужчинам сложнее в целом рассказывать о личном.

– Ася! Прекрати извиняться, – мягко журит меня, пока я ещё не успела накрутить себя. – После утренней сцены ты имеешь право выбивать из меня подробности ногами, или послать меня в пешее эротическое. Любая другая так бы и сделала. Никто б не переварил это так быстро. Уж точно ни одна моя знакомая девушка не стала бы ввязываться в проблемы моей семьи, подставляясь под удар, успокаивать меня и корректно интересоваться. Ты мой лучик света любимый.

Аккуратно берёт меня за руку и целует все пальчики по очереди.

– Спасибо тебе за такую реакцию. Мне очень тяжело принять мать такой. – Влад очень серьёзен, видно, что всё происходящее сильно его тревожит. Глажу в ответ больши́м пальцем его огромную ладонь, вызывая у него лёгкую улыбку.

– Я молчал, потому что сложно ответить однозначно, – объясняет он. – Мама… мама никогда не была «тёплым» родителем. Нас с сестрой растили в строгости. Никакого лишнего баловства, сладостей. Самое важное – это послушание. И прилетало не всегда справедливо, порой за очень надуманные вещи. Отец был гораздо добрее к нам, не баловал, но и самодурством не страдал. Но часто был занят. Сутки на работе, потом отсыпной, потом халтуры. Мамы с нами было гораздо больше. Правда, в воспитание Нины папа ещё больше отсутствовал. Со мной были такие, знаешь, мужские развлечения: рыбалка, охота с коллегами, спорт, ремонт всякой мебели, машины. Он много рассказывал, показывал, таскал на какие-то встречи и посиделки с мужиками. Для меня он во многом стал примером. С Ниной…он то ли не знал, что с ней можно делать, то ли считал, что это женское дело. У них не было таких близких отношений. Он её любил, баловал, но так… издали.

Влад говорит всё, не глядя на меня, внимательно следит за дорогой. В его голосе было столько тепла, когда он рассказывает об отце. Было действительно заметно, что он его любит, помнит, и что Семён Головин был мужиком и такого же мужика растил. На самом деле, нет ничего удивительного, что он не знал, как быть с дочкой. Мужчины часто плохо понимают женскую психологию, а уж понять маленькую девочку ещё сложнее. По моим наблюдениям в школе, холодных пап гораздо больше, чем холодных мам.

– Мама очень сильно контролировала сестру. – Совсем другим тоном заговорил Влад. В нём было много грусти и сожаления. – Приход и уход по времени. Могла позвонить в любой момент и потребовать чуть ли не поминутный отчёт о том, что её дочь делает. Очень строго относилась ко всем мальчикам в её окружении. Чуть ли не с семи лет считала, что все друзья, мальчики, могут её соблазнить. Сама выбирала ей подружек, ограничивала в прогулках, играх. И если я от маминых придирок ещё больше бунтовал, или делал вид, что слушаюсь, а творил всякую…ерунду в общем, творил. То Нина… Нина была идеальной дочерью. Всё делала, как говорила мать.

Горечи в тоне Головина становилось всё больше. Хочется его поддержать. Помочь прожить эту боль, чтобы этот невероятный мужчина перестал тащить на себе вину всей своей родни.

– Смерть отца стала потрясением и сильным ударом для всех. – Здесь Влад и вовсе замолчал. Погружаясь мысленно в то время. Помолчал, опять постучал пальцами по рулю, глубоко втянул воздух и продолжил. – Вроде все знали, что у него работа опасная, но он был как заговорённый. Возвращался с таких вызовов, где никто не мог вернуться. А здесь…

Влад вновь делает паузу и продолжает уже немного о другом. Я даже теряюсь немного и не сразу понимаю, о чём речь.

– Сейчас, уже будучи сам взрослым, а в моём возрасте у родителей уже было 2 ребёнка, на многое смотрю по-другому. Я не помню, чтобы у родителей были какие-то очень нежные отношения. Уважение помню. А вот там…потискаться по углам, шлёпнуть по попе. Не было такого. Хотя за родителями приятелей я такое порой замечал. При этом эти же родители, потом разводились со скандалом и пожеланием смерти всем. А у меня…

Опять пауза, и опять переход к другой теме. Видно, Влад путается во всём, что рассказывает, отвлекается на дорогу. Похоже, он вообще впервые вот так всё проговаривает.

– Когда мать узнала о смерти отца, с ней случился первый приступ. Сообщали свои, пожарные, поэтому помощь оказали быстро. Последствий почти не было. Но она отправилась из больницы на похороны, и там случился второй. И знаешь, там так всё в кучу было. Она то ли не сразу поняла, то ли не обратила внимание, потом не сразу сказала, потом скорая долго ехала. У меня в голове тот момент как в тумане, меня ведь из армии отпустили-то с трудом. Три дня на всё про всё. Опоздаю, самоволкой запишут. Мне вечером следующего дня уезжать пришлось. А тут матери плохо. Да там всем плохо было. Сестру к бабке отправлял в помутнение каком-то. Подробности уже потом узнал от сестры да бабки. В общем, второй приступ был сильнее и последствий больше. Через знакомых отца получилось договориться, маму с больницы сразу в реабилитационный центр, восстановление в целом шло хорошо. Сожрало все наши сбережения, но мама полностью восстановилась. И речь, и ходьба. Она немного совсем хромает, но это даже не всегда заметно. Внешне всё вообще благополучно. Остались слабость, утомляемость и характер.

Последнее слово он произнёс таким тоном, как выплюнул. Похоже, что характер матери уже набил ему оскомину. Да теперь я, честно говоря, и не удивляюсь этому. Если раньше, когда Влад мотался по всему городу и добывал лекарства, думала, что там всё плохо и это какие-то редкие лекарства, рецепт и тому подобное. То теперь я понимаю, что это просто капризы пожилой женщины, призванные привлекать к ней внимание.

– Врач говорит,  те изменения, что есть физиологически у неё, хоть и влияют на её поведение, но не до такой степени. Ей понравилось быть в центре внимания. Она забила на Нину. А та хоть и жаловалась всегда на тиранию матери, но была так привязана, что тут же почувствовал себя брошенной. Наверное, ещё и поэтому и связалась с этим…Виталиком. Меня же…меня же она, мне кажется, вообще стала путать с отцом. Это он всегда исполнял все её прихоти. В моём характере этого вот вообще не было. Поэтому и получается, что свой характер, помноженный на болезнь, породил вот…монстра домашнего.

Грусть и злость. Злость и грусть. Как же ему больно делиться всем этим, понимать, что никак не может повлиять на поведение матери.

– Да и я виноват. Со своей загруженностью и вечными попытками компенсировать отца всем, так привык потакать её капризам, что не заметил, какой она стала. С ней ведь разговаривать невозможно. Она брызжет ядом на всех.

– М-да…– мы уже приехали и остановились у дома бабули, как раз ждали курьера. Теперь уже я беру Влада за руку и аккуратно глажу. – Похоже, не буду здесь оригинальной в совете, отправить бы твою маму к Инне, но она никогда не пойдёт. Весь успех терапии держится на искреннем желании что-то изменить. Твою маму всё устраивает.

– Её невролог говорит так же. – Грустно ухмыляется мой спаситель, которому самому сейчас так нужна помощь. – Он уверен, что она здорова настолько, насколько может быть здоров человек в 50. Нет никаких патологий. Она может работать и вести полноценную жизнь, но… не хочет.

Мы замолкаем. У меня внутри жгучая и больнючая смесь эмоций. Здесь и мои старые, и новые обиды, и горечь от слов Татьяны Елисеевны, и эмоции Влада. Его сожаление, боль, обида на мать, обида на себя. Я пропускаю через себя этот змеиный клубок яда и отпускаю, сделав пару глубоких вдохов. У меня будет время прожить всё это. В крайнем случае дёрну Инну на внеплановую консультацию.

– Влад, ты не будешь против, если я спрошу совета у бабули Ады? – бабушка многое знает, она мудра, и она тоже прожила боль от поведения близкого родственника, которое ты не можешь исправить.

– Шутишь? Конечно, нет! Это твоя бабушка, ты можешь с ней всем этим поделиться. Да и честно говоря, может, её мудрости хватит на какой-нибудь совет. Сегодня я понял, насколько ошибался, потакая матери. Ещё раз прости. – Влад, свободной рукой ерошит волосы и сжимает кулак.