неСтандартный отпуск учителя

– Дорогая! Я так соскучилась, – меня аж передёрнуло от неестественной радости в её голосе, и ни один мускул не дрогнул в ответной попытке её обнять, когда она подошла.

– Здравствуй, мама. – Сказала я спокойно. Мне казалось, будет хуже, но, очевидно, я всё ближе приближаюсь к критической отметке восприятия действительности. Нет ни боли, ни радости, ни даже гнева. Появление мамы сейчас вызывает горькую иронию и беспокойство. Иронию, потому что моё исчезновение из её жизни никак на ней не отразилось. Беспокойство, потому что, очевидно, её появление в моей сулит очередные проблемы.

– Присаживайся, дорогая. – Как радушная хозяйка, мама повела рукой в сторону накрытого стола. – Я заказала тебе твои любимые хинкали с сыром, пахлаву, авторский чай.

Действительно, всё то, что любила в детстве, и то, что мне всегда запрещали. Ведь я «склонна к полноте», а значит, и есть это «калорийное безобразие», не могу. Всё это ещё больше убедило меня в том, что мать вышла со мной на связь с какими-то своими целями.

За стол я, конечно, села. Но не притронулась ни к чему: ни к ароматным горячим хинкали, ни к манящей пахлаве, ни к насыщенному красному чаю в изящном чайнике, ни к абсолютно нейтральному и прозрачному бокалу воды. Кроме бабули и пары специалистов, никто не знает, но после детдома я не могла есть. С трудом я ела только то, что приготовила сама или бабуля, и то не всегда. Готовить надо было при мне и только из закрытой упаковки. Иначе всё возвращалось в туалете. Я похудела до состояния тени.

Ещё хуже было с питьём. Мы покупали воду в магазине, я дотошно проверяла её целостность, первый глоток пила бабушка, а потом я бутылку не выпускала из рук. Если оставляла её хоть на минуту без своего взгляда, то пить больше не могла. Полгода прошли в борьбе с собственной психикой. Принять факт предательства было тяжело на каком-то психофизиологическом уровне. После нескольких курсов терапии организм всё реже выдавал такие фокусы. Но есть что-то в присутствии матери не смогу больше никогда. Не смогу и не стану. Здесь наше мнение с моим телом абсолютно совпадают.

– Дорогая моя, Ганюшка. Как твои дела? Ты выросла такой красавицей! Очевидно, все мои старания не пропали зря. – Выдаёт мама, обратив внимание, что я даже не делаю вид, будто собираюсь есть. Мои руки лежат на коленях и подрагивают. – Умничка моя. Ты помнишь все мои наставления и не хочешь портить фигуру! Сейчас я закажу тебе салат из зелени и отварную курочку.

– Не надо. Я не голодна. – Хотя уже пожалела, что поела. Желание вывернуть всё содержимое желудка прямо на этот роскошный стол увеличивалось во мне с каждым новым лживым словом матери.

– Ох, ну как же так! Я думала, мы поедим с тобой, поболтаем как в старые времена. Ты расскажешь, чем живёшь? Как поживают твои подружки? Ну наши соседки, Галя и Маша. – Надо же, как старается. Даже вспомнила имена «плебеек», которые так раздражали её в моём детстве. Жаль, она забыла, что девочки переехали в четвёртом классе и с тех пор мы не общались.

– Достаточно. – Холодно говорю я, мне надоел этот цирк. Внутренности разъедало как физически, так и эмоционально. – Прекращай весь этот лживый цирк. Мы никогда не были близки. Я пришла сюда посмотреть тебе в глаза и понять, что отболело. Простить я тебя никогда не смогу, но и власти надо мной ты больше не имеешь. Даже в лице обиды и гнева.

И это была абсолютная правда. Разъедаемая эмоциями, я очень чётко поняла, что мне всё равно на неё. Осталось лишь чувство иронии, беспокойства и брезгливости. Ведь она опять что-то задумала.

– Зачем я тебе опять понадобилась? – говорю и вижу, как падает маска «заботливой мамочки» и передо мной появляется та самая стерва, которую я отлично помню по детству.

– Ты всегда была умненькой девочкой, в отличие от Яры. – С чувством сожаления говорит мать. И, очевидно, решив поразить меня своей осведомлённостью о моей жизни, продолжает. – Значит так, хватит прозябать в этой своей убогой школе на шее у бабки. В этом году Зураб вернулся на российский рынок, нам нужно налаживать здесь связи. Тебя случайно увидел его новый партнёр. Сватается. Завтра познакомишься, в сентябре сыграем свадьбу.

Удивлена ли я? Нет. Чего-то подобного я и ожидала от матери, которая всегда воспринимала нас с Ярой просто как инвестиции в будущее. Не самые выгодные.

В шоке ли я? Да. Обладать такой беспардонностью, чтобы спустя 8 лет отсутствия прийти и диктовать свои условия, дорогого стоит.

И ещё я рада. Это финальная точка в моих чувствах к женщине, что меня родила.

– Нет. Я не буду в этом участвовать. Не была рада тебя увидеть. Прощай. – Встаю и иду к выходу. Больше мне сделать нечего.

– Не стоит так спешить, – внезапно слышу у себя над ухом и мою шею резко обжигает уколом.

– С-с-с-с-с…, – пытаюсь сказать, но успеваю, тело не слушается, обмякаю, дышать становится сложно, голос её как сквозь вату.

– Раз по-хорошему не захотела, будет, как привыкла. Добровольно-принудительно. – Чувствую, что меня хватают какие-то руки.

Вот же сука стала ещё изворотливее, – мелькает последняя мысль и меня накрывает темнота.

Музыка: «Поезда» (Женя Трофимов, Комната культуры)

Глава 24

«Пётр и Павел увидели, что избу крестьянина затопляет водой.

Они сели в лодку и поехали к нему в гости.»

Из изложения ученика начальной школы (Просторы интернета)

Влад.

Сидим с Максом в его машине у чёрного выхода из «Шайбы», курим. Я редко курю. Последние годы считай никогда. Но сейчас пиздец кроет. Последнее сообщение от Аси было в 15:59: «Всё хорошо, дошла, скоро увидимся». Сейчас 16:05 и меня все эти 6 минут качает на лютом адреналине. Я бы уже был на улице. Но мы с Петруччо два громилы. Рост под 2 метра у обоих, он после завершения карьеры боксёра ещё больше раскачался. Два качка у бандитского ресторана, конечно, не нонсенс, но лишнее внимание нам не надо.

Сижу, курю и гоняю мысли в голове. Хорошо хоть машина у Петровского неприметная. Китайский паркетник чуть более затонированный, чем разрешено, но полковнику полиции точно можно слегка нарушить. У него есть и нормальный Jeep для бездорожья, но там машина слишком приметная, в городе каждая собака знает чья она. А так стоим здесь, курим. Как типичная охрана братков и даже тонировка в тему. Макса тоже штырит. Утром внезапно оказалась, что он знает Асю.

– А хуй его знает, как оно… – в сердцах бросаю я. – У меня появилась постоянная девушка. Ася. Надеюсь, будущая жена. У неё сложные отношения в семье, а здесь появилась её мать и вызвала на встречу. А у меня предчувствие пиздеца прям бомбит.

– Может, просто не хочешь с будущей тёщей знакомиться? – стебёт Макс.

– С тёщей, которая сдала свою шестнадцатилетнюю дочь в детдом, точно не жажду познакомиться. – Выдаю максимально сокращённую версию всего того трешка, что включают в себя отношения Аси и её матери.

– А как девушку-то твою зовут? – голос Макса становится уж очень серьёзным.

– Ася. Агния Львова.

– Блядь. – Слышу, как материться друг. – Ты сейчас где?

– На парковке у завода. А что? – Ничего уже не понимаю, но тщательно скрываемая тревога в голосе старого товарища выбивает меня из равновесия ещё больше. Что за хуйня? Не успеваю спросить, друг отвечает.

– Надо срочно увидеться вживую. Подъезжай на Чехова, помнишь, меня там как-то забирал? – киваю, забывая, что Макс меня-то не видит. – Всё объясню. Где Ася с мамой встречается? Пошлю туда сразу падаванов.

– В «Шайбе».

– Да чтоб черти драли эту блядищу мать, – выдаёт трёхэтажный. Вообще, в отличие от меня, Петровский не большой фанат обсценной лексики, что-то тут не так. Да и звучит так, будто он реально знает, о чём речь.

– Погнали, все подробности при встрече, – говорит и сбрасывает звонок. Ну погнали, так погнали.

Приезжаю на место, Макс уже там. Курит в стороне у реки. Здесь старое местечко для своих. Ни камер, ни прослушки. Бдят. Кидаю телефон в машине.

– Здоров, – пожимаем руки.

– Не томи, Макс. И так нервы ни к чёрту. – Не хочу тянуть кота за яйца, мне надо знать, что происходит в жизни Аси.

– Секунду. – Дописывает что-то в телефоне. Защищённом телефоне, в том, контакты которого есть у полутора незарытых землекопов. Идёт к своей тачке, убирает телефон.

– Короче. Я так понимаю, ты в курсе предыстории Аси и мамы? – киваю.

– И судя по тому, что ты сейчас дёргаешься будто хочешь втащить даже мне, она тебе далеко не безразлична? – киваю, начиная уже заводиться.

– Не кипишуй. Мне надо уточнить. О том, что я сейчас говорю, знаю я, Ася и моё старое начальство. И если ты не хочешь подставить свою девушку под разборки масштаба Армагеддона, будешь молчать даже в разговорах с ней! – Ну, ни хуя себе секретки у училки?! Но всё равно киваю.

– Если коротко мать её сейчас замужем за Зурабом Беридзе. Его основной бизнес – это торговля грузинским алкоголем. Восемь лет назад вступили в силу запреты на продажу этого алкоголя. Гайки подкрутили, и он экстренно был вынужден вернуться на Родину. Асю продали старому извращенцу за очень неплохие бабки, чтобы они могли свалить. – Бля-я-ядь. Получается самый плохой сценарий, в который так не хочет верить Агния и есть реальный. Хреново-то как.

 – Они не учли Изаиду Владимировну. Уж больно она…публичная личность, скажем так. Благодаря определённым связям Изаиды, сделка по Асе стала поводом для передела на рынке продажи детей. Тогда это прикрывал центр, куда Агния попала. Времена менялись, и нужен был повод попилить сферы. Ася им и стала. Её имя нигде не всплывает, но через связи Изаиды Владимировны были добыты нужные документы и свидетельства. Ты же понимаешь, что такой бизнес, как продажа людей никогда не исчезнет? – опять киваю. Прекрасно понимаю: люди, оружие, наркотики и органы – всегда будут востребованным товаром.

– Сворачивание работы центра не закрыло торговлю людьми, но большие дяди договорились об определённом кодексе чести. Детей до 14 теперь вообще почти не трогают, исключение только совсем неблагополучные семьи и то… короче, тебе эти тонкости ни к чему. Из важного, тогда после похищения, а по-другому я назвать это не могу, Ася стала сотрудничать с нами. Я был её связным лицом. Она сначала передавала то, что знала и помнила. Ну а как поступила в пед и стала подрабатывать в центре, стала приглядывать по нашей просьбе за мелочами. Ведь даже в попиленном рынке бывают…ммм…исключения. Ася отвечала на три требования. Она была девушкой, она была по «ту сторону», у неё было педагогическое образование. Она спокойно проводила свои волонтёрские дела в центре и дёргала меня, если было что-то подозрительное. Она до хера нам помогла. Если эта информация всплывёт… – друг замолкает, а я ерошу волосы рукой. Блядь-блядь-блядь.

– Угостишь? – киваю на сигарету в его руке, Макс удивлённо вскидывает брови, но сигареты протягивает. Закуриваю. Пока в голове только мат.

– На прошлой неделе Ася связалась со мной с просьбой выйти из сотрудничества. Я уже успел перетереть с начальством и в целом мы очень даже «за». Она свою роль сыграла сполна, а подставлять её очень не хочется. Я ухожу на повышение скоро, менять связного не стоит того. К тому же санкции с грузинского бухла сняли, и Зураб вернулся в страну. В любой момент их связь может всплыть и что из этого будет непонятно. Наши сейчас активно его разрабатывают. Есть подозрение, что торговать, он планирует не только алкоголем. Младшая сестра Аси уже сосватана за грузинского оружейного барона. Такие союзы не заключаются просто так. С браком они тянут. Если бы это был простой «договорняк» её бы сдали сразу, как 18 исполнилось, а то и в 16. Значит, он должен что-то сделать.

Макс затихает, думает, взвешивает, анализирует.

– Блядь. Если всё так, как мне кажется, то это пиздец. – Глубоко затягивается. – Всё очень хреново, Влад. Велики шансы, что мать её предложит Асе договорной брак. Агния её пошлёт и будет опять похищение. Предотвратить мы ничего не можем. А если брать их с поличным, то…короче, эту информацию возьмут для давления на Зураба. Они не сядут.

Понятно, что не сядут. Наши безопасники возьмут того за яйца и заставят работать на себя. Что в масштабах страны похищение одной девушки против возможности вскрыть новый канал оружия?

– Это выведет из игры Асю? – если мы не можем предотвратить игры больших дядь, нам нужно из них свалить и вывести близких.

– Да. Я догадываюсь, кто хочет её «в жёны» и как с ним порешать здесь. Ася нигде не засветится, это сложно, но здесь на её стороне играет то, что есть конкретные люди, кому она помогла. А эти люди помнят долги. Но и родня её наказания не понесёт. Ну какое-то время.

– Она не расстроится. – Уверенно говорю.

– В смысле? – Макс удивлённо смотрит на меня.

– При всей той дичи, что творит её мать, Ася удивительно к ней привязана. Плюс её характер. Агния поразительно светлый человек. У неё нет цели наказать кого-то. Она не хочет мести. Обожает бабушку, не хочет ещё больше разочаровывать ту, а дочь в тюрьме точно не сделает Изаиду счастливее. Ася хочет жить спокойно. Поэтому гарантии, что мать никогда не вернётся в нашу жизнь, её вполне устроят.

Возвращаюсь из воспоминаний. Смотрю на часы. 16:11. Матерюсь. Как же хочется, чтобы мы с Максом ошиблись, и всё это просто глюки. Просто паранойя.

– Не ссы, пацаны, у меня нынче огонь. Не пропустят ничего. – Макс пытается поддержать меня в своей типичной ментовской манере.

Падаваны его – это молодняк с разных отделов. Он тщательно выискивает таланты и тренирует, натаскивает. Заодно помогает решить личные проблемы. Кому с баблом, кому с роднёй. Он им, а они ему. Баш на баш. За почти 20 лет в системе у него эти выращенных падаванов уже где только нет.

–Слушай, ты же изначально по другому поводу хотел встретиться? – вспоминает Петруччо, замечая, что на предыдущую реплику его не реагирую. С трудом вспоминаю, что я там хотел от своей «крыши».

– А. Захарино. Что-то на СТОшке происходит там нездоровое. Как во времена, когда я к тебе только пришёл.

Да, именно Макс стал моим прикрытием от «нелегалов» и угнанных тачек. Когда-то мы с ним пересекались на соревнованиях. Он был старше. Судил, тренировал. Пару раз выдал весьма нужную пропедевтическую дозу пиздюлей юным безбашенным пацанам. Приятельствовали. После армейки, когда Петровский приезжал к своим, заехал ко мне подшаманить машину. Узнали друг друга. Ну и когда завертелось вокруг моих гаражей всё, я ничего лучше не придумал, как прийти к нему. Здраво рассудив, что лучше буду платить знакомому адекватному мужику, чем неизвестным мне личностям. А он возьми и согласись. С тех пор уже ворох дерьма вместе съели, раздружились. Вместе охотимся иногда. Когда он в городе всегда в спортзал втроём с Лёхой гоняем.

– Нелегалы могут интересоваться? – возвращает меня из воспоминаний Макс. Что-то я сегодня всё время улетаю. Надо собраться.

– Передела в городе никакого не было, сам знаешь. Старых всё устраивает. Заходов новых не делали. Мне кажется, что это какая-то местная тема. Именно в Захарино. Ты же знаешь, там крупный транспортный узел. Кому-то мы там мешаем, а кому хз.

– Понял тебя. На днях заеду туда сам, гляну своим… ментовским взглядом. – Ржём. Оба вспомнили, как я пацанёнком его за это дразнил, чем жутко бесил.

– Заезжай и гляди, – говорю, отсмеявшись, смотрю на часы. 16:20. Тишина. Может, там всё хорошо?

– Сам по личным туда сейчас переехать не могу. – Отвожу взгляд с часов. Рассуждаю вслух. – Буду Лёху просить. Только ты сначала заедь, а потом я его сошлю. Чтобы картина была объективнее, так сказать.

– Как Нина? – Петровский знаком с сестрой, шапочно, конечно. Ну и по разборкам с Виталиком я его, конечно, дёргал. Это его ребята нарыли всё нужное на него. Теперь закроют надолго.

– Ну…лучше. Как не хочется признавать это, но психолог, которого подогнала Ася, реально помогает. – Абсолютно честно выдаю я. – Наконец, узнаю́ характер сестры. Её стойкость и упёртость. Она, как ото сна просыпается. Кстати, ты так и не сказал, за что его закроют-то?

– Ты уверен, что хочешь знать? – мне уже не нравится начало, но киваю. – Он помогал нелегально похищать людей. У этих отморозков, которых теперь зовут абьюзерами, есть форум в даркнете, где они обмениваются информацией о своих жертвах. Когда что-то идёт не так, они похищают девушек и увозят. У них там долбанный клуб взаимопомощи. Они продумывают логистику и передают «посылку» с рук на руки, так чтобы вывезти подальше и обеспечить алиби главному подозреваемому. Виталик там и координатор, и логист, и идейный вдохновитель.

Моя челюсть сейчас пробьёт днище автомобиля. Опять матюгаюсь. Надо завязывать. А то у меня даже мысли сплошь нецензурные.

– У меня не лето нынче, а какой-то трип по ебанутости, – выдаю, наконец.

– А я так работаю, – ржёт Макс. Он ржёт, а я б кукухой поехал, на его работе. Уже открываю рот, это сказать, как вижу Асю. Её под руки выводят из здания через чёрный ход и ведут к тачке, что почти вплотную стоит к двери. Макс, увидев мой взгляд, тут же срывается, я за ним.

– Ой, граждане хорошие, а что это у вас здесь с девушкой? – громко спрашивает, стремительно подходя к тачке и мешая открыть дверцу машины.

– Иди отсюда, дядя, пока цел, – басит обезьяна, что держит Асю с правой стороны. Сжимаю кулаки.

Из двери выплывает блондинистая баба в красном костюме.

– Ой, мальчики, это дочка моя, перебрала. Сейчас охрана поможет мне, и мы домой доберёмся, проспится и всё будет хорошо.

Тёщенька? Ну да, у неё же на лице написано, что она сука редкая. Ухоженная, лощённая, но сука.

– Ай-яй-яй, тёть, – стебёт её Макс, – нехорошо врать. Накачали девочку нейролептиками да похищаете.

И машет своей красивой красной корочкой у неё перед носом. С удовольствием наблюдаю, как вытягивается лицо этой воблы, когда она читает ксиву Петровского. Здесь же из-за мусорных баков выруливают его подчинённые, примерно наших габаритов. Они быстро и профессионально пакуют «охрану», пока я, едва подоспев, ловлю на руки Асю. Сам Макс уже запаковывает Ирину Петровну, говоря что-то на ухо, отчего её лицо совсем теряет цвет и становится землисто-серым.

– Вы не посмеете! – орёт она вырываясь.

– Я? – улыбается Петруччо. – Не просто посмею, но так и сделаю! Поверь, твой муж пойдёт на всё, чтобы спасти свою шкуру.

Несу Асю в машину, аккуратно сажусь с ней на заднее сиденье. Почти тут же за руль запрыгивает Макс, и мы мчим в больницу. Нам нужны правильные бумажки. Препараты, скорее всего, современные, след от них хрен поймаешь, но нам надо. Чтобы закрыть эту страницу в жизни Аси. А ещё я очень волнуюсь, чтобы больше там ничего не было. Потому что пульс у неё есть, но очень слабый и дыхание тоже слабое. Маниакально всю дорогу ловлю их на самой границе восприятия. Уже не понимаю пульс есть, или это мой так в ушах грохочет. Безвольность её тела меня пугает. К счастью, мы добираемся вовремя. Врач, знакомый Макса, быстро берёт кровь, осматривает Асю.

– Травм и повреждений нет, след от укола на шеи. Что вводили, выясним как можно быстрее. По ощущениям – смесь миорелаксантов и успокоительных. – Коротко бросает он и оставляет нас в отдельной палате. Это всё тоже обеспечил Макс.

– Макс? – зову его, когда он отрывается от бесконечных звонков и сообщений.

– М? – мычит, не поднимая глаз.

– Я твой должник! – говорю искренне. Что-то нынче я весь в долгах перед друзьями.

– Не мели чушь! Если б не ты со своими гаражами, меня б ещё шесть лет назад подорвали. Тем более я здесь крайне заинтересованное лицо. – Намекает он на все расследования, которые он прикрывает моими «семейными», блядь, разборками. – Между прочим, твой Виталик стал решающей каплей в моём назначении. А вот это всё если докручу, то ещё и в звании подвинусь.

Сколько бы он ни прятал свои чувства за смешливостью, грубостью и алчностью, годы работы в системе не изменили его. Он всё так же верит в справедливость. Жму ему руку.

– Виталик не мой и сочтёмся. – Настаиваю я.

Музыка: «Believer» (Imagine Dragons)

Глава 25

«Земляки – это те, кто живёт в земле»

Из ответа ученика начальной школы (Просторы интернета)

Ася

Прихожу в себя рывком, судорожно хапаю воздух несколько раз. Так, как будто вынырнула из-под толщи холодной воды, когда уже наглоталась воды.

– Акххх…с…с…ак… – вырывается у меня из груди. Меня колотит, озноб проходит по телу и отпускает. Дышу как после забега.

– Сука… – шепчу и начинаю видеть. Белые стены, жалюзи, яркие лампы. Больница? Сквозь шум в ушах слышу звуки, поворачиваю голову. Влад? Влад! Откуда он здесь. Воспоминания волнами возвращаются. Голова кружится, как при гипервентиляции лёгких. Мир начинает расплываться, шмыгаю носом и понимаю, что я плачу. Плачу? О, господи, я плачу! Не знаю, как не срываюсь в истерику, но начинаю слышать.

– Ася… Асенька, – зовёт меня Влад. – Малышка моя.

Садится рядом и обнимает меня. Гладит по спине, приговаривает что-то утешительное, пока у меня выравнивается дыхание и слёз становится всё меньше.

– Как ты себя чувствуешь? – слышу вопрос и, подняв голову, вижу Макса Петровского.

– Макс? – удивлённо спрашиваю.

– Да, оказывается, твои друзья и мои друзья, – тихо шепчет мне в волосы Влад. Смотрю через его плечо на Петровского, тот едва заметно кивает мне, а я выдыхаю. Оказывается, я успела задержать дыхание. Вообще, какая-то чертовщина происходит с воздухом. Я пять лет пробовала разные дыхательные практики, а сейчас абсолютно ничего не получается контролировать. Мысли про дыхание отходят на задний план, когда понимаю, что теперь у меня фактически нет секретов от любимого мужчины. Меня очень терзало отсутствие возможности рассказать Владу о важной части своей жизни, сейчас этот вопрос решился без моего участия. Наконец, слёзы перестают течь по моему лицу. Я выдыхаю.

– Ты не ответила, как себя чувствуешь? – Макс первым замечает прекращение водопада. Прислушиваюсь к своим ощущениям.

– Тело всё ватное, будто не моё. Горло дерёт, дыхание странное, в остальном всё в порядке. А вы? Как вы здесь оказались? В смысле, как я здесь оказалась? – туго соображаю, последнее воспоминание – это боль в области шеи.

– Видишь ли, – начинает Влад, – мне пиздец как не понравилась твоя идея встретится с матерью в одиночку. И я решил вызвонить Макса в помощь, в процессе выяснилось, что он знает тебя и в курсе ваших нежных семейных отношений. Мы решили перебдеть, взяли оперов и не ошиблись. Вот на хера ты туда одна пошла?

На последних словах у моего мужчины отчётливо проскальзывают собственнические нотки. Такие родом из «Домостроя». Тихо ухмыляюсь этой мысли.

– А что бы изменилось, пойди я туда с собой? – способности рассуждать и спорить тоже возвращаются ко мне. – Вырубили бы они двоих. Я так понимаю, там куплен весь ресторан. Вряд ли бы мы с тобой смогли изобразить Джона Уика[1].

Макс хохочет:

– Ты недооцениваешь Влада. Его в юности звали «Драконом»: он в боях был хитёр и свиреп, – тут я перевожу взгляд на своего мужчину и с удивлением замечаю лёгкую красноту на щеках. – Хотя по-честному, ты, конечно, права. Против лома нет приёма, если нет другого лома. От той дури, что тебя накачали, кулаками не отобьёшься.

– Я ожидала от неё подлости, но укол. Это, конечно, новый уровень. Что с ней будет?

От такого, казалось бы, простого вопроса мужчины отводят взгляды. Что? Неужели они её упустили? Меня передёргивает от страха. Влад тут же сильнее меня прижимает. А я понимаю, что боюсь встречи с этой женщиной, как с монстром из детских сказок.

– Здесь такое дело, – Петровский мнётся. – В общем, твой отчим опять замешан в каких-то левых схемах, и нам надо его докрутить. Их не посадят.

– Будете использовать материалы для давления? – уточняю я. Макс лишь кивает. А я задумываюсь. Хочу ли я, чтобы мать села? Нет. Никакая исправительная система её не исправит уже. Единственное, чего я на самом деле хочу – это не иметь с ней ничего общего. Не бояться, что в случайный момент меня кто-то сможет уколоть в шею и увезти в другую страну. Я закрыла эту страницу своей жизни. Я сирота. У меня есть только бабушка.

– Она сможет со мной контактировать? – спрашиваю то, что по-настоящему тревожит. – Будет ли риски, что меня всё равно попытаются похитить? Увезти? Через меня давить на них?

– Нет! Гарантирую тебе, – уверенно отвечает Петровский. – Им самим будет не до тебя, да и к списку требований я приложу руку.

– Ну и отлично. В остальном мне её судьба безразлична, – спокойно говорю я.