Остановить Демона

– А… так это наш Васутка – божы чэловэк да. Случайно замэли. Навэрно, участковый прыволок для чыслэнносты. Забрат ыво, да? Разгуляев махнул ладонью:

– Оставьте пока. Раз уж в сеть попался, посмотрим, что за рыбина! Сделав свою работу, майор пошёл на выход, открыл дверь. Навстречу ему появился Заботкин. Майор нахмурил южные мохнатые брови, строго поинтересовался:

– Вы к кому, гражданын?

– Я из главка, мне нужен Разгуляев. Степан, сидя в кресле, тихо откликнулся:

– Я Разгуляев. Майор смягчился, изобразил на лице улыбку, вышел, закрыв за собой дверь. Проводив взглядом хозяина кабинета, Заботкин обернулся к Разгуляеву, вытянулся по стойке «смирно», доложил:

– Капитан Заботкин прибыл в ваше распоряжение, направлен полковником Шапкиным… Разгуляев поморщился, прерывая доклад гостя, махнул рукой, указал на стул у окна рядом с журнальным столиком, где стоял чай:

– Не шуми, капитан, всю рыбу распугаешь, вон садись, после доложишь, у нас здесь разговор серьёзный, бабку в поле зарезали, подключайся! – сам встал, обошёл стол с вещдоками, взял пакет с ножом и поднёс к лицу парня:

– Васютка, тебе случайно этот предмет не знаком? Признавайся, ты бабку вчера зарезал на морковном поле? Сейчас отпечатки снимем твои и сравним с теми, что на ноже.

Парень посмотрел на нож и отвернулся в сторону, не отвечал. Заботкин внимательно изучал «божьего человека», стараясь заглянуть в лицо. Пересел на другой стул, так чтобы лучше видеть. Васютка продолжал мять пальцы, смотрел себе в колени, бубнил:

– Грех это, боженька накажет всех. Не убий, не укради, не пожелай…

– Ладно, ладно, уже слышали, – прервал Разгуляев, – хватит за поплавок дёргать впустую! Николай засопел, снова за спиной парня показал жестами, что готов того задушить, отошёл к окну, закурил очередную папиросу. Степан наклонился, заглянув в опущенное лицо парня:

– А ты-то грех случайно не совершал? Тот резко вскинулся, приглушённо затараторил:

– Мне боженька не позволит. Он руку мою ведёт. А если кто и оступится с праведной дороги, Боженька мне скажет. Он всё видит и вас видит, что вы здесь творите. Я с ним разговариваю, он мне добра желает. А кто грех совершил, будет наказан, обязательно… У Гордеева закончилось терпение. Он недовольно засопел, махнул рукой с папиросой – пепел упал на пол, стал укорять парня:

– Да что ты, отставной козы барабанщик, заладил: накажет, накажет. Сейчас в камеру пойдёшь, будешь там зэков просвещать! – обернулся к Заботкину, – что скажешь, капитан? Антон встал, незаметно сделал жест оперативникам подойти, сам направился к окну. Когда собрались вместе, зашептал:

– Нужна икона или какое изображение святого, может, крест… Разгуляев, недоумевая, тихо спросил:

– Это тебе зачем?

– Есть одна идея, похоже, у парня шизофрения. Гордеев затушил папиросу о газету на журнальном столике, кивнул:

– У меня образок маленький от бабки. Антон улыбнулся:

– Давай попробуем. Николай снял иконку с шеи и передал Заботкину. Антон подошёл к парню, сел на стул рядом, наклонился, держа образок в зажатом кулаке, поднёс к лицу парня, монотонно произнёс, внушая:

– Смотри, что у меня есть! Васютка заинтересованно уставился в медленно раскрывающийся кулак. В глубине его что-то блестело. Он склонился, чтобы рассмотреть.

Пальцы Антона медленно разжимались, на ладони сверкнула икона. Глаза Васютки расширились от удивления и трепетного восторга. Дыхание замерло, сердце застучало, точно молот. Заботкин поднёс образок ближе к его лицу:

– Видишь, как его лик сверкает? – говорил медленно и требовательно как гипнотизёр: – Бог смотрит на тебя, Васютка. Он ждёт, когда ты скажешь ему правду. Ты, божий человек, глядишь ему в глаза. Ты его любишь, ты не сможешь ему солгать. Бог смотрит внутрь твоей души, твоего сердца. Он проникает в твоё тело. Он требует сказать ему правду. Только правду он ждёт от тебя! Все твои мысли о нём. Только его лик перед тобой, только его ты видишь, только с ним говоришь. Он ждёт. Смотри ему в глаза, божий человек, и отвечай. Что сделал с бабкой в поле? Васютка пристально неотрывно смотрел на икону. Тело его начало вздрагивать, голова подёргиваться, взгляд обезумел. Лицо исказила жалкая страдальческая гримаса, челюсть постыдно задрожала, в глазах навернулись слёзы, он начал всхлипывать:

– Да он и так всё знает, видел меня. Бабка на поле морковку воровала! Грех, это грех! Совхозное поле. Боженька её наказал, Боженька! Разгуляев подошёл ближе к парню, наклонился:

– А резал-то зачем от горла до самого низа? Парень поник, тело его осунулось, руки повисли плетьми, горючие слёзы потекли ручьями:

– Посмотреть хотел, сколько грешила, как много морковки съела нечестивица.

– Ну и что, нашёл морковь?

– Не нашёл, поэтому я ей морковку в рот воткнул, чтобы Боженька не забыл, за что грешницу наказал, Боженька всё видит, он мою руку ведёт… Разгуляев сел на стул рядом с парнем, положил перед ним на стол листок бумаги, дал ручку, горько вздохнув, погладил его по голове:

– Пиши, Васютка божий человек, как Боженька бабку наказал твоими руками, – повернулся к Гордееву: – Вот так Николай, не каждая рыба клюёт на муху! Иди, зови прокурорского следака, пусть оформляет. Васютка утёр рукавом лицо, взял ручку, наклонился над листом бумаги, начал медленно выводить буквы.

5. Решетовы и Тимины смотрят квартиру в Тосно

Лестничная площадка старенькой хрущёвки в городе Тосно Ленинградской области давно не видела влажной уборки, мелкий мусор и скатавшаяся пыль притаились вдоль плинтусов. Стены в нецензурных надписях. В углу – большое ведро для пищевых отходов, из которого уже начало вонять сырой гнилью и плесенью. Деревянные перила оторваны – лежали внизу вдоль лестницы. Электрические счётчики выглядывали наружу проводами, любительски скрученными синей изолентой. В нос бил привычный запах кошачьей мочи и кислятины.

Роман и Надежда Решетовы замерли у поцарапанной двери с блестящим глазком. Посмотрели друг другу в лицо, счастливо улыбнулись в предвкушении новой открывающейся странички их совместной жизни. Они уже пару лет были женаты, гадание бабушки частично сбылось, но узнать об этом она не успела – умерла. Рядом с молодыми стояла пожилая чета Тиминых: маленькая полная богомолка Ольга Ивановна с кругленьким сморщенным лицом, робко выглядывающим из чёрного платка, и Михаил Сергеевич, крупный ширококостный мужчина с большим угреватым красным носом пьяницы. Обоим за шестьдесят. Роман кивнул молодой жене и решительно нажал кнопку звонка. За дверью послышались шаги, раздался недовольный мужской голос:

– Кто там? Надежда в нетерпении оттолкнула мужа, прижалась кулачками к двери, залопотала:

– Это мы, Надежда и Роман, нам нужен Владимир Борисович Соколов. Мы покупатели вашей квартиры. Я вам звонила по объявлению, договаривалась о встрече…

– Ах, да! Я забыл, – прервали за дверью. В открытом проёме появился рыжеволосый парень чуть за двадцать лет с неприятным амбре изо рта и деревенским плоским лицом, усыпанным крупными веснушками, – проходите! А вы с моим агентом не связывались? Надежда удивлённо пожала плечами, слегка испуганно возмутилась:

– Зачем нам агент? Мы же с вами договаривались на осмотр квартиры! Решетовы и Тимины зашли внутрь, через прихожую проследовали в гостиную. Двухкомнатная квартира была захламлена, на вешалке старушечья одежда, прокуренный затхлый воздух отдавал несвежей пищей.

Соколов остался в прихожей, его голова с похмелья раскалывалась, скептически наблюдал за клиентами, пожал плечами:

– Да, пожалуйста. Гости парами разошлись по квартире. Решетовы подошли к окну гостиной, сделали вид, что смотрят на улицу. Надежда чувствовала себя точно на иголках, дрожала от нетерпения, хотела, чтобы всё случилось быстрее, желала кого-то подтолкнуть или дать пинка. Обняла мужа за плечи, прижалась, зашептала:

– Ты старинные бабушкины драгоценности продал? Теперь на квартиру хватит?

– Хватит, ещё останется. За дом дали много – он же на берегу реки, и участок большой. Наде хотелось захлопать в ладоши от возбуждения и счастья, но неожиданно нахлынули воспоминания, заполонили душу, навеяли грусть:

– Дом жалко. Помнишь, на святки бабушка гадала, продавать не велела… Роман пожал плечами:

– Чего теперь вспоминать, дело сделано, – повернулся и поцеловал жену в щёку, ласково улыбнулся, вкрадчиво зашептал: – Надежда, ты моя надежда… Надя почувствовала, как по телу поползли мурашки, часто задышала, кокетливо улыбнулась, погладила мужа по лицу. Роман был спокоен, старался относиться к происходящему безразлично, точно все эти хлопоты его не касались. Таких больших денег у него никогда не было, и он боялся, что жена может заподозрить его в зависти или корысти.

Тимины заглянули в туалет, ванную, на кухню, покрутили краны с водой, включили конфорки плиты – проверили газ, потрогали батареи. Оба довольные улыбались, предвкушая новую жизнь, безбедную и на природе. Ольге Ивановне казалось, что её муж обязательно бросит пить. Ведь это несовместимо с первозданной окружающей чистотой деревенского воздуха, умиротворяющим шумом леса и заливистым дивным пением птиц. По воскресеньям они будут ходить в местную церковь и обязательно познакомятся с почтенным настоятелем. Михаил Сергеевич ходил от одного окна к другому, смотрел на улицу, вглядывался через деревья – далеко ли речушка? Спрашивать об этом хозяина не решался, чтобы не подумал, что он заядлый рыбак, не поднял цену на квартиру.

Ольга Ивановна смотрела на пустую деревянную полочку в красном углу, где должны были стоять иконы, качала головой, решила схитрить:

– Молодой человек, а это ваша квартира? Тот кивнул:

– Да, я жил здесь с бабушкой, потом она умерла и оставила мне в наследство. Сейчас… – он открыл сервант и достал оттуда «форму девять» о прописке, протянул: – Вот можете посмотреть. Теперь здесь только я. Михаил Сергеевич взял справку, пытался читать, согласно кивал. Чужой почерк разобрать не мог, но чувствовал сердцем – всё складывается как нужно. Подошли Решетовы. Тимин передал документ Роману. Тот принялся изучать. Закончив, отвёл Соколова в сторону, тихо спросил:

– Всё, как мы договорились, четыре с половиной?

– Ну да! – Владимир кивнул.

– Тогда я форму заберу себе, раз уж мы всё решили? Соколов не возражал, пожал плечами:

– Хорошо. Роман свернул справку и положил в потайной карман.

Осмотр был закончен, и Соколов проводил гостей. В душе пульсировала радость. Чувствовал – это уже настоящие покупатели. Не те, что приводил мерзкий агент Петр Иванович, а потом приносил жалкие рубли за просмотр. Эти приедут с реальными настоящими деньжищами. Захлопнув дверь, он подошёл к телефону и набрал номер. На том конце подняли трубку, но молчали. Володя знал, что Яшин никогда первым не говорит «алло», ожидает, поэтому начал сам:

– Игорь Петрович? В ответ прозвучал знакомый голос:

– Привет, Володя! Ну что новенького? Нашлись покупатели на квартиру? Соколов заулыбался, радостно сообщил:

– Только что ушли. Эти уже точно собираются купить! Обещали на днях позвонить, сообщить, когда приедут оформлять.

– Ну и отлично! Не забудь мне перезвонить!

– Не забуду! – усмехнулся Соколов и положил трубку. Он был рад, что так всё закрутилось, рад, что познакомился с Яшиным, когда дал в газете объявление о продаже квартиры. Его идея сразу показалась заманчивой, и теперь всё должно было получиться, Игорь Петрович казался человеком серьёзным.

Чета Тиминых неторопливо вышла из подъезда и направилась к остановке. За ними следовали Решетовы. Надежда настойчиво теребила мужа:

– Ну иди, иди спроси, чтобы ничего не сорвалось… Роман недовольно засопел, но просьбу жены выполнил, быстрым шагом догнал пожилую пару, поинтересовался:

– Ну что, вам квартира понравилась? Михаил Сергеевич кивнул:

– Да хорошая квартира, всё работает, и газ, и вода… Надежда не утерпела, решила тоже присоединиться, догнала супруга, встряла в разговор:

– Значит, на следующей неделе будем оформлять. Вы сюда, а мы переезжаем в вашу квартиру в Питере, так? Михаил Сергеевич подтвердил:

– Да, так, предварительно созвонимся! Про доплату не забудьте! Надежда подпрыгнула от радости, задрожала, захлопала в ладоши:

– Конечно, конечно, уже всё готово! Ура!!

6. Тимины у дочери

Добротная металлическая дверь изнутри была отделана дефицитным красным пластиком, в центре её светился глазок. В большой светлой прихожей стояла новая мебель, под потолком искрилась бесчисленными гранями подвесок небольшая хрустальная люстра. Мелодично прозвучал звонок, и невидимые волны ударили в прозрачные хрусталики, отражённые радужные зайчики задрожали на стенах. В глубине квартиры хлопнула дверь, из гостиной раздался зычный женский голос:

– Сейчас, сейчас отопру! – Тамара Прокопова, миловидная девушка тридцати лет, торопливо подошла к дверям, не спрашивая и не глядя в глазок, открыла. На пороге стояли её родители, Тимины – Ольга Ивановна и Михаил Сергеевич. Тамара обернулась назад и радостно крикнула вглубь квартиры:

– Ура! Дедушка с бабушкой приехали! Встречай быстрее! – сама начала по очереди целовать гостей. Из комнаты выбежал мальчик пяти лет, в руках игрушечный самолёт. Михаил Сергеевич подхватил внука на руки, поднял на грудь:

– Ух ты, какой богатырь! Давно я тебя не видел! Ребёнок, счастливо улыбаясь, стал крутить перед носом деда игрушку:

– У меня фамовёт! Фмотви, какой фамовёт папа купив.

В лице Михаила Сергеевича отразилось лёгкое волнение, в душе зародился страх. Он обернулся к дочери, спросил с тревогой:

– Григорий-то дома?

– Нет, муж ещё на работе, – ответила она, помогая матери раздеться. Тимин облегчённо вздохнул, заулыбался, стал чмокать внука в пухлые щёчки. Ольга Ивановна приблизила своё лицо:

– Дай я хоть тебя поцелую, ангелочек, – коснулась губами беленького височка. Тамара достала из тумбочки две пары тапок, положила перед родителями. Ольга Ивановна переобулась. Мальчик на руках деда весело лопотал:

– Баба, баба, пойдём, – пытался освободиться от больших мужских ладоней, слезть, – я тебе покаву мафыну, она фама едет! – он спустился на пол, оставил самолёт и схватил бабушку за руку, потянул за собой. Ольга Ивановна зашла в гостиную, придерживая неугомонного внука. Привычно подняла правую руку для крещения, посмотрела вправо. Тут же вспомнила… в лице отразилось разочарование – красный угол был пуст. Поклонившись при входе, перекрестилась, обернулась к дочке уже с улыбкой:

– Хорошо как у тебя, доча, чистенько, свежо! Тамара усмехнулась:

– Целый день хозяйством занимаюсь да ребёнком, времени много, вот и навожу чистоту. Григорий с работы меня уволил, сказал, чтобы хозяйством занималась. А что нам, женщинам, надо – мужа любить, детей растить да хозяйство вести! Зоя Ивановна согласно кивала, в душе растекалась благость. Внук тянул дальше в детскую комнату. Михаил Сергеевич снял куртку, надел шлёпанцы, оставшись вдвоём, внимательно посмотрел на дочку:

– Ну как твой-то – не обижает? Тамара ласково улыбнулась:

– Что ты, папа, он у меня добрый, пальцем не тронет. Только вот работа у него опасная, такие морды к нему ходят! Пистолет видела у него настоящий. Лицо отца напряглось, глаза озаботились:

– Ну, ты, доченька, не вмешивайся, сейчас время такое. Ольга Ивановна вышла из детской, снова обняла дочку, потянулась к ней со своего маленького росточка, лицо посветлело, морщинки разгладились.

Михаил Сергеевич поднял самолёт и прошёл мимо, направляясь в комнату ребёнка. Тамара наклонилась, поцеловала мать, предложила:

– Я накрою на стол. Вы как – голодные? Ольга Ивановна улыбнулась:

– Что ты, доченька, мы же дома поели перед выходом. А дом-то наш вон из окна твоего видать. Жаль только, заходим нечасто. Уж больно муж твой суров, не любит он нас! Из детской вышли дед с внуком. Мальчик держал в руках пульт управления, впереди по полу ехала машинка. Подошёл, прижался к женщинам. Тамара обняла сына, стала успокаивать мать:

– Да что ты, мама, Григорий к вам очень хорошо относится и всегда рад.

– Ой, не знаю, он такой у тебя большой, голос громкий, как скажет что-нибудь, мне кажется, что я не то сделала, лишнее сказала! Тамара покачала головой:

– Вы такие мнительные у меня, за каждое слово цепляетесь. Ну, просто работа у него такая, несладкая. А времена – посмотрите, разве можно мужчине сейчас без роста под два метра и без громкого баса деньги зарабатывать? Заклюют же! Ольга Ивановна кивнула:

– И то верно. Просто нам как-то непривычно. Тамара улыбнулась:

– Тогда чайку с тортиком? Родители стали кивать, соглашаясь:

– Чайку с удовольствием…

Через час чаепитие уже подходило к концу. На блюдцах лежали остатки торта. Тамара вышла из кухни, держа в руках чайник:

– Ну, кому ещё свеженького долить? Михаил Сергеевич облизывал ложку в сладком креме, освоился:

– Чего там доливать, вот если что покрепче, тогда бы я ещё кусочек торта съел! – подмигнул дочери: – Томочка, налей сто-парик за встречу! Ольга Ивановна повернулась к мужу, на лице вспыхнуло возмущение, стала укорять:

– Тимин, поимей совесть. Ты же пришёл с внуком пообщаться, ещё напейся здесь. Вот в деревню переедем, пьянствуй себе, сколько хочешь, там тебя никто не знает! Тамара поставила чайник на стол, вышла на кухню и вернулась со стопочкой водки, передала отцу, улыбнулась:

– Главное, чтобы на здоровье, что с одной-то будет?! Так всё же решили переезжать? И куда? Михаил Сергеевич улыбнулся:

– За ваше здоровье! – опрокинул в рот налитое, крякнул и возвратил пустую стопку дочери. Взял ложкой кусочек торта, положил в рот, отвечал, жуя: – В Тосно, доченька. Решили дом не брать, хозяйство нам тянуть тяжеловато. А вот квартиру в пятиэтажке – самый раз, отопление центральное, водопровод, канализация. Лес рядом, речушка. Будете к нам приезжать. Специально двухкомнатную квартиру берём. Вам большую комнату уступим… В этот момент в прихожей снова раздался мелодичный звонок. Родители Тамары одновременно вздрогнули, переглянулись. Тамара вскочила, улыбнулась:

– Это Григорий, – бесшумно скользнула к двери. Внук слез со стула и тоже устремился в прихожую. В гостиной было слышно, как звякнула щеколда, мужской голос что-то негромко басил. Раздался крик внука:

– Папа, папа, дедуфка ф бабуфкой пвиехави! Мы товт едим, пофи быфтвее, а то тебе не хватит! У меня твоя мафына вот!.. Тимины прислушались и снова опасливо переглянулись. Михаил Сергеевич ссутулился, вжал голову в плечи. Ольга Ивановна тронула мужа за рукав, хитро улыбнулась, взгляд с лукавинкой:

– Ну вот, чего скукожился, теперь будет с кем тебе выпить, иди, налей себе ещё! Муж толкнул жену локтем в бок, недовольно буркнул:

– Цыц! Не нервируй меня. В комнату зашёл Григорий Прокопов по кличке «Прокоп» – молодой крепкий мужчина тридцати лет, под два метра ростом, держал на руках сына, здоровался по ходу:

– Ну… привет, родственники! Ольга Ивановна встала первой, потянулась вверх, подняла личико:

– Привет, зятюшка! Никак ты ещё больше подрос! Григорий наклонился, поцеловал тёщу в щёку. Михаил Сергеевич неслышно встал, бесшумно отодвинув стул, протянул руку, зять пожал её. Тамара успела проскользнуть на кухню, оттуда крикнула:

– Гриш, суп разогревать? Муж обернулся на крик:

– Пока не буду, я вот с вами чайку, – пододвинул стул, сел за стол, взял сына на колени. Тамара вернулась, поставила перед мужем большую кружку, положила торт на блюдце. Сама села рядом, любуясь, погладила мужа по плечу, прижалась к предплечью, стала делиться новостью:

– А родители вот решили в деревню уехать. Свою квартиру продают, а в Тосно покупают. Будем ездить к ним в гости. Лицо Прокопа резко нахмурилось, наполнилось досадным удивлением:

– А мне чего не сказали, я же недвижимостью занимаюсь, нашёл бы вам надёжного покупателя, хорошую бы цену дали и не обманули. Ольга Ивановна смутилась:

– Да Миша уж договорился, и квартиру ездили смотреть, всё подходит. Михаил Сергеевич нервно обернулся к жене, сверля глазами, недовольно пробурчал:

– Чевой-то Миша? Вместе договаривались и ездили вместе! Прокоп осуждающе покачал головой, стал укорять:

– Неужели не посоветоваться? Такое кругом творится! Всех кидают! Дайте мне номер телефона хозяина квартиры, я ему позвоню! Узнаю, кто такой. Ольга Ивановна пугливо вскинулась:

– Да что ты… что ты, Григорий, он же мальчик молоденький, забоится тебя! Всё отменит! Мы ребят подведём, они дом бабушки продали, деньги приготовили, встречались не раз, вместе в Тосно ездили, всё обсудили… Прокоп недоверчиво усмехнулся:

– Да эти молодые сейчас как шакалы – работать не научились, только воровать да обманывать. Кто там покупает у вас квартиру? Я хоть подстрахую! Михаил Сергеевич, искренне волнуясь, вступился за жену:

– Да не надо, Григорий, мы уж сами! Прокоп сочувственно вздохнул:

– Сами с усами… Сколько вон людей уже покидали эти мошенники, а кого-то вывезли непонятно куда, милиция ими не занимается. Бездельники! Ну, ладно, если хоть что-то заподозрите, сразу Тамаре звоните, она знает, как со мной связаться! Ольга Ивановна успокоилась, начала улыбаться:

– Спасибо тебе, зятёк, за беспокойство, – сложила три пальца правой руки, подняла ко лбу, по привычке снова посмотрела в красный угол, разочарованно опустила щепоть. Михаил Сергеевич облегчённо вздохнул:

– Спасибо, Григорий, обязательно учтём!

7. Поездка к риэлтору

Скромно обставленная квартира Тиминых находилась в старенькой панельной пятиэтажке. Мебель покупали ещё молодыми сразу после новоселья. Со временем диван и кресла пришлось укрывать цветными накидками, чтобы закрыть потертости. На пол постелили дорожки, прикрывая щербатость паркета. А старые гобеленовые коврики с вышитыми персидскими сюжетами продолжали висеть в каждой комнате, как живые напоминания о советской эпохе, ложились на сердце благодатной прощальной грустью. От цветастой ветхости кружевных салфеток, покрывал и мягких пледов обстановка в гостиной походила на убранство цыганского шатра. В правом дальнем углу висела большая икона. Около неё на самодельной подставке мерцала пламенем лампадка. Ещё несколько икон стояли рядом на трельяже, там же в стопочке горящая свечка. В центре гостиной по-хозяйски расположился круглый стол, накрытый клеёнкой с нарисованными румяными аппетитными ананасами и мохнатыми кокосами, которые в реальности обитатели квартиры никогда не видели.

Ожидая гостей, вокруг стола хлопотала Ольга Ивановна, накрывала, приносила с кухни закуски, нарезала колбасу, чёрный хлеб. Периодически посматривала на икону в углу, шептала молитвы, крестилась. У окна на тумбочке стоял включённый старенький чёрно-белый телевизор с едва слышимым звуком. Михаил Сергеевич сидел на диване, поглядывал на часы над сервантом, на супругу и в экран телевизора, ласково обратился к жене:

– Оленька, ну что ты всё суетишься да молишься? Волнуешься, что ли? Ребята же сказали – приедут к десяти, ещё полчаса. Супруга в очередной раз опустила руку со щепотью, покачала головой:

– Ой, Мишенька, страшно как-то мне в деревню переезжать. Я ведь ребёнком оттуда уехала, хозяйство только со стороны видела! Михаил Сергеевич снисходительно улыбнулся, внутри защемила жалость, встал и подошёл к жене, обнял за плечи:

– Да что ты! Какая же это деревня? Тосно – это такой же город, как и Питер, только маленький. И квартира такая же, как у нас здесь, со всеми удобствами. Какое тебе хозяйство? Просто лес будет рядом да свежий воздух! А ещё деньги останутся, до конца жизни хватит. А что нам ещё, пенсионерам, надо? Научу тебя рыбу ловить! Будем на речку вместе ходить. Ты же знаешь, что твоё имя «Ольга» означает в переводе с этого… как его… скандинавского? Жена вопросительно посмотрела на супруга немигающими маленькими глазками, в лице отразилось смущение, недоумённо приподняла плечи. Муж укоризненно покачал головой, ласково улыбнулся:

– Эх ты! Опять забыла? Я же тебе говорил – «святая»! Значит, жить будешь долго, у нас всё ещё впереди! Эх, заживём! Неожиданно раздался пронзительный дребезжащий звонок из прихожей. Михаил Сергеевич повернулся в сторону входной двери, повёл указательным пальцем:

– Ну, вот видишь, даже раньше, чем договаривались! – пошёл открывать. С лестничной площадки зашла чета Решетовых. Надежда с широкой улыбкой внезапно кинулась на шею Тимину, точно родственница, блеснула глазками, прижалась щекой, затараторила:

– Ой, как я беспокоилась, думала, что-нибудь случится, и мы не сможем сегодня встретиться, или вы позвоните, что передумали, а метро или, может, трамвай остановятся, электричество оборвется, мы опоздаем! Михаил Сергеевич, мы так рады, вы уже готовы? Тимин, смущаясь, слегка отстранился:

– Готовы, только вот водитель ещё не подъехал, ждём! Роман протянул руку:

– Добрый день! Михаил Сергеевич пожал его ладонь: