Тень юной души

На углу улицы Агнес едва уловила движение. Из тени выступили трое мужчин. Один из них был ей до боли знаком – тот самый пьяный, которого она ударила несколько дней назад. Его лицо хищно исказилось в ухмылке. Остальные двое выглядели так же: пьяные, разгорячённые, с мутными глазами и неуклюжей походкой.

– Эй, красавица, – крикнул он, свистнув сквозь зубы. – Чего так одна бродишь?

Агнес лишь мельком взглянула в их сторону и ускорила шаг.

– Слышь, ты что, глухая? – донёсся его голос, когда он нагнал её. – Я к тебе обращаюсь!

Резко, без предупреждения, он схватил её за руку. Хватка была болезненной – пальцы впились в кость. Агнес дёрнулась, но он не отпустил.

– Отпусти меня, пьянь, – бросила она с презрением.

Он ухмыльнулся и потащил её за собой, сворачивая в тёмный переулок между домами, где фонари уже не пробивались. Остальные мужчины быстро последовали за ними, отрезав путь к отступлению.

– Ну-ну, не шуми так. Мы просто хотим поближе познакомиться, – усмехнулся один, потирая руки.

Агнес начала вырываться, но он крепко обхватил её обеими руками, прижимая к стене. Она ударила его локтем в грудь, пытаясь освободиться, но он был тяжелее и сильнее.

– ПОМОГИТЕ! – закричала она, но её голос утонул в безмолвии узких улочек.

– Никто тебя не услышит, – сказал один, поднимая подол её платья. – Здесь никто не ходит в такой час.

Ужас и отвращение сжали живот Агнес. Она металась, как дикая кошка – царапалась, пиналась, плевалась в лицо. Один из них получил корзинкой по лицу и зашипел от боли. Она попыталась вырваться снова, но тут же получила пощёчину – её голова резко дёрнулась в сторону, губа рассеклась о зуб.

Она упала на землю, корзинка покатилась в сторону.

– Хватит с ней играть! – огрызнулся один. – Держи крепче.

– Убери свои руки! – прошипела она, чувствуя, как внутри нарастает что-то горячее, яростное.

Один из мужчин схватил её за волосы, но не успел произнести и слова, как Агнес инстинктивно подняла руку и вцепилась ему в лицо.

Её ладонь вспыхнула жаром.

Он заорал. Дико. Пронзительно.

Лицо мужчины мгновенно покраснело, словно от сильного ожога. Он отшатнулся, завывая, упал на колени и начал кататься по земле, закрывая глаза.

Остальные мужчины, отпрянув от неё, побледнели. Один выкрикнул:

– Ведьма! Она ведьма!

Агнес тяжело дышала, грудь вздымалась. Волосы выбились из причёски, платье было порвано, на руке кровоточила царапина. Щека опухла, губа разбита. Но она стояла, и глаза её полыхали ярким, пугающим светом.

– Подойдёте ближе, умрёте, – сказала она тихо, и её голос был ледяным.

Двое мужчин, не смея приблизиться, попятились. Один схватил третьего за шкирку, и они бросились прочь, поскальзываясь и спотыкаясь в темноте.

Агнес осталась стоять одна. Дрожащая. Распахнутая душа, горящее сердце. Она медленно опустилась на колени, тяжело дыша, прижав руку к груди.

Когда колокольный гул пронёсся над деревней, Арон бросился к центру. Сердце колотилось в груди, предчувствие беды не отпускало ни на миг. Он продирался сквозь толпу, пока не увидел у главной площади выстроенную стражу. Над ними, на возвышении, возвышалась фигура в тёмной мантии – король Регилл Феррисс, грозный и непреклонный, как всегда.

– Отец? – выдохнул Арон, подходя ближе. – Что ты здесь делаешь?

Король медленно обернулся, его взгляд впился в сына, словно кинжал.

– Это ты что тут делаешь? – холодно бросил он. – Или теперь сам решаешь, где тебе быть?

Арон отвёл глаза, не желая выдавать, что был в деревне ради Агнес. Он молчал, стиснув челюсть, но это лишь сильнее распалило короля.

– Ты стал слишком вольным, – процедил Регилл. – Слишком.

В этот момент из узкой улочки выскочили трое мужчин. Один держался за лицо, второй за живот, третий с трудом волочил ногу. Их одежда была в грязи, волосы растрёпаны. Один из них, указывая рукой назад, заорал:

– Она! Эта девка! Сжигательница! Ведьма! Это дитя черновенца! Она чуть лицо ему не спалила!

Толпа загудела, кто-то вскрикнул, другие зашептались.

Король Феррисс подошёл ближе и смерил взглядом мужчину с обожжённым лицом. На коже уже вздулись пузыри, плоть почернела. Он даже не поморщился – лишь кивнул.

– Значит, вы не лгали. Все ещё живы, вот как…

Он повернулся к капитану стражи:

– Поднять всех. Прочесать улицы и дома. Найти её. Живую – ко мне. Сопротивляется – связать.

– Есть, ваше величество! – рявкнул капитан.

Король бросил мимолётный взгляд на раненых:

– Лекаря – срочно. А остальным – готовить костёр.

– К-костёр? – переспросил один из мужчин, побледнев. – Она же…

– Магия вне закона, – сухо отрезал Регилл. – Я не потерплю новой заразы. Очистим деревню огнём, как велит указ.

Он повернулся к Арону, глядя ему прямо в глаза.

– А ты… ни шагу отсюда. Устал искать тебя по трактирам и кустам, как последнего шалопая. Теперь будешь под наблюдением.

Он кивнул двум ближайшим стражникам:

– Следить за ним. Постоянно. Если исчезнет – отвечаете головой.

– Слушаемся, мой король! – ответили воины и тут же встали по бокам от Арона.

Один – массивный, с щетиной и жёстким взглядом, другой – молодой, но настороженный, с рукой, вечно лежащей на рукояти меча.

Арон стоял, стиснув кулаки. Грудь сдавливало, словно цепями. Его глаза метались по сторонам – Агнес… Где она? Успела ли добраться до дома? Он не мог сделать и шага – отец не оставил для этого ни малейшего шанса.

Агнес застыла посреди грязного переулка, дрожа всем телом – озноб страха и клокочущий гнев терзали её изнутри. Разум отказывался принять случившееся. Рваное платье, окровавленная губа, прерывистое, загнанное дыхание – словно она была невольной зрительницей чужого, кошмарного сна.

И вдруг, за спиной, словно треснувшее стекло, раздался до боли знакомый голос:

– Агнес… что ты натворила?

Она обернулась, как от удара. – Мама? – Гелла стояла на краю переулка, в глазах – испуг, но прежде всего – бездонная, всепоглощающая боль. Растрёпанные волосы, в руках – корзина с влажным бельём. Агнес бросилась к ней, ища защиты, тепла:

– Мама, они… они первые… Они издевались… Я не могла… Я… я просто…

Гелла отшвырнула корзину, подбежала и заключила дочь в отчаянные объятия, прижала к себе, гладила по спине, пытаясь унять дрожь.

– Тсс, девочка моя… Всё будет хорошо. Всё…

Но голос дрогнул, сломленный ужасом, потому что позади уже слышались тяжёлые, грубые шаги. Деревянные ставни стонали, когда стража рыскала по домам, вытряхивая жильцов, словно сор. Они заглядывали в окна, заглядывали в подворотни. Смерть приближалась.

– Агнес, – прошептала Гелла, отстраняясь и вглядываясь в глаза дочери, – тише… Уходи. Сейчас же. Беги.

– Нет… – Агнес отчаянно замотала головой. – Мы вместе…

Но, едва они попытались свернуть за угол, дорогу преградила тёмная фигура стража. Высокий, широкоплечий, с алым плащом, развевающимся за спиной, он заслонял собой выход. В его руке зловеще поблёскивал длинный клинок.

И тут, из-за спины стража, раздался знакомый, мерзкий голос – тот самый пьяный мужчина, с которым Агнес столкнулась ранее. Разбитое лицо, распухшие губы, мятая одежда – воплощение злобы и низости.

– Вот она! Это она! Та самая! Ведьма! Она чуть моему другу лицо не сожгла! Это она! – заорал он, тыча грязным пальцем в Агнес.

Страж моргнул, не сразу поняв, о ком идёт речь.

Но прежде, чем он успел задать вопрос, другой страж, молча стоявший рядом, шагнул к пьянице и одним движением перерезал ему горло. Рваное бульканье, фонтан крови, обагривший его грудь, и тело рухнуло на землю, словно сломанная кукла.

Агнес и Гелла стояли, парализованные ужасом. Сердце колотилось в горле, ноги словно приросли к земле.

– Мама… – прошептала Агнес, дрожащим голосом. – Мама, что они делают…

Гелла медленно повернулась к дочери. Лицо – застывшая маска, но в глазах – такая бездонная боль, что у Агнес защипало в груди.

Гелла подошла ближе, обняла дочь обеими руками, крепко, отчаянно, словно в последний раз, и прошептала:

– Я люблю тебя, солнышко. Слышишь? Я люблю тебя. Беги… Просто беги…

– Нет! Нет! – Агнес замотала головой, вцепившись в её руки. – Пожалуйста! Не оставляй меня!

Но Гелла резко отстранилась, шагнула вперёд и вскинула голову, глядя прямо в лицо стражу:

– Это я. Это я сделала с теми мужчинами. Я виновна.

Страж на секунду прищурился… затем грубо оттолкнул Агнес в сторону, и она упала на землю. Другой стражник – тот, что стоял рядом – схватил Геллу под руки и потащил прочь, к площади.

– Мама! Нет! – закричала Агнес, сорвав голос. – МАМААА!

Никто не внимал. Стража, словно бездушные тени, уносила самое сокровенное, что у неё оставалось. Окружающие застывали в оцепенении, одни прятали лица, другие беззвучно молили о спасении.

Геллу вывели на площадь, где тишина расступилась перед ней, будто сам страх прокрался в щели домов и сжимал глотки горожан. На возвышении, за пылающим костром, стоял король Регилл, облачённый в плащ цвета запекшейся крови, а рядом – его сын. В лице юноши читалась лишь ледяная сосредоточенность, но Агнес, затерянная в толпе, узнала его. Сердце оборвалось, упало в бездну.

– Арон… – прошептали её пересохшие губы. Это не могло быть правдой. Он стоял плечом к плечу с королём, в самом сердце ненависти… рядом с огнём, готовым поглотить её мать.

– НЕТ! – крик вырвался из её груди. Агнес бросилась вперёд, но сталь стражника преградила ей путь.

– Мама! – вопила она, голос сорвался в хрип. – Не трогайте её! Умоляю! Пожалуйста!

Геллу подвели к столбу. Её лицо хранило невозмутимость, словно она уже простилась со всем, кроме дочери. Она не смотрела ни на злобную толпу, ни на надменного короля – только туда, где стояла Агнес. Их взгляды встретились, и в этом мимолётном мгновении – вся теплота, нежность, прощение, бесконечная любовь – передались без слов, лишь одним взглядом матери.

На помост поднялся король. Его голос прозвучал над площадью, словно удар клинка:

– Всякий, кто поднимет руку с магией против короны – проклят. Я, король Регилл Феррисс, и мой сын – наследник престола – не позволим скверне и злу коснуться нашей земли. Сжечь ведьму!

Слова обрушились на Агнес, словно удар грома.

Сын. Наследник. Арон.

Шок сковал её дыхание, лишил возможности кричать. Он знал. Он знал всё и молчал. Предательство вонзилось под ребра, как ледяной кинжал. Все их разговоры, прикосновения, смех – вдруг превратились в отвратительную ложь.

– АРОН! – закричала она, срывая голос в отчаянном вопле. – ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! ПОСМОТРИ, ТРУС!

Он не услышал. Или притворился, что не слышит. Он стоял, окаменевший, взгляд опущен вниз, словно стыд придавил его к земле.

Огонь взметнулся ввысь, пожирая всё вокруг. Люди ахнули в ужасе. Кто-то отвернулся, кто-то закрыл глаза детям, чтобы уберечь их от кошмара. А Агнес… рыдала, выла от невыносимой боли.

– МАМААА! НЕТ! МАМААААА! – её горло разрывалось от крика, она рвалась вперёд, но грубые руки стражников вдавили её в землю.

– Пустите! Молю вас! Это не она! Это я! – голос сорвался в отчаянии, в глазах помутилось. – Я…

Огонь трещал, ревел, становясь всё выше и жарче. Гелла кричала в агонии, её тело корчилось в пламени. И в последнее мгновение, прежде чем дым поглотил всё, Агнес почудилось – Гелла улыбается. Не от боли, а как мать, которая отпускает своё дитя.

Агнес закрыла глаза, не в силах больше выносить этот ужас. А потом – резкий удар в висок, и мир померк. Последнее, что она услышала, прежде чем провалиться в беспамятство, был шёпот внутри себя:

"Ты ещё жива… Агнес… но теперь ты совсем одна."

Глава 8

День медленно клонился к вечеру. Солнце лениво сползало за горизонт, окрашивая небо в охристо-золотые оттенки. Воздух становился прохладнее, но всё ещё хранил тепло прошедшего дня.

Старая торговая дорога вилась между холмами и лесами, заросшими плотными деревьями. Ветер едва ощутимо колыхал листву, неся с собой аромат увядшей травы и сырой коры.

Повозка скрипела на ухабах, а кони шагали неспешно. Тристан держал поводья, сидя на облучке, и косился на отца, ехавшего рядом. Они молчали, но молчание было привычным, как у людей, давно понимающих друг друга без слов.

– Думаешь, в деревне и правда разбойники? – нарушил тишину Тристан.

Отец усмехнулся одними уголками губ.

– Думаю, если бы это была пустая тревога, нас бы не дёргали. Или дёрнули бы, чтобы попугать. Король Регилл в последнее время чудит. Не забывай, кто нам платит, – проворчал отец, нахмурив густые брови.

Тристан криво усмехнулся. – Двое против целой "шайки". Отличное войско, ничего не скажешь.

– К нам должны были присоединиться ещё люди. Если, конечно, Торн не пьёт уже третью неделю, как в прошлый раз.

Оба коротко рассмеялись, словно разделив общую горькую шутку.

– А если серьёзно, – продолжил Тристан, глядя вдаль, – если бы ты не был охотником, кем бы стал?

– Умер бы раньше. А ты?

– Не знаю… Может, написал бы книгу.

Отец бросил на него быстрый взгляд.

– Хорошо. Тогда запоминай каждую деталь этого путешествия. Потом напишешь.

Тристан усмехнулся.

– С боем, драмой и обязательно предательством. Как в самой душевной истории.

Отец уже открыл рот, чтобы ответить, когда воздух пронзил свистящий звук. Резкий, словно удар кнута, короткий – и мир перевернулся.

– Берегись! – рявкнул отец, резко натягивая поводья, пытаясь остановить лошадей и заслонить сына от нависшей угрозы.

Из густых зарослей выскочили фигуры в грубых кожаных доспехах, лица скрыты капюшонами и зловещими масками. В руках одних сверкали длинные мечи, другие сжимали тяжёлые топоры, арбалеты и крюки, готовые вонзиться в плоть. Они двигались с пугающей слаженностью, выдавая опытных убийц, не раз устраивавших подобные засады.

– Засада! – выдохнул Тристан, судорожно хватаясь за меч.

Раздался сухой хлопок, и арбалетный болт с силой вонзился в колесо повозки. Лошади, взбесившись от страха, встали на дыбы, повергая всё в хаос. Один из разбойников, огромный лысый детина с зашитым глазом, прыгнул на повозку и с жестокой силой ударил Тристана ногой в грудь, сбрасывая его на землю. Спина Тристана болезненно встретилась с твёрдой землёй, и в глазах поплыли чёрные пятна.

Отец уже вступил в бой: меч в его руке, отражал удары сразу двоих нападавших. В его движениях чувствовалась уверенность и мастерство, но против пятерых отморозков даже самые отточенные навыки были бессильны.

– Тристан, вставай! – кричал отец, отбиваясь от очередного удара и пытаясь прикрыть сына.

Тристан закашлялся, поднялся и едва успел отразить удар короткого кинжала, нацеленного в его сердце. Он попытался ответить, но нападавший отскочил, и тут же другой, налетел со спины и оглушил его ударом рукояти по голове. Мир снова закружился перед глазами. Меч выпал из ослабевшей руки, и Тристан рухнул на колени. Краем глаза он увидел, как его отца сразили ударом чего-то тяжёлого по затылку, и тот беззвучно рухнул на землю, не подавая признаков жизни.

– Нет… – прошептал Тристан, охваченный ужасом, когда двое в масках подошли к нему и, не говоря ни слова, обрушили на его голову удар, погружая во тьму.

В темнице, выдолбленной в сердце скалы, влажный и затхлый воздух пронизывал Тристана до костей. Каменные стены, покрытые мхом и вековой пылью, казались не просто тюрьмой, а забытым склепом, навеки покинутым богами. Запах гнили, железа и плесени душил, а где-то в глубине пещеры монотонно капала вода, отмеряя неумолимое течение времени, которого у пленников почти не осталось. Цепи зазвенели, когда Тристан с усилием попытался пошевелиться. Он был прикован за обе руки и одну ногу, и холодный металл, врезаясь в запястья, причинял невыносимую боль; на месте крепления уже запеклась кровь. Лоб горел от удара, лицо было перепачкано грязью, а волосы слиплись от пота.

Тристан медленно обвёл взглядом мрачную камеру. Справа от него сидел мужчина средних лет, с рассечённой бровью и опухшим лицом, а слева, ближе к нему, лежал юноша, моложе Тристана, который стонал от боли. Напротив него, прикованный к противоположной стене, находился его отец. Он выглядел ужасно: рука вывернута, лоб разбит, одежда, порванная и грязная, залита кровью, но, несмотря на это, в его взгляде горела решимость и надежда. Как только Тристан пошевелился, отец открыл глаза, и их взгляды встретились.

– Держись, сын. Мы выберемся отсюда, – произнёс он с трудом, но уверенно.

– Кто они?.. Где мы?.. – спросил Тристан, пытаясь собраться с мыслями и понять, что с ними произошло.

Отец с трудом сел ровнее, опираясь спиной о стену, и начал оглядываться, словно хотел убедиться, что их никто не слышит и не видит.

– Это не простые разбойники, – произнёс он, глядя в глаза сыну. – Их доспехи… знаки на шее… у всех один и тот же символ. Я видел такой только однажды – на старом гербе, когда был юн. Это секта. Или… частная армия. Их кто-то нанял для какой-то тёмной цели.

Тристан почувствовал, как по спине пробежал ледяной озноб.

– Зачем мы им? Почему не убили? – спросил он, пытаясь понять слова отца и разобраться в происходящем.

Неожиданно кто-то прошептал в темноте:

– Нас взяли не ради денег. Эти люди – не просто разбойники. Это… культ.

– Что?.. Какой культ? – глаза Тристана расширились от ужаса и непонимания.

Один из пленников, худощавый старик с серыми глазами, начал шёпотом объяснять:

– Они приносят жертвы… В пещере внизу. Мужчин. Молодых, сильных. Наша кровь – для чего-то нужна им. Они шепчут о том, что их господину нужна сила.

– Ты бредишь, – произнёс Тристан, отказываясь верить в эти слова. – Это безумие.

– Безумие… – повторил старик с разбитым лицом, сидевший в углу. – А ты посмотри, сколько из нас уже увели и не вернули.

Тристан окинул взглядом других пленников. В их глазах плескался такой же ужас и безнадёжность. Он не хотел верить в этот кошмар, но интуиция подсказывала, что старик говорит правду.

– Нам нужно бежать, – прошептал Тристан, пытаясь освободить руки от цепей. – Пока не стало слишком поздно.

Отец кивнул, соглашаясь с сыном. Он тоже пытался ослабить оковы, но безуспешно. Цепи были слишком крепкими, а замки – сложными.

– У нас нет шансов, – прохрипел юноша, лежавший рядом с Тристаном. – Они убьют нас.

– Не говори так, – оборвал его Тристан. – Пока мы живы, есть надежда. Нужно искать способ.

Внезапно в конце темницы послышались шаги. Тяжёлые, размеренные, они приближались с каждой секундой, заставляя сердца пленников биться чаще. Тристан замер, прислушиваясь. Шаги остановились у входа в темницу. Один из разбойников распахнул массивную дверь. Вошли двое в балахонах, лица скрыты капюшонами. Один держал металлический посох с камнем на конце – он светился бледно-красным, словно пульсируя какой-то зловещей энергией.

– Сегодняшние готовы, – произнёс один из них. – Пора приступать.

В этот момент Тристана захлестнула новая волна страха и отчаяния.

– Мы должны выбраться отсюда… во что бы то ни стало.

Глава 9

Закат заливал главный холл дворца мягким светом сквозь высокие окна. Арон уже собирался подняться по широкой лестнице в свои покои, когда властный голос прервал его:

– Стой.

Он остановился, тяжело выдохнув, и обернулся. Навстречу ему шёл отец, король Регилл, в каждом шаге которого читалось недоверие.

– Ты был там… В той деревне… Из-за той девки? – голос короля был ровным, но в нём дрожала угроза.

Арон встретил его взгляд, не отвечая сразу. В холле повисло напряжение. Несколько придворных, услышав разговор, замерли у стен, нервно теребя подолы одежд. Воздух казался гуще.

– Отвечай, Арон! – рявкнул Регилл, делая шаг ближе. – Или мне вытрясти из тебя эту глупость силой?

Арон сдержал раздражение, сжал кулаки, поднял голову и спокойно, но уверенно произнёс:

– Она не "девка". Я люблю её.

На лице Регилла не дрогнул ни один мускул. Лишь в глазах на миг мелькнула тень – гнева? боли? – и тут же исчезла, оставив лишь холодное отчуждение.

– Да что ты знаешь о любви? Тем более к простолюдинке, – произнёс он с презрением. – Ты хочешь отдать корону ради чувств? Предать свой долг? Свою кровь? То, что я выстраивал десятилетиями?

Арон молчал. Ответ жил внутри него, но отец не желал его слышать.

Король отступил на шаг и вздохнул, словно приняв окончательное решение.

– Раз ты так рвёшься к людям, будет тебе дело среди них.

Он подошёл к ближайшему столу, схватил пергамент и бросил его слуге: