Тень юной души

– Для самой прекрасной девушки в этом доме. Если бы мы жили в столице, тебя бы уже выдали замуж за какого-нибудь герцога.

Гелла смеётся, принимая скромный подарок:

– А ты бы его спалила в первый же день и вернулась домой, – подмигнула она, ткнув дочери в бок локтем.

– Она бы вернулась с половиной дворца в пепле и сказала, что он просто назвал её "очень милой", – подхватил Тристан, усаживаясь за стол и уже прихватывая кусок хлеба.

Агнес сложила руки на груди и, приподняв бровь, изрекла с мрачной паузой:

– Ну… если бы он назвал меня "девчуля", тогда да. Сгорел бы вместе со своим троном.

Гелла ставит перед каждым по чашке с травяным отваром, источающим аромат мёда и чабреца. На столе – простая, но сытная еда: свежий хлеб, сало, тушёные грибы.

– Ешьте, – строго сказала она, поправляя передник. – И без боёв за последний кусок, как в прошлый раз.

– Если бы Тристан не ел как медведь, проснувшийся после зимней спячки… – начала Агнес, зачерпывая ложкой и шлёпая по столу, не отрываясь от тарелки.

– …если бы Агнес не прятала еду в сапоге, чтобы "съесть потом", – парировал Тристан, хлопнув себя по ноге и изобразив ужас.

– Один раз! Один! И ты до сих пор это вспоминаешь, – фыркнула она, закатывая глаза и всё же смеясь.

Рамос, не поднимая головы, пробормотал:

– Напомните мне, почему мы не выгнали вас обоих, когда вы были ещё мелкими?

– Потому что вы нас любите, – синхронно ответили брат с сестрой, и раздался общий хохот.

После завтрака Гелла, как заведённая по субботам, складывала в потёртую холщовую сумку свои сокровища: пучки трав, морщинистые сушёные коренья и ряды маленьких склянок с настоями.

– Агнес, ты со мной на рынок. Поможешь разложить товар. И попробуешь себя в роли торговки, а не грозной фехтовальщицы, – бросила она через плечо.

– Если кто-то вздумает торговаться, я отрежу ему скидку вместе с ухом, – огрызнулась Агнес, но в голосе её звучала скорее бравада, чем злость.

– Вот это я понимаю – боевой настрой!

Их лавка была скромной: простой деревянный стол, прикрытый выцветшей тканью, на котором, лежали аккуратные пучки иссопа, зверобоя, мятные венчики, янтарные баночки с мазями и горсти сушёных ягод. Запах от лавки исходил густой, терпкий, с дразнящей медовой ноткой – прохожие невольно останавливались, втягивали аромат, задавали вопросы.

Агнес сидела на покосившейся скамеечке рядом, сонно перебирая узловатые коренья.

Внезапно кто-то остановился у лавки. Шаги его были лёгкими, почти бесшумными, но уверенными. Она подняла глаза, и сердце на мгновение замерло.

Перед ней стоял юноша, пожалуй, чуть старше её возраста. Высокий, в дорожном плаще, слегка припорошенном пылью, с капюшоном, который он только что снял, открыв лицо. Чёткие черты, тёмные, чуть растрёпанные волосы. Глаза – холодные, серебристо-серые, как зимнее небо, будто смотрят сквозь людей, не задерживаясь ни на ком. Но когда его взгляд встретился с её, он словно задержался на ней.

– Доброе утро, – голос его был тихим, но звучал неожиданно приятно. – Я ищу зверобой. Говорят, у Геллы из Таррина – лучший.

Агнес приподняла тонкую бровь.

– Говорят правду. Только ещё говорят, что его не покупают, а выманивают.

На его губах мелькнула едва заметная улыбка.

– А ты – Гелла?

– Нет. Я её дочь. Гелла сейчас выйдет, – ответила Агнес, чуть склонив голову, будто испытывая его взгляд.

Юноша кивнул, не выказывая ни удивления, ни разочарования. Он продолжал смотреть на Агнес, и этот изучающий взгляд заставлял её чувствовать лёгкое, необъяснимое беспокойство. Будто он видел в ней что-то, чего она сама в себе не замечала.

– Тогда я подожду, – произнёс он и перевёл взгляд на плетёные корзины, наполненные сушёными травами. Его пальцы провели по краю стола. – А пока… расскажи мне, что ещё, кроме зверобоя, может вылечить разбитое сердце?

Агнес была удивлена этим неожиданным вопросом. Она привыкла к тому, что люди спрашивают о лечении кашля, ран или головной боли. Но разбитое сердце? Это было что-то новое, неизведанное.

– Разбитое сердце лечит время, – выговорила она, сцепив руки за спиной. Щёки начали предательски теплеть. – И, возможно… правильный чай

– Время – это роскошь. Не у всех оно есть, – тихо сказал он, вновь глядя ей в глаза. – А чай… Какой чай ты посоветуешь?

Агнес задумалась. Она знала множество трав, каждая из которых обладала своими уникальными свойствами. Но какая из них подойдёт для исцеления душевной раны?

– Мята успокаивает, – проговорила она, указывая на пушистые мятные венчики. – Мелисса дарит надежду. А вереск… вереск помогает забыть.

– Забыть? – переспросил юноша, и в его голосе прозвучала лёгкая, щемящая грусть. – Разве можно забыть то, что было по-настоящему важным?

Агнес молчала, смущённо опустив взгляд. Она не знала, что ответить. Она была слишком молода, чтобы понимать такие сложные, взрослые вещи.

В этот момент из-за спины появилась Гелла с дымящейся банкой настойки. Она быстрым, намётанным взглядом оценила ситуацию. Агнес слегка отодвинулась.

– Агнес, ты обещала помочь, а не глазеть на покупателей, как кошка на тёплое молоко, – проворчала она, отодвигая девушку в сторону бедром.

– Он сам подошёл! – пробурчала Агнес, отступая с видом обиженного щенка.

Юноша вежливо кивнул Гелле.

– Мне нужен зверобой, немного иссопа и, если есть, настой для сна. Для одного… беспокойного человека.

Гелла принялась собирать заказ, ловко заворачивая травы в плотный мешочек и перевязывая бечёвкой, а юноша бросил мимолётный взгляд на Агнес. Её пальцы продолжали вертеть мятный стебелёк. Что-то в этом странном юноше цепляло – и тревожило.

Юноша расплатился молча, не торгуясь. Гелла, ловко перебирая монеты в ладони, кивнула, отсчитывая сдачу. От него пахло мятой и чем-то неуловимым – как от старой книги, в которую заглядывают лишь один раз, но навсегда помнят страницу.

– Спасибо, – сказал он, пряча мешочек. – У вас тут уютно. Ещё увидимся. Мне хотелось бы встретить тебя ещё раз.

Агнес застыла. Она даже не поняла, что чуть выпрямилась, будто собираясь что-то сказать, но не решилась. Он уже повернулся, шагнул в сторону – и вдруг резко остановился. Как будто что-то вспомнил.

Он обернулся через плечо, и их взгляды снова встретились.

– Кстати, – голос его прозвучал мягко, почти ласково. – Говорят, лучший способ залечить разбитое сердце – это найти новое.

Он исчез так же внезапно, как появился. Его фигура растворилась за поворотом улицы, а Агнес всё ещё стояла, слегка наклонив голову, будто стараясь уловить звук его шагов.

– Серые глаза… красивый молодой человек, – спокойно заметила Гелла, даже не поднимая головы от работы. – Не увлекайся.

– Я не увлекаюсь, – буркнула Агнес, складывая травы с чуть большей яростью, чем нужно. – Я просто не люблю, когда на меня смотрят дольше пяти секунд.

Гелла фыркнула, но мудро промолчала. Разделала пучок зверобоя, встряхнула его и только потом лениво добавила:

– А он смотрел. И ты не отвела взгляд.

Агнес опустила глаза и принялась нарочито старательно раскладывать сушёные листья по аккуратным кучкам. Но в голове навязчиво пульсировало:

"Ещё увидимся".

День выжал их до капли – не битвами, не погонями, а нудной торговлей, тягучими переговорами, неподъёмными мешками с травами и палящим солнцем.

Когда Гелла и Агнес вернулись, в доме клубился густой аромат тушёного мяса с луком и пряной похлёбки – Рамос и Тристан колдовали над ужином, что случалось редко, но всегда с искренним азартом.

Гелла тяжело опустила корзину у порога и, морщась, потёрла плечо.

– Если завтра кто-то снова скажет про мою "лёгкую руку", – пробурчала она, разуваясь, – я этой самой рукой в него и закину ящик сушёного корня.

Агнес прислонилась к косяку, тяжело выдохнула и устало улыбнулась:

– Я бы помогла, клянусь… но боюсь, вырублюсь до того, как дойду до стола.

Тристан, вытирая ладони о замызганный передник, бросил на неё косой взгляд:

– Главное, чтобы не вспыхнула от усталости, как в прошлый раз. Мы ведь едва от курицы спаслись – ещё чуть-чуть, и был бы аромат жареного угля.

Гелла рассмеялась, роняя на вешалку накидку. Она развязала узел на поясе, поправила выбившиеся пряди и заговорила о странном юноше, появившемся на рынке.

– Глаза – как зимнее небо, серые, но светлые. Весь такой вежливый… и смотрит будто сквозь тебя. Как будто не ты – а твоя душа перед ним стоит.

Рамос, сидя у очага, хмыкнул и что-то пробурчал себе под нос.

А вот Тристан прищурился, не то заинтересованно, не то ревниво:

– Серые глаза, говоришь? Агнес, ты, случайно, не смотрела на него так, как Сквилл на свою кость?

Агнес тут же метнула в него засушенным корнем – прямо из стоящей рядом корзины. Тот пролетел мимо и ударил в стену, оставив после себя лишь аромат чабреца и угрозы насилия.

– Придурок, – буркнула она и скрылась в своей комнате, хлопнув дверью чуть громче, чем стоило.

Агнес лежала на кровати, вытянувшись струной, глядя в темнеющее окно. Над ней – шершавая балка, куда она когда-то прятала свои детские рисунки, полные наивных фантазий. В комнате – простая деревянная тумба, окованный сундук, грубая оружейная подставка и сухие венки трав, которые Гелла развешивала у изголовья для крепкого сна.

Стук в дверь – тихий, почти неслышный, как всегда.

– Можно?

– Если ты снова пришёл подкалывать, то разговаривай через дверь.

– О, тогда я останусь здесь и буду петь балладу про "зверобой и сероглазого парнишку"!

Она резко встала, распахнула дверь, но вместо гнева на лице читалось лишь лёгкое раздражение.

Тристан, облокотившись на косяк, лукаво улыбался:

– Признайся, он тебе понравился?

– Он просто купил травы. Всё. Конец истории. Пришёл, расплатился, ушёл.

– Ага. Только ты забыла выдать сдачу. И три минуты смотрела ему вслед. Я засёк.

– Ты там даже не был. Хочешь, я напомню тебе, как ты смотрел на торговку рыбой в прошлом месяце? Чуть не подавился селёдкой от влюблённости.

– Справедливо, – Тристан рассмеялся. – Заслужил. Но знай: если сероглазый парень снова появится и хотя бы косо на тебя посмотрит – я…

– Выследишь и кинешь в крапиву?

– Нет. Поговорю с мамой. Пусть подсыплет ему слабительного в настойку. Сбежит из деревни сам.

Агнес хмыкнула, отворачиваясь, но на её лице всё же промелькнула искренняя усмешка.

Тристан задержался на пороге, а потом сказал

– Ты сильная. Ты осторожная. Но ты ещё девчонка, Аг. Иногда можно просто улыбнуться. Даже серым глазам.

Он ушёл, оставив за собой лишь лёгкий запах луговых трав и что-то ещё – что-то братское, надёжное, родное.

Агнес лежала в темноте, наблюдая, как ветер колышет тени на потолке. И, сама того не замечая, улыбнулась. Совсем чуть-чуть. Но искренне.

Глава 2

Первые лучи солнца робко крадутся сквозь оконное стекло, а Агнес, закутанная в поношенную рубашку, с растрёпанными волосами, уже выходит из дома с кувшином воды. В этот самый миг на пороге вихрем влетает Райна, её соседка и лучшая подруга с самого детства. Кожа у неё светлая, с нежным румянцем, играющим на щеках. Светлые волосы ниспадающая до середины спины, непокорно рассыпавшаяся по плечам. А глаза как два ярких изумруда, словно первая весенняя листва.

– Агнес! Ты жива? Или всё ещё перевариваешь вчерашнего красавца с рынка?

Агнес морщится, но в уголках губ предательски проскальзывает улыбка.

– Напомни мне в следующий раз, что тебе лучше вообще ничего не рассказывать. – И нагнулась над ведром с водой чтобы умыться.

– Слушай! Я тут подумала… Предлагаю рвануть в столицу! Там сегодня ярмарка – буйство красок и ароматов! Специи, ткани, музыка, уличные фокусники… Говорят, даже барды из восточных королевств пожаловали!

Агнес удивлённо поднимает голову и вскидывает брови:

– Ты всерьёз думаешь, что мама меня отпустит? Сама же знаешь – столица, чужие люди, вечные запреты… И вообще, когда-нибудь слышала, чтобы она позволяла мне одной туда ездить?

Райна скрестила руки на груди:

– Именно поэтому ты наденешь нормальное платье, а не свои боевые штаны, и вымолишь у неё разрешение! Сегодня ярмарка, Агнес! А не смертная казнь!

– Хорошо, я попробую, но обещать я тебе ничего не буду. – Райна кивнула и они пошли в дом.

Гелла сидела у старого деревянного стола, терпеливо очищая корень девясила от упрямой земли. Тонкие пальцы с отработанными движениями соскабливали слой за слоем, пока тонкий пар от чашки с травяным чаем неспешно вился вверх, обволакивая её лицо лёгкой дымкой. Солнечные лучи пробивались сквозь мутное стекло, ложась золотыми полосами на её щеку, седые пряди и натруженные руки.

Скрипнула дверь – в кухню шагнула Агнес. За её плечом, почти впрыгивая на порог, возникла Райна.

– Мама… – начала Агнес, чуть помедлив.

– Что случилось? – Гелла не подняла глаз, продолжая скоблить корень. Голос её звучал спокойно, но в нём уже теплилось предчувствие.

Райна стоявшая рядом начала подталкивать Агнес подойти поближе. Агнес бросила на Райну возмущенный взгляд и повернулась обратно к маме.

– Мы хотим съездить в столицу. Там сегодня большая ярмарка. Музыканты, специи, одежда, фокусники… Ну, всего на один день!

Гелла остановилась начищать корень девясила. Скребущий звук стих, и она медленно подняла голову.

Глаза её были полны напряжённого молчания – будто в этот миг она смотрела не на дочь, а куда-то дальше, в тень, откуда может прийти беда.

– Нет.

Агнес делает шаг вперёд, спокойно, но с чёткой нотой упрямства:

– Почему?

– Ты знаешь почему, – голос Геллы стал твёрже. Она встала, отложив корень в сторону, и встала напротив дочери. – Ты не такая, как другие, Агнес. Один взгляд. Одно движение. Ты не понимаешь, как быстро всё может обернуться.

– Я умею себя контролировать.

– Ты подросток. С огнём в крови. – Гелла подошла ближе, смотрела пристально. – И я видела, как глаза твои светились в темноте, когда ты злилась. А теперь – представь рынок. Люди. Шум. Кто-то случайно толкнул тебя. Кто-то закричал. И ты…

– Мы не будем одни, – вмешалась Райна мягко, но решительно. – Там будут девочки из деревни. Мы растворимся в толпе. Агнес не будет выделяться.

– В безумной толпе нет глаз, Райна, – Гелла обернулась к ней. – Есть только крик. И голодная пасть. Когда страх берет верх, люди не разбирают, кто ты. Они просто рвут.

Агнес отвела взгляд. На мгновение в комнате повисла тишина – лишь скрип дерева от ветра.

Потом – её голос. Тихий. Упрямо дрожащий.

– Мам… я понимаю. Я знаю, что я – не как все. Я не прошу прощения за то, кем я родилась. И не прошу тебе верить в то, чего ты боишься. Но… позволь мне просто один день. Один нормальный день. Без страха. Без тайны. Без чувства, что я хожу по лезвию ножа. Просто побыть девушкой. Которая смеётся, пробует лепёшки с мёдом… впервые видит столицу.

Она смотрела на мать – взгляд открытый, но полон внутренней усталости. Гелла видела: её девочка больше не ребёнок. В этом лице, полном юности, уже таилась боль, и тоска, и невыносимое желание просто дышать без страха.

В этот момент на кухню заходит Тристан, обвешанный походными сумками, а следом за ним – Рамос, с колчаном за плечами.

Тристан встал на пороге, моментально улавливая атмосферу, густую от напряжения, как перед грозой.

– Ого. Опять бой века: Агнес против маминого "нет"? – он поднял бровь. – Уже победила?

– Пока идёт по очкам, но без нокаута, – фыркнула Райна, не поворачиваясь, но хищно усмехнувшись.

Агнес скрестила руки на груди и посмотрела на брата с выражением, в котором смешались надежда и немая просьба:

– Скажи что-нибудь. Ну, правда. Ты же её любимчик, Трис. Пусть отпустит нас в столицу. На один день.

Тристан изобразил трагическое раздумье, театрально почесав подбородок:

– Скажу. Мам… отпусти её. Даже если она начнёт гореть – мы потом сошьём ей пожарный колпак.

– Тристан, – голос Геллы был ледяным, но в уголках губ дрогнула тень улыбки.

Он подмигнул сестре и стал серьёзен:

– А если без шуток… Если Агнес не увидит столицу сейчас, потом может быть уже поздно. Люди взрослеют. Скрываются. Исчезают. Или начинают бояться даже собственных желаний. Лучше – сейчас.

Гелла медленно выдохнула, поставила локти на стол, сплела пальцы. Пауза – короткая, но будто длиннее вечера. Потом она подняла взгляд на дочь:

– Один день. Ни шагу в сторону. Ни капли глупости.

Агнес кивнула резко, будто боясь, что промедление заставит мать передумать.

– Обещаю, – тихо, почти с дрожью.

– А я – королева ярмарки! – взвизгнула Райна, обнимая Агнес за плечи и кружа её.

Гелла провела рукой по виску, но сдерживала улыбку:

– И ты, Райна, смотри мне. Чтобы Агнес не влипла в какие-нибудь… "приключения".

– Как скучно… но выполнимо, – хмыкнула та, заныривая за Агнес.

Тристан уже выходил за порог вместе с Рамосом, но, обернувшись, бросает через плечо:

– А если всё же начнёшь что-нибудь поджигать, просто кричи: "Это шоу! Я фокусница!"

Дверь захлопывается.

И дом снова наполняется тишиной, прерываемой лишь лёгкой дрожью предвкушения.

Девушки начинают торопливо собираться.

– Ну, шевелись, улитка! Мы опоздаем, и всё самое интересное пропустим! – Райна влетает в комнату Агнес, держа подмышкой свёрнутый плащ и небольшую сумочку.

Агнес, сидя на кровати, всё ещё разглядывает своё отражение в небольшом медном зеркале. Рядом на стуле аккуратно разложено платье цвета спелой вишни, лёгкое, почти воздушное, с простыми серебристыми застёжками на рукавах. Мать сшила его давным-давно – "на случай, если тебе когда-нибудь захочется почувствовать себя милой девушкой."

– Ты уверена, что мне стоит его надеть? – бурчит Агнес, проводя ладонью по подолу.

– Ты выглядишь как самая настоящая принцесса!

Агнес закатывает глаза, но не может сдержать лёгкую улыбку.

Она надевает платье. Ткань нежно колышется, когда она поворачивается перед зеркалом. Тёмные волосы распущены, лишь несколько прядей по бокам перехвачены серебряной лентой. Карие глаза кажутся ярче в обрамлении вишнёвого цвета, и в этом отражении – совсем не та Агнес, которую все привыкли видеть с парой мечей за спиной и насмешливой улыбкой на губах. Эта – тише, мягче. Почти уязвима.

Райна подаёт ей плащ:

– Накинь, чтобы не приковывать взгляды. Хотя… вдруг сероглазый снова появится?

Агнес бросает на неё предостерегающий взгляд:

– Я тебе потом припомню эти слова. Когда он окажется каким-нибудь казначеем, или, что ещё хуже, королевским шпионом.

– Тогда он точно влюбится! – Райна фыркает и подмигивает.

Гелла стоит у порога. Она пристально смотрит на дочь в платье, потом мягко поправляет ей прядь волос за ухо.

– Ты похожа на солнце перед бурей.

– Это комплимент?

– Скорее предупреждение. Помни, кто ты. Но сегодня – просто будь собой.

Рамос, стоя в сторонке, кивает:

– Если кто-то обидит – сначала подумай, потом бей. Но всё-таки бей.

Тристан высовывается из-за угла, с луком за плечами:

– И вернись раньше, чем закат сожжёт тебе пятки.

Агнес и Райна смеются, подхватывают свои сумки и выходят на дорогу, где уже ждёт повозка с соседскими торговцами.

Солнце высоко. Пыльная дорога вьётся между пологими холмами.

Агнес вдруг чувствует, как внутри у неё нарастает что-то странное: волнение, щемящее ожидание – и тепло, будто от тлеющих углей под кожей.

Она сжимает ладони, заставляя себя дышать ровно. Сегодня – обычный день. Сегодня она – просто девушка в красивом платье. И пусть весь мир, пусть весь Скайдор поверит в это… хотя бы на один день.

Агнес сидит в повозке, опершись локтями о борт и подперев подбородок ладонями. Вокруг – золотистые поля, шепчущий ветер, скрип упряжки и болтовня Райны, которая без устали щебечет с торговкой впереди. Но Агнес не слышит слов. Её взгляд рассеян. Мысли – в прошлом. Воспоминание поднимается из глубин памяти, как пепел от задетого костра.

Сухие листья шуршали под ногами, и лёгкий туман вился между стволами деревьев. Было прохладно, но не холодно – золотисто-серый день, пахнущий сыростью и яблоками. Райна бежала впереди, смеясь:

– Давай, быстрее, деревянная ты копуша!

Агнес фыркнула, поправляя ремешок на плече. Она не хотела идти – но Райна уговаривала её целое утро: "Хватит драться с братом и жариться на солнце! Пошли просто… не много погуляем."

Это был редкий день, когда страх, прячущийся в груди Агнес, будто бы отступал. Когда она могла смеяться, не думая ни о чем. Она прыгнула следом за Райной через камни в ручье, поскользнулась – и упала, сильно ударившись боком о выступающий валун.

Словно хруст в теле отдало глухой болью.

– Твою ж… – Агнес зашипела, инстинктивно уперев руки в камень.

И в эту же секунду всё вокруг изменилось.

Под её ладонями валун затрещал. В воздухе послышалось потрескивание. Трава вокруг почернела, мелкие капли воды в ручье зашипели и мгновенно испарились.

Кожа на её руках засветилась красноватым внутренним светом, словно угольки под тонким слоем кожи.

Райна замерла в нескольких шагах. Тишина сдавила воздух, оставив лишь безмолвный крик в её расширенных, полных ужаса глазах. В них плясало зловещее пламя, отбрасывая отблески на бледное лицо. Но это был не слепой, животный страх – нет, в глубине зрачков затаилось леденящее осознание, проникающее в самое сердце.

Агнес отшатнулась, ловя ртом воздух. Кровь бурлила раскалённой лавой, грозя вырваться наружу, а сердце, казалось, плавилось, растекаясь обжигающей болью по всему телу. Холодный пот, выступил на щеках. Она выпрямилась медленно, с надломленной грацией.

– Что… что это было? – прошептала Райна, не отрывая взгляда от камня, который теперь дымился.

Агнес молчала. Она чувствовала, как сила, дремавшая в ней, проснулась и теперь требовала выхода. Это было похоже на голод, но голод не по еде, а по энергии, по теплу, по… власти. Она никогда не ощущала ничего подобного.

Она смотрела на свои руки, словно на чужие. Багровый румянец отступил, но кожа по-прежнему пылала. Сжав кулаки, она ощутила, как внутри неё зарождается ледяной страх, скручиваясь в болезненный узел отчаяния.

– Ты… ты видела? – прошептала она сорвавшимся голосом, словно моля о том, чтобы это оказалось лишь кошмарным сном.

Райна оставалась неподвижной, лишь едва заметно кивнула, подтверждая увиденное. На её губах дрожала тень невысказанного ужаса.

– Видела, – прошептала Райна в ответ, с трудом отрывая взгляд от дымящегося камня. Она сделала шаг назад, затем ещё один, словно боясь прикоснуться к Агнес, словно та вдруг стала источником невидимой, но ощутимой опасности. – Агнес… что с тобой?

Агнес покачала головой, не находя слов, чтобы описать ту бурю, что бушевала в её душе. Как объяснить необъяснимое? Как рассказать о проклятии, которое она не понимала и не контролировала?

– Я не… я не хотела. Это… случайность, ужасная случайность. Я не знаю, как остановить это безумие. Я чувствую его постоянно – этот огонь… он горит во мне, под самой кожей, живёт своей жизнью. Но я не хочу, чтобы…

– Чтобы тебя сожгли? – тихо произнесла Райна, и в её голосе не было ни осуждения, ни презрения, лишь глубокое сочувствие.

Агнес судорожно кивнула, и вдруг почувствовала, как спазм сковывало её – живот, грудь, горло. Сердце бешено колотилось, словно стремясь вырваться из груди. Губы сжались в тонкую, дрожащую линию, удерживая рвущийся наружу крик. Слезы жгли глаза, но она упрямо сдерживала их, не позволяя слабости взять верх. Не сейчас.

– Они ищут таких, как я. Я не могу… Ты не должна никому говорить. Даже твоей матери. Никому, Райна. Пожалуйста, умоляю тебя. Мне некуда бежать, – в отчаянии прошептала она, словно выдавая самый страшный секрет.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом опавшей листвы под ногами, словно природа затаила дыхание, сочувствуя их горю.

Райна сделала шаг вперёд. Медленно, с осторожной неуверенностью, но без тени страха. И, несмотря на обжигающий жар, исходящий от Агнес, она протянула руку и взяла её ладонь в свою. Ощутила болезненный ожог, едва заметно вздрогнула, но не отпустила. Её пальцы крепко сжали руку Агнес, словно давая клятву.

– Ты не чудовище, Агнес. И ты не одна. Я – с тобой. Всегда. Даже если весь Скайдор решит иначе. Я буду рядом.

Агнес зажмурилась, и дрожь пробежала по её подбородку. Она была безмерно благодарна за это тепло, за это понимание. За то, что её не оттолкнули, не испугались, приняли такой, какая она есть.

– Клянусь, – прошептала Райна, её голос был полон решимости и искренней любви. – Никому. Никогда.

Лёгкий толчок вывел Агнес из воспоминаний. Дрожь пробежала по кончикам пальцев. Внутри, вспыхнуло пламя – не страха, нет, а живое, согревающее воспоминание, якорь, удерживающий на плаву, и щит, отражающий мрак.