Дорогуша

Я протянула ей карту памяти от фотокамеры, и она вставила ее себе в компьютер – из всего, что происходит в жизни Клавдии с тех пор, как от нее ушел муж, это действие максимально приближено к сексу с проникновением. Признание хабалки с раздутыми венами на ногах, беспрестанной вонью изо рта и комплексом Наполеона мне понадобится не раньше, чем в тот день, когда я смогу посмотреть «Побережье Джорди» [17], не покрывшись при этом сыпью. Но все равно надо поддерживать с ней хорошие отношения. Надо держать в голове цель игры – продвижение по карьерной лестнице. Диплом. Карьера. Она могла бы дать мне все это, если бы только захотела. И пусть называет меня хоть душой, хоть Душистым Горошком.

На экране возникли мои снимки – все сто восемь штук. Многие были темные, со вспышками посередине. Фейерверки. Тени полицейских. Рычащая полицейская собака. Лицо Клавдии просветлело, озарившись неким подобием интереса.

Эй Джей поднялся с пола вместе со своей стопкой бумаг и тоже вгляделся в экран.

– Вау, Рианнон, ты реально круто фотографируешь, – проговорил он, широко улыбнувшись. – Ты где-то училась?

– Да нет, никогда, – сказала я и, спохватившись, добавила, – но спасибо.

На столе у Клавдии зазвонил телефон.

– Доброе утро, Отдел новостей, Клавдия Галпер… Ах да, минутку, пожалуйста. – Она прикрыла телефон рукой и сказала мне: – Душечка, важный звонок, пожар на складе. Покажи это Лайнусу, ладно?

Вот умница, – могла бы она добавить.

Ах ты отвратная болотная сука собака мразь подлизала из Аида!

Она дала Эй Джею новое поручение и продолжила говорить по телефону, хохоча и накручивая на палец волосы, пока тип на другом конце провода плакался ей на тему того, как его семья лишилась бизнеса, которым владела шестьдесят лет. Я выдернула свою карту из ее компа.

– Ну давай, Рипунцель, покажи свои фотки-находки, – сказал Лайнус, подманивая меня отманикюренным ногтем.

Я дала ему карту, и он вставил ее на этот раз в свою машину.

– О, вот эта с собачкой классная. А это… интересно, – сказал он на снимок кирпичной стены, обрушившейся рядом с детской площадкой. – Немного размыто. Ты на что снимала – на Кодак 1900 года?

Вслух я смущенно хихикнула, как идиотка. А про себя обозвала его упоротым долбохлыщом и вообразила, как он просыпается у себя в постели и вопит при виде собственных отрезанных яиц в банке.

Он промотал фейерверки, выбитые окна, парня, который колотит ногой в дверь жилого дома.

Вдруг умолк. И стал листать уже медленнее, внимательно вглядываясь в каждый кадр.

– М-м-м, да, попадаются довольно живописные, а? «Таких страстей конец бывает страшен». Кстати, это из Шекспира.

– Я знаю, – сказала я. – «Таких страстей конец бывает страшен, и смерть их ждет в разгаре торжества. Так пламя с порохом в лобзанье жгучем взаимно гибнут». [18] «Ромео и Джульетта».

Лайнус ничего не сказал. И вдруг перестал скроллить. Нашел главный кадр: я сделала с этого ракурса несколько снимков, но в фокусе был только этот один. На заднем плане – оскаленные морды собак, в воздухе вьется розовый дымок от фейерверков. Трое полицейских, прикрывшись щитами, дерутся с воинственными митингующими, а за ними пылает дерево. И на переднем плане, посреди общего замеса, лежат на земле два подростка – парень и девушка; они обнимаются и держат в ладонях лица друг друга, они беззвучны и безупречны, как молитва.

– Вау, – выдохнул Лайнус и откинулся на спинку кресла, не отрывая глаз от экрана.

Бунтари-возлюбленные. Они находились там всего несколько секунд, но я одним щелчком камеры их увековечила.

– Нравится?

– О да. Нравится. Очень, – проговорил Лайнус и снова откинулся в кресле. – Джефф, подойди-ка на секунду.

Джефф подошел прихрамывая (старая регбийная травма), поправил на переносице очки с полукруглыми стеклами и уставился на экран Лайнуса.

– Ни хрена ж себе. Это со вчерашнего? У нас в городе? А кто снимал?

– Я, – ответила я, видя, что Лайнус отвечать не собирается. – Вообще-то мне просто повезло, они там всего пару секунд лежали. Я увидела, как дерево горит, и тут он ее схватил и потянул вниз, и они вот так легли…

– Слушай, ну это просто гениально. Интересно, кто они такие. Отличный кадр, Рианнон. У нас тут, оказывается, собственный Дэвид Бейли [19] завелся, а? Ну ладно, Давина Бейли!

Я не знаю, кто такие эти Дэвид и Давина, но догадалась, что это комплимент. Иначе и быть не могло. Мы с Джеффом дружбаны. Все остальные считают, что он слегка не в адеквате. Он заикается и отплевывается, как старый паровоз, постоянно чешет и поглаживает себе мошонку так, будто у него там золотистый ретривер, и никогда не обновляет программное обеспечение на своем компе. Однажды я слышала, как он назвал Лайнуса мудозвоном и потом извинился, «потому что здесь дамы».

– Рон все еще говорит с «Таймс»? – спросил Джефф.

Мы дружно обернулись в сторону кабинета начальника. Через стекло казалось, что он погружен в видеопереговоры с головой мужчины, светящейся на мониторе.

– Да просто кадр уж больно удачный, чтобы мариновать его неделю. Слишком удачный. Я бы выложил его на сайт прямо сейчас.

Лайнус вулканической лавой выплеснулся из кресла, подлетел к двери Рона Пондичерри и семь раз решительно стукнул. А потом просто ввалился в кабинет.

– Ну ты молодчина! – сказал Джефф: мы с ним оба смотрели на монитор Лайнуса с такой гордостью, будто перед нами УЗИ-снимок нашего общего младенца. – Просто чума, Ри.

– Спасибо, Джефф, – сказала я, чувствуя, что становлюсь такого же цвета, как его красная вязаная кофта, только без пятен от мясной подливки.

– Спорим, босс бесится, что это не он сам снял, – заметил Джефф, кивая в сторону Лайнуса.

– Может быть, – пожала я плечами.

– Я – за любую возможность надрать задницу нашему красавцу, – со смехом сказал он и так мощно хлопнул меня по спине, что у меня ребра задрожали. – Смотри, чтобы он всю славу себе не присвоил.

– Да нет, ну как же это! В смысле, понятно, что он напишет статью, но ведь фотография – моя?

Джефф отхлебнул кофе и как-то неопределенно покачал головой.

– Он ведь не выдаст фотографию за свою, правда? – спросила я, чувствуя, как у меня темнеет перед глазами.

Он откашлялся.

– Кто ж его знает, как оно пойдет, детка. Кто ж его знает…

Вторник, 16 января

1. Мужчина на синем «Кашкае», у которого, как выяснилось, есть огромный далматинец. Сегодня он меня не унижал, но я его все равно ненавижу.

2. Миссис Уиттэкер, которая совершенно точно стянула из моего шкафа книжку. И / или, как мы подозреваем, зеленую шариковую ручку.

3. Дерек Скадд.

4. Уэсли Парсонс.

5. Люди, которые говорят «адвокадо», «маршмелки» или называют букву «h» «хэйч» вместо «эйч».

Вы ощущаете превосходство над своими друзьями?

Да, ощущаю. И я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в людях, но думаю, это почти у всех так. Да и с чего бы мне его не ощущать? Если у меня высшее образование, постоянная работа и я не клянчу денег у государства, как те, кто пользуется сертификатами на бесплатный детский сад и разживается налоговыми льготами для работающих семей. И мне действительно очень быстро становится с ними скучно. И с Крейгом тоже. И на работе. Но я это ловко скрываю. В своей Роли я просто неподражаема. Великий Леонард Коэн, ныне покойный, как-то сказал: «Играй того, кем хочешь быть, и скоро станешь тем, кого играешь». Я занимаюсь этим с тех пор, как закончились сеансы терапии. Они там решили, что я вылечилась, а на самом деле я им просто врала. Возможно, в один прекрасный день Роль станет моей второй натурой.

Но вот проявлять интерес – это трудно. Я собрала кое-какие подсказки, как сделать так, чтобы люди от тебя не разбежались.

1. Слушай – всем приятно быть в центре внимания. Мы разучились помалкивать, а люди это обожают.

2. Спрашивай, как у них дела, – даже если уже спрашивала, они как будто этого не помнят.

3. Выражай восхищение их стрижкой/похудением.

4. Подарки – фраза «Встретила это в магазине и подумала о тебе» часто творит настоящие чудеса.

5. Пеки безглютеновое печенье – беспроигрышный вариант, но обязательно всыпь туда чертову кучу сахара, чтобы забить отвратный вкус.

Кто-то назовет это подмазыванием. Я называю это инстинктом самосохранения.

Даже когда я дома, я играю роль. И никогда не знаю, в каком месте я настоящая, а в каком – играю. Интересно было бы понять, каково это – по-настоящему чувствовать, по-настоящему «быть». Наверное, ужасно утомительно. Проще утешить кого-нибудь онлайн, как было, когда у Люсиль умерла мать и она захотела поговорить в мессенджере. Тогда только мои пальцы набирали своевременные сообщения с соболезнованиями, а в остальном я была приклеена к очередной серии «Ученика» и пожирала шоколадные «Аэро Баблз» с такой скоростью, как будто они вот-вот выйдут из моды.

Вообще-то мне гораздо больше нравится тусить с детьми. В гостях, пока ставят чайник, я сижу в игрушечном домике, и дети приносят мне туда пластиковые тарелочки с маленькими жареными курицами, или же мы раскрашиваем картинки. У близняшек Мел – Хоуп и Молли – есть кое-какие вещи Сильванианов, которых нет у меня, так что мы играем в эти штуки или рассматриваем рекламный буклет «Сильваниан Фэмилис» и решаем, что еще нам оттуда хочется.

В этом «БаззФид» промахнулся. Я могу позволить себе сопереживать кое-каким представителям человеческой расы. Например, детям. Я не люблю, когда с детьми обращаются жестоко или несправедливо, потому что уж они-то этого точно не заслуживают. Никто из нас не заслужил того, что произошло в Прайори-Гарденз.

Это, кстати, входит в мой свод правил относительно убийств:

1. Будь подготовлена – тщательно проанализируй ситуацию и приступай к делу, только если знаешь, что победишь.

2. Заметай следы – особенно жидкие.

3. Во время процесса не забывай про Спектакль.

4. Никаких застежек-липучек: они лучший друг судмедэксперта.

5. Защищай беззащитных – детей, животных, женщин в опасности.

Вот, например, несправедливость: Дерек Скадд и две маленькие девочки. Однажды давным-давно «чрезвычайно опасный рецидивист» по имени Дерек Скадд отвел двух десятилетних школьниц к себе в квартиру познакомиться с котятами его кошки. Только никаких котят не существовало. И он заставлял девочек делать такие вещи, которые уничтожили все счастливые мысли в их головах. Конец.

Мысль о Дереке Скадде, разгуливающем на свободе, пожирает мои оставшиеся нервные клетки. Я должна увидеть, как этот человек умирает. Я должна сидеть на нем верхом, когда он будет умирать. Судью, который разбирал его дело, тоже нужно к едрене матери линчевать.

Мать одной из жертв – Мэри Толмарш – приходила сегодня в редакцию поговорить с Клавдией и Лайнусом в кабинете Рона. Я отнесла им латте и печенья со сливочной начинкой – и успела ее кое-как разглядеть. Короткая светлая стрижка. Свитер из «Джоулса». Синие джинсы. Туфли без каблука. Одежда неплохая, но лицо кричит совсем о другом: это лицо тряпичной куклы, забытой под дождем.

Я услышала короткий обрывок разговора: она упомянула Уиндуисл-корт – жилой комплекс на другой стороне парка, и название это она произнесла с такой яростью, что я подумала: возможно, там обитает Скадд. Еще я успела услышать, что он живет под вымышленным именем. От редакции до Уиндуисл-корт было минут двадцать на автомобиле, а от моей квартиры – десять минут пешком. После работы я поехала туда и стала дожидаться в машине. Но он так и не появился.

Около одиннадцати вечера вывела Дзынь на вечернюю прогулку. Крейг храпел, а мне не спалось. Я вертелась и подскакивала, изнутри меня опять что-то грызло, ноги дергались и не давали лежать спокойно. Мне просто необходимо было выйти на улицу. Я взяла обойные ножницы – так, на всякий случай, – но во всех наших обычных переулках и на тропинке вдоль канала нам не встретилось ни души. Может, и к лучшему. Состояние у меня было такое, что я бы, наверное, этого гада выпотрошила.

Так, ладно, теперь я умираю с голоду – пойду-ка погрызу чипсы и доем печенье с мармеладом. Я читала в интернете, что после полуночи калории уже не считаются. Или это только у гремлинов? [20]

Воскресенье, 21 января

Гада Скадда у Уиндуисл-корт по-прежнему не видно. Сегодня прождала его почти час. Начинаю думать, что неправильно услышала адрес. Возможно, завтра сгоняю в Уиннипег-корт. Или на Уинчестер-роуд. А еще есть Уильямсон-террас. Первая буква там железно была «У». Он где-то здесь, в этом городе, ходит по этим улицам и дышит моим воздухом.

Закупились продуктами на неделю. Мы перенесли день продуктовой закупки на воскресенье, чтобы в промежутке только иногда что-нибудь докупать, и, по-моему, так лучше. По воскресеньям народу меньше, а значит, я буду меньше беситься. От Крейга проку было не больше, чем от люка в спасательной шлюпке. И, господи боже, как же бесят те-кому-за-семьдесят. Я согласна на какое угодно количество орущих детей, которые носятся по рядам супермаркета и врезаются носом в мою тележку, только избавьте меня от восьмидесятилетней статуи, которая застопорилась перед отделом рыбных консервов и пытается принять решение, что лучше – тунец в собственном соку или паштет из крабов, десять, сука, минут, без проблеска осознания того, что люди пытаются протиснуться к анчоусам.

И раз уж я заговорила о покупке продуктов, откуда такая дороговизна в сфере куриц на свободном выгуле? Просто дайте мне курицу, которая с кудахтаньем бегает по лесу, там же ее трахают и там же ощипывают, – и все, мне больше ничего не надо. Совсем необязательно кормить ее бриллиантами, ничего такого.

Кстати, диета закончилась. Вернувшись из супермаркета, я уговорила два круассана – просто назло своей жирной заднице. После чая пройду с Дзынь несколько миль – один из двух растрясу.

Пятница, 26 января

Сегодня в моем убойном списке не будет никого, потому что сегодня я всех люблю. Шутка.

1. Весь мир

В жизни moi [21], Рианнон Льюис, произошло нечто восхитительное. Утреннее телешоу «Ни свет ни заря» – ну знаете, кричаще-розовые диванчики, улыбки в пол-лица и перманентный загар – включило меня в шорт-лист конкурса «Женщины нашего века».

МЕНЯ!

Хотят в конце месяца взять у меня интервью в прямом эфире. Я встретилась с Мел и Пидж в «Коста-кофе» (у нас как раз совпало время обеденного перерыва) и сразила их этой сногсшибательной новостью. Мел чуть не взорвалась.

– ЧТО? КАК ЭТО? – она была конкретно выбита из колеи тем, что у меня будут свои пять минут славы на национальном телевидении и говорить я в эти пять минут буду не о ее свадьбе, а о чем-то другом.

Пидж бросила на двоюродную сестру осуждающий взгляд.

– Извини. Прайори-Гарденз, да?

Когда говорят о тех событиях, называют их просто Прайори-Гарденз или Происшествие в Прайори-Гарденз. Ну сделали себе очередное удобное сокращение – вроде Данблейна [22] или Колумбайна [23]. И больше ничего не надо говорить – все сразу всё понимают.

– В ближайшие недели о себе будут рассказывать десять женщин, и я одна из них. Но понятно, что я не выиграю.

Последнюю фразу я добавила просто из кокетства, потому что прекрасно знала, что обойти меня сможет разве что какая-нибудь уж совсем икона.

– Что значит, ты не выиграешь? – возмутилась Пидж. – Перестань, тут нужен позитивный настрой!

– А кто еще в финале?

Во взгляде Мел читалась отчаянная надежда, что конкурентки у меня такие сильные, что шансов на победу у меня не больше, чем у котенка в печи для пиццы.

– Ну, во-первых, женщина, которая очень долго не выходила из дома, а потом сбросила девятьсот фунтов и стала учительницей физкультуры. Еще – адвокат-правозащитница, которая спасла целую толпу сирийцев…

Улыбка у Мел начала подергиваться.

– …какая-то женщина-политик без рук и ног, которая прошла через всю Канаду. Библиотекарша-трансгендер, больная диабетом, взявшая под опеку более тысячи детей. Ну и еще две тетки, которые десять лет просидели взаперти в подвале. Кажется, это все.

Мел засмеялась. Реально.

– О боже. Похоже, жесткая будет борьба. Возможно, жюри тебя пожалеет, потому что ты тогда была ребенком.

– Вообще-то Малала [24] тоже была ребенком, когда ее подстрелили, – сказала Пидж и шумно втянула в себя флэт уайт. – И все-таки то, что тебе пришлось пережить, Ри, – это просто немыслимо. Ты обязательно должна что-нибудь выиграть. Какая у них там система – золото, серебро, бронза?

– Вряд ли. Слушайте, ну вы же не забыли, что я несколько лет была национальным достоянием? – сказала я, слегка взбешенная тем, что они так уперто убеждены в том, что я непременно проиграю. Нежным душистым горошкам вроде меня жизненно необходимо всеобщее внимание, иначе мы чахнем.

Пидж пососала кончик своей французской косички и бросила на Мел такой взгляд, что я буквально услышала, как он хлестнул ее по лицу.

Мел вздохнула и положила еще два кусочка сахара себе в латте.

Ну уж нет, подумала я, идите к черту. У меня есть ВСЕ шансы победить. Видеозапись, которую вечно пускают во время моих интервью, – ту, где мое безжизненное тельце выносят из дома двенадцать по Прайори-Гарденз, – всегда вызывает у людей слезы. И та запись, где я сижу и молчу рядом с папой на диване в передаче «Сегодня утром», и документальный фильм, который сняли на Би-би-си, чтобы отпраздновать мой выход из больницы. Да я была, мать вашу, ГЕРОИНЕЙ – ну, в стародавние времена. Ну ладно, с тех пор прошло уже больше двадцати лет, но все же. Когда это случилось, я была намного младше, чем Малала, и с травмой справилась ни хрена не хуже, чем она, а может, даже и лучше.

Я хотела продолжить отстаивать свое право на победу, но было поздно: корабль нашей беседы уже поднял паруса.

– Слушайте, возвращаясь к теме свадьбы, представляете, тетка с тортом меня обломала: не прошла гигиеническую сертификацию! У нее в расстоечном шкафу нашли мышиные какашки. Ситуация – полный пипец! Ри, можешь дать номер той женщины, которая делала лимонный кекс для Крейга?

Среда, 31 января

1. Люди, которые митингуют, и из-за них отменяется «МастерШеф».

Сегодня меня бесят даже младшие редакторы. Они все такие зашибенно предсказуемые, такие довольные.

Билл-Яйцетряс (тот, который ежедневно напоминает нам о том, что он пережил рак яичка, даже когда разговор вообще никаким боком не касается ни рака, ни яиц) ВСЕГДА приносит с собой на обед сырный ролл и пакет чипсов, а по телефону говорит фразочки вроде «всего наилучшего» и «молодчага».

Кэрол поет в хоре, живет без мобильника и со строгой периодичностью носит все время одни и те же два платья, одно – розовое с высокой фиолетовой горловиной, второе – зеленое с красной высокой горловиной.

Еще есть Эдмунд, наш редакционный «краш», слегка экзотичный (родился в Швейцарии, учился в частной школе, мажор до мозга костей) и со стрижкой как у моего шестилетнего племянника. Он никогда не ругается, а вместо этого пользуется восклицаниями вроде «офонареть» и «божечки» и каждый день в 11:32 открывает банку диетического «Лилта». В одиннадцать. Тридцать. Два. Ни минутой позже.

Я все утро обновляла сайт и странички наших соцсетей: Клавдии хочется «больше интерактива с подписчиками». Вечеринка «Приходи со своей метлой», состоявшаяся после беспорядков, получила большой отклик, и Клавдии захотелось «разогреть аудиторию инстаграм [25]-странички». Как можно разогреть кого-нибудь темой уборки? Тверк со шваброй? Фото в широком полуприседе верхом на метле? О каком разогреве может идти речь, если у нас на страничке люди в костюмах Робин Гуда танцуют на лужайке английские народные танцы, а представительница Женского института читает лекцию о пуговицах? Наш инстаграм – это сплошь цветочные композиции, любительские снимки с Ярмарки Еды, где толстые мужики едят копченую свиную шею, и одна фотография, на которой завхоз Эрик грузит ящики. Мне не разрешается постить туда что-нибудь хотя бы призрачно интересное типа мертвого наркомана в парке или женщины, которая въехала на инвалидном электроскутере в реку. Господи, это была просто убийственная ржака. Я тогда впервые в жизни чуть не описалась в общественном месте, если не считать вечеринки в честь моего двадцатиоднолетия.

Рона сегодня не было. Хочу попросить его о повышении зарплаты – ну или хотя бы спрошу, есть ли у него представление о том, когда будет назначена стипендия на журналистское обучение. Каждый год в январе они выбирают одного стажера, и он отматывает у них срок, пока не дослужится до какой-нибудь должности постарше. Лайнус и сам начинал как младший сотрудник, и Клавдия тоже, и Майк Хит. Ну конечно же, после всех материалов, которые я для них подготовила, они увидят, что мне просто необходимо получить нормальное специальное образование. У меня тут и конкурентов-то нет. Стипендия должна достаться именно мне.

Вот лишь малая часть дополнительной – то есть такой, которую я не включила в свое резюме, – работы, выполненной мною в редакции за последние три года…

1. Статья о закрытии старого кинотеатра.

2. Статья об усадьбе Риллингтон, площадке для проведения свадеб экстра-класса.

3. Статья о закрытии городского бассейна плюс эксклюзивное интервью с участником демонстрации, запустившим в шефа полиции использованным презервативом.

4. Тест-драйв нового «Ауди» плюс подробный отчет.

5. Бесчисленные рецензии на фильмы (если мне придется выдержать еще одного «Бонда», очередной «Марвел» или новую Киру Найтли, я подложу под ксерокс бомбу!).

6. Сто миллиардов интервью с парами, празднующими золотую свадьбу, – с пугающе волосатыми лицами, в гостиных, пропахших мочой, с чаем, подернутым жирной пленкой, разлитым по щербатым чашкам, и непрекращающимися рассказами про их автомобиль «Моррис Майнор».

Я могла бы продолжать бесконечно. И, поскольку это мой дневник, я и в самом деле продолжу…

7. Предоставление Дзынь в качестве подопытной крысы в распоряжение нового салона красоты для собак на Милфорд-стрит, хотя это ее травмировало и у нее потом на ухе была сыпь.

8. Фотографии для статьи об электростанции.

9. Фотографии для статьи о беспорядках.

10. Фотографии для раздела «Сельская жизнь» (богатые папики в крикетном клубе).

11. Отзывы на двенадцать ресторанов под псевдонимом Гастон Анфуаре.

12. Еженедельные походы в суд на слушания дел нарков, которых штрафуют за мухлеж со страховкой, скандал в «Бургер Кинге» или попытку трахнуть голубя.

13. Освоение стенографии.

14. Освоение юридической лексики.

15. Умалчивание о бесконечных сексистских и просто неприличных комментариях Лайнуса, о том, что Майк Хит воняет котами, и о том, что Клавдия просто в целом злобная стерва.

И тут нет еще даже половины всего, что я для них сделала!

После обеда кто-то раздавал пончики, и я один съела. Иди лесом, талия.

По дороге домой опять заехала в Уиндуисл-корт. По-прежнему ни слуху ни духу от Нашего Общего Друга. За углом находится дом с квартирами для престарелых и инвалидов под названием Уинчестер-плейс. Я припарковалась у ворот и стала наблюдать за людьми, которые выходили из дома. И за теми, которые входили. Внимательно осмотрела всю улицу в поисках красноречивого «педо-граффити» или стариканов в зеленых дафлкотах. Ничего. Боюсь, поездки туда мне вредят. После них мне еще нестерпимее хочется убивать. Но не ездить туда еще хуже, потому что тогда получится, что у меня нет вообще ничего. Только жизнь. И Крейг.

«МастерШефа» сегодня отменили ради экстренного выпуска «Панорамы», посвященного кампании жесткой экономии. Вскользь осветили и наш бунт – у Рона вместе с мэром взяли на эту тему интервью. Я швырялась орешками в экран, как в тот раз, когда его показывали в «Погоне» [26]. Но его все равно оттуда быстро вышвырнули, спасибо Олли Мёрсу [27].

И мне, и Крейгу готовить было неохота, поэтому мы пошли за «Нандос» [28]. Целлюлит, какие-то вопросы?!

Четверг, 1 февраля

1. Лайнус Сиксгилл.