неСтандартный отпуск учителя

Сегодня я хочу окончательно закрыть все страницы из моего детства и отправиться дальше. Жить свою жизнь здесь. В настоящем. Без обид и сожалений. Под эти размышления я уже почти приговорила свою порцию горячего и даже не заметила, как все намахнули парочку стопок разных наливок. На дегустацию.

Пили вроде по чуть-чуть, а настроение уже начало меняться. В итоге я остановилась на совсем лёгком, но игривом «Яблочном солнце». Похоже, это был какой-то местный аналог сидра. Влад пьёт «Фантазию» Петровича, приговаривая, что лучше коньяка в своей жизни ещё не пробовал. Мне кажется, он такими темпами завтра ломанётся за рецептом. Бабушка выбрала нечто среднее: двадцатиградусную наливку на облепихе, которые местные оригиналы обозвали «охуильной». Кстати она, действительно, очень даже вкусная. По мне, немного сладковата и крепковата, но, если бы не столь широкий выбор сегодня, тоже на ней остановилась бы.

– Бабуль, – спрашиваю я, дождавшись, когда все приговорят свои порции рёбрышек. – Расскажи, пожалуйста, что там произошло с моим отцом? Какую роль во всём этом сыграла Екатерина Михайловна?

– Знаешь…я последние 15 лет только и думаю о том, что могла сделать по-другому?

Столько боли в её голосе, что я не выдерживаю и обнимаю крепко-крепко. Она делает пару глубоких вдохов, опрокидывает рюмку «охуильной» и не закусывая начинает рассказ:

– Ира и Боря выросли вместе. Дачи эти достались нашим семьям не за достижения в этом регионе, а вместе со всесоюзными наградами. Прадед твой, мой отец, занимал в своё время должность замминистра культуры. Именно благодаря его связям, да и влиянию я стала тем, кто есть. Ну и имя, мне, само собой, тоже он выбирал. В то время фраза «иди за Ильичем, детка» хоть и потеряла часть своего значения, но всё равно открывала многие двери. – Пока не очень понимаю, как с историей родителей связана карьера моего прадеда, но с удовольствием слушаю о нём. Оказывается, мы не только о родителях не говорили, но и в целом о семье. Приглушённые алкоголем, во мне ворочаются какие-то странные чувства. Не могу разобрать, что, но в последнее время было так много всего, моя нервная система, очевидно, не справляется.

–Семья же отца твоего, Бориса, больше была по театрам да концертным делам. Его дед возглавлял гастрольно-концертное объединение. Сейчас сложно представить масштаб его власти, а тогда… Тогда без его резолюции ни одного концерта не могло пройти. Будь-то Москва или Мухосранск. – Удивительно, я и не знала, что в моей биографии спрятались такие влиятельные люди. – После его смерти, Екатерина Михайловна тех высот уже, конечно, не добилась, но после распада Советов стала кем-то вроде продюсера. Вес в концертной деятельности имела не малый. Многие звёзды обязаны именно ей продвижению. Ровно также на её счету десятки загубленных талантов. Мы дружили с ней, как и наши отцы, но наши характеры крайне отличались. Я всегда была жёсткой, требовательной, но старалась быть справедливой. Катерина же была другой. Очень мнительной, ей всегда было важно, чтобы с её мнением считались, её уважали, ей преклонялись. Она мечтала быть актрисой, но бог таланта не дал, ну она и компенсировала это за счёт других. Как она гордилась Борей. Ведь он был по-настоящему талантлив. Роскошный голос, отличное владение гитарой, он сам писал тексты и порой даже сочинял музыку. Добавить к этому яркую внешность и харизматичный характер получается готовый кумир миллионов. Для Катерины он был как её ожившая мечта.

Такая характеристика отца тоже стала для меня открытием. Я вроде как и знала, что он занимался музыкой, но почему не помнила? Казалось, мой мозг просто блокировал эту информацию раньше. Возможно, это такой защитный механизм срабатывал. А сейчас, слушая рассказ бабушки, у меня всплывали далёкие картинки в голове: отец с гитарой, его колыбельные, его голос.

– Какого же было расстройство Катерины Михайловны, когда вместо подготовленной ему невесты из «знатного» рода, он выбрал Иру. Я ведь не стала бороться за «место у стола» и спокойно восприняла свою провинциальную карьеру. Мне нравилось, что здесь я могу делать реальное дело, а не прятаться за бумажками, лавируя в сложные времена между коалициями силы и денег. Мои амбиции прекрасно здесь поместились. А вот катеринины нет. И Ирины, впрочем, тоже. Вы простите меня, может, я всё очень сумбурно рассказываю, но столько обо всём этом передумала, что сегодня даже не знаю, где в этой истории начало. – Я вновь успокаивающе глажу бабулю по руке. Мы ненадолго прерываемся, молча чокаемся выпиваем, закусываем вкуснейшей нарезкой. Отдышавшись, бабуля продолжает:

– В общем, в один прекрасный момент Борис пришёл к матери и сказал, что жениться на Ирине. Вопрос, мол, решённый. У Катерины случился шок. Она не стала сразу выговаривать своему любимцу, а примчалась с претензиями ко мне. Решила, что если «вопрос решённый», то и руки Ирины, как положено, её сын у меня уже попросил. А я-то ни сном, ни духом. Ну дружат молодые, влюблены, о свадьбе-то речи не шло. Иринка была ветряная, любила внимание. Борис то здесь, то в столице, то в туре по стране мотается. Катерина закатила мне грандиозный скандал. Заявила, что я «подложила свою девку, чтоб вернуться в игру». Посчитала, что этот брак со мной согласован и я так ими манипулирую. Предложила воспользоваться связями и пристроить меня на солидное место в Москве, чтобы я отговорила Ирину выходить замуж. Или саму Ирку, куда пристроить. Я психанула и сказала, что лезть в жизнь молодых не буду, пусть разбираются сами. – Здесь бабушка берёт паузу, жадно пьёт морс, отводит взгляд, будто собираясь с духом. В моей голове каша из письма, детских воспоминания, слов матери, слов бабушки. Тоже пью морс. Пытаюсь что-то утрясти в голове. Влад всё это время сидит молча, просто периодически ловит мою руку и нежно гладит. Будто говорит: «Всё хорошо, я с тобой». Не хочу от него скрывать семейную историю. В конце концов, за эти недели он мне стал ближе матери и сестры. Он же ведёт себя очень деликатно, давая возможность нам с бабушкой во всём разобраться. Просто дарит свою молчаливую поддержку.

– Этот наш разговор услышал Борис. – Собравшись с духом, бабуля продолжает свой рассказ. – А мы… мы были очень эмоциональны. Ни я, ни Катерина в выражениях не стеснялись. Он обиделся и сказал, что помощи от «замшелых эгоисток и склочниц» сам не примет. Катерина тоже закусила удила. Мол, ну так тому и быть, и выдала сыну волчий билет. Его концерты отменили, группа была вынуждена распасться. После свадьбы он пошёл работать на завод, тоже с психу. Но был там на хорошем счету и отлично, кстати, зарабатывал. Только Ирине всего было мало, а ещё он завязал с музыкой. Совсем. Катерина встала в позу, и отменять своих запретов не спешила. Её влияние постепенно падало, и мы обсуждали с Борей возможности, если подождать ещё год-другой и вполне можно было бы пробовать сделать что-то своё. Мы, кстати, после твоего рождения, с ним прекрасно общались. Он не держал на меня зла за резкие слова, ведь делать плохого я ничего не спешила, в отличие от его родной матери.

Бабуля вновь замолкает. Ковыряется вилкой в салате, погружается всё глубже в свои непростые воспоминания:

– Но я видела, как он маялся. Тогда предложила несколько небольших шабашек с только зарождавшимися «кооперативами». Сначала он отказывался, но потом решил попробовать. Ему понравилось. Деньги были неплохие, условия тоже, да и душу отводил.

Постепенно картина всего произошедшего всё яснее складывалась в моей голове, будто кто-то раскладывал сваренную родственниками кашу по тарелочкам. Очевидно, об этом писала Екатрина Михайловна, обвиняя сына в шутовстве перед братвой.

– В письме Катерины неправда написана. – Будто читает мои мысли бабушка. – Скорее всего, она и сама верила в то, что хранила в памяти. Ну или может,, кто решил не травмировать её ещё больше. В ту ночь за рулём был сам Борис. Он так увлёкся подработками, что набрал больше, чем мог сдюжить. Той ночью он возвращался с корпоратива, который гуляли на турбазе, и просто уснул за рулём от усталости. Все анализы были чистые, а очевидцы видели, как запетляла машина. Просто переоценил свои силы. – Я уткнулась в плечо Влада и разрыдалась. Уснул за рулём. Просто уснул за рулём и скинул вместе с собой мою жизнь на дно. Понимаю, что отец не виноват, но легче от этого не становится абсолютно. Картина прошлого, что сегодня предстала передо мной, была ужасной. Я жалела отца, себя, чуть лучше понимала мать. Хоровод эмоций так и кружил внутри.

– Вы бы знали, как я виню себя, что предложила эту подработку. С другой стороны, у меня было такое чувство, что, если бы не пел хоть как-то, он бы всё равно сгорел раньше, чем сумел пробиться через кордоны собственной матери. – Тон бабушки сожалеющий, извиняющийся. Видно, что она винит себя, переживает за всё. Украдкой тоже смахивает слёзы. Влад пересаживается и обнимает уже нас обоих. Какое-то время мы так и рыдаем у него на груди. Это не истеричные слёзы, это слёзы боли и сожалений. Постепенно они высыхают.

[1]Посумерничать – посидеть, пофилософствовать на какие-нибудь очень высокие темы, не зажигая лампы.

Музыка: «Разбитое сердце» (Наше последнее лето)

Глава 27

«Принц вернулся домой расстроенный и пошёл дождь».

Из сочинения ученика начальной школы

(Просторы интернета)

Наш вечер продолжается. За окном уже совсем стемнело, огни гирлянды создают причудливые узоры в панорамных окнах. Холодает и, успокоившись, вместе с бабулей кутаемся в шали. Они у нас именные. Клуб домохозяек в прошлом году на Новый год презентовал. Мы вновь пьём, закусываем, и бабушка заканчивает свой рассказ:

– Самое сложное в этой истории – это чувства Ирины и Бориса. Боря любил Иру беззаветно. Он всё прощал, всё терпел, а с твоим появлением вообще готов был носить на руках вас обеих. Ира тоже его любила. По-своему, так как умеет только она. Все её претензии в детстве к тебе от нежелания сначала делить любовь с Борей, а потом память. Ты вся в отца. Внешность, характер. Единственное, что вместо таланта к музыке, твоя творческая суть проявилась в танце, ну и, без обид, дорогая, конечно, гораздо слабее. Боря был гением. При этом после его смерти она не смогла его простить. За саму эту смерть. За то, что обещал быть рядом, а бросил. Ушёл туда, откуда нет возврата. Сверху, потом на это наложились и другие обиды. Обещал носить на руках и пылинки сдувать, а ей пришлось вести быт с ребёнком на руках. Обещал золотые горы, а таскал зарплату с завода, пусть и хорошую, но всё же. Мне кажется, что где-то из этой нереализованной мечты «золотых гор» Ира и стала связываться этими странными мужчинами в её жизни.

Мы вновь замолкаем, слышно даже, как за окном включился автополив в саду, и вода шуршит по листве. Каждому есть о чём подумать. Вроде бы. Почему-то в моей голове сейчас пустота. Я наблюдаю за игрой света на стенах веранды и будто медитирую. Прошлое моё, прошлое моей семьи – всё смешалось и, казалось, потеряло свою остроту. Как будто кто-то прикрутил яркость. Вроде всё тоже, но воспринимается уже не так.

Все фразы матери из моего детства, что почти двадцать лет на репите звучали у меня в голове изо дня в день, перестали иметь свою силу. Я не выгляжу как «баржа». Меня не «разнесло» от еды. У меня «не отвратительные лохмы», а красивые рыжие волосы. Я личность, а не «тень». Сейчас я, как никогда понимаю, что, отсутствуя в моей жизни физически, психологически мать была со мной изо дня в день. Влияла на меня в каждом моменте. Также чётко я понимаю, что бабушка права. Все её слова и поступки – это боль обиженной женщины. Женщины, которая не может высказать свою обиду её виновнику и вымещает на самом беззащитном объекте. Собственном ребёнке. Ребёнке, который безусловно любит мать.

Мои слёзы последних дней – это психологическая пуповина, которую я перерезала там в ресторане. Я перерезала, а мать оборвала. Больно ли от этого? Безумно! Даже в своих смазанных эмоциях чувствую, что сердце у меня в груди будто разрывается от всего переживаемого. При этом следом приходит пьянящее чувство свободы. Свободы со вкусом яблочного сидра, пузырьками в голове, теплом рук любимого и крыльями за спиной. Перерыв грязное бельё своей семьи, приняв всех бросивших меня родственников, прожив их трагедии, я отпускаю всё. Оставляю в прошлом боль и обиды. Пора идти дальше. Жить. Любить. Решать проблемы в настоящем. Мои мысли прерывает голос бабушки:

– Я рассказала всё, что хотела. А теперь вы выкладывайте. Что такого произошло в понедельник?

– Ты о чём, ба? – делаю вид, что ничего там не произошло. Потому что бабушка у меня уже старенькая и не заслуживает таких новостей. Ведь это для меня Ирина Петровна – мать, а для неё дочь. Непутёвая, жестокая, сбежавшая, но всё равно дочь. Человек, за которого сердце болит всегда, независимо от его поступков. Может быть, даже, наоборот, от этих дрянных дел боли ещё больше.

– Ой, вот не надо тут. Вы приехали оба как после доброй драки. А ты ещё и рыдать опять начала. – Обманывать Изаиду Владимировну – дурная затея. Её вниманию к деталям остаётся лишь завидовать. – Опять Ира?

Ну смысл теперь скрывать? Начнёт гадать, только хуже будет. Попробую выдать облегчённую версию.

– Фуух, – выдыхаю я. – Да. Мать попросила о встречи, где попыталась продавить мой договорной брак.

– И что было, когда она поняла твою активно негативную позицию? – наивно было думать, что абстрактные фразы спасут. Продолжаем выкручиваться.

– Она попыталась заставить, мы слегка поспорили и всё. – Но сдаваться, в своих попытках сгладить углы, я не собираюсь.

– А теперь правду! – Жёстко говорит ба. Её брови нахмурены, тон официален, глаза пылают, а губы поджаты. Строгое начальство во плоти.

И пока я пытаюсь придумать приемлемую версию происходящего, за меня это внезапно делает Влад:

– Она попыталась похитить Асю. Хотела накачать успокоительным, а бесчувственную Агнию должны были увезти к жениху. Мы с другом остановили её.

Глаза бабули округляются, она судорожно хватает воздух. Потом молча опрокидывает рюмку наливки и выдаёт длинную замысловатую тираду на русском матерном.

– …через коленку по девятой усиленной, – заканчивает она свою нецензурную мысль. Выдыхает.

– Я надеюсь, вы смогли сделать так, чтобы она в нашу жизнь больше не вернулась? – жёстко спрашивает бабушка у Влада. Тот лишь кивает. – И слава богу! Наверное, я совсем отвратительная мать, но больше своего ребёнка видеть не хочу. Даже если приползёт, извиняясь, дверь не открою. Когда она Асю в детдом продала, во мне что-то надломилось. И продолжало ломаться с каждым неотвеченным звонком, письмом, каждой новостью из Грузии. Меня убивало, как она отдыхает на курортах и шикует, пока мы с Асей не вылазим от психологов. С каждой выкинутой бутылкой воды ломалось. Наверное, лимит поломок закончился. Мне вот сейчас больно, но такое чувство, что…не так сильно, как должно. В какой-то момент у меня умерла дочь, осталась только внучка.

Вновь повисает тишина. У нас вообще сегодня вечер как американские горки: то много и громко, то тишина, как для рождения мента. Не знаю, говорят в бабуле эмоции или это взвешенное решение, но почему-то я верю этим её словам. Прекрасно понимаю ба, с этими поломками. Ведь видела, как тяжело дался железной Изаиде тот год после детдома. Я старалась, тогда как могла. Ради себя и бабушки. Но что-то внутри меня было сильнее. Мучило нас. Терзало.

Мать сделала больно всем своим близким. Рядом с ней остался только обожаемый Зураб, который с лёгкостью продаст её при удобном случае. Никогда не была близка с Ярой, но всегда ужасалась, насколько та похожа на мать. Уверена, что она точно не принесёт Ирине Петровне стакан воды, скорее выльет рядом и посоветует решить проблему самостоятельно.

Больше в этот вечер мы не обсуждаем острые темы. Просто немного сидим, погруженные в свои эмоции, потом обсуждаем какие-то бытовые мелочи и расходимся по комнатам. Влад остался ночевать у нас, под ехидные комментарии бабули:

– Ой, перестаньте уже шифроваться. Нашлись шифровальщики. Как будто я считаю, что, когда Ася ночует не дома, вы там сканворды разгадываете. Не делайте из меня ханжу. Помогите убрать со стола и кыш в комнату, я всё равно уже лет пять сплю с берушами.

Дальше лето полетело своим чередом. В саду зрели ягоды и фрукты. Я помогала бабушке и Нине. Ставила компоты, варила варенье, морозила полуфабрикаты. Гуляла с детьми, встречалась с психологом. Пользуясь приездом Инны, сама возобновила терапию. После всех потрясений и новостей – это было жизненно необходимо. Влад работал. Ему стало немного проще, вопрос с Захарино почти решился.

Игорь Николаевич, которому Головин предложил место управляющего в проблемной мастерской, прекрасно справлялся. Наутро в моей комнате Влад лишь в общих чертах обрисовал своё предложение, но Николаич так загорелся, что сорвался вместе с нами. Всю дорогу они обсуждали свои дела: график работы, внутренние правила, поставщиков и ещё что-то из их мужской кухни. Игорь Николаевич предложил сделать вид, что они не знакомы, и он просто человек «по объявлению», чтобы посмотреть на работу со стороны, так сказать. Это быстро дало плоды. Оказалось, что несколько самых «рукастых» откровенно левачили. Они до открытия СТОшки Влада делали машины в гаражах, а теперь клиент выбирает официальный сервис, а не их шарашки. Вот вовсю и портили репутацию. Не знаю, что с ними там в итоге сделали, но вопрос закрыт. Работа налаживается. Игорь Николаевич счастлив. Да, он не работает руками, но руководить процессами у него получается прекрасно. Армейское прошлое даёт о себе знать. Влад рассказывает новости о его приключениях каждый день и бессовестно ржёт. Не привыкли работники из Захарино к постоянному контролю, вот и влипают вечно во что-то, ну и Николаич вместе с ними. Чего стоит только история о том, как весь сервис ловил крысу, приехавшую в одной из машин. Сначала они все матюгались на грызуна, переворачивая всё на своём пути. Потом Николаич материл всех за косорукость и заставлял убираться.

Всё свободное время мы проводим вдвоём с Владом. Катаемся по ночному городу, ночуем на природе, в мастерской, у меня, у него. Нам так хорошо вдвоём. Он постоянно говорит мне комплименты, а я таю. Впервые в жизни не ищу в словах двойное дно, а просто верю. Окутываю его заботой. Обрабатываю порезы, готовлю вкусняшки, вникаю в его рабочие проблемы.

Эти недели становятся волшебной сказкой для нас. Сказкой, наполненной страстью, сексом, любовью, нежностью, смехом и просто друг другом. Но время неумолимо… Завтра 25 августа, и мне надо быть на планёрке в школе. А сейчас я стою у ворот бабулиной дачи, обнимаю Влада и рыдаю.

Кажется, будто ещё вчера он привёз меня на это же место после того, как спас нас с корсой на безлюдной трассе. Будто и не было этих недель. Все происшествия теряются на фоне необходимости уехать от Влада. Я тянула до последнего. Заказала всё к учебному году через интернет. Напрягла Евгешу с подготовкой кабинета к приёмке школы, а Тому с перевозкой цветов. Даже Алла Леонидовна, собирающая свои вещи для переезда в Захарино, помогала мне с делами. Но завтра планёрка. Нам представят нового директора. А я стою здесь и впервые в жизни хочу послать работу.

– Эй! Малышка, не кисни. А то я тебя никуда не отпущу. Дерьмо идея ехать по трассе со слезами на глазах! – глаза самого Влада тоже полны грусти, но он всячески пытается меня поддержать. Да и вообще прав. Не дело. Пытаюсь себя взять в руки. Дышу им. Ловлю оттенки кожи, мяты. Дышу. Будто впрок пытаюсь надышаться. Успокаиваюсь. Наслаждаюсь его руками, что нежно гладят мою спину.

– Маленькая моя, всё будет хорошо. Будем приезжать друг к другу на выходные. По возможности. Даже если работы будет миллион, каникулы наши. Продержимся год, а там будем решать. – Киваю на каждую его фразу. Всё так. Я же не в другую страну еду. – Мы обсуждали, и ты против брать деньги у меня. Но подумай об этом. Проблемы с Захарино решаются, и я думаю, через пару-тройку месяцев найду всю сумму для закрытия твоего целевого.

Уже набираю воздух в лёгкие, чтобы с ним поспорить, но мне в губы прилетает такой глубокий поцелуй, что я просто давлюсь словами.

– Тшш. Не бушуй. Я не заставляю. Не настаиваю. Думай. – Демон-искуситель, а не Влад. Целует мои губы, щёки, висок, глаза. Его руки так и блуждают по спине, вместе с ними гуляют мурашки. Казалось бы, за полтора месяца можно было насытиться друг другом, но с каждым днём моя зависимость только растёт. Мне хочется больше тепла. Больше рук. Больше поцелуев. Хорошо, что с тактичной бабулей, мы попрощались ещё в доме, сейчас мы с Головиным уже перешли приемлемый для родни контент. Поцелуи всё глубже. Дыхание сбивается. Тела вибрируют, стремясь стать ближе.

С трудом разрываем поцелуй. Влад утыкается лбом в мой лоб. Смотрит в глаза. В его полыхает пламя страсти и грусти. В моих, скорее всего, тоже. Стоим так целую вечность, пока мой телефон в кармане джинсов не начинает вибрировать. Таймер. Крайнее время для отъезда.

– Едь! – Влад чмокает меня в губы и размыкает объятия, но до последнего держит руку. И мы не размыкаем их, пока я не сажусь на водительское место моей Коры. Как в сопливых фильмах до последнего не отпускает. Целует пальчики.

– Позвони…

– Позвоню…

Говорим одновременно. И замолкаем. Я захлопываю дверцу, а Влад идёт к патриоту. Не прощаемся. Всё прозвучит глупо. «Пока» – это как будто мы завтра, как обычно, встретимся. Я заеду к нему в обед, или он приедет после работы. «До свидания» – слишком грустно. Потому что пока непонятно, когда будет это свидание. Я на этих выходных точно не вырвусь, подготовки к школе гора. Влад не знает, у него крупные заказы. Желать скорого свидания – это как пинать ногами упавшего. «Прощай»? Ни за что! Это не прощанье. Это лишь пауза.

Сижу пару мгновений, дышу. Прогреваю корсу. Трогаюсь, только когда понимаю, что руки не дрожат, а слёз нет на глазах. Выезжаю на дорогу и моргаю аварийкой. Влад, чей патриот ещё стоит у съезда к нашему дому, моргает в ответ. Вот такое у нас «пока».

Еду максимально аккуратно. Понимаю, что внимание моё сейчас всё равно рассеянное, потому стараюсь не отключаться от дороги. Как назло трасса полупустая. Ближе к областному центру встану в трафик, там отвлекаться не будет возможности. Здесь же как будто нарочно пусто. Только и забивай голову мыслями. Держусь.

Спустя какое-то время я вижу карман, где тогда оставляли корсу. Не выдерживаю и съезжаю на обочину. Врубаю аварийку и выхожу. Смотрю на лес, на карман, отворачиваюсь от дороги просто ору. Без слёз, но очень громко. Почему всё опять так? Я встретила мужчину, которого по-настоящему полюбила, но просто быть рядом не могу. Надо победить себя, ветряные мельницы и другие обстоятельства.

Умом понимаю, что всё просто. Мне надо переехать. Выбирая между обыкновенной учительницей и молодым бизнесменом, выбор очевиден. Переезжать мне.

Но как? Допустим, я закрою целевое.

А дети? Бросать класс посреди пути? Это не честно! Я столько сил вложила. У нас был такой сложный путь, чтобы принять друг друга. Я не могу их бросить.

Моё сердце разрывается. Чувство долга, любовь к детям и профессии, с одной стороны, любовь к мужчине и простое желание быть счастливой с другой. Последнее выбивает меня из колеи. Когда у меня появилось желание быть просто счастливой? Когда я стала думать о своих желаниях? Это лето что-то безвозвратно изменило во мне.

Дышу-дышу-дышу. И не могу надышаться. Не могу разобраться.

Слышу сзади звук останавливающейся машины. Разворачиваюсь и вижу Влада. Срываюсь в его объятия. Вновь поцелуи. Нежные и лёгкие, пьянящие и обещающие.

– Ну всё-всё. Всё решим. Всё разрулим. – Приговаривает мой мужчина, зацеловывая моё лицо. – Отставить истерики. Ты справишься. Мы справимся. Ты моя сильная девочка. А я тебя дождусь. Я ждал тебя всю жизнь, два года вообще не срок.

Смеюсь над последними словами, мне правда становится легче. Его тревожно бьющееся сердце выдаёт собственника, что готов запереть меня дома. А слова… слова лучше всяких признаний доказывают, что он меня любит. Потому что понимает меня, принимает и даёт эту свободу сейчас. При этом сразу обозначает рамки. Выпущу класс, и никакие отмазки не оставят меня на третий год. Мой любимый домостроевец.

– Спасибо тебе, – шепчу ему в ответ. – Не едь больше за мной. Я справлюсь.

– Я знаю. Я знаю, моя хорошая – Влад смотрит в мои глаза и делится своей верой в нас. Верой в меня. В его глазах я вижу Вселенную, центр которой я.

Музыка: «Лето закончится» (ВЕСНУШКА)

«Я так тебя люблю» (NЮ)

Глава 28

«Подъем! Кто спит, того убьём!»

В пришкольном летнем лагере. (Просторы интернета)

Конечно, я не выспалась. Конечно, я шла на работу без настроения. Потому что вчера ехала со скоростью черепахи и домой добралась только к позднему вечеру. Сил осталось только помыться, поблагодарить соседку за помощь, да позвонить Владу. Тот тоже был усталым. Сознался, что после моего отъезда без продыху ковырял новый заказ. Кто-то из местных олигархов пригнал ему тачку, улучшенную для ралли по бездорожью. Так и не поняла, что в итоге хотели сделать, но Влад говорит, всё получится, а это главное.