Остановить Демона

– Здравствуй, Роман. Ну что, всё в порядке? Тот кивнул:

– Конечно! Девушка прошла в комнату, обняв, поцеловала хозяйку в щёку:

– Дорогая Ольга Ивановна, как ваше здоровье?.. Михаил Сергеевич приблизился к Роману, зашептал:

– Деньги взяли?

– Да, всё в порядке. В лице хозяина скользнула тревога:

– Не забыли, что часть за квартиру отдать, а остальное нам? Роман улыбнулся:

– Нет, нет, не беспокойтесь, всё как договаривались, вам остаётся семь с половиной тысяч. Лицо Михаила Сергеевича расплылось в довольной улыбке:

– Давайте проходите, жена маленький завтрак приготовила! Роман смущённо пожал плечами:

– Да мы вроде перекусили перед выездом, – но упрямиться не стал и вместе с хозяином направился к столу. Ольга Ивановна разлила чай:

– Давайте, давайте все за стол! – поставила чайник на деревянную дощечку. Роман сел, пододвинул к себе чашку.

Надежда тайком осматривала помещение, незаметно проскользнула в маленькую комнату. Включила дешевую люстру на потолке и, раскинув руки, покружилась в свете неярких лампочек. Заглянула в большую кладовку, затем подошла к окну, раздвинула занавески. На детской площадке играли малыши, слышались возбуждённые звонкие голоса. Под окнами ехала вереница машин, объезжая пробку. Надя встала на носочки, с наслаждением вдохнула наполненный выхлопами моторов воздух, текущий из открытой форточки, он показался ей ободряюще знакомым и уже родным. Вернулась вся трепещущая внутри, села за стол рядом с Романом, зашептала:

– Кушетку поставим в той комнате внутри подсобки, будет точно в кибитке! А потом для ребёнка кроватку там разместим с игрушками, получится детская. Здорово, да? – она обняла ладонями предплечье мужа, со всей силы сжала пальчиками – вонзила коготки, сама напряглась, задрожала в предвкушении свершившейся мечты, потянулась носиком к шее мужа, с блаженной улыбкой вдохнула знакомый запах, поцеловала в щёку. Роман стерпел острый маникюр жены, обернулся к ней, слегка наклонившись, таинственно зашептал:

– Надежда… ты моя надежда… – пододвинул ей чашку. Михаил Сергеич убежал на кухню и тут же вернулся с бутылкой водки и четырьмя стопками, торжественно произнёс:

– По такому случаю неплохо бы это дело отметить! Ольга Ивановна всплеснула руками, укоризненно покачала головой:

– Миша, ну что ты? Молодые ребята, а ты с утра их спаиваешь! Надежда засветилась радостью, вскинула руки, затеребила пальчиками:

– Давайте, давайте Михаил Сергеевич, большое дело делаем! Мужчина поставил стопки, начал наливать. Его жена накрыла свою стопку рукой, отказываясь:

– Нет-нет! Надежда привстала, требовательно воскликнула:

– Всем-всем! Чтобы дело получилось! – взяла наполненную стопочку и пододвинула мужу. Роман поморщился. Ольга Ивановна виновато посмотрела в угол на икону, перекрестилась. Михаил Сергеевич успел плеснуть и ей, поднял свою стопку:

– Чтобы задуманное сбылось! Ура!

– Ура!! – громко закричала Надежда, стала дёргать мужа за плечо. Роман тоже встал, взял налитое, протянул к остальным. Все чокнулись. Ольга Ивановна снова перекрестилась и выпила, взяла кусочек колбасы, положила на булку, начала есть. Роман отпил чуть-чуть, попытался поставить. Надежда заметила, накинулась с негодованием:

– Нет-нет! До дна, или дело не заладится! – показывая пример, махнула свою в рот, чуть закашлялась, прикрываясь рукой, села. Роман опустошил стопку и поставил на стол, пододвинул себе чай и немного отхлебнул, стал делать бутерброд. Михаил Сергеевич оглядел всех, затем выпил тоже, крякнул, соглашаясь:

– А теперь можно чай! – забрал бутылку и стопки, понёс на кухню. Ольга Ивановна продолжала хлопотать:

– Ну, давайте, давайте, кому ещё чайку, – взяла чайник, стала подливать. Увидев нехватку колбасы, принялась нарезать новые кружки, раскладывать по тарелке. Поглядела на нетронутую чашку мужа. На лице отразилось волнение, оглянулась на кухонную дверь. Стала нервно мазать хлеб маслом, делать бутерброды, повернулась к столу:

– Не стесняйтесь, Роман, Надюша, дорога дальняя, кушайте! Сама села тоже откусила бутерброд, запила чаем, принялась жевать, с умилением смотрела на молодых ребят. Наполненная чашка мужа и пустая тарелка не давали ей покоя – улыбка сошла с лица. Она отложила бутерброд, встала и пошла за супругом.

На маленькой кухне Михаил Сергеевич стоял лицом к столу. Перед ним точно солдаты в строю расположились четыре пустые стопки. В опущенной руке он держал бутылку водки, в другой – пустой стакан. По пищеводу растекался бурный приятный огонь.

Он с наслаждением и влажным блеском в глазах выдохнул, утирая рукавом рот, крякнул, щербатый нос стал наливаться краснотой. В дверях появилась Ольга Ивановна, увидев традиционный сюжет, покачала головой, прикрыла за собой дверь:

– Не стыдно тебе, алкоголик? Посмотри на себя! Сопьешься!

Тимин попытался спрятать бутылку за спину, но понял, что уже поздно, поставил её и стакан на стол. Завинтил металлической пробкой горлышко, с притворным возмущением оправдывался:

– Если до сих пор не спился, то и не сопьюсь!

С улицы послышался призывный сигнал машины.

Михаил Сергеевич подошёл к окну, выглянул наружу, обрадовался:

– Во, похоже, Георгиев приехал!

Рядом с домом на проезжей части стояли «жигули» красного цвета. Около них пожилой высокий мужчина в белой рубашке приветственно махал рукой.

…Продолжался яркий солнечный день, какой нечасто случается в Ленинградской области. Конец июня выдался на удивление тёплым, точно хотел подарить людям надежду на светлое будущее, согреть в период циничного холода продолжающихся демократических перемен, политического раздора и развала великой державы.

Красные «жигули», точно маленький революционный флажок, изо всех сил одиноко неслись по извилистому шоссе. Мимо некогда стройных посадок сосен, которые уже не вызывали былого восхищения, были завалены непроходимым буреломом. Вдоль дороги целыми плантациями чернели обожжённые пни, похожие на осьминогов, цеплялись корневищами за мелкий жёлтый песок. На обочине и стихийных парковках валялись смятые ржавые банки из-под импортного пива и водки, полиэтиленовые пакеты, комки газет и пустые бутылки.

В салоне машины звучала музыка. Итальянский двигатель работал с натугой, но продолжал выполнять свой долг, несмотря на поглощение бодяжного бензина с деревенской заправочной станции. Лишь изредка, когда карбюратор начинал захлёбываться от накопившейся чужеродной субстанции, мотор собирался с силами, возмущённо тряс кузов, с надрывом исторгал чёрный смоляной дым, издавая при этом громкие, не очень приятные звуки. Пассажиры, сидящие внутри машины, воспринимали пугающие хлопки весело, с улыбкой переглядывались.

Старенькой машине от этого было не легче, но хотя бы не так стыдно, краснеть не приходилось – цвет соответствовал.

Михаил Сергеевич сидел за водителем, похохатывая. Его лицо разрумянилось. В один из таких моментов он укоризненно обратился к приятелю:

– Георгиев, твоя машина ведёт себя не по-джентельменски – такое выдаёт в присутствии дам?! Ха-ха! От этого кожаные сиденья могут прохудиться!.. Надежда и Роман улыбнулись. Ольга Ивановна, сидевшая рядом с мужем, покачала головой, стала креститься, поджав тонкие губы. Водитель отшучивался:

– Не прорвутся, это натуральная кожа молодого итальянского дерматина! – про себя думал с досадой: – И зачем я на этой деревенской заправке полный бак залил? На дешевизну позарился, всё равно Тимин обещал оплатить! Михаил Сергеевич хохотал:

– Ха-ха, итальянского дерматина! Ольга Ивановна, наконец, не выдержала и повернулась к мужу, нахмурив брови, стала укорять:

– Тимин, перестань, нехорошо так много смеяться, примета плохая! – снова стала креститься.

– А я-то здесь при чём? – деланно удивился муж, легко дружески похлопал ладошкой по плечу впереди сидящего приятеля. – Это вопросы к Георгиеву, его лошадка производит неприличные звуки!

Надежда сидела с другого края, сочувственно улыбалась, ей хотелось поддержать весёлое общение, но как только машина подскакивала на колдобине, она тут же чувствовала неудобство, кривилась. Сиденье было старое, и на каждой выбоине тело проваливалось глубоко вниз. Самодельный пояс с карманом, где хранились доллары, давил под платьем на рёбра. И уже натёр кожу в нескольких местах, там щипало. Девушка пыталась сдвинуть пояс под одеждой, для чего привставала, делая вид, что ей всё интересно: заглядывала вперёд на рулевое управление и через лобовое стекло на дорогу. Скрытно поправляла пояс под платьем, но завязки на нём затянуты были туго, и сдвинуть его получалось только на время – до следующей встряски.

Красные «жигули» продолжали свой путь по лесному шоссе. В салоне машины играла весёлая музыка.

Роман сидел на переднем пассажирском сиденье. Он достал из кармана бумагу и развернул. Это была «форма девять» на квартиру Соколова. Снова внимательно перечитал. Документ казался ему путёвкой в счастливую жизнь – он с Надеждой станут самостоятельными. Не надо будет заискивать по утрам перед тёщей, готовящей завтрак, утихомиривать вечером страстно возбуждённую жену, ожидая, когда тёща погасит в гостиной свет. Можно будет ходить утром по всей квартире в трусах. Осталось совсем немного – купят квартиру Соколова, помогут пенсионерам перевезти туда вещи, а сами займут их жилище. Вот родители-то обрадуются. Он вспомнил, что не видел их уже лет пять и даже о свадьбе не сообщал. А как иначе – чем мог он похвастаться? Институт закончил, а работает настройщиком аппаратуры. Ни дома, ни семьи, живут втроём с тёщей в однокомнатной квартире, стыдно. Спасибо бабушке жены – теперь будет своё жильё.

Надежда старалась не думать о зудящей щиплющей боли в пояснице. Радостное светлое будущее, казалось, уже в её руках. Переедут от матери с окраины в центр Питера, Роман найдёт хорошую работу, перестанет настраивать соседям приёмники, ремонтировать телевизоры. Поступит в солидную фирму, которых в городе много. Она тоже куда-нибудь устроится, а лучше родит ребёнка. Она так любит детей – даже некоторое время трудилась нянечкой в детском саду. Такое маленькое беспомощное чудо всегда хотелось взять на руки, приласкать, прижать к себе. Как это – кормить грудью своего малыша? По телу пробежала лёгкая сладостная дрожь. Она ощутила, как неистово хочет ребёнка от любимого мужчины, вытянула вперёд руки, положила их на крепкие плечи супруга. Стала делать лёгкий массаж, с восторгом в душе касаясь жилистой обнажённой шеи. Им хорошо вместе, и думать об этом немного страшно, чтобы не сглазить. Спасибо бабушке…

Роман чувствовал пальцы жены, к сердцу подступала истома, он убрал бумагу в карман и закрыл глаза. Впитывая кожей проникающее тепло, улыбнулся. Наклонил голову вбок и прижал правую руку жены к своему плечу, а потом, чуть повернувшись, поцеловал её ладонь с тыльной стороны, едва слышно прошептал:

– Надежда… ты моя надежда… Надя поняла знакомую фразу по движению губ, счастливо улыбнулась, душа переполнилась безмерным счастьем, она подняла поцелованную ладонь, посмотрела на свою гладкую нежную кожу, в тщетной попытке увидеть следы поцелуя – неужели ничего не осталось?

Справа за окном деревья отошли вдаль, возникло цветущее поле. Освобождённый солнечный свет внезапно ударил прямо ей в лицо. Надежда сощурилась, заслоняясь рукой, раздвинула пальцы, пропуская между них лучи, наблюдая их сверкающее радужное проникновение, игру теней. По лицу девушки запрыгали солнечные зайчики.

Ольга Ивановна повернулась к девушке, видя, как та заигрывает со светом, решила всем сердцем прикоснуться к беспечной молодости, ожидая поддержки, спросила:

– Надежда, а вы любите природу – деревья, ягоды, грибы? Машину тряхнуло, и девушка снова почувствовала саднящую рану на животе, поморщилась от боли, вспомнила ненавистные поездки с матерью в лес за ягодами. Когда нельзя есть, а только складывать, наполнять банку одну, другую… ответила с резким раздражением:

– Терпеть не могу шляться по лесу! Что в этом хорошего? Я с детства боюсь этих огромных шумящих деревьев. Ещё на какого зверя нарвёшься или маньяка. Вон слышали про Чикатилу на юге? Ужас просто от этого леса берёт…

8. Возвращение оперов домой

Лесные угодья и поля Ленинградской области всегда казались безбрежными. Но почему-то земли не хватало, и пожухлые деревянные дома вдоль дороги привычно жались друг к дружке, точно постоянно опасались надвигающихся революций и катаклизмов, старались уцепиться боком хотя бы за соседа, а лучше прикрыться его спиной.

Бежевые «жигули» мчались по шоссе в сторону Питера, за рулём сидел Разгуляев, рядом – Гордеев, сзади развалился Заботкин. В салоне звучал русский шансон. Настроение было одинаково приподнятое. Преступление раскрыто, можно вернуться в город, расслабиться в выходные. И только Гордееву отдых становился пыткой, он старался о нём не думать, был готов продолжать трудиться. Степан сделал музыку в салоне тише, не отрывая взгляда от дороги, поинтересовался:

– Слушай, Заботкин, а ты случайно гипнозом не владеешь? Уж больно лихо у тебя получилось с этим угрём-богомольцем. И голос такой заунывный делал, когда парня колол – точно Кашпировский! Заботкин смутился, нехотя признался:

– Учился при Первом Меде на курсах практического гипноза и суггестии. Посылали от ГУВД, но не пригодилось. Гордеев обернулся назад, в лице отразилось восхищение:

– Ого!! Сигустии – какие слова знаешь, отставной козы барабанщик! – но неожиданно погрустнел, повернулся к Разгуляеву:

– Послушай, Степан, я пока изобличаю преступника, готов разорвать его в клочья. А когда он признаётся, начинаю сомневаться – может, я переусердствовал. Антон случайно со своим гипнозом не перестарался? Внушил парню, что он убийца, – тот и признался! Разгуляев, не отвлекаясь от дороги, покрутил головой:

– Нее… я думаю, всё в порядке. Он же не внушал про морковку, тот сам объяснил. В этот раз щука востра – взяла ерша с хвоста! И вообще я думаю, если в милицейские когти попался какой гадёныш, значит неспроста – пусть сидит. Гордеев огорчённо покачал головой:

– Не так всё просто, Степан, я бы тоже мог сейчас в Нижнем Тагиле куковать… Разгуляев усмехнулся:

– Чего прошлое вспоминать? Ты лучше попроси Антона, чтобы он тебя от курева отучил, а то всё мучишься… Николай обернулся к Заботкину:

– А что, можешь? Заботкин кивнул:

– Теоретически возможно, но здесь практика нужна, давно не тренировался. А ещё требуется большое желание клиента. Гордеев уважительно покачал головой:

– Хм. Большое желание клиента. Откуда же знать, большое оно или не очень? Ты там почитай, что нужно! Как-нибудь в командировке попробуешь со мной! Давно хочу с этим подлым делом покончить, – обернулся, заметил на заднем сиденье книгу, кивнул: – Это не твоё пособие? Заботкин взял книгу, перевернул, рассматривая на потёртой обложке рыбака в лодке и множество красочных рыб, сообщил:

– Не, эта про рыбалку! Разгуляев спохватился:

– Эй, осторожней там, не затеряйте. Это моя, уже наизусть выучил, соскучился по ловле, пора бы уж на практике знания применить! В прошлом году во Всеволожске такого карпа вытащил – килограмм на пять! Чуть удочку не сломал! Гордеев и Заботкин удивлённо покачали головами:

– Ничего себе! – Николай пригладил густые усы.

– Вот это да… Разгуляев хитро усмехнулся, резко меняя тему разговора:

– Ну, так что, сегодня у нас праздник? На всякую рыбу своя снасть – убийство раскрыли! Надо бы отметить! Кстати, и Заботкину проставиться не забыть за удачное вливание в коллектив! Гордеев разочарованно вздохнул:

– Вам-то хорошо, а мне сегодня ещё заступать на дежурство! Лучше давайте перенесём! Заботкин смущённо заёрзал, решил поддержать Николая:

– Я тоже вообще-то планировал это с получки, денег сейчас не очень, – достал кошелёк, открыл и заглянул внутрь, кивнул на коллегу: – вон и Коля не может! Разгуляев указал отогнутым большим пальцем на коллегу рядом:

– Если так судить – он никогда не может! На работе пить нельзя – начальство запрещает, и дома, получается, тоже нельзя – поскольку живёт он в кабинете своём! А как заступит на дежурство, так мешок с трупом всплывает где-нибудь! – незлобиво хихикнул. Гордеев прервал смех приятеля:

– Ничего смешного. Ты, Степан, не пугай молодого, а то он снова убежит в свой агентурный. А он нам ещё пригодится – видишь, как лихо психа колонул, отставной козы барабанщик!

– Хорошо, – согласился Разгуляев, – тогда, может, сразу к генералу Горбаню нагрянем в ресторан? У него сегодня день рождения – всех начальников пригласил! Теперь засмеялся Гордеев:

– Нет уж, увольте, я с генералами, губернаторами и прокурорами уже попил – до сих пор икается! Мне бы с кем попроще! Степан понимающе кивнул, улыбнулся, продолжая смотреть на дорогу. Заботкин поинтересовался:

– А что, разжаловали? Гордеев с готовностью уточнил:

– Разжа-ло-ва-ла! Было дело, дорога длинная, сейчас расскажу! – он повернулся назад и начал рассказ: – Жена у меня была вторая прокурор Выборга… Заботкин удивлённо покачал головой.

9. Засада

На обочине пустынного шоссе идущего через смешанный заболоченный лес, стояли и старенькие жёлтые «жигули» первой модели. Дмитрий Васильев, мускулистый светловолосый парень двадцати трёх лет с голубыми глазами, прислонившись боком к открытому багажнику, сосредоточенно надевал брюки от милицейской формы старшего сержанта, пыхтел, влезал в них с трудом. Рядом с ним стоял Сергей Кормилин в строгом костюме, белой рубашке и лаковых полуботинках, скептически смотрел на молодого воспитанника, подтрунивал:

– Димон, ты чего растолстел на вольных хлебах, уже в свою форму не влазишь? Васильев сопел, продолжая поджимать живот, застёгиваться. Форма действительно была ему узковата, но он не хотел в этом признаваться. Казалось постыдным – с чего это он на гражданке поправился? Но всё-таки факт был налицо, и надо было придумать оправдание:

– Просто усохла после стирки, Сергей Егорыч, надо чаще надевать, разносится!

– Будет тебе чаще! – Кормилин обернулся к водителю: – Яшин, иди сюда, посмотри на нашего мента! С водительского сиденья вылез Игорь Петрович Яшин, скромно одетый полный круглолицый абсолютно лысый мужчина с лисьими глазками, среднего роста, на вид тридцати лет. Не торопясь, деловито обошёл машину и внимательно посмотрел на закончившего с гардеробом Дмитрия, командным тоном указал:

– Застегнись, как следует, галстук подтяни, как положено по уставу! Зря, что ли, служил? – вскинул подбородок так, что лысина сверкнула на солнце. Лицо Дмитрия неожиданно перекосила злоба, он громко выругался и добавил:

– Да чтоб они издохли все со своим уставом! – ненависть к бывшему руководству и любое упоминание о службе вызывали у него необузданную ярость. Ему казалось, что теперь на гражданке в компании друзей он сможет отомстить за все унижения и обиды, которые терпел от начальства. Яшин об этом знал и не упускал случая подогреть самолюбие приятеля, задеть за живое:

– Не злись, сам виноват, не надо было деньги у бабушек вымогать.

Васильев взвизгнул от негодования:

– А! А что ещё делать, если начальник каждый вечер вызывает и требует бабло. Где я ему возьму? Рожу? Вот и приходилось торговок на вокзале обирать. Яшин сменил насмешку на милость, дружески похлопал Дмитрия по плечу:

– Да ладно, Димон, не расстраивайся! Я же помню, как ты на вокзале побирался со своими коллегами. У меня там два ларька стояло. Какая разница, кому платить – бандитам или ментам. Претензий к тебе не было. Иначе бы я за тебя не вписался, из КПЗ через адвоката не вытащил. Из ментовки выперли, значит, дело прекратят по изменению обстоятельств, им тоже шумиха и плохая статистика не нужны, всё будет нормально. Вон посмотри на Сергея Егорыча – красавец. Если постараешься, таким же будешь! Васильев восторженно посмотрел на Кормилина. Тот выглядел как голливудский актёр: высок, строен, костюм в порядке, узконосые лаковые ботинки блестят. Хладнокровно, будто не слыша, наворачивал глушитель на пистолет, поднял взгляд на Дмитрия, показал на оружие, спросил:

– Обращаться умеешь? Васильев ухмыльнулся, в глазах мелькнуло превосходство:

– «Макарыч», что ли? Да на раз-два! Кормилин передал ему пистолет, хитро улыбнувшись, предложил:

– Так что, посчитаемся? Васильев взял оружие, осмотрел, оттянул затворную раму, заглядывая в патронник, отпустил и поставил на предохранитель, осклабился:

– Да легко! – сощурился. В лице отразилось что-то детское азартное. Яшин снова хлопнул Дмитрия по плечу:

– Вот как счёт будет в твою пользу, так считай – ты мне ничего не должен за своё освобождение! Васильев обрадовался нежданному подарку, с улыбкой согласился:

– Идёт! – прицелился в дерево, отрывисто произнёс: – Бух! Убрал пистолет под ремень брюк, прикрыл кителем, вытянул обшлага, одёрнул вниз борта, отошёл в сторону, поинтересовался:

– Ну как у меня видок? Кормилин оглядел Дмитрия с головы до ног. Затем достал из багажника фуражку и одел ему на голову:

– Вот так и не снимай! – снова отошёл, опустил взгляд вниз и замер поражённый, брови вскинулись, глаза распахнулись от удивления – из-под милицейских брюк выглядывали носы белых китайских кроссовок. Гневно возмутился: – Ну, ты чо, клоун? Где это ты ментов в кедах видел? Яшин тоже посмотрел на обувь Васильева и начал хохотать:

– Ха-ха-ха-ха! Ну, точно клоун Олег Попов, – затем резко умолк, перевёл взгляд на свои ботинки, на всякий случай предупредил: – У меня тридцать девятый, тебе не подойдут. Кормилин недовольно сморщил лицо, молча прижался боком к машине и начал с досадой в душе снимать свои лаковые туфли, кивнул Васильеву:

– Давай быстрее! Дмитрий сел на землю расшнуровал обувь, снял. Неожиданно вскочил, истошно завопил:

– Ой! А! Зараза! – размахнулся и кинул кроссовкой в маленькую бездомную собачку, появившуюся из-за колеса машины. Крикнул Яшину: – Давай гони её палкой быстрее, сейчас укусит, сволочь! Яшин посмотрел на убегающую перепуганную дворняжку, в недоумении обернулся к Васильеву:

– Чего ты орёшь как резаный? Она уже убежала, – сходил за брошенной обувью, принёс и отдал Кормилину. Презрительно посмотрел на Васильева, покачал головой, – распугаешь всех зверей в лесу! Дмитрий смущённо отдал вторую кроссовку, в обмен получил лаковые ботинки, стыдливо поморщился:

– Боюсь я их, этих псов. Постоянно меня кусали, заразы! По вокзалу в форме идёшь – рычат, того и смотри в ногу вцепятся. Всех бы перестрелял! – стал надевать обувь Кормилина.

– Это они тебя за «легавого» принимали – усмехнулся Яшин, ты же теперь гражданский! Сергей согласно кивнул с ухмылкой.

Из машины с пассажирского места вышел Владимир Соколов, закурил, потянулся, разминая поясницу, подошёл посмотреть на своих новых друзей. Яшин увидел его, перестал улыбаться, строго спросил:

– Соколов, ты уверен, что они поедут здесь? По лицу Владимира пробежало лёгкое волнение, нервно затянулся папиросой, посмотрел на шоссе в сторону Питера:

– Так, а где ж ещё, Игорь Петрович? Другой дороги нет! Кормилин завязал кроссовки, выпрямился, несколько раз по очереди топнул ногами, примирительно сообщил:

– Сойдёт! – обернулся к Васильеву, который залюбовался блеском надетых ботинок, уточнил: – Димон, ты вытаскиваешь пассажира, спрашиваешь о деньгах и сажаешь назад, сам – на его место, а я займусь водителем. – Обернулся к Яшину и Соколову, добавил: – Ну а вы едете за нами! И ждёте на дороге. Те согласно кивнули:

– Ясно!

– Хорошо. Неожиданно Кормилин задорно усмехнулся, хитро прищурился:

– Ну а что главное в нашем деле? А? Все с недоумением посмотрели на него. Яшин пожал плечами. Васильев сосредоточился, с интересом склонил голову набок. У Владимира в глазах появился страх.

– Главное – внезапность, сила и не оглядываться! Поняли? – Кормилин в шутку легонько постучал костяшками пальцев по голове Соколова. Васильев согласно кивнул. Яшин хмыкнул и снова пожал плечами. Соколов болезненно вжал голову. Он тоже ничего не понял, опасливо посмотрел на шефа, быстро затушил о подошву своего ботинка папиросу, нервно бросил окурок и вернулся в машину, сел на переднее сиденье.

10. Расправа

Красные «жигули» продолжали ехать по лесному шоссе. Музыка звучала тихо, убаюкивающе. Все пассажиры устало сидели на своих местах, были уже не так многословны и веселы, как в начале поездки. Долгая тряска и теснота в салоне уморили. Двигатель машины продолжал изредка захлёбываться, а затем неожиданно выдавал тираду громких хлопков.

Тимин каждый раз утробно похохатывал, в надежде, что его поддержат, оглядывал присутствующих. Его нос с прожилками от натуги резко краснел, но затем яркость спадала, хотя глаза продолжали озорно блестеть. Роман вежливо улыбался в задумчивости, смотрел вперёд через лобовое стекло, старался не думать о предстоящих процедурах, чтобы не сглазить. Надежда периодически ёрзала на сиденье, скрытно поправляя пояс. Ольга Ивановна смотрела на мужа, укоризненно качала головой, крестилась, шевелила губами, обращаясь к Богу. Водитель хмурился – приятель за спиной стал его раздражать. Георгиев сдвинул салонное зеркало, посмотрел на красный нос Михаила, вздохнув, вернул зеркало в прежнее положение. Тимин не выносил тишины, выпитое спиртное продолжало колобродить внутри, требовать выхода энергии. Он закинул правую руку через голову жены, обнял её за плечи, стал философствовать: