
Полная версия
Она не пыталась себя оправдать. История Элены Веги
– Нет, я слышал только крики.
– Слышали ли вы, что женщина угрожала мужчине убийством?
– Нет, только спор.
– Благодарю. – Адвокат обернулся к залу. – Это был обычный конфликт работодателя и женщины, которая не захотела быть частью его схем. Ничего больше.
– Дон Мануэль, расскажите подробнее, что именно происходило после хлопка двери. – снова вернулся к вопросам прокурор.
– Я понял, что женщина закрылась в ванной. Мужчина кричал, стучал в дверь и требовал открыть. Долгое время она не реагировала, но потом всё же дверь отворилась.
– И что вы услышали дальше? – надавил прокурор.
– Там началась возня. Сначала громкий шум, словно с полки посыпались вещи. Потом начались крики, очень резкие, и стоны… Такие, что казалось, женщину душат.
В зале поднялся шум, несколько присяжных судорожно записывали. А один из присяжных, делал рисунки. Странные казалось он фиксирует карту событий.
– Сколько это продолжалось? – уточнил прокурор.
– Несколько минут. Потом всё совсем стихло. Было такое ощущение, что там… – свидетель прервался, глотнул воду.– Что там произошло непоправимое.
Прокурор снова обратился к присяжным голосом который выдавал его уверенность в том, что виновность Элены доказана:
– Даже посторонний человек понял, что в той ванной произошло что-то ужасное. Спор, насилие, а затем – тишина. Совпадение? Нет. Это и был момент, когда всё решилось.
Адвокат снова вскочил:
– Возражаю! Всё, что сказал свидетель является его догадками. Он не видел, что происходило за закрытой дверью. Да, в ванной был беспорядок, но и это зафиксировано следствием – ни следов крови, ни признаков насилия там не обнаружено. Тело Рафаэля Ортеги нашли в гостиной, в кресле, где он уснул, и именно там он получил смертельный удар ножом. Эксперты чётко подтвердили, что убийство произошло в гостиной и тело не переносилось.
Судья постучал молоточком, фиксируя завершение допроса. Присяжные переговаривались вполголоса, а в это время в голове многих уже складывалась своя картина той ночи.
В Испании середины девяностых уголовные дела такого масштаба курировала Национальная полиция. Именно её криминалисты приезжали на место преступления в Мадриде, а дальнейшее расследование шло под контролем судьи-инструктора. Экспертизы выполняли судебные медики, работавшие при трибунале. Методика работы была иной, чем сегодня. В квартирах преступлений появлялись не блестящие чемоданчики с цифровыми приборами, а люди с плёночными фотокамерами. Каждая деталь фиксировалась, будь то кресло, в котором застали смерть, пепельница с недокуренной сигарой, пятна на ковре или разлитое шампанское на журнальном столике. Фотограф щёлкал сериями, зная, что проявка займёт не один день, и каждая плёнка будет вещественным доказательством сама по себе.
Следователь диктовал описание вслух: «кресло у окна, тело в положении сидя, нож в груди…» и секретарь набирал машинописным шрифтом каждое слово. Исправления были недопустимы, так как любая помарка могла вызвать сомнения в суде, поэтому протоколы становились почти ритуалом точности.
В ванной комнате тоже работали педантично. Замеряли расстояния до полок, фотографировали упавшие флаконы, полотенца и пятна на плитке. Но именно там не нашли кровь или любые другие следы, которые могли бы указывать на убийство. Тогда наука только начинала шагать в сторону молекулярной биологии и решающими оставались именно такие бумаги с печатью и подписью эксперта. Но для дела Элены Веги, слова соседей звучали громче и эмоциональнее, чем сухие строки протоколов и на весах правосудия никогда не было ясно, что окажется тяжелее – эмоции толпы или печать криминалиста.
Глава 3
За двенадцать часов до предъявления обвинения.
– Ты подписала контракт!– голос Рафаэля раздался громом по гостиной. – Твоё тело принадлежит мне!
Элена стояла напротив него, в белом платье, которое теперь казалось слишком тесным и невинным для этой тёмной комнаты. Сердце било в виски, но она отвечала твёрже, чем ожидала сама от себя:
– Я подписала бумаги на работу, Рафаэль,– прошептала она. – Но не на то, чтобы ты продавал меня.
– Булочка моя! Это не продажа, а всего лишь аренда. Поработаешь в Париже, всего два месяца. – проговорил он ласково, как ребёнку. —Мне нужно доказать этому Леону, что мой формат шоу самый лучший, а этот Молен Руж уже изжил себя, никому не нужны эти детские спектакли.
–И ты хочешь сказать, что месье Леон ждёт меня только в качестве высококвалифицированного управляющего? Не смеши меня! Ты видел как он смотрит на меня. Он спит и видит, как отымеет меня на своём столе.
– Иметь тебя позволено только мне. Ты помнишь, что случилось с Хавьером. Этим ублюдком, который позарился на тебя? Ты моя! – сказал Рафаэль, затем подошёл к Элене и попытался обнять её, но она отстранилась.
–Я устала! Больше не хочу. Каждый раз когда приходит новая девушка, мне нужно ей объяснять, что это не проституция. Но по факту эта она и есть, пусть даже и за большие деньги!
– Эти суки сами не знают чего хотят! В борделе их бы имел каждый прохожий за пару песет. А здесь это искусство. Ну транхнут их пару раз, ну это же только в удовольствие!
–Рафаэль! Я тебя не узнаю! Когда ты стал таким жестоким? Ты начал пугать меня.
Он снова попытался её обнять, но она оттолкнула его и уже сделала пару шагов назад, как он силой схватил её:
–Ты не уйдёшь! Без меня у тебя ничего не было бы! Должна до конца года. Это условие. Я купил твой талант, имя и блеск. Всё остальное к этому приложено.
– Сегодня я уйду! – крикнула она, вырвавшись из его хватки, потом наклонилась к нему и прошептала. – Даже если потеряю всё.
Слёзы, такие редкие для неё прорвались потоком, как сломанная плотина. Она прикрыла лицо ладонями, но плечи выдавали её дрожь. А ведь когда-то он никогда не позволял ей плакать. Даже в кино, на самых горьких сценах, когда на её глазах предательски наворачивались слёзы, Рафаэль всегда замечал первым. Его рука тогда мягко прикосалась к её щеке, стирала влажный след, а губы прижимались к виску, словно обещая защитить от любого горя. Он умел быть опорой, и именно в этой заботе заключалась его власть.
– Я больше так не могу…– почти беззвучно сказала Элена.
Она развернулась и быстрым шагом скрылась в ванной. Щеколда щёлкнула. Внутри загудел кран, и звук воды смешался с её приглушённым рыданием. Рафаэль остался в коридоре. Ещё секунду назад его голос гремел, а теперь он вдруг стал ниже и мягче:
– Элена… открой.
Затем прижался лбом к двери, ладонью скользнул по прохладной деревянной панели, словно пытался почувствовать её дыхание через неё.
– Я не могу слышать, как ты плачешь. Понимаешь?
С той стороны ответом были лишь всхлипы и хриплое дыхание.
– Я перегнул…– прошептал он в щель двери. —Прости. Я хотел как лучше, чтобы у тебя было всё… Чтобы ты сияла ярче всех. Но когда ты плачешь, я чувствую себя нищим, никем. Открой, пожалуйста. Только дай мне увидеть твои глаза.
Он стукнул кулаком по двери, но не сильно, скорее умоляюще, чем требовательно.
– Я не могу слышать твой плач. Лучше бей меня, кричи… только не молчи там.
За дверью она всхлипнула ещё громче, и он, обессилев, присел на корточки у порога, всё так же прижимаясь лбом к двери, как будто это был её плечом. Прошло буквально несколько минут, как щеколда дёрнулась и дверь приоткрылась, Рафаэль сразу шагнул внутрь. Элена сидела на краю ванной, взгляд был опущен, плечи сгорблены. Слёзы уже высохли, но эта тишина в её лице была пугающе холодной. Он подошёл к ней и опустился на колени, осторожно приподнял её голову за подбородок.
– Не будет никакого Парижа, если не хочешь,– сказал он почти умоляюще. – Только скажи, что останешься.
Она молчала и оно было страшнее любых проклятий для него. Он опустил лоб ей на колени, а ладони лёгкими рывками прижались к ним, словно искал в этом опору. Пальцы начали скользить под платьем – вверх, медленно, как по натянутым струнам, и в каждом движении звучал вызов.
– Хватит! Отстань! – выкрикнула она, резко оттолкнув его.
Элена поднялась, но он не встал, наоборот, крепче обнял её ноги, прижимаясь щекой к бедру.
– Если ты уйдёшь, я пропаду,– хрипел он. – Я не смогу без тебя.
Эти слова звучали не угрозой, а признанием в собственной зависимости. Он провёл ладонями по её бёдрам выше, одна задержалась, продолжая удерживать, вторая легла чуть сильнее, проверяя предел её сопротивления.
– Пусти!– она вцепилась в шторку, пытаясь вырваться.
Он не отпустил только сильнее сжал объятья, затем провёл пальцами вдоль линии её платья, едва касаясь и это снова была его игра с её телом – то дразня, то удерживая. Сочетание этого прикосновения и его слов, сказанных отчаянным голосом, сводило её с ума, она терялась. Эмоции которые он давал ей, перекрывали всё ужасное, что происходило за стенами клуба.
Шторка не выдержала и с треском рухнула вниз, увлекая её за собой. Она оступилась, теряя равновесие навалилась на его спину. В эту секунду борьба превратилась в странное переплетение её отчаянных рывков и его властных прикосновений. И где-то в этом хаосе, между её «нет» и его «не уходи», рождалась та самая «возня», которую спустя недели сосед перескажет суду как доказательство трагедии.
Рафаэль поднял её, обхватив за бёдра, смахнул всё с тумбы раковины и флаконы, мыло, духи разлетелись о плитку. Усадил её на холодный мрамор, затем ладонью прижал за шею к зеркалу, отражение исказилось, разделив его на две тени. Он наклонился к уху, и поцелуи там были мучительно близки к крику, который она не могла произнести. Элена пыталась сказать хоть слово, но из горла вырывались только рваные стоны, смешиваясь в протест и предательство собственного тела.
Его руки мгновенно рванули ткань на груди, и платье разошлось, обнажив её. Он схватил обе груди ладонями, прижался лицом к изгибу между ними, жадно вдыхая запах, как наркоман, которому нужна была доза. Она, не понимая, зачем, схватила его за голову и прижала к себе, словно стараясь удержать и оттолкнуть одновременно.
Продолжая удерживать, он выхватил душ, сорвал с крепления и включил воду, тонкой, но резкой струёй, сконцентрированной в одну точку. Сначала провёл по шее, оставив влажный след, затем замер у груди, очерчивая каждый сосок, пока она запрокидывала голову, не зная, куда бежать от этого мучения. Вода опустилась ниже к животу, и задержалась там, нарочно медленно, чтобы она успела напрячься и ждать, а потом он резко направил струю туда, куда она меньше всего хотела. Элена вскрикнула, но его рука на её горле не дала звуку прорваться. Получился не крик, а глухой хрип, такой, что в соседней комнате могло показаться борьбой насмерть.
Когда Рафаэль в собственном блаженстве, чуть расслабил хватку на шее, она проговорила:
– Я тебя ненавижу.
– Ненавидишь?!– спросил он, затем подхватил её и положил на плечо. – Пойдём ты покажешь мне как сильно ты меня ненавидишь.
Он подхватил её, закинул на плечо и понёс по коридору. Её кулаки слабо упирались ему в спину, но уже без прежней силы, сопротивляться было бесполезно. На кухне он опустил её на столешницу. Холод камня обжёг сквозь тонкую ткань платья, ноги Элены оказались почти целиком на столе, и она опустилась в немом ожидании. Рафаэль открыл ближайший шкаф. Лязг металла и на поверхность один за другим вывалились кухонные ножи. Он разложил их прямо перед её коленями, как странную коллекцию, сверкающую в свете лампы.
– Вот,– сказал он спокойно. – Хочешь выразить ненависть? Выбирай. Какой больше подойдёт?
Элена смотрела на него широко раскрытыми глазами, голос её сорвался на шёпот:
– Ты ненормальный.
– Ненормальный?– он усмехнулся, словно это слово его даже порадовало. – Может быть, но только так ты наконец скажешь правду.
Он взял один из ножей, узкий, с острой длинной кромкой. Вложил его ей в руку. Его пальцы сомкнулись поверх, и лезвие оказалось направлено прямо к его груди.
– Ну же,– произнёс он хрипло, прижимая нож к своему сердцу. —Вот сюда. Если ненавидишь, тогда не дрожи, просто сделай это.
Лезвие слегка царапнуло ткань его рубашки, и Элена почувствовала, как непроизвольно сжимает рукоять, хотя в глазах был только ужас.
– Мы две половины одного целого. Нам не жить без друг друга. Ты тоже это понимаешь.
Рафаэль вдруг разжал её пальцы и нож со звоном упал на столешницу, и уже через мгновение он снова обхватил её, поднял, развернул и уложил лицом вниз. Его рука нежно прижала спину к холодному камню, не давая подняться. Он склонился к ней, коснулся губами плеча и, словно в насмешку над её покорностью, укусил кожу. Элена глубоко вздохнула, то ли от боли, то ли от того, что это было неожиданно мягко после всего. Затем снова взял нож. Завёл лезвие под край платья и рассёк прямо по шву. Провёл тыльной стороной ножа вдоль позвоночника, от лопаток вниз, и лишь ближе к пояснице острие чуть приблизилось к коже. От этого жеста у Элены по спине пробежала дрожь.
Подцепил лезвием тонкую лямку её белья и одним движением перерезал её. Потом прижался губами к её копчику и нежно прикусил. Она застонала, уже не понимая, от чего сильнее кружится голова от страха или от странного удовольствия. Лезвие сверкнуло и разлетелась вторая лямка. Ткань упала на пол и его нога случайно закинула её под кухонную тумбу.
Игра продолжилась, он зажал нож между зубами, и стальной блеск на миг осветил его хищную улыбку. Он подхватил её на руки и понёс из кухни. Элена, обессиленная и разорванная между нет и собственным телом, почти не сопротивлялась, только руки чуть хватали его за плечи. В гостиной он усадил её в кресло, то самое, где начинался их спор, где звучали его крики о контракте и слова об уходе. Теперь же это кресло стало троном его власти и ареной её бессилия.
Он выпрямился, вытащил нож изо рта и, покрутив его в руке, положил на подлокотник рядом с её бедром. В его взгляде мелькнуло торжество, и с хриплым смешком он произнёс:
– Всё это было только началом. Самое интересное будет впереди.
Элена опустила глаза, чувствуя, как холод металла рядом с кожей и тепло его тела над ней превращают ночь в ловушку, из которой уже невозможно вырваться.
…
И снова вернёмся в зал судебного заседания.
Судья обвёл взглядом по залу и сухо произнёс:
– Есть ли у сторон дополнительные вопросы к свидетелю?
Адвокат поднялся первым, коротко покачал головой.
– Нет, Ваша честь.
Прокурор тоже не стал тянуть паузу:
– Вопросов больше нет.
– Благодарю, дон Мануэль,– обратился к свидетелю судья. —Вы можете вернуться в комнату и ожидать там. Возможно, мы ещё обратимся к вам повторно.
Сосед поднялся, сдержанно поклонился и направился к двери. За ним плотно закрылась створка, и на мгновение в зале образовалась тишина, в которой каждый понимал, что следующая фигура на доске может перевернуть всю партию.
Судья посмотрел в бумаги, а затем, постучав молоточком, объявил:
– Пригласите в зал следующего свидетеля. Домработница сеньора Рафаэля.
Дверь открылась, и в зал вошла невысокая женщина в строгом платье. Она держалась немного отстранённо, сцепленные перед собой руки выдавали волнение. Она села, положила сумку у ног и дождалась, когда судья обратится к ней.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Кармен Рохас, – тихо сказала она. – Работала у сеньора Рафаэля домработницей.
Прокурор дождался, пока в зале стихнут разговоры, и задал первым вопрос:
– Сеньора Рохас, скажите, сколько лет вы проработали у сеньора Рафаэля?
– Шесть лет,– уверенно ответила она.
– За это время вы наблюдали и за его домом, и за теми, кто в нём жил. Что вы можете сказать об обвиняемой, о сеньорите Элене?
Кармен вдохнула, словно собираясь с силами, и посмотрела прямо в сторону присяжных:
– Она не сразу стала жить с ним. Где то полгода назад, я начала замечать, что сеньор Ортега очень сильно изменился. И я сразу поняла, что у него кто-то появился. Спустя месяца три они стали приходить вечером вместе и она ночевала. Я обычно ухожу, часов в восемь. Оставляю ужин на плите и чистые рубашки. И как раз они где-то в это время приходили. Сначала она казалась мне очень весёлой и милой. Знаете, такой, немного с детской небрежностью. Потом я стала замечать её гордыню, словно пришла из мира, где нет ни пыли, ни тяжёлой работы, но позже…– её голос чуть сменил тон. – Она поменялась. Глаза становились всё темнее, а походка медленнее. Улыбалась только при гостях. И вот где то за месяц до трагедии, Элена начала жить уже постоянно. Привезла некоторые вещи. С этого момента в доме была чаще тишина, нежели смех.
В зале снова пробежал ропот. Кто-то из присяжных записал слово «менялась» крупно, на всю страницу.
– Значит, вы хотите сказать, что обвиняемая выглядела несчастной в доме сеньора Рафаэля?– продолжил прокурор.
– Я бы это сказала, по-другому. Она выглядела потерянной.– пожав плечами, ответила Кармен.
Судья кивнул адвокату:
– У вас будут вопросы к свидетелю?
Карлос поднялся, медленно поправил галстук и подошёл ближе к трибуне, словно намеренно тянул паузу.
–Сеньора Рохас, давайте вернёмся к тому утру. Во сколько вы пришли в дом сеньора Ортеги?
– Примерно, в восемь тридцать, может чуть позже я задержалась в холле разговаривала с консьержем. Он ругался, что кто-то ночью перевернул пепельницу у входа. Я помогала ему убрать.
–Когда вы вошли, где находился хозяин?
– Я его не видела сразу. Сначала пошла на кухню.
– И что там было?
– Всё было разбросано: посуда, банки, какие-то вещи. Я подмела, вытерла стол.
– То есть вы убрали беспорядок до того, как обнаружили труп?– уточнил адвокат, глядя ей прямо в глаза.
– Да. Я думала, что это просто следы ссоры.
– Благодарю.– Карлос сделал шаг к присяжным. – Уважаемые, обратите внимание, свидетельница изменила обстановку до приезда следствия. Это означает, что часть улик могла быть уничтожена.
Прокурор вскочил:
– Возражаю! Это инсинуации! – почти крикнул прокурор, вскакивая с места.
– Возражение отклонено, – произнёс судья. – Продолжайте, адвокат.
Карлос снова повернулся к Кармен:
–После кухни вы пошли в гостиную. Что там произошло?
– Я увидела сеньора Рафаэля… в кресле. С ножом в груди. Я закричала.
–И дальше?
–Я побежала искать Элену. Нашла её в спальне. Она спала, без одежды, и на руках у неё была кровь.
– Кровь, говорите?– Карлос прищурился. – Вы видели, как она получила эти следы?
– Нет.
– Может ли быть так, что кровь попала на неё, когда она пыталась прикоснуться к телу хозяина?
– Я не знаю.
– Именно, вы не знаете,– голос адвоката зазвенел в зале. —Вы нашли девушку спящей, под утро, и не можете сказать, что произошло на самом деле.
Кармен опустила взгляд, вернув руки в замок.
– Последний вопрос. – Карлос выдержал паузу. – Когда вы вошли в спальню, она сразу проснулась от вашего крика?
– Нет. Мне пришлось трясти её за плечо, чтобы разбудить. Она была как под снотворным.
– Благодарю. У меня больше нет вопросов.
Судья уже собирался закрыть допрос, но прокурор поднялся, слегка наклонившись вперёд:
– Ваша честь, у меня ещё один вопрос.
– Разрешаю, – кивнул судья.
– Сеньора Рохас, вы сказали, что нашли подсудимую спящей. Что произошло дальше, когда вы смогли её разбудить?
– Она открыла глаза, но смотрела как бы сквозь меня. Я трясла её за плечи, звала по имени. Тогда она подняла руки, и я снова увидела кровь. Элена не сразу заметила её, но когда уже пришла в себя, положила их вот-так на колени. – свидетельница показала присяжным как именно это было. – и несколько секунд смотрела на них.
– Что потом она сделала? – уточнил прокурор.
– Закричала и расплакалась. Спрятала руки под одеяло, и пыталась стереть кровь о простынь. Я успокаивала её, но в этот момент уже сбежались соседи. Они услышали мой крик.
– То есть при свидетелях она находилась в спальне, с кровью на руках?
– Да, именно так.
Прокурор повернулся к присяжным:
– Обратите внимание, эти показания ясно подтверждают, что в доме никого больше не было. Свидетельница нашла тело, а подсудимая – единственная, кого обнаружили рядом, с кровью на руках.
– Свидетель вы можете быть свободны. Благодарим вас, сеньора Рохас. – постучал молоточком судья успокаивая присутствующих, и одновременно заканчивая допрос.
Кармен поднялась, низко опустив голову, и вышла из зала, а в воздухе повисло ощущение, что простые её слова обнажили больше, чем хотелось защите. А ведь адвокат в чём-то был прав. Многие из улик в том утреннем хаосе исчезли бесследно. Кармен действовала так, как действовала всю жизнь, просто убирала за хозяевами, не задавая вопросов. Она подмела кухню, смыла пятна с плитки, сложила на место посуду, и даже когда увидела на полу кухни изрезанное бельё Элены, не придала этому значения и просто выбросила, как вещь, лишенную всякого приличия.
Глава 4
Рафаэль толкнул дверь плечом и первым делом вдохнул запахи кухни. В прихожей витал аромат тушёного мяса с розмарином, вина и свежего хлеба. Дом дышал уютом, которого Элена не ожидала. Ей казалось, что он будет похож на него самого – строгий, полный роскоши и тайн, а оказалось, что здесь царила простая, почти деревенская забота.
В гостиной их уже ждала женщина лет пятидесяти, крепкая, с тёмными волосами, собранными в пучок. Она улыбнулась, вытирая ладони о белый фартук.
– Всё готово, сеньор, как вы просили,– сказала она и взглянула на Элену с живым любопытством.
– Кармен,– представил Рафаэль, – моя верная хозяйка. Она здесь всё держит в порядке, без неё этот дом превратился бы к холостяцкую берлогу.
– Да что вы, сеньор, – отмахнулась та, но в голосе звучала гордость. – Вы мне уже как сын.
Затем она повернулась к Элене и слегка склонила голову:
– Добро пожаловать! – протянула она ей руку. – Надеюсь, вам здесь будет хорошо.
– Спасибо. Я Элена.– сделав шаг навстречу, ответила рукопожатием.
В этот момент из кухни вышла стройная молодая девушка с распущенными каштановыми волосами и в простом платье, но с осанкой, которую невозможно было не заметить. В её движениях было что-то отрепетированное, каждая линия тела словно знала своё место.
– Это моя дочь, Селия,– горделиво сказала Кармен. – Она поступила в танцевальную академию, на балет. Скоро мы увидим её на большой сцене.
Девушка улыбнулась, чуть смущённо поклонившись. Ей было не больше восемнадцати, и в этой улыбке светилась юная уверенность в будущем.
Рафаэль подошёл ближе, коснулся её плеча лёгким жестом и сказал:
–У тебя прекрасные данные, niña. Балет – это не просто сцена, это дисциплина и красота. Надо уметь держать публику в напряжении.– его взгляд задержался на ней на мгновение, но этого хватило, что бы Элена заметила.
Селия ответила тихим спасибо, опустив глаза, но её щеки залились краской. Кармен тут же сжала руку дочери и добавила, словно извиняясь за задержку:
– Ну, мы пойдём. Не будем вам мешать. Всё, что нужно, вы найдёте на столе.
Она сняла фартук, аккуратно повесила его на спинку стула, и, забрав сумочку, направилась к двери. Селия послушно последовала за ней, но перед тем как выйти, ещё раз бросила короткий взгляд на Рафаэля, который уже развернулся к Элене провожая её к столу.
Пройдя в гостиную, он зажёг свет подвёл, и отодвинув стул, пригласил присесть. Она опустилась на край, чувствуя, как ткань платья натянулась по бедрам. Его рука молниеносно открыла бутылку и разлив вино в бокалы, он тут же сделал глоток.
– Я не знал, что тебе по вкусу, – сказал он негромко, ставя бутылку на скатерть. —Поэтому попросил Кармен приготовить всего по чуть-чуть. Здесь и мясо, и рыба, овощи, хлеб, даже десерт она оставила.