Четыре жизни миллионера из Парсы

Выбегая из кабинета, Гауэр все же услышал слова Разгадова:

– Пока жив…

Андрей перешел с бега на быстрый шаг, быстро восстанавливая дыхание. Может быть и такое, что ему потребуется сейчас срочно оперировать, и он должен быть спокоен. Мысли прочь из головы. Глубокий вдох и выдох. И так снова и снова.

При глубоком вдохе активируются рецепторы растяжения в легких, которые называются барорецепторами, реагируют на растяжение легочной ткани и посылают сигналы в центральную нервную систему. Они активируют парасимпатическую нервную систему, которая отвечает за процессы, связанные с отдыхом и восстановлением организма, и способствует снижению частоты сердечных сокращений и расслаблению мышц организма. Но ключевую роль в процессе релаксации играет именно медленный, продолжительный выдох. Медленный выдох активирует блуждающий нерв парасимпатической системы, снижает возбуждение вегетативной нервной системы, уменьшая уровень адреналина и кортизола в крови. Это приводит к снижению общего уровня стресса и помогает организму вернуться в состояние равновесия.

Эти знания пронеслись в голове за долю секунды. Затем всплыла информация, которая, собственно, была не столь уж необходимой, но когда-то Андрей слышал ее от странного старика, которого встретил на улицах Москвы. Кажется, дыхание часто используется в практиках релаксации, медитации и йоги для уменьшения стресса и напряжения. Старик был безумен, но то, что успел с тех пор узнать про медитацию и йогу Андрей, говорило о том, что безумными оказываются те, кто не практикует восточные практики. Другое дело, что в Советском Союзе такие практики могли легко выписать путевку в спецпоселения. Или в психиатрическую клинику. Сразу не разобрать, что лучше.

Андрей прочистил мозги от лишних мыслей, настроился на работу и вошел в палату.

– Что? – коротко спросил Гауэр.

– Мы… мы… м-м-м… точно не уверены, но кажется…

– В сторону! – рыкнул Андрей, и персонал свердловского госпиталя прижался к стенам. – Лишним на выход. Мухой ко мне анестезиолога, главного хирурга и медсестру – ту светленькую, Катериной, кажется, зовут. Готовим пациента к срочной операции.

– Ан-нд-дрей Вольфович, – неожиданно начал заикаться помощник хирурга, – что с ним?

Андрея передернуло от исходящего потока страха, но он сдержался и коротко ответил:

– Аритмия. А теперь быстро всем на выход!

Спустя пять часов донельзя уставший Гауэр сидел в своем номере и глушил водку. Катетерная абляция не дала положительного эффекта, и пришлось делать хирургическую – воздействовать на ткани предсердий вручную. Пациент выжил, но сегодня Андрей Вольфович Гауэр прошел по краю, и еще неизвестно, прошел ли. Возможно, продолжает идти.

Утром бодрый и сверхпозитивный Разгадов постучал в дверь так громко, что разбудил Гауэра, а вместе с ним пустыню во рту и головную боль.

– Кофе не желаете? – добродушно спросил Разгадов. – И аспиринчиком подлечиться. Я вижу, вы вчера праздновали. Вот только рановато начали. У вас неделя наблюдения за многострадальным Петром Петровичем, после чего вам выписывают командировку в ГДР. С глаз подальше от московских чиновников. Понадобитесь кому-то, привезут обратно. Можете сказать спасибо за это своим доброжелателям, иначе уже завтра тряслись бы в вагоне на пути в спецпоселение.

– Плевать. Главное, что девочка жива осталась.

И чуть ли не в первый раз в жизни Разгадов просто пристально и молча посмотрел на Андрея, а затем протянул кофе и две таблетки аспирина. Молча взяв их, хирург неожиданно вспомнил ситуацию, произошедшую во время операции на сердце той девочки. Андрей тогда словно почувствовал чье-то присутствие в своей голове, а затем усилием воли и силой голоса вытолкнул непрошеные мысли и это странное ощущение присутствия.

– Скальпель! – чистый, уверенный, спокойный голос. Его голос. Он не даст сожрать себя этой умирающей, никому не нужной системе. – Еще скальпель…

Глава 14. Царь: Храм Тысячи богов

Мои предшественники, в том числе и мой отец, стремились только к накоплению богатства, к блеску построек и дорогим одеждам для себя и окружения, – сказал Уртаки. – Но я вижу истинную силу в балансе: завоевания за счет сильной армии и грамотное внутреннее управление – сохранение и преумножение. Вавилон тому подтверждение. Сейчас они больше занимаются торговлей, развитием ремесел и строительством храмов. Однако совсем забыли о том, что значит быть воинами. Их богатство все больше привлекает другие государства и воинственные племена. Пока им хватает золота, чтобы держать на относительном расстоянии жадные руки, но наступит день, когда кому-то имеющегося золота не хватит, чтобы откупиться от захватчиков, или золотой блеск больше не будет интересен, потому что придет сила, которая захочет поработить и присоединить земли Вавилона или Мидии к своим территориям, как ты, царь царей, хотел сделать с Эламом. Это будет день, когда Вавилон падет.

Ариарамн задумался над словами Уртаки: «Мудрая мысль. Золота на всех не хватит… Еще никогда государство, каким бы обеспеченным оно ни было, не могло удержаться, оставаясь сильным только за счет блеска золотых монет. Также не способно государство быть по-настоящему сильным, опираясь исключительно на силу армии».

Ариарамн познал это на примере своего деда, отца, а потом и на своем опыте, что у власти есть три столпа силы: армия, деньги и вера людей. Прав Уртаки, что только в балансе возможно достичь внутренней силы.

– Полюбуйся, персидский царь, это мой вклад в один из столпов силы будущего Элама – храм Тысячи богов!

С глаз Ариарамна сняли повязку, солнце на мгновение ослепило его, а затем царь увидел храм, и, вероятно, на его лице отразилась вся гамма эмоций, родившаяся в тот момент. Строение поражало воображение с первого взгляда.

Уртаки рассмеялся:

– Даже ты, царь царей, впечатлился величием храма Тысячи богов. Будешь удивлен, но в нем нашлось место даже твоем богу Ахура-Мазде и его правой руке Митре. Я хочу сделать Сузы и Элам более великими и привлекательными для торговцев, чем даже Вавилон. И чтобы паломники из разных стран стекались в город – узреть его величие и красоту храма, принося с собой деньги. Вера – один из столпов, на которых держится государство. И я понимаю, что не стоит идти против остальных верований, объявляя религию Элама единственно истинной.

– Но как тебе удалось собрать в храме действительно всех богов этого мира? И зачем? Ведь люди не смогут проводить здесь богослужения…

– Смогут, и если не по всем религиям, то по очень многим. Я много лет повсюду искал представителей разных религий, до которых только мог дотянуться. Это баснословно дорогое дело, но он того стоит. Людям нравится идея единства богов. Не всем, конечно. Есть и такие, кто явно против. Но некоторые мудрецы утверждают, что все религии и боги произошли из одной, единоначальной веры, которая была у наших далеких предков. Говорят, то были люди великой силы, которые были больше и выше нас, жили дольше и могли в одиночку победить и все твое войско, и три наших, вместе с мидийцами и вавилонянами. Я не ведаю, правда это или нет, но такие легенды действительно есть.

Уртаки замолчал, а Ариарамн смотрел на величественное сооружение, которое действительно произвело на него большое впечатление. Храм стоял на возвышенности, что во многих религиях является символом близости к божественному. К тому же его было видно из любого конца города и даже из-за его пределов. Тот факт, что Ариарамн не видел храм, был просто объясним: окна его башни выходили на другую сторону Суз, а когда он пришел завоевать город, ему было, в общем-то, не до разглядывания городских построек, пусть и довольно впечатляющих. Ко входу в храм вели монументальные лестницы, украшенные грандиозными статуями, изображающими божеств и мифологических героев.

– Следуй за мной, сын Персии.

Уртаки, его стража и Ариарамн поднимались по ступеням к главному входу в храм. По обеим сторонам от них стояли статуи богов различных религий, и Уртаки рассказывал персу о них, постепенно поднимаясь ко входу в само строение:

– Это Зевс из греческой мифологии – главный их бог. А с другой стороны ты видишь Афродиту – богиню любви и красоты, прекраснейшую из прекраснейших.

Ариарамн посмотрел сначала на Зевса, восседающего на троне, держащего в руках молнии, а слева от царя выходила из морских волн прекраснейшая женщина, которая пленила взгляд всех мужчин. Даже воины, окружавшие Уртаки, на мгновение потеряли бдительность и засмотрелись на красоту греческой богини.

– А это – Один, бог мудрости, войны и магии, а с другой стороны его сын Тор. Это боги далеких северных земель. Мы наткнулись на нескольких варваров на невольничьем рынке. Они каким-то чудом остались в живых после того, как их корабль разбился в открытом море. Даже предположить не могу, где находится их родина, но их боги довольно любопытно выглядят… Как и боги других северных народов, которых назвали как-то странно, то ли славярии, то ли арейцы или славины. Кстати, совпадение или нет, но твое имя частично носит их название. С северянами, которые верят в Одина и Тора, был один старец, который, как они утверждали, спас их жизнь не один раз. Этот старец не говорил ни слова по-нашему, но выучил язык буквально за месяц. Он, кстати, жил раньше в башне, в которой теперь живешь ты. Этот человек оказался кладезем знаний, и статуи многих богов мы сделали с его слов.

Удивленный Ариарамн не был особо сведущ в божествах и кроме Ахура-Мазды и Митры знал еще несколько основных божеств народов, населяющих Персидскую империю. Поэтому сейчас он смотрел по сторонам с крайним интересом и буквально поглощал каждое слово Уртаки. Эта встреча с эламитским царем производила на него мощнейшее впечатление. Сам царь удивил Ариарамна тем, что построил такой храм, и он признал, что для этого была проделана колоссальная работа.

Персидский царь стоял и смотрел на одноглазого Одина, бога мудрости, войны и магии, на плечах которого восседали два ворона. С другой стороны стоял воинственный Тор, занесший большой молот, словно сражаясь с кем-то невидимым. Эти могучие воины отличались от остальных и буквально были покровителями войны, что вызывало у Ариарамна невольное уважение.

Но следующие боги впечатлили его еще сильнее – это были славянские боги, о которых рассказал Уртаки. Именно славянские – было ощущение у Ариарамна, что название северных народов произносится именно так. С одной стороны стоял Перун, бог грома и молнии, который в одной руке держал топор, а в другой – посох, на который опирался. С другой стороны расположился могучий бог Сварог, который ковал солнце в большой кузнице. Эти боги восхитили персидского царя сильнее, особенно после того, как царь царей ощутил с тем народом какое-то родство.

«Глупости и сказки, – подумал перс. – Какое может быть родство у меня, чистокровного перса, с теми дальними варварами?» Мысли пронеслись, а в голове застучали барабаны и заиграла музыка, совершенно незнакомая персидскому слуху. Перед глазами появились образы величественных воинов, каждый из которых стоил, по ощущениям, дюжины лучших бессмертных.

– А вот и твои боги – Ахура-Мазда и Митра. Что скажешь, похожи? – спросил Уртаки, отвлекая Ариарамна от мыслей о славянских богах.

– Похожи. Работа выполнена прекрасным мастером, которому должно самому возвести монумент за его великий талант.

На Ариарамна взирал Ахура-Мазда, верховное божество персидской веры. Он величественно стоял перед персидским царем, и тому невольно захотелось пасть на одно колено, но он остался стоять. За спиной бога были распростерты крылья, а в руке он держал посох. Длинная борода доходила до груди. Его можно было бы принять за прародителя самого царя – так они с ним были похожи, как если бы статую лепили с его лика. Перед персидским царем стоял величайший для него бог, которого было легко узнать по нимбу над головой. Митра же был изображен погруженным в свое обычное дело – акт жертвоприношения. Ариарамн ублажил своим вниманием и его, дав клятву принести жертву сразу же, как только у него будет такая возможность.

Дальше были и другие боги: Анубис и Исида из египетской культуры, Шива и Ганеша из индуистской, было также два бога, название стран которых не знал даже Уртаки.

– Это Баал, а слева от него – Тенгри. Я не знаю территорий, на которых поклоняются этим богам. О них нам поведал тот самый старец Манас, который жил в твоей башне.

– Царь Уртаки, скажи, остались ли какие-то записи или книги после Манаса?

– Да, и много! Он был на удивление мудрым человеком. Таких людей я не встречал ни до, ни после. Он сказал, что в скором времени придет тот, кто сможет понять все, что он написал. И у меня почему-то есть ощущение, что говорил он о тебе, Ариарамн.

– Прошу тебя, мудрый Уртаки, позволь мне изучать его труды. Не знаю почему, но я тоже чувствую, что должен их прочесть.

– Все не просто так. И предательство твоего брата, и твое поражение в нашем противостоянии… Словно кто-то смотрит на нас сверху и прямо ведет по нитям судьбы, переплетая их между собой, разрывая или направляя в стороны друг от друга, чтобы затем снова сплести и создать узлы… – задумчиво сказал Уртаки. – Распоряжусь, чтобы завтра по утру тебе принесли все труды Манаса.

А затем Ариарамн просто остановился, словно его поразила молния одного из северных богов. Слева от него сидел странного вида человек. Нет, это все же была статуя, но статуя человека. Он сидел в позе со скрещенными ногами и держал руки, сложенные странным образом.

– Кто это? – спросил персидский царь.

– Будда, – ответил ему Уртаки и добавил: – Это было единственное условие, при котором Манас был согласен передать свои знания. Он хотел, чтобы этот Будда сидел именно здесь, на одной из лестниц, посередине. Я пошел на это и сдержал свое слово. Интереснее всего стало, когда мы установили статую. На следующий день Манас просто пропал. Многие люди заметили вспышку света в башне. После этого Манаса никто и никогда не видел.

Ариарамн смотрел на статую человека, который сидел с закрытыми глазами и умиротворенной улыбкой на лице в простой позе со скрещенными ногами.

– Что это за бог такой? – спросил персидский царь.

– Это не бог. Это человек. Его зовут Сиддхартха Гаутама. Будда – это титул, означающий «Пробужденный», как говорил Манас. Что означает «Пробужденный», я не знаю. Возможно, ты найдешь ответы в книгах старика. Он был большим учителем в далекой стране под названием Бхарат. Греки называют эту страну Индос. Кажется, и ста лет не прошло с тех пор, как учил Будда. Манас скромно называл себя одним из его учеников, но мне кажется, этот человек был куда больше обычного ученика. Вероятно, это был один из приближенных учеников мастера Будды.

– Будда… Сиддхартха Гаутама… Я запомню это имя, – произнес Ариарамн, а затем спросил: – А почему еще несколько мест остались пустыми?

– Это было еще одним из требований Манаса. Он сказал, что вскоре придут новые боги, для которых также стоит оставить свои места. Боги, которые попытаются объединить мир.

Суть сказанного быстро стала ясной Ариарамну, и слова почему-то показались знакомыми, словно он уже видел приход этого бога. Но образ сидящего человека впечатался в память Ариарамна, и дальше, на что бы он ни смотрел, царь то и дело возвращался к нему. Не бог, но человек, который смог передать божественную истину своему народу. Воистину великое деяние.

Сам храм Тысячи богов словно потерял блеск для персидского царя, его внимание было сосредоточено на мыслях. Два правителя прошли ко входу в храм, фасад которого украшали массивные колонны, подобные тем, что возвышались в персидских ападанах, и украшенные эламскими орнаментами. Они поддерживали величественную крышу и обрамляли главный вход. Внутри храма находился большой центральный зал с высокими потолками. С одной стороны стояли статуи эламских богов.

– Это Иншушинак, покровитель города Сузы, отвечает за правосудие и власть. А это Напириша – защитник и покровитель, отвечающий за воду и землю, а также за связь с подземным миром. Киририша, жена верховного бога Хумбана, символ плодородия и семейного союза. Это наша божественная триада – главные боги эламского пантеона. Статуя верховного бога – Хумбана расположена над входом в сам храм. Дальше идут, Шимут, Ишникараб, Лагамал и Пиникир. В этой части храма проходят служения нашим богам. Здесь мы подчеркнули важность наших богов и отдали им дань уважения.

– А почему эта часть остается пустой? – спросил Ариарамн, указав на противоположную сторону храма.

– Манас сказал, что эта часть должна будет постоянно меняться. Каждый год должен будет объявляться годом каких-то богов, и на эти места мы будем устанавливать статуи божеств религии года. И конечно, продолжать поиски тех людей, кто сможет нам больше поведать об их религии и стать для нашего храма служителями.

– Мне близки твои идеи, Уртаки. Мы в Персии уважаем религии других народов и никогда не пытаемся уничтожить веру на порабощенных территориях – это убило бы лояльность людей и подняло восстание. Более того, мы поддерживаем эти народы в их религиозных устремлениях, и они отвечают нам большей преданностью.

– По правде сказать, идею храма Тысячи богов как раз и навеяли мудрые действия персидских правителей. Та же Мидия все время воюет с порабощенными народами, которые то и дело поднимают восстания. А все потому, что мидийцы жестко насаждают свою веру, ломая людей и их судьбы. С этим трудно согласиться, не все такие спокойные и достойные пленники, как ты, Ариарамн.

Эламитский царь посмотрел на перса, но тот словно не услышал его слов, оставаясь невозмутимо спокойным. Ариарамн был погружен в мысли о статуе сидящего человека. Царь не хотел выказывать неуважения к Уртаки, но его внимание было поглощено тем образом. Ему вдруг показалось, что тот человек, Будда, как-то связан со словом, нацарапанным Манасом на стене – сатья. Он ощущал некую истину, которая была спрятана за этой связью.

– Ариарамн? Слушаешь ли ты меня? Или я настолько тебе наскучил?

– Прости, мудрый Уртаки, меня захватили мысли о статуе сидящего человека. Мне это явление не дает покоя – среди божеств находится человек, который своими деяниями заслужил это право. Кем он был? Что такого совершил, что люди поклоняются ему словно воплощенному богу? А может, так оно и есть и он является богом?

– Почему тебя это так взволновало?

– Потому что мы, правители царств и империй, приходим в этот мир уже в определенном статусе. Нас называют сынами богов или вторыми после бога на земле. Но оказывается, есть люди, которые намного ближе к божественному, чем мы с тобой, эламитский царь. И я уверен, что есть еще много не менее достойных людей, чем мы с тобой.

– Не менее достойных оказаться на нашем месте и править?

– Не менее достойных стать теми, кто оказывает большое влияние на этот мир.

– Я все еще не понимаю, почему тебя это так волнует?

– Мне интересен смысл жизни человека. Я поклоняюсь Ахура-Мазде и Митре, но мне всегда казалось, что есть нечто непонятое, непознанное. Если я позна́ю это, то смогу сделать более весомый вклад в величие Персии.

– Ты властолюбец, сын Парсы. Тебе просто хочется видеть больше народов и племен, которые признают твою силу и считают тебя богоподобным. Мы много говорили с Манасом. Он рассказал не все, но того, что он поведал, хватило для вывода: Будда не стремился к власти. Более того, он отказался от нее, чтобы познать суть реальности. Если и ты желаешь познать мудрость, способен ли ты отказаться от своего статуса, от власти, от желания вернуться на трон Персии, чтобы стать скитающимся мудрецом, терпящим лишения и нищету?

– Я не знаю. Сейчас отвечу на твой вопрос – нет, не готов. Статус, власть, положение, сила войска за плечами дают ту силу, с помощью которой я способен подчинять своей воле народы. Что еще может дать мне такую силу?

Этот вопрос так и остался без ответа.

В храме было легко находиться. В нем словно щедро пролили силу из объемной амфоры[11]. Она ощущалась в каждом вдохе, в каждом движении, в каждой статуе. По бокам, в небольших комнатах, как успел заметить Ариарамн, находились копии статуй богов – для каждых божеств своя комната, чтобы приходящие в храм смогли помолиться или познакомиться с отдельным божественным пантеоном. Несколько комнат пустовали. Как объяснил Уртаки, это для тех богов и культур, о которых ему еще не известно.

Стены и потолок украшали яркие фрески и золотые мозаики, изображающие мифологические истории разных культур. Ариарамн видел человека, сражающегося со львом, человека, стоящего на носу корабля, и все его тело было устремлено вдаль. Могучий царь, сражающийся с многочисленными врагами. Изображений было много и…

– Здесь все фрески уникальны. Ни одна не повторяет другую. Манас много рассказывал нам про Древнюю Грецию, и греки, которых мы сумели найти, подтвердили его легенды. Поэтому среди фресок много греческих богов и сюжетов мифов – Геракл, Одиссей, греческий воин Ахиллес. Здесь есть и Гильгамеш – герой Древней Месопотамии. Также я добавил легенды наших религий, – сказал Уртаки, задумался, а потом кивнул и добавил: – Возможно, в будущем тебе еще раз посчастливится побывать в храме, когда мы завершим все работы. И возможно, в один из дней ты сможешь уже сам, без моего сопровождения, посетить храм Тысячи богов как свободный человек. Только не пытайся бежать. Ты все же обладаешь для меня определенной ценностью, поэтому не стоит проверять мое отношение к тебе на прочность. Сегодня ты обрел еще больше свободы в заточении, но так же легко ты можешь и потерять ее, вернувшись в сырые подвалы Суз.

– Благодарю за твое доверие, – коротко кивнул Ариарамн. – На все воля богов.

– На сегодня достаточно. Завтра тебе принесут труды Манаса, а через месяц я хочу показать, к чему приводят опрометчивые поступки правителей.

Вернувшись в башню, Ариарамн сел напротив знака, выцарапанного на стене, в позу, в которой сидела статуя Будды. Сидеть было некомфортно. Ноги болели, и все тело тянуло. Однако царь продолжал сидеть, всматриваясь в знак, словно стараясь в нем разглядеть какие-то тайные знания.

В эту ночь царь спал плохо и тревожно, все время просыпаясь. Во сне к нему приходили разные образы и знаки, которые он, к собственному удивлению, понимал. Они походили на письмена и, кажется, были написаны в том же стиле, что и слово, выцарапанное Манасом на стене.

Утром Ариарамн проснулся позже обычного, и если бы не слуги, которые принесли еду и обещанные Уртаки манускрипты, оставшиеся после мудреца, то, скорее всего, он проспал бы полдня. Тело почему-то болело, но ум при виде манускриптов резко прояснился.

Ариарамн открыл первую страницу и увидел слово, написанное на непонятном языке из его сна, напоминающее слово «сатья». Вот только во сне он понимал этот язык, а сейчас не мог узнать ни единого символа. Его настроение резко ухудшилось, словно цель, к которой Ариарамн так долго шел, оказалась от него в тысячах днях пути. Царь почувствовал себя человеком, прошедшим всю пустыню, который с трудом поднимался на последний высокий бархан в надежде, что уже там он достигнет места назначения или хотя бы увидит оазис. Но с вершины бархана перед взором расстилалось бескрайнее полотно песка, и его необходимо было преодолеть с одной-единственной каплей воды. Для Ариарамна этой каплей воды было слово «сатья», потому что совершенно непонятным образом он вдруг осознал его значение. Царь вдруг понял, что слово на самом деле переводится как…

Глава 15. Царь: Истина

День пролетел незаметно. Солнце зашло за горизонт, и в окно башни пробивался свет луны. Ариарамну казалось, что он сжег уже весь запас факелов и масла во дворце Уртаки, но каждый раз, когда он просил принести ему еще, эламиты безропотно приносили все необходимое.

Царь забыл про еду и сон. В полутьме своей высокой тюрьмы он впервые за долгое время ощутил спокойствие. Он сейчас не был Ариарамном, не был царем царей, не был сыном Парсы. Он был человеком, который чувствует – он там, где и должен быть. За долгие месяцы своего заточения – да и вообще всей жизни – он ощутил себя как никогда свободным.

Истинное освобождение не требует физической свободы, потому что настоящая свобода начинается внутри каждого человека. Пребывая здесь, в одиночестве и темноте древних эламитских стен, Ариарамн чувствовал легкость и спокойствие – такого с ним не бывало никогда. Все его внимание, вся воля, все устремления естественным образом направлены на поглощение и восприятие незнакомых символов. Он словно загружал их в себя, как торговцы грузят товар в телеги, чтобы доставить на торговую площадь. Весь день он сидел над книгами, не отвлекаясь больше ни на что, словно одержимый, листая их и стараясь найти хоть какие-то зацепки, которые смогут дать ему ответы на множество вопросов.

Он закрыл последнюю книгу из наследия Манаса и тяжело опустил голову на грудь. Что же хотел сказать ему этот старик? Зачем он оставил это послание на стене? Как узнал, что Ариарамн вскоре будет здесь, в Сузах? Вопросы без ответов.