Позови меня, когда я уйду

– Сомнительные у тебя знакомства. – Саркастические нотки в хриплом голосе успокоили, как теплое дыхание осени, развеянное по ветру. Ей хотелось ответить, что он и есть тот самый катализатор, запустивший цепь сомнительных знакомств этим непредсказуемым вечером, но мысли путались настолько, что ломота в висках мешала сосредоточиться. В итоге она просто ограничилась нервным смешком:

– Это не знакомство.

Инга почувствовала тяжесть на своем плече – Артём повёл её в направлении их столика, который уже успел выветриться из памяти под воздействием пережитой тревоги. Пробираться пришлось сквозь толпу, ловя на себе косые взгляды. Но Артёму, как и раньше, было всё равно.

– Могла бы и позвать, – заметил он. Когда они дошли до своего места, Артём спустил засученные рукава свитера обратно до костяшек. Инга сопроводила это движение краем глаза. Она поёжилась от воспоминаний о порезе и отвела взгляд на дотлевающую свечу на краю столика.

– Не успела…

– Сильно испугалась?

Она бестолково пожала плечами. Артём вздохнул.

– На будущее. – Он вдруг сделал то, чего никто не ожидал: взял свою куртку со стула и накинул ей на плечи. – Если поблизости никого нет, лучше сразу беги туда, где много людей. Ты же видела, что в тёмном освещении и с громкой музыкой никто даже внимания не обратил на то, что что-то не так. Не стоит пререкаться с оппонентом, который едва соображает.

Инга стояла ни жива ни мертва. Агрессивное поведение прилипалы и рядом не стояло с внезапным актом заботы со стороны её спутника. Причём сделал он это спокойно, будто само собой разумеющееся. Теплый флис надежно скрыл пятна на свитере от посторонних глаз. Куртка оказалась ей по колени. Инга вцепилась пальцами в зубчики молнии. Если бы она знала, в какой заварушке окажется по воле случая из-за своей же глупости, никогда в жизни бы так не вырядилась на безобидные посиделки у Вани с Алиной!

– Знаю, – наконец ответила она. – Спасибо.

– Не за что.

Молчание длилось недолго. Она не придумала ничего лучше, чем протянуть со стола имбирный эль своему спутнику. Уже подостывший. Артём снисходительно обменялся с ней взглядами. Инга лишь пожала плечами в объяснение своему жесту. Вот надо было ей брать эти напитки именно на барной стойке? Всё же спутник принял её «подношение», кивнув то ли в знак благодарности, то ли просто так.

– По поводу твоего вопроса, кстати…

Тут взрывные биты в колонках утихли. Силуэты в дымном мареве как по команде остановились. Инга дёрнулась. Она же вообще забыла об этом! Тот гнусный тип перечеркнул все её планы. Впрочем, через несколько секунд они возобладали над напряженной атмосферой в воздухе.

По залу полилась нежная тягучая симфония. Такая же чарующая, завлекающая слух, как давно забытая мелодия юности. If Everyone Care.

Артём посмотрел на нее удивленно.

– Ты из-за этого уходила?

– Ну… – Инга прикусила губу и смущенно отвела взгляд. – В общем-то, да. Хотела отплатить той же монетой. – Она развела руками. – Но всё пошло совсем по другому сценарию.

Артём усмехнулся и благодарно прикрыл веки. Пока они усаживались обратно за столик, скрытый тенью камерного угла, Инга осторожно бросила на него взгляд и крепче укуталась в массивную куртку. Она снова обратила внимание на его руки. Сжатые кулаки медленно отпускали резинку рукавов, и та отползала назад, обнажая наручные часы на левой руке и струны выпуклых вен. Она хотела узнать: что они так тщательно прятали под зыбкой защитой? Но тут же одернула саму себя. Это не её дело. Ей вообще, если подумать, не должно быть до него никакого дела.

Несмотря на то, что в барах в принципе не заведено включать подобные треки, вокруг столиков неожиданно и даже с энтузиазмом начали образовываться парочки. Веселье сменилось размеренностью. Людям нравилось. Изначально Инга тоже хотела пригласить этого запертого за дверями парня на медленный танец (да простит её врожденный строптивый характер), но теперь поняла, что слушать музыку, сидя за столиком и потягивая остатки коктейля размеренными глотками, куда комфортнее.

If everyone cared and nobody cried

If everyone loved and nobody lied

If everyone shared and swallowed their pride

Then we’d see the day when nobody died

And I’m singing. Amen I, I’m alive 1[1]

Мелодия выводила лёгкие воздушные ноты на самых потаённых струнах души. Пела изнутри. Отпускала второе дыхание, свободное от всего в мирской суете. Мысленный танец без телодвижений и прикосновений… Сольный дуэт, сошедшийся в резонансе двух разных миров. Разве такое возможно? Или всему виной алкоголь, ударивший в голову? Удобно, если подумать. Любой порыв можно спихнуть на его сокрушительное воздействие.

Инга накренила ресницы и улыбнулась краешком губ. Взаимопомощь и вправду иногда окупается. Именно в эту секунду она осознала, что ни разу за вечер не вспомнила о времени.

* * *

Когда провожатый довел Ингу до подъезда, на часах было уже около двух. Улицы пришли в страшное запустение, фонари потухли, съев ничтожные остатки видимости, и чернильная темень возобладала над унылыми дворами. Ночной воздух остудился. Было очень холодно. Пока Артём вызывал такси, Инга вызволила из кармана пальто красную электронку и неспешно затянулась. Тело подрагивало на морозе, но она старалась не подавать виду, что промёрзла насквозь. Артём оторвался от телефона и обратил внимание на пар, сомкнувшийся вокруг него густыми клубами. В воздухе запахло спелой вишней.

– Будешь? – Инга щедро протянула ему электронку.

Брови нежданного попутчика задрались на лоб в привычном насмешливом жесте. Но электронку он всё же забрал. Теперь уже Инга с интересом наблюдала за тем, как её провожатый неспешно втягивает в себя пар, выдыхая наружу сладкий вишнёвый мускус.

Она внезапно поймала себя на мысли, что хочет поцеловать этого парня. Просто так. Без повода. Поцеловать и навсегда забыть. Выкинуть из жизни, которая теперь точно не станет прежней. Но тут же закусила губу и хлестанула себя по щекам. Алкоголь отчаянно не желал выветриваться из её организма. На всякий случай она задержала ладонь на газовом баллончике в кармане пальто. Не нужны ей лишние беспорядочные связи.

К счастью, Артём остался верен себе даже под воздействием эля и чересчур интимной для малознакомых людей обстановки. Вскоре приехало такси. Как-то уж слишком быстро. Таксисты определённо соблюдают какой-то кодекс подлости, известный лишь им одним. Когда надо, их не дождёшься, а когда не надо – приезжают за милую душу.

Артём пожал Инге руку со словами «спасибо за вечер» и вернул электронку. После этого передняя дверь авто бесповоротно скрыла его. И снова красное… Определённо, пора учиться считывать знаки вселенной.

Инга уже хотела развернуться к подъезду и навсегда забыть всё случившееся этой странной непредсказуемой ночью, как окно с его стороны съехало вниз.

– Думаю, да.

Глава 4. Последствия

Nizkiz – Здесь

Утро явилось вместе с адской ломотой в висках. Голова раскалывалась так, будто Инга выпила вчера не два коктейля апероль шприц, а намешала несколько шотов с вином, запив всё это дешёвым портвейном. В комнате царил хаос. Одежда, из которой она выпуталась ночью, как змея из чешуи, валялась на полу вывернутой шкурой. С наступлением утра вчерашние прожитые чувства казались ей всего лишь сном. Красивым, тёплым и издевательски быстротечным. Ведь так не могло быть. Только не с ней. Не с её однообразной, до тошноты расписанной жизнью.

Но нет, сон оказался явью. И доказательством тому была горсть гвоздей, вонзённых в мозг и нещадно раскурочивающих стенки черепа. Инга вспомнила неразговорчивого таксиста, вынужденную прогулку по уснувшим улицам. Ночь в баре за столиком с красной подсветкой в углу. Вспышки света в дымчатых глазах. Примесь кальянных ароматов в воздухе, от которых морило в сон. Приставучего типа. Песни групп «Evanescence» и «Nickelback», своё иррациональное жгучее желание у подъезда…

Она не помнила, как пришла и как разделась, зато в памяти четко отпечаталось то, что перед сном её уколола смехотворная мысль: она ведь так и не поставила «пять звёзд» таксисту… После этого она заснула крепким мертвецким сном. И проснулась, только когда за дверью раздались тяжёлые раздражённые шаги. Инга взвыла, натянув одеяло на голову. Она даже не знала, чего ожидать за свою внеплановую вылазку, и потому решила, что самым правильным будет как следует надышаться перед смертью.

Первым делом она достала из-под подушки телефон. Там же лежала красная электронка, которую Инга умудрилась выудить из кармана пальто. Кажется, она уснула с ней в обнимку, потому что в хмельном бреду всё ещё ощущала тепло чужих рук на бездушном металлическом корпусе. Инга сделала глубокий вдох. Во рту пересохло. Она по привычке затянулась и, заслышав агрессивное бурчание в коридоре, поспешно разогнала ладонью плотный белесый пар. Дым рассеялся в тесных стенах комнаты.

Инга разблокировала телефон. Ей хотелось проверить баланс на счету (она подозревала, что после внеплановых ночных трат, финансы пришли в плачевное состояние), но в следующий момент застыла в недоумении. На экране, поверх их фотографии с Алиной, мелькало два уведомления. Первое было от банка: неизвестный пользователь перевёл ей на счёт сумму. Ровно ту же, которую она потратила вчера на дополнительные стопки апероля с элем и свою просьбу о смене трека в плейлисте бара. И как только он узнал?

Следующее уведомление и вовсе заставило Ингу вскочить прямо на кровати. Едва не выронив телефон из рук, она скрестила под себя ноги и уставилась в экран. Протёрла для верности глаза и расчесала пятерней спутанную копну кудрей на голове.

«Инга, доброе утро. Как ваше состояние?»

Сообщение от того же номера пришло ей в мессенджере всего десять минут назад. Должно быть, Инга от него и проснулась. Но откуда? Откуда он мог узнать её номер? И почему опять на «вы»? Инга хлопнула себя по голове, застонав от чугунной боли. В приложении такси ведь сохраняются все данные пассажиров. Удобно, ничего не скажешь.

Она упала головой в подушку. Шаги и неразличимое бурчание за дверью становились настойчивее. Ну и позор… Как её вообще угораздило вляпаться во что-то подобное? Чтобы она – и отправилась пить в бар с первым встречным незнакомцем? Да ей дико повезло, что её спутником оказался добропорядочный парень с непробиваемой выдержкой! Любой другой давно бы воспользовался удобным случаем, а этот… Еще и до дома довёл. И деньги все вернул, до последней копейки. Может, не так уж всё и плохо? Зато её финансовые расчеты на месяц не пострадали. И репутация цела. Ну, в её собственном понимании. Для тётки же она давно записана в число падших женщин, предавшихся уличному разврату.

Последняя мысль мистическим образом притянула объект её треволнений, и дверь в комнату гневно распахнулась. Инга всё ещё сидела на кровати, скрестив ноги «по-турецки», и гипнотизировала телефон с открытым мессенджером в руках. Она настолько выпала из реальности, что почти не обратила внимания на то, как в комнату ввалились на всех парах.

– Проснулась, значит? – Тётка хлестанула её полотенцем. Удар пришелся в плечо. Затем в шею. – Скотина такая!

Инга цыкнула, убрав телефон под подушку. Она так и не придумала, что ответить Артёму, и потому решила, что лучшим вариантом будет ничего не писать вовсе. Временные переменные, снизошедшие на её линейную жизнь, с наступлением нового дня улетучились, как и полагается всем переменным. А вот постоянство никуда не делось.

– Вставать не собираешься? Ты уже всё на свете проспала! У тебя дел немерено, а ты всё в кровати лежишь!

Тётка мелькала перед Ингой из стороны в сторону, как бельмо на глазу, и собиралась сказать что-то ещё, но вдруг остановилась. Нос её сморщился. Между бровями залегла резкая складка.

– Почему у тебя тут вишней пахнет?

Инга пожала плечами.

– Не знаю… Может, с улицы налетело?

Тётка водрузила на неё недовольный взгляд.

– Ты давай от темы не уходи! Соизволь ответить, по каким трассам ты вчера шлялась, что вернулась домой аж в третьем часу ночи?!

– Мари-ин.

– Даже не вздумай открывать рот, пока я не договорю! Я звонила вчера твоему Генриху Альбертовичу. Он сказал, что твоя смена закончилась в восемь. В восемь часов вечера! – Под конец она перешла на оглушающий визг.

Инга фыркнула. В этом была вся тётка. Позвонит начальнику и даже весь город не преминет поставить на уши, вот только ей самой не скажет ни слова. Будет показушно молчать, ожидая, когда Ингу замучит совесть, чтобы та первая пошла на перемирие. Но вчерашний вечер явственно показал, что её отработанные манипуляции начали трещать по швам, а стальные тиски – терять должный хват. И потому совесть Ингу совсем не мучила.

– Так и будешь молчать? – Марина снова хлестанула её полотенцем. Инга инстинктивно прикрылась руками. – Ты посмотри, в кого ты превратилась! Да ты же ничем не отличаешься от Васьки! Решила пойти по его стопам? – Тётка кивнула самой себе. Худосочные плечи взметнулись. – Да, кровь – страшная сила. Просто немыслимо! Неужели Васькины гены достались именно тебе? Всё пропало, всё! Всё, нажитое непосильным трудом, погибло!

Инга ответила на визгливые причитания полным равнодушием. Взлохматила кудрявую шевелюру и со вздохом откинулась на неудобную спинку кровати, пожалев только об одном: что не имеет возможности заткнуть свои уши. Бесполезно. Если тётку уносило в иные дебри, никаким здравым смыслом делу было не помочь. Особенно, когда она принималась цитировать культовые фильмы, считая это проявлением исключительной житейской мудрости.

Из коридора послышалось невнятное брюзжание. Марина обернулась на закрытую дверь, выразив недовольство в сторону проснувшегося Василия, а затем вернулась обратно к Инге. Не заметив в той ни капли раскаяния, она схватила с пола вывернутые наизнанку вещи и окинула их презрительным взглядом.

– Это ты вчера так была одета? Пьянь ты беспутная!

Короткая клетчатая юбка и капроновые колготки швырнулись в Ингу. Свитер не долетел – приземлился подле кровати, раскинув рукава в разные стороны, точно убитый напролом.

– Тоже хочешь остаться на подмостках жизни алкоголиком без гроша?

Инга молчала, покорно ожидая, пока тетка не выплеснет весь скопившийся яд до конца. Встревать в её монолог было бессмысленно, как и объяснять, что стиль, который ей нравился, не имел ничего общего с образом жизни девиц лёгкого поведения. И что пара коктейлей в баре никоим образом не считается проявлением алкоголизма, доставшегося по наследству от испорченного звена в древе. А про то, что люди её возраста уже имели полное право возвращаться домой не строго к 23:00, и говорить нечего.

– Просто неслыханно! Пасть так низко – это надо постараться. Ты хоть знаешь, как я волновалась? Знаешь?! – Полотенце захлестало с новой силой. – Знаешь? Я тебя спрашиваю!

Инга не выдержала. Вскочила, на весу перехватив Маринин локоть.

– Хватит уже! Отдай. – Она выдернула несчастное полотенце из её рук и зацепила с собой одежду с кровати, рассчитывая спрятаться в ванной.

Но Марина выметнулась следом за ней.

– Я жду объяснений! Где ты была вчера до двух часов ночи?

– Марин, пожалуйста. – Поморщившись, Инга приложила ладонь ко лбу и скинула ворох вывернутого тряпья в корзину для стирки. – У меня очень болит голова. Давай, не сейчас.

– Конечно, у тебя болит голова! – согласилась Марина. Её орлиный нос выглянул из-за косяка двери, а затем снова скрылся в коридоре. – Ещё бы она у тебя не болела. Всю ночь шататься по невесть каким притонам! Просто стыд и срам. Позор на мою седую голову! Позо-ор! – Последнее она растянула нарочито громко.

Из соседней комнаты послышался недовольный мужской окрик:

– Потише там нельзя, а? Не дают отдыхать нормально!

– А от чего тебе отдыхать, Вась? – тут же отозвалась Марина. – От очередного запоя?

Инга со вздохом открыла кран. Шум воды ненадолго заглушил безостановочные причитания и скрипучий голос Василия. Но не избавил от них совсем. Инга взяла полотенце, умылась на скорую руку, мельком взглянула на себя в зеркало и расправила черные локоны, скатавшиеся за ночь в пружины. Из отражения на неё смотрела бледная худосочная девушка, страдающая не то анемией, не то кислородным голоданием. Ещё и тени под глазами выразительно подчёркивали серые, почти стеклянные радужки. Жуть. Пока Инга пряталась в ванной, Марина успела перекинуться парой слов со своим братцем, который, как обычно, встречал утро в обнимку с бутылкой.

– Мне вот что интересно. – Как только шум воды стих, Маринина тень снова показалась в коридоре. – Что бы сказал твой отец на это?

Инга протяжно зевнула. Не без досады вышла из ванной.

– Ничего бы не сказал. Мне двадцать лет. Он бы порадовался, что я выхожу из этих проклятых стен хоть куда-то, помимо работы.

Марина усмехнулась. Мерзко. Взвинчено. Совсем не так, как Артём. Его короткие усмешки слышались тёплым мёдом, пусть и звучали под покровом льдистого инея. От воспоминаний о его голосе по коже пробежали мурашки. Инга поёжилась, сбросив с себя непрошеные мысли.

– Не неси чепухи! – Марина всплеснула руками. – Отец был бы крайне разочарован твоим поведением. Не такую распутную дочь он желал воспитать. Не такую взбалмошную и гулящую! Бедный мой Серёжка…

Тётка перекрестилась три раза и возвела глаза к небу, словно сквозь натяжной потолок её могли услышать неведомые высшие силы и, не медля, помочь ей наставить беспутную падчерицу на путь истинный. Инга покачала головой и с размеренным вздохом прошла мимо, оставив тётку дальше предаваться своим воображаемым молитвам.

В кухне было свежо и пахло постсоветской планировкой. Сквозь приоткрытую форточку в дом залетал холодный осенний ветер, шевеля бесцветные занавески. Здесь у Инги было ровно несколько секунд, чтобы глотнуть спасительного свежего воздуха и хоть немного разгрузить голову. Она прошла к плите и на автомате щелкнула по тумблеру электрического чайника. В висках всё ещё безбожно гудело, но утренняя головная боль постепенно сходила на нет.

– Кто тебя научил уходить, обрывая разговор на полуслове? – Марина показалась в дверях кухни ровно через отведённое для душевной форы время. – Отец не одобрил бы подобное поведение!

– Хватит уже припоминать отца при каждом разговоре, – рубанула Инга. Она откупорила крышку от заляпанной банки кофе, держась подчеркнуто холодно. – По-моему, сейчас ему без разницы, как проходит моя жизнь. И ты бы последовала его примеру. Оставь уже в покое и его, и меня.

Волчий оскал слетел с узкого лица Марины. Под её рукой оказалась газета – кажется, позавчерашний выпуск. Такие любил таскать в дом Василий, собирая их по соседским почтовым ящикам. Зачем? Это оставалось загадкой. Инге было уже давно плевать на его раздражающие пьяные выходки. Тётка схватила со стола газету и скрутила в трубочку.

– От дрянь неблагодарная! Вы поглядите на неё. – Газета всё же прилетела Инге по макушке. – Ничего ты не ценишь. Бессердечная!

Инга сжала зубы и зло скосилась на свою сожительницу. Она решила ничего не отвечать, поскольку это всё равно было без толку.

– О чём я и говорю, – ответила на молчание тётка. – Все Серёжкины труды пропали даром. Выросла безнадежной девицей. А была такой хорошенькой девочкой… И что могло пойти не так?

Инга выдохнула себе под нос. Она упорно продолжала делать вид, что её тут нет. Неспешно заваривала кофе, клала сахар в чашку, разбавляла молоком. Она уже научилась притворяться пустым местом в доме и делать свои дела, ограждаясь от происходящего, чтобы её не трогали лишний раз. А тётка пусть бурчит себе на здоровье. Ей все равно. Для неё главное – совершить священный утренний ритуал, чтобы прийти, наконец, в норму. Уединенное время завтрака она никому не отдаст.

– Ой! – раздался за спиной болезненный выдох. – Ой-ой-ой…

– Что такое? – Инга обернулась. Она так и застыла с кружкой нетронутого кофе в руках.

Тётка прислонилась к стене. На ощупь она подпирала спинку стула, держась другой рукой за сердце. Дыхание её потяжелело.

– Марин? – позвала Инга.

– Всё в порядке… – втянула та воздух. – В порядке. Давление подскочило. Принеси тонометр. Там, в сумке. – Марина махнула рукой в сторону коридорного секретера. Инга выругалась, посмотрев на свой нетронутый кофе. Пришлось оставить его на столешнице.

– Сейчас. Присядь пока.

Она метнулась в коридор. Раскрыла дверцу доисторического бабушкиного секретера и отыскала медицинскую аптечку, плотно набитую лекарствами первой помощи. В нос ударил тошнотный больничный запах. Среди многочисленного бедлама виднелись сердечные препараты, обезболивающие, сорбенты, успокоительные и приборы для измерения давления. Инга знала их всех на зубок. Пока нормальные дети учились в школе, ей, помимо общеобразовательной программы, приходилось ещё и усваивать энциклопедию лекарственных средств и первую медицинскую помощь. Возможно, именно это и поспособствовало её выбору в пользу фармацевтики. Учителя сулили ей прекрасное будущее, но, за неимением возможности существования в этом самом будущем, ей пришлось выбрать то, в чём она была хоть немного сильна. Небольшое подспорье, чтобы зацепиться за тончайший крючок на плаву в этой бурной беспорядочной жизни. И со временем он раздулся до размеров огромной рыболовной сети, спутавшей её по рукам и ногам.

У неё была мечта. Не конкретная цель, а именно мечта. Зыбкая, смутная. Вряд ли достижимая. Хрустальная, как вчерашний бокал в крепких руках с выпуклыми дорожками вен. И такая же ненадёжная. Но она попробует. Ведь нет ничего слаще, чем капелька роскошного яда в виде сладостных грёз перед сном в этой пресной повседневной жизни. Жизни, что заведомо известна наперёд и никогда не изменится.

От мыслей отвлекло приглушённое звяканье бутылок. Дверь из соседней комнаты, где их горе-домочадец проводил бóльшую часть жизни, открылась. В их скромной постсоветской трёшке каждый имел по комнате. Вот только далеко не все – заслуженно. Но что Инга могла сделать против закона? В особенности, когда в её правах была только треть всей квартиры.

Василий зашагал вразвалочку вдоль коридора и остановился у ванной. Инга застыла, сделав вид, что её тут нет.

– Ингир? – позвал он глухим сонным голосом. Инга мысленно выругалась, скользнув в его сторону коротким взглядом. Его глаза были заволочены пеленой, степенно плавящей мозги. Той самой, что овладела её новым «знакомым» вчерашним вечером. Она успела подумать о том, что даже с прилипчивым типом в баре и то было приятнее иметь дело.

– Привет, – холодно отозвалась Инга. Её занимал только бабушкин секретер.

Василий поёжился от сквозняка, тянущегося с кухни, и протяжно зевнул. С запахом перегара, обуявшим маленький тесный коридорчик, не справились даже острые лекарственные примеси.

– Здорова. Ты это, поздно, что ли, вчера вернулась? Гуляла где?

Инга нарочито громко вздохнула. Ему-то вообще что за дело до этого? Алкоголь вышиб мозги, и теперь он решил поиграть в заботливого дядю? Инга молча выудила тонометр из груды лекарств и поискала пузырек успокоительного. На обёртках трёхлетней давности уже стерлись все буквы.

За спиной послышалось неловкое шарканье тапок.

– Ты это… мамку-то свою не доводи. Знаешь, как она вчера волновалась? Места себе не находила.

– Она мне не «мамка». – Дверца секретера зло захлопнулась.

Инга вернулась в кухню, принеся за собой запах больничных лекарств. Марина все это время сидела ни жива ни мертва. Её спина скрючилась над кухонным столом в полусогнутой позе, ладонь вяло подпирала лоб. Черные смоляные волосы паутиной свисали с бледного лица, закрывая тонкие морщинки. На висках серела яркая проседь.

– Как ты? – Инга размотала трубку тонометра.

Марина возвела к ней страдальческий взгляд и помотала головой, как бы говоря, что не стоит беспокоиться о таком незначительном пустяке. Но Инга была непреклонна. Со знанием дела она аккуратно засучила рукав её халата и зафиксировала руку. Затем обмотала манжету выше локтевого сгиба, закрепив кольцо так, чтобы оно не сильно жало.

За окном поблёскивало утреннее субботнее солнце, прорезаясь сквозь плотное покрывало неба. Его лучи красиво падали на крыши пятиэтажных домов, изредка отражаясь в окошках. Инга жила на девятом этаже, и вид на дворы и соседние дома служил ей успокаивающим ориентиром. Не сказать, что он был красивый. Но вполне уютный. Вот только наслаждаться им получалось крайне редко. А Инга больше всего на свете мечтала хотя бы одно утро начать так, как ей хочется. Неспешно и лениво. Забравшись с ногами на подоконник и попивая свежесваренный кофе. Поглядывая на беспорядочное течение улиц. И слушая свой любимый плейлист, где намешаны треки «Evanescence», а теперь еще и «Nickelback»…

Но вместо этого она довольствовалась иным ритуалом. Остывшим недопитым кофе, тёткиными истериками и привычным запахом лекарств, въевшимся в эти стены. И мечтать приходилось о другом: чтобы Василий не выходил из своей комнаты как можно дольше. Ей захотелось закурить. Но лучше сдержаться. Вторую волну эпатажа она сегодня не выдержит.