неСтандартный отпуск учителя

Дверь распахивается и в меня влетает моя девочка. Я обнимаю в ответ и глажу по волосам. Сердце стучит, как отбойный молоток. Не понимаю – это меня колотит или её? Или нас обоих? Глажу Асю по голове, спине, рукам. Живая, руки-ноги целы. Отрываю немного от себя, заглядываю в лицо и матерюсь как последний сапожник. Огромный синячина во всю правую сторону, глаз подпух. Лицо расцарапано.

На шум выглядывает Нина. Лицо в синяках, нос разбит, рука на перевязи. Сзади за ней стоит Глебыч. С синяком. Конечно, не таким, как у девчонок, но всё равно.

Я сползаю по стене вниз. Слов нет. Даже мат закончился. Эмоции, как через бетономешалку пропустили и взорвали. В груди давит, в ушах шумит. Дышу через раз. Съездил. Поработал. Как теперь всё разрулить и не присесть за убийство этого недоразвитого. Ася садится рядом и гладит по голове.

– Всё хорошо, Влад, все живы. Испугались жутко, но прорвёмся.

Дожили, они прошли через этот ад, а успокаивают меня. Бьюсь затылком о стену… Но сопли утирать некогда, да и не по-мужски. Встаю, целую в макушку Асю. Аккуратно обнимаю сестру. Даже не знаю, как её трогать-то, выглядит так, будто там один сплошной синяк. Подхватываю Глеба на руки, мельком осматриваю. Вроде цел.

Машу головой в сторону кухни и сам захожу первым. Кухня у меня маленькая, поэтому разделена на мини-зоны. Прохожу небольшой кухонный гарнитур и иду к окну, где у меня стоит обеденный стол, диванчик и стулья. Неяркое освещение и сочетание синего с бежевым всегда действует на меня успокаивающе. Вот и сейчас, оказавшись в привычной мирной обстановке, слегка прихожу в себя.

– Может, расскажите толком, что произошло? – говорю, а сам сажусь на диванчик, и Глеба себе на колени опускаю. Девочки заходят на кухню. Нина, заторможенная вся, лицо от слёз опухшее. Ася держится лучше, и следов от слёз у неё не видно, но какая-то непривычная. Слишком холодная, как солнце осеннее: светит, но не греет. Состояние у девочек – говно. – Я понял только, что это был Виталик, и что он на вас напал.

Нина отодвигает стул от окна, сдвигает ближе к дивану и садится максимально рядом со мной, будто ища защиты. Скриплю зубами, она так всегда в детстве делала, когда ей прилетало незаслуженно от мамы. Устроившись, сестра, тянется к чашке, что стоит на столе. Похоже, перед моим приходом они чай пили. Ася не садится, а перегибается через стол и забирает у меня Глебыча.

– Глебушка, а ты мультики любишь? – спрашивает она тем нежнейшим тоном, который у неё появляется только во время общения с детьми.

– Вублу, – племянник говорит много, хорошо, но постоянно путает «л» и «в» в речи, мне поэтому иногда очень сложно его понять.

– А какие мультики ты любишь? – Ася, подхватив мальчишку, уходит в сторону второй комнаты. В спальне, похоже, спит Ромашка, а во второй, типа «гостевой», у меня есть диван и телек. Бля. Конечно, малому слушать это вот всё не надо. Вот я придурок.

– Сестрёнка, ты как? – Подсаживаюсь к Нине поближе и невесомо придерживаю за плечо. Бля, её же даже обнять страшно, где там, что под этим огромным спортивным костюмом болит. Она утыкается лбом мне в грудь и всхлипывает, но не ревёт.

– Испугалась жутко, но бывало и хуже, Вовк, – её потряхивает мелкой-мелкой дрожью. Аккуратно и невесомо растираю ей спину. В этот момент в комнату входит Ася.

– Вовк? – она удивлённо выгибает бровь. Вот чёрт, за эти недели Ася начала перенимать мою мимику.

– Ну да, Вовка. Я единственная его так называю, – поясняет Асе Нина, выворачиваясь из моих объятий. Бляха-муха, похоже, даже такие прикосновения вызывают боль. – Ты не знала, что он Владимир, а не Владислав?

Ася машет головой, смотрит на нас и начинает ржать. Бля-я-я… мы знакомы почти месяц, спим вместе, да она фактически живёт у меня, а моё полное имя не знала. Вот это проб. Меня тоже срывает в хохот. Главное я знаю, что Ася – это Агния, а она почему-то нет. Пиздец. Нина минуту смотрит на нас и, видно, уловив смысл, тоже начинает хихикать, и всё равно незаметно морщась, держится за рёбра. Смех у всех такой наполовину искренний, наполовину истеричный, но главное – выход эмоций. Нервяк слегка отпускает.

Отсеявшись, Ася протягивает мне телефон.

– К вопросу твоего имени мы ещё вернёмся, – наигранно злобно морщит лоб, хихикает, но тут же становится серьёзной. Как будто солнце мелькнуло и скрылось за тучей. – Сейчас должен приехать Лёха. Я его сдёрнула на помощь нам. Он нас привёз из больницы, сейчас разбирается с вещами и магазином. Чтобы по десять раз не рассказывать дождёмся его. Ты пока можешь видео посмотреть, его подростки мимо проезжавшие сняли. Там почти с самого начала. Только наушники возьми. Нет сил слушать это опять, да и Нине вряд ли в удовольствие, – бросает взгляд на мою сестру, а та только утвердительно кивает.

Иду в прихожую, там на полке с мелочёвкой нахожу свои наушники-капли. Когда-то купил, чтобы за рулём разговаривать, но так и не смог привыкнуть. Хорошо, заряд есть. Подключаю, настраиваю, смотрю.

Узна́ю парк, что у нас в центре города, и охреневаю. Смотрю на картинку, и мозги отказываются понимать, что шатенка, которая истошно орёт на видео и, падая на землю, прикрывает ребёнка – это Нина. Вот в озверевшем амбале Виталика признаю́ сразу. Свободная рука мгновенно сжимается в кулак. Пиздюк. Как же хочется втащить ему. Но, сука, нельзя. Дело пахнет судом, любые мои порывы быстро пойдут против нас. Но также невозможно. Ёбаный в рыло, мудак. Мало я ему втащил пару месяцев назад, ох мало.

На моменте, когда от наотмашь бьёт Асю по лицу, моё сердце сжимается. Нина хоть и девушка, но повыше и покрупнее Агнии, поэтому какое-то сопротивления даже оказывает. Ася же на его фоне как школьница, а вон летит, из-под руки буквально вырывает Глеба. Сердце вновь ёкает. Если б этот удар прилетел племяннику в голову… мне страшно даже представить последствия. Руки просто чешутся этому долбоящеру показать, что такое, когда тебе прилетает удар из другой весовой категории. Макс Петровский как раз должен был в город приехать, может договориться и попрессовать его где-нибудь в подворотне.

И кем я тогда буду? Таким же сучонком?

Просматриваю видео до конца. Меня всего колотит. Адреналин гуляет по крови, а выплеснуть его некуда и нельзя сейчас. Надо, в конце концов, брать себя в руки. Моё бешенство никак не поможет. Да, всё вышло из-под моего контроля, и я ничем не смог помочь девочкам. Они умницы. Справились, разрулили. Но сейчас им нужна поддержка, а не очередной невротик. Со своим гневом разберусь потом. Макс приедет, сгоняем на ринг, сбросим пар.

Возвращаюсь на кухню, и в этот момент в дверь стучат. Вижу, как девушки одновременно подскакивают и затравленно смотрят на дверь. Бля. Им совершенно нужен спокойный мужик рядом.

– Я посмотрю. – Иду, смотрю в глазок, где вижу Немого с пакетами. – Дышим девочки, это Лёха.

Говорю громко, но не ору. Вспоминаю, что в квартире дети. Запускаю друга, перехватываю пакеты. Жмём руки. Видно тоже весь как на шарнирах, адреналин херачит, а не скинуть. Да, блядь. Взрослая жизнь она такая. Порой знаешь, кому надо бить морду, но бить нельзя. Надо быть хитрее. Насколько проще было подростками. Если кто доебался до тебя или твоих, подошел, разбил ебло, и вопрос закрыт. Ну в крайнем случае потом стенка на стенку сходишь, или сам огребёшь. А теперь уровень ответственности совсем другой. Надо думать не только о сохранности собственной печени.

Проходим вместе на кухню. Ася с Ниной суетятся: достают из холодильника и пакетов нарезку, готовые салаты, делают бутеры, ставят всем чай, раскладывают ложки-вилки. Когда стол накрыт, всё садимся, и я повторяю свой вопрос:

– Рассказывайте. Видео – это хорошо, но совсем непонятно, как вы там вместе оказались? Что изначально произошло?

– Мы с детьми вышли погулять, – Нина крутит в руках кружку, ни на кого не смотрит, речь медлительная. Под успокоительными она что ли?

– Наша съёмная квартира как раз рядом с парком, погода хорошая, ну я и решила, что это отличный повод прогуляться. Лучше б дома сидели! – бросает в сердцах, Ася ловит её руку и немного сжимает. – Ромашка быстро уснул, а Глеб запросился на площадку. Мы там встретили соседских мальчишек, и он умчался на самый верх городка, а я с коляской стояла чуть в стороне. У скамеек, ну чтобы шум Рому не разбудил. Тут ко мне со спины подошёл Виталик. Сначала он говорил негромко, но очень жёстко.

Нина глубоко вздыхает и делает паузу в рассказе. Отпивает наконец чай. Видно, как не хочет говорить дальше, но понимает что надо. Ася по-прежнему гладит её по руке.

– Угрожал, что если не отдам ему детей, то он пойдёт в опеку, – собравшись с силами, продолжает Нина. – Мол, я неработающая мать, живу не пойми где, условий нет. Выложит мои фотографии на сайт проституток, напишет, что работаю по вызову. Детей отберут, а он добьётся для меня лишения родительских прав. Когда я сказала, что заявление на него написано и отцу психу всё равно детей не дадут, он рассвирепел. Начал кидаться на меня, чуть не выхватил Ромку из коляски. Я заорала, стала убегать, прятать Ромашку. Услышав мой крик, подбежал Глеб. Виталик его за шкирку в сторону отбросил. Я попыталась рвануть к Глебушке, но…споткнулась, и сама упала. Он начал бить меня ногами, не сильно, скорее унизительно. Приговаривал всякие мерзости. Тут откуда-то раздался лай собаки. Виталя дёрнулся и отвлёкся, я сумела отбежать немного и спрятаться за парня-доставщика. Спасибо ему, не растерялся. Тут какие-то мужики прибежали, стали угрожать Виталику, он и свалил. Напоследок пообещал, что всё равно своего добиться.

Аккуратно-аккуратно перетянул Нину к себе и обнял её, покачивая как маленького ребёнка.

– Ну, тшш, тшш, всё позади. Больше мы тебя в обиду не дадим. Да, Лёх? – тут я поднимаю глаза на друга и вижу его разозлённое лицо. Таким его я, пожалуй, видел только один раз. Ещё на службе и там было за что. Лёгкий и неконфликтный, Немой умел сглаживать множество углов, но здесь видно, что его зацепило также как меня.

– Без вопросов, Влад. Я включился в ситуацию, всё порешаем, – он многозначительно играет мне глазами, что вопрос надо будет обсудить без слабого пола. Эти переглядки замечает Ася, закатывает глаза. А кстати.

– А ты, солнце моё, откуда там взялась? Ты же в литературном клубе сегодня весь день должна была быть? – не могу понять, на самом деле, рад я или нет, что Ася оказалась рядом с сестрой в этой ситуации. С точки зрения защиты сестры – рад, а вот с точки зрения заботы о своей женщине абсолютно нет. И я не понимаю, что во мне сейчас перевешивает.

– Я и была там весь день, – спокойно поясняет Агния, просто проигнорировав мои собственнические нотки в голосе. – Но в 5 пришла бабуля и послала меня отдыхать. В парк зашла прогуляться, голову проветрить, чтобы усталость с собой не тащить. Ну пока шла, медитировала, услышала крик женский, рванула на помощь. Дальше вы все знаете и на видео есть.

– Каком видео? – удивляется Лёха. Я молча отдаю ему телефон Аси и наушники. Пока Лёшка разбирается с видео, мы слышим кряхтение, перерастающее в рёв. Это проснулся самый младший наш товарищ. Нина тут же подрывается.

– Ась, покачаешь его? Я смесь разведу пока.

–Смесь? – удивляюсь я. Вроде проблем с молоком у сестры не было, Ромыч совсем маленький ещё и ничего другого не ел.

– Во мне успокоительное и кучу сильных обезболивающих, врач посоветовала пропустить кормление и заменить смесями, – объясняет Нина, пока возится с бутылочками, да какими-то мерными ложками. – Сейчас покормлю, достану молокоотсос, он должен быть в вещах, что Лёшка привёз. Не хочу совсем терять грудное.

Разведя в бутылочки какую-то смесь, больше похожую на протеиновый коктейль, чем на молоко, Нина мчится к сыну, а на кухню возвращается Ася. Оглянувшись на комнаты, она обращается к нам.

– Влад, Лёш, после того как Ромашка уснёт, дайте  мне возможность  пообщаться с Ниной наедине? – она нервно теребит пальцы на руках.

– Без проблем, – отвечаю я, обменявшись с Лёхой удивлёнными взглядами. – Но зачем тебе?

– Я знаю, что ты скептически относишься к психологам, – хмыкаю, малышка очень чётко уловила моё отношения к этим шарлатанам, – но в случаях с жертвами их помощь очень неоценима. Хочу расспросить Нину о подробностях её жизни с мужем, которыми она вряд ли поделится с тобой, и договориться о терапии с Инной, моим психологом. У Нины впереди сложный период, и ей просто необходимо быть готовой психологически бодаться с абьюзером. Вы не сможете защитить её от обидных слов и негативных эмоций. Она разбита и раздавлена. Я видела её сразу после нападения, так ведут себя сильные девочки, которых долго и целенаправленно ломали. Ты знаешь, что я знаю, о чём говорю.

Мы очень много разговариваем с Асей. И она рассказала мне, что, помимо всего прочего, помогает своей психологини в работе кризисного центра для женщин. И бля… наверное, Нина очень похожа на этих девушек. И однозначно малышка права, я не смогу защитить от слов, пересудов, наветов. Это будет долгая борьба и моральное состояние очень важно, а Нина… Нина не вывезет сейчас.

– Хорошо. Я уговорить сестру идти на терапию не смогу, но если ты сама договоришься, то буду благодарен.

– И ещё. – Ася замялась на секунду, но, вздёрнув свой очаровательный носик, продолжает. – Я знаю, что законодательство в отношении домашнего насилия очень специфично, не удивлюсь, если даже после всех заявлений и свидетелей, Виталик может выйти сухим из воды. – Не сразу понимаю, что сжал челюсть до зубного скрежета. Это для меня самое страшное, потому что если не удастся приструнить эту тварюгу по закону, то придётся идти вне закона. А этого я делать не хочу, но и не защитить свою семью, не могу.

– Ты к чему это? – цежу я. Понимаю, что она ни в чём не виновата, но сдержать эмоции не получается.

– Я считаю, что это тот случай, когда пора расчехлять связи, – чётко и строго говорит Агния, наверное, она так своих малышариков в школе ругает. – Если позволишь, я сейчас позвоню бабуле, пусть поднимет свои связи среди полиции и врачей. Мухлевать и давить, просить не буду, попрошу лишь о контроле. Чтобы никакие бумаги не потерялись, новые не написались, свидетели не исчезли. Ребята-полицейские, что приезжали на вызов, выглядели вполне адекватными, знали вашего отца, поэтому вряд ли спустят на тормозах. Могу дёрнуть юриста из центра защиты, если ему хотя бы немного заплатить, он может даже сюда приехать. Он точно знает, на что давить и как строить юридические отношения с такими… сволочами.

Ого. Ася ругается. Такая редкость. Уже одно это говорит о том, как её цепляет всё происходящее. Вопреки всей трешовости ситуации мне становится очень приятно от этого. Необычно разделять заботы о близких с кем-то. Что есть кто-то, помимо меня, кто готов вписаться в эти проблемы. Лёха и Ася, что наравне со мной переживают за сестру, самим этим фактом оказывают мне невероятную поддержку.

– Если у вас есть какие-то связи, кого можно попросить помочь с делом, будет здорово. Здесь тот случай, когда не знаешь, что и кто пригодится. По опыту и рассказам Инны, такие субъекты очень изворотливы и мстительны. Надо быть начеку и довести дело до конца.

Отвлёкшись от своих эмоций и вдумываюсь в слова Аси. Сказать, что я охуел ничего не сказать. Сейчас моя маленькая Ася, нежная девочка, которую хочется защитить от всего света, сделала то, что не смог я. Проанализировала ситуацию. И нашла несколько самых больных точек, которые надо закрывать. И нашла разумные решения. Весьма. Даже с этим долбаным психологом.

– Звони, – коротко бросаю я, справившись с комом в горле. Не готов я оказываюсь к ситуации, когда моя женщина усиливает меня, а не прячется за спину. А это…чёрт возьми, приятно.

Музыка: «Kings & Queens, Pt. 2» (AvaMax, Lauv, Saweetie)

Глава 15

Важно! В следующих главах есть сцены, описывающие домашнее насилие.

Напоминаю, что всё происходящее является художественным вымыслом.

«Мама говорит, я встречу умного и доброго парня…

Но я, скорее всего, просто выберу самого высокого и с голубыми глазами».

(Милана, 7 лет Просторы интернета)

Ася

Закончив обзванивать знакомых, я выгоняю Лёшу и Влада заниматься детьми, а сама утаскиваю Нину в гостевую. Эта квартира досталась Владу в наследство от той самой бабки, что присматривала за Ниной, пока он был в армии. За эти годы он сделал здесь ремонт, и получилось минималистично, но по-мужски уютно: светлые обои, местами декоративные кирпичные стены, стекло и металл, бежевый, серый, синий. Так, в гостевой стоит большой песочный диван, стильная металлическая полка под бар и книги, напротив дивана полка, на которой разместился большой телевизор с последней игровой консолью, рядом нашлось место и стереосистеме. На стене висят несколько картин с машинами и гоночными трассами. На полку вместо алкоголя ставлю бокалы успокоительного чая и творожные сладости. Нина вся дёргается, не зная, как устроиться на диване, и можно ли вообще посидеть, пока детьми занимаются другие.

– Выдыхай, Нин. Они справятся. В конце концов, если что-то пойдёт не так, у них есть язык, и они позовут тебя, – мои собственные эмоции тоже ещё не пришли в порядок. Пузырь, спасающий меня от слишком сильных эмоций, тоже никуда не делся. Временами приходится фокусироваться на деталях, чтобы не уплыть. Поистерю я вечером, желательно в горячих объятиях Влада. Сегодня я остаюсь ночевать у него, чтобы быть на подхвате. Да и так спокойнее будет, бабуля укатила с ночёвкой к бывшему начальнику полиции города. Она дружит с его женой, повезла ей малиновое варенье этого года, свежие сплетни из поездки в другой город. Обмоет там кости всем знакомым, ну и заодно наши вопросы порешает. Оставаться одной дома совсем не хочется. Втягиваю запах чая, чтобы слегка переключиться: ромашка и мята. Аккуратно делаю небольшой глоток из своего бокала, перекатываю на языке горьковатый вкус напитка. Кручу в руках бокал. Это я купила их в подарок Владу. Пара из двух стеклянных кружек с декоративными ручками. Эти ручки сделаны в виде двух распахнутых пастей драконов, одна красная, вторая синяя. Лёд и пламень. Когда увидела их, просто влюбилась, особенно в объём. В эти бокалы помещалось почти пол-литра чая. Концентрируюсь на мелочах и напряжение слегка отпускает.

Пока я подвисаю на собственных ощущениях, Нина тоже отпивает чай и наконец удобно располагается.

– Давай продолжим с того, на чём нас прервал Влад, – начинаю я. – Как тебя угораздило-то?

– Да какая разница теперь, – в сердцах машет рукой Нина и продолжает обречённым тоном. – Какая разница, как оно было, если теперь имеем, то, что имеем.

– Разница большая. Нин, я понимаю, что сейчас лезу в душу в кирзовых сапогах, но мне очень нужно, чтобы ты поделилась своей историей отношений с мужем. У меня есть много полезных связей. Зная хотя бы минимальные подробности, смогу понять, как тебе лучше помочь. Это, во-первых, а во-вторых, тебе сейчас надо быть сильной, а пока ты это всё крутишь в себе, легче не станет, – терапия это вот вообще не моё. Нине точно нужен специалист, но перед этим она должна к этой мысли прийти.

– Да…знаешь… – она начинает говорить и замолкает. Отхлёбывает чай. Вздыхает, как перед погружением под воду. – Знаешь, ты права. Я не вывожу. А рассказать некому. Матери плевать на мои дрязги. «Стерпеться— слюбиться» – говорит она. А Владу…  знаешь, ему стыдно такое говорить. Он мой брат, конечно, но… блин… ну не обсудишь с ним такое.

– Знаю, потому здесь только мы с тобой, – ох, как хорошо знаю, чувство, когда тебя распирает от пережитых событий и эмоций, а поговорить не с кем. И рассказывать ты можешь только зеркалу в туалете и то шёпотом, чтобы никто не услышал. – И я обещаю тебе, ничего из того, что ты мне расскажешь, без твоего разрешения никуда дальше не уйдёт. Даже Владу. Особенно Владу.

– Спасибо. – Она сжимает мою руку, что лежит на диване. – Влад однозначно заслужил такую девушку, как ты.

Нина замолкает, опять пьёт чай, сильнее сжимает мою руку и, наконец, поднимает взгляд.

– Ты спрашивай, что рассказать. Мне так проще будет, – тихо просит она.

– Когда ты познакомилась с мужем? – начнём сначала, пожалуй. Что может быть проще?

– Оу… я познакомилась с ним, когда была студенткой. Второй курс, что ли? Ну да, я была на втором, а Виталик на третьем. У нас на факультете традиция, мы каждый сентябрь ездили в поход. Ну, не совсем поход. Выезжали на старую базу отдыха, наводили там порядок, играли в зарницу, всякие тренинги на сплочение. В общем, знакомились и отдыхали. Мы с ним попали в одну команду на прохождение полосы препятствий. Ты знаешь, я всегда была спортивной. В школе занималась танцами с 6 тренировками в неделю. В университете выступала за клуб лёгкой атлетики. Ну а Виталик всегда следил за собой, ходил в спортзал. Играл за студенческую команду по мини-футболу. В общем, мы с ним вывезли всю команду в победители. А дальше был вечер, романтика, немного алкоголя и он почти уговорил меня, на ну… на секс. В общем. – Нина заливается румянцем, как будто она снова невинная девчонка, а не мама двух детей. Голос её сбивается, и последние фразы она едва ли не шепчет.

– Я не решилась. Не о таком первом разе мечтала. Но… на всякие ласки развести себя дала. Сейчас мне кажется, что Витал, уже тогда понял, мной можно управлять, но не стал давить. Чтобы блюдо было повкуснее, – горько улыбается. – По возвращении он стал за мной ухаживать. Красиво так. Цветы, кафешки, кино. Фотки на колесе обозрения, ночные прогулки по городу. В общем, через месяц он меня уговорил на всё. Сделал красиво: снял квартиру, вино, свечи, розы.

Нина вновь замолкает, очевидно, погружаясь в воспоминания. Вновь проживая те времена. У меня такого опыта не было, но я отлично представляю, каково это – вспоминать хорошее, и из раза в раз искать момент, когда что-то пошло не так. Задаваться вопросами: «Где я что-то сделала не так?», «Что можно было изменить», «А если бы…». Всё это разъедает тебя изнутри, разрушает, делает уязвимой и зависимой.

– А что ты чувствовала тогда? Он тебе нравился? – дав ей время прийти в себя, уточняю я.

– Шутишь? – в её тоне искреннее удивление. – Конечно, нравился. Он красавчик, звезда факультета. За ним девчонки бегали толпами, мне завидовали и не скрывали этого. А мне тогда вообще много не надо было. Капельку внимания и всё, я пропала, растворилась в нём. После смерти отца всем вообще резко стало не до меня. После приступов мать думала только о себе, только для галочки проверяя жива ли я. Мне стало казаться, что её было очень удобно, когда я жила с бабкой. Наконец, не надо было думать ни о ком, кроме себя, кроме своего горя, не отвлекаться на раздражающий фактор.

– А Влад… Влад он переживал, искренне, но ему было некогда даже поговорить со мной. Знаешь, первый год после армии он фактически не спал. Маме платили по инвалидности сущие копейки, а её лекарства стоили безумных денег. Надо было что-то есть, платить коммуналку, а ещё мне готовиться к поступлению в университет. Он ведь оплатил мне все занятия, всех репетиторов. Я на выпускной шла в новом платье, а у него роба была так заношена, что просвечивалась на солнце. Грузить брата моим девичьим нытьём было бы просто издевательством. Влад и так по первому же звонку срывался ко мне с любой точки города.

Несмотря на всю тяжесть того периода, я завидовала отношениям Влада и Нины. Даже в этой ситуации голос Нины менялся, когда она говорила о брате, он становился нежнее, мягче. Она искренне любила брата и попытками скрыть свои переживания, выражала свою заботу о нём. Они были друг у друга. В любой сложной ситуации они точно знали, что не одни. Есть родная кровь, которая бросит всё, но поможет. У меня никогда не было таких отношений с сестрой. Моё измученное сердце радовалось за Влада и рыдало за себя.

– Мне хотелось, чтобы меня слушали, жалели, ценили. В первые годы Виталик давал всё это. Мне казалось, что до свадьбы и рождения детей всё было как в сказке, – голос Нины отражает её волнение. Он тоже волнуется, как море в переменчивую погоду. Она то рассказывает воодушевлённо, с желанием, то вдруг затихает и переходит на шёпот, как сейчас. – Но… наверное, сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что звоночки были и раньше.

– Например? – звоночки – это хорошо. Это то, что однозначно поможет в работе с психологом.

– На последнем курсе, после практики, мне предложили стажировку в очень крутой фирме, и я не стала отказываться. К тому моменту Витал уже выпустился, и устроился продавцом в крупный магазин бытовой техники. Он мечтал о таком месте, как у меня, но почему-то не везло. По факту у него зарплата была всё равно выше моей, но статус. Статус был совсем другой. Он продавец, я бухгалтер. А мне просто нравилась моя работа. Я обожала ковыряться в цифрах и отчётах. У меня получалось, на работе меня хвалили, выплачивали премию. Там классный коллектив, поддерживали, учили, а ругались так… знаешь, очень корректно. Постепенно Виталик запретил мне разговаривать дома о работе. Я даже не поняла как. Когда напрямую спрашивала, почему мне нельзя говорить о работе, слышала вечное: «Тебе показалось, я всегда внимательно тебя слушаю». Постепенно из окружения ушли все подруги, друзья и даже приятели. Обо мне пошли слухи, что я бытовой инвалид. На всех встречах он всегда рассказывал, как он меня спасал. То от потопа, то от горячего масла, то от потерявшихся документов. Тогда мне казалось это крутым, у меня же есть мужчина, защитник. Постепенно я поняла, что все мои действия максимально обесцениваются.